Профессионалы

Что Гэвина напрягает в этих отношениях — это что отношений как будто и нет. Не то чтобы он ждал чего-то особенного вроде пылких засосов посередине опенспейса или флирта на собраниях, но все же — в его представлении — отношения либо есть, либо их нет, и если вы даже не смотрите друг на друга дольше, чем это прилично для коллег, то это — в его представлении — больше склоняется к «нет». Даже если после работы вы трахаетесь как кролики. Хотя они не трахаются как кролики. С Девять у них неторопливый и вдумчивый секс, тот любит долгую прелюдию и разговоры, а еще странные эксперименты, до которых Гэвин никогда не додумался бы сам. Коннор… ну, с Коннором все сложно, как обычно, — угадать, что он любит, само по себе квест, но трахается он мастерски. Гэвина, если честно, даже напрягает, что он слишком уж мастерски трахается. Но дело вовсе не в сексе, а в том, что именно в этот момент Девять проходит мимо стола Гэвина и усаживается в свое кресло с видом самого занятого на свете андроида, даже на него — Гэвина — не глядя. Хотя тот сидит вот прямо тут, в паре футов. Коннор — весь в белой рубашке, с закатанными рукавами и деловым видом болтает с Андерсоном, демонстрируя что-то на планшете, и на Гэвина тоже не смотрит. Тот вздыхает. Даже если утром все бесподобно, и он наконец-то, впервые в жизни! — получает кофе в постель, прямо как во всех романтических комедиях разом, то уже к середине дня сложно не начинать погружаться в сомнения. Никто не знает, что у андроидов в голове… ладно, положим, Элайджа знает, но вряд ли Гэвину помогли бы эти сугубо технические знания. Тем более, что инструкцию он читал — и ответов на масштабные экзистенциальные вопросы типа «как узнать, что он меня любит?» там почему-то нет. Гэвину хочется хлопнуть себя по щеке — когда он успел стать законченной размазней? Он не хлопает, конечно, а вместо этого сверлит Девять взглядом, пока тот не отвлекается от мелькания картинок на терминале. — Ты что-то хотел, Рид? — спрашивает тот спокойно, тем самым тоном, который демонстрирует вежливый рабочий интерес. У Коннора это изображало бы вежливый рабочий интерес, но к нему Гэвин пялиться не пойдет, ему еще дороги нервы. — Нет, — отзывается Гэвин, это выходит слишком резко, так что он отворачивается, чувствуя на себе пристальный взгляд еще несколько секунд. Вчера Девять просто отодвинул его после поцелуя в коридоре — и ведь никто не видел, — заявив, что на работе нужно вести себя профессионально. В гробу Гэвин видел такую профессиональность, где приходится скрываться по углам, чтобы не приведи господь не бросить тень на чистый облик Девять связью с «всеобщим любимчиком» Гэвином Засранцем Ридом. И это ведь не считая того, что к Коннору он просто опасается подкатить: их отношения слишком хрупки, чтобы испытывать их порывами чувств. Так что Гэвин включает терминал и сжимает зубы, погружаясь в работу. Он слишком остро реагирует. Наверное, полнолуние или буря на солнце. Ему нафиг не нужен никакой медовый месяц и подколки коллег, какой он везунчик. Нафиг не нужен! И если Коннор отвлекается от своего суперважного разговора с Андерсоном и поглядывает на него с тревогой, то Гэвину просто наплевать.

*

День тянется бесконечно — Гэвин делает важные дела вроде защиты граждан от всяких преступников и предотвращения разнообразных злодейств, пару раз выезжает с Девять на место, даже не пытаясь облапать его в машине, и вообще ведет себя более чем пристойно. Как профессионал, ага. И на месте он ведет себя как долбаный профессионал — не смотрит на Девять и говорит деловито и по существу, даже если слова то и дело приходится выталкивать сквозь сжатые зубы. Как будто кто-то удивится. От Гэвина не ждут душевности и дружелюбия.

*

Он переодевается у своего шкафчика, думая всякие неприятные мысли, когда чувствует чье-то присутствие. Несколько секунд Гэвин игнорирует, натягивая майку — да пусть пялятся сколько хотят, — но зуд между лопатками раздражает, а он и так раздражен. — Ну? — резко спрашивает он, оборачиваясь. Это Коннор. Стоит и смотрит на Гэвина, высчитывает что-то в голове, и лицо у него такое, словно дурное настроение Гэвина его совершенно не беспокоит. И ведь это тот же самый Коннор, который с утра в душе целовал Гэвина как в последний раз. Верится с трудом. — Просто хотел тебя увидеть, — сообщает Коннор. Это… ладно, Гэвин признает, это и правда неожиданно. Раздражение немного притихает, но только немного. — Смотри, — пожимает плечами Гэвин, снова отворачиваясь. Ожидая, что Коннор наглядится и свалит по своим Конноровым делам — и оставит Гэвина в покое. — Девять переживает из-за тебя, — говорит Коннор невозмутимо, будто о погоде. Незаметно, чтобы Девять переживал, но вторая мысль, которая приходит Гэвину в голову, еще неприятнее первой: — А ты, значит, не переживаешь? — он снова оборачивается к этому засранцу, потому что такие вопросы задают в лицо. Коннор усмехается — есть в этом выражении лица что-то, что действует Гэвину и на нервы, и одновременно на другие части тела. — Я предпочитаю сразу переходить к делу. И, сообщив эту важную информацию — и не дожидаясь, пока Гэвин на нее отреагирует, — он оказывается рядом и толкает Гэвина к шкафчику с такой решимостью, что тот роняет все, что держал в руках. И то, что в голове — тоже. — Бесишься, Гэвин? — произносит Коннор прямо Гэвину в губы. И, не тормозя — Коннор и правда не из тех, кто любит подождать, — он целует Гэвина. Его язык у Гэвина во рту, а руки сжимают задницу Гэвина, и это все настолько не невинно и не профессионально, что мозг отказывается с Гэвином сотрудничать. Совсем. — Да еб жеж вашу мать, — полный тоски голос вырывает Гэвина из этой вопиющей (и потрясающей) непрофессиональности, — получше места не нашли? — Любое место достаточно хорошее, — говорит Коннор, выпрямляясь. Он не смотрит на Тину, он смотрит Гэвину в глаза с этой своей наглой усмешкой, и только поэтому Гэвину хочется снова устроить представление. Нет, Коннор явно не стесняется их связи. Этот засранец вообще не умеет стесняться. — Поговори с Девять, — бросает тот, отступая и по-прежнему игнорируя Тину, — он переживает. И уходит, оставляя Гэвина наедине с возмущением офицера Чэнь.

*

Девять Гэвин находит в гараже. Тот расхаживает вокруг мотоцикла Коннора, рассматривая его с таким вниманием, будто подозревает, что какой-нибудь нехороший человек — может, даже Гэвин Рид, — подпилил тормозные колодки, и этому нехорошему человеку он, Девять, открутит голову. Насовсем. — Коннор сказал, ты переживаешь? — с места в карьер начинает Гэвин. Он вдруг чувствует себя очень уверенным, дерзким, и даже взгляд Девять «Коннор слишком много болтает» не способен его отпугнуть. — Хочешь поговорить? — О чем? — спрашивает Девять. Ну да, ну да, а ведь Гэвин и представить себе не мог, что купится вот на это — уж Девять-то не мастер запудрить всем мозги, — и вот что комплексы делают с человеком. Что ж, Гэвин не может себя винить: кто не почувствует себя закомплексованно, пусть даже на минуту, рядом с таким парнем, как Девять? Совершенно естественное чувство. Важно, что Гэвин больше не станет ему поддаваться. — О нас, — говорит он, обходя Девять и упираясь задницей в мотоцикл Коннора. Он точно знает, что с точки зрения Девять выглядит круто — тот сам ему говорил, — и мотоцикл Коннора ему идет. Коннор ему идет. И Девять ему тоже идет. А главное — он идет им. Девять кусает нижнюю губу — милая привычка, он подцепил ее у Коннора, и у него она выглядит трогательно. Гэвину сразу хочется его поцеловать. И еще раз поцеловать. И трахнуть на мотоцикле. Кашлянув, он возвращается в реальность, а заодно напоминает Девять, что все еще ждет ответа. — Я просто не хочу показаться непрофессионалом, — произносит Девять, и в его голосе столько растерянности, что у Гэвина сердце сжимается. — Кому показаться? Девять пожимает плечами. — Всем. Всем? Да на каком, интересно, свете Девять может показаться непрофессионалом кому-то, у кого есть больше двух нервных клеток? Гэвин даже вообразить такого не может: Девять можно помещать в википедию на слове «профессионал», и ни одна скотина не возразит. И все же он «переживает», как сказал Коннор (Коннор разбирается в таких вещах, в переживаниях…), — и Гэвин не может выкинуть это из головы. Отлипнув от мотоцикла, он подходит поближе, останавливается напротив. Берет руки Девять в свои. — В тот день, когда ты перестанешь быть любимчиком Фаулера, а пацаны в раздевалке перестанут шушукаться, какой ты охуенный, я сожру свою фуражку, — говорит он. Девять словно против воли улыбается. — У тебя нет фуражки. — У меня есть фуражка, — Гэвин хмыкает, — просто она уродливая, и я ее никому не показываю. Ты перестанешь любить меня за мою красоту. И теперь Девять смеется. Тянется вперед, легко целуя Гэвина в губы (от поцелуя у того вздрагивает сердце). — Я хочу посмотреть на фуражку, Гэвин, — с улыбкой, но твердо говорит он. — Прямо сейчас.