Наблюдатель

Арман все понимает с первого взгляда. Бледное лицо Рене, тонкие, нервно сжимающие платок пальцы, чуть заметная дрожь при взгляде на Александра указывают на невысказанные плохо запрятанные чувства. Будь они безответными можно было бы вздохнуть спокойно — камердинер короля не принадлежал к тем, кто стал бы вводить в заблуждение и давать необоснованные надежды. Но нет — эти чувства взаимны. Арман замечает чуть более глубокое чем обычно дыхание, отрывистые взгляды украдкой в сторону мадемуазель де Ноай, и непозволительную нежность в голосе при разговорах с ней. Не то чтобы Арман специально наблюдал за ними, но привычка отмечать странное, выбивающееся из привычного хода вещей давным-давно стала его второй натурой, с тех самых пор как родилась Катерина. Сестра, как та стрекоза из басни Лафонтена, летела, привлеченная блеском светских увлечений, так и норовя опалить крылья, и Арман выработал манеру защиты, пытаясь предвидеть опасность. Поэтому-то он сразу понимает, что происходит между Александром и его протеже. Все вместе рано или поздно приведет к катастрофе. Александр Бонтан не сухарь и не камень, но он человек чести и долга, что куда прочнее мрамора и гранита. Он сумеет убедить себя в необходимости отступиться от чувств, и даже если его твердость пошатнется хоть раз, он сбежит из Версаля, будучи уверенным в правильности принятого решения. Рене же останется с разбитым сердцем: она не из тех, кто склонен к полигамии, и будет хиреть день ото дня, разрушая себя и сдавая свои позиции в светском мире Версаля. Рене подобна вольной птичке, направляющейся прямо в забытые силки растерянного охотника, чье сердце давным-давно заключено в тесную, построенную им же самим клетку. Последнее особенно не нравится Арману — именно мадемуазель де Ноай заменяет ему Генриетту, веселит своими остротами, отпускаемыми всегда верно и точно, забавляет на пикниках и радует душу. Арман не готов лишиться талантливой собеседницы и позволить Александру затоптать своим чувством те ростки гедонизма, что проросли в Рене с того момента, как она вступила в свиту принца Филиппа. И он решает действовать со всей изворотливостью и проницательностью, на какую только способен человек, родившийся в мире интриг и сплетен. Он приглашает ее на прогулки под выдуманными предлогами, галантно подает руку, помогая с комфортом разместиться в узкой гондоле, заботливо расстилает одеяло на траве перед прудом, расставляя корзинки с фруктами. Он шутит, что все, что он делает — во имя прекрасной дамы его сердца, и избегает взгляда Рене — поначалу чуть растерянного, но после почти испуганного. Арман хочет успокоить свою спутницу, убедить ее в отсутствии влюбленности. Все, что он предпринимает — следствие его эгоизма и нежелания терять верную подругу, способную развеять скуку в чопорной и насквозь лживой атмосфере Версаля. Хочет, но почему-то не говорит, пусть мадемуазель де Ноай и не задает вопросов. Рене очаровательно улыбается ему на стрельбище, и натягивает тетиву лука слишком слабо — пущенная стрела пролетает мимо мишени. — Представьте, что вы целитесь в чье-то сердце, — смеется Арман, и встает позади Рене, помогая ей справиться с непокорной тетивой, — уверен, что вы играючи попадете в цель. Она вздрагивает: то ли от порыва некстати налетевшего ветра, то ли от прикосновения его прохладных ладоней к ее плечам, но не отстраняется. Пара секунд, и Рене прицеливается, оттягивает тетиву и пускает стрелу в самый центр мишени. — Великолепно, мадемуазель. — тихо говорит Арман. — На месте вашего избранника я бы опасался. — Моему избраннику нечего бояться, — отвечает Рене с горечью в голосе, — он одновременно слишком слеп и наблюдателен, чтобы понять хоть что-то. Прежде чем Арман успевает ответить, она швыряет лук на землю и уходит. Вдалеке Арман замечает Александра. — Бедная девочка, — думает он обреченно, — бедная глупая девочка. Арман медленно пересекает стрельбище, и не замечает стоящую в тени Рене, чей полный разочарования и боли взгляд неотрывно следует за ним.