…Пятьсот лет назад он и Таньтай Цзинь покинули государство Чжоу. Император пожелал идти по пути познания бессмертия и, прощаясь, отдал своему верному генералу сосуд с запечатанной в нем душой лисы-оборотня <…>
Второй брат странствовал много лет, и однажды ему улыбнулась удача. После схватки с древним демоном он заполучил одну из четырех слезинок бога — жемчужину Единения. Благодаря этой реликвии душа Пянь Жань обрела сознание. Еще через сотню лет ему удалось взрастить из нее маленькую глупую лисичку. Конечно, это была не та демоническая лиса-оборотень с девятью хвостами, что сбежала из Пустоши, и не его семихвостая Резвушка. Всего лишь простой рыжий демоненок с пушистым хвостом. Но он видел в ней свою потерянную возлюбленную, а она просто считала его своим хозяином. Как любое дикое существо она мечтала о свободе, и однажды ей удалось улизнуть…
Тэнло Вэйчжи «Когда Луна догорит дотла», перевод группы BaiLun ( https://m.vk.com/@bailunrus )
Осень напоминала ему о Пянь Жань. В усыпанных золотом гинкго, в алом пламени кленов, в желтеющих полях риса — всюду мерещились всполохи огненно-рыжего меха или красных одежд. Порой казалось, где-то на краю зрения мелькал лисий хвост. Но нет, это всего лишь ветер взметнул опавшую листву. Вот уже год, как она покинула его — сбежала в такую же осень, нырнула в сухие заросли тростника и исчезла. Он не стал преследовать. Пянь Жань превыше всего ценила свободу — разве можно насильно привязать ее к себе? Даже та, прежняя Пянь Жань не клялась в верности глупому влюбленному Е Цинъюю и не обещала всегда быть рядом. Не обещала и не клялась, но пожертвовала собой ради него. Подарила бессмертие, чтобы оставить в одиночестве. Несколько столетий сердце согревал лишь сосуд с ее душой, а затем из него появилась новорожденная лисичка. Она подросла, научилась превращаться в прекрасную девушку с лицом и фигурой Пянь Жань. Однако юная хули-цзин не помнила Е Цинъюя. Да и сам он давно не был вторым сыном семьи Е, предателем, верным генералом императора Таньтай Цзиня. Теперь его звали Дуаньянем, одиноким странником, бродячим бессмертным. Пусть лицо не тронули морщины, но черные волосы поседели, а некогда горячий нрав остыл. Возрожденная Пянь Жань не смогла полюбить его таким. Весь прошедший год Дуаньянь втайне следовал за ней, но не приближался и не искал встречи. Ему не требовалось видеть Пянь Жань, чтобы знать, что у нее на душе, — до него эхом доносился отголосок ее чувств. Наверное, со столетиями связь с лисьим духом из запечатанного сосуда на груди проросла в его сердце. До сих пор Дуаньянь не ощущал ничего плохого, но сейчас впервые уловил отчаяние и страх. Пянь Жань попала в беду! Он бросился искать ее по следу духовной энергии. Чутье привело его к стенам небольшого города. Пройдя через ворота, Дуаньянь потерял след: слишком много энергий сплеталось в местах скопления людей. Городок не выделялся ничем примечательным, такие часто попадались по пути. Возможно, Дуаньянь даже бывал здесь когда-то. От ворот начиналась широкая пыльная улица с однообразными домами, над дверями которых ветер качал красные бумажные фонари. Скорее всего, она вела к торговой площади. Туда он и направился в надежде что-нибудь разузнать. Мимо пронеслась шумная стайка детей, один случайно толкнул его локтем и извинился с торопливым поклоном. Дуаньянь поймал мальчишку за руку и спросил: — Куда ты так спешишь? — Вы не слышали? — переведя дух, выпалил мальчишка. — Там хули-цзин поймали! — Где она? На площади? — Дуаньянь старался говорить спокойно, но сердце сжало тревогой. Мальчишка кивнул и, едва его отпустили, кинулся догонять товарищей. Дуаньянь быстрым шагом, почти бегом двинулся вслед. На торговой площади пришлось прокладывать дорогу через плотную толпу. Дуаньянь давно привык к свежему ветру, простору дорог и одиночеству, потому невольно морщился от запаха пота, смешанного с благовониями, и прикосновений к чужим телам. Однако сам этого почти не замечал, все его мысли занимала Пянь Жань. Наконец он увидел ее. В центре площади образовалось свободное место, где на возвышении стояла клетка из ивовых прутьев. Сквозь них скалила зубы пойманная лиса. Пянь Жань ничего не стоило перекусить прутья, но над ней висел талисман, усмиряющий нечисть. Дуаньянь сам рисовал такие десятками — начертанное заклинание не давало выбраться из клетки или принять человеческий облик, чтобы пустить в ход чары обольстительницы. — Бессмертный Дуаньянь? Он обернулся на старческий голос и увидел убеленного сединами мужчину в богатых одеждах, перед которым почтительно расступилась толпа. — Этот глава Фэн рад вновь приветствовать бессмертного в нашем городе. — Мужчина низко поклонился, и только тогда Дуаньянь вспомнил. Лет двадцать назад ему довелось побывать здесь и защитить жителей от нашествия темных тварей. Этот человек был моложе, но уже занимал пост городского главы. Возможно, талисман, подвешенный сейчас внутри клетки, начертал сам Дуаньянь. На прощание он оставил городской страже целую пачку. — Приветствую главу Фэна, — поклонился Дуаньянь в ответ. — Могу я узнать, чем провинилась эта лиса? — Бессмертному должно быть известно, что она не простая лиса. — Глава улыбнулся, отчего возле глаз собрались глубокие морщины. — Ведь именно его талисман держит ее в клетке. Обычного зверя заклинание бы не остановило. — Эта хули-цзин причинила вред горожанам? — спросил Дуаньянь. — Она обольщала мужчин в трактире. — Глава хмыкнул. — Благодарение Небесам, жена трактирщика почуяла неладное и позвала стражу. Хитрая хули-цзин обернулась лисой и бросилась бежать. Ее поймали у самых ворот. Скорее всего, Пянь Жань не собиралась соблазнять этих мужчин, но по неопытности не умела скрывать лисьи чары. А если и отнимала энергию ян, то впитывала по капле от восхищения и вожделения. В этом Дуаньянь был уверен, в противном случае он бы почувствовал изменения. За год она почти не продвинулась в совершенствовании, значит, никогда не забирала помногу. Однако бессмысленно оправдывать ее перед горожанами: с их точки зрения, всех демонических существ следовало уничтожать. Дуаньянь сжал рукоять меча на поясе. Он мог сейчас силой забрать Пянь Жань и легко бы отбился от местной стражи, но слух об околдованном демоницей глупце разойдется повсюду. На них начнется охота, и в конце концов кто-нибудь из клана бессмертных загонит их в угол. Не такой судьбы он хотел для нее, когда возвращал к жизни. Кто-то стал призывать к казни, люди подхватили, и вскоре разгневанные голоса слились в единый шум. Но прежде Дуаньянь успел услышать, как рядом с ним одна женщина сказала другой: «А ведь Сяо Вэймин женился совсем недавно. Все знают, как он обожает свою жену. И даже его демоница околдовала, тьфу!» Что-то в этих словах показалось важным. Женитьба… Конечно! Наконец у него появилась зацепка. Существовало поверие, что узы брака способны сдержать хули-цзин. Своему мужу лисица не могла навредить и, поклявшись ему в верности, не смела соблазнять других мужчин. Дуаньянь вспомнил, как прежде командовал войском, поднял руку, глубоко вдохнул и выкрикнул: — Стойте! Его голос раскатом прозвучал над толпой. Люди в удивлении уставились на Дуаньяня, и когда шум постепенно стих, он громко и отчетливо произнес: — Я женюсь на этой хули-цзин. — Уверен ли бессмертный в своем решении? — Глава Фэн смотрел с любопытством, но не позволил себе спросить о причинах. Подобное сочли бы за грубость. — Уверен, — подтвердил Дуаньянь. — Ну что ж… — Глава Фэнь потеребил седую бороду. — Надеюсь, бессмертный не обидится на поспешную и простую церемонию? Мы могли бы провести ее прямо сейчас. Здесь, на торговой площади. Дуаньянь понимал, почему глава так торопится. Люди должны убедиться, что лиса надежно связана узами брака и больше не сможет причинить вреда. — Хорошо, — согласился он. — Я сам освобожу свою невесту, и мы немедленно совершим три поклона. Пока Дуаньянь снимал талисман и открывал клетку, невольно слышал разговоры и смешки за спиной. — С чего бы бессмертному жениться на лисе? — Небось надоело одиноким гусем парить. — Не укатает его лисичка? — Да ты что, ему лет пятьсот, а то и тысяча. Ей не по зубам. — И что это за свадьба? Невеста даже без покрывала будет, срамота. — А ну, цыц, бесстыдники! — прикрикнул женский голос. — А-Син, подойди сюда. Вот что, сбегай-ка быстро домой, у меня там в сундуке… Дальше Дуаньянь не услышал, потому что Пянь Жань выбралась из клетки и замерла посредине площади, будто решала — броситься ли ей наутек или принять человеческий облик и совершить положенные поклоны. — Пянь Жань, — едва слышно позвал Дуаньянь. — Прошу тебя… Лисица сердито махнула хвостом и в следующее мгновенье исчезла, а вместо нее появилась изящная девушка. Сколько Дуаньянь ни смотрел не нее, никогда не мог наглядеться. За год Пянь Жань ничуть не подурнела, и все же красное платье, что он купил до ее побега, отчасти вылиняло и слегка обтрепалось по подолу и рукавам. На сердце Дуаньяня потеплело: значит, она не принимала одежду от других мужчин, ведь такие подарки пристало брать только из рук родственников или любовников. Пянь Жань приблизилась, от нее повеяло корицей и осенней листвой. — Ты все-таки нашел способ привязать меня к себе… — прошептала она. И хотя ее тон не казался злым, скорее обиженным, Дуаньянь вздрогнул. — Другого выхода не было, прости. — Он опустил голову. — Бессмертный Дуаньянь, мы можем приступать к церемонии? — поторопил глава Фэн. Не успел Дуаньянь ответить, как из толпы вступила круглолицая женщина средних лет. — Прошу простить эту ничтожную. — Судя по голосу, это она ранее осадила насмешников. — Много лет назад бессмертный спас ее семью от темной твари. Дуаньянь не помнил эту женщину, к тому же она, конечно, изменилась с годами, но на всякий случай кивнул. Подслеповато прищурившись, женщина беспокойно огляделась и крикнула: — А-Син, где же ты, бездельник? — Здесь, матушка, — послышался юный голос. Из толпы вынырнул мальчишка лет десяти, подбежал к женщине и протянул ей какой-то сверток. — Эта ничтожная просит принять от нее скромный дар на свадьбу, — женщина с поклоном протянула сверток Дуаньяню. — Для невесты бессмертного. — Так это мне? — улыбнулась Пянь Жань и тут же схватила подарок. — Можешь развернуть, — улыбнулась ей женщина в ответ. — Для старшей дочери старалась, да родители жениха подарили ей другое, побогаче. Пянь Жань развязала сверток из грубой холстины и вытряхнула из него тонкое покрывало с искусной вышивкой — изящные нарциссы на алом шелке. Стежки из желтой нити в лучах заходящего солнца казались золотыми. — Невесту должны обряжать родственницы, но раз их нет на свадьбе… Позволишь? — Женщина потянулась к ткани, Пянь Жань кивнула, и она быстрыми движением накинула покрывало ей на голову. — Вот. Теперь никто не скажет, что на свадьбе бессмертного Дуаньяня не соблюли приличия.***
Глава Фэн любезно оплатил для молодоженов лучшие комнаты на постоялом дворе. Впрочем, Дуаньянь подозревал, что дело не в любезности, — наверняка горожане беспокоились о надежном скреплении брака, чтобы хули-цзин не воспользовалась лазейкой и не ускользнула от мужа. Пянь Жань, все еще в вышитом покрывале, села на широкую постель, ойкнула и вынула из-под себя финик. Алые простыни, согласно традициям, усыпали знаками плодородия — сухими плодами и орехами. — Гляди-ка, не поскупились, — проворчала Пянь Жань и добавила с язвительной усмешкой: — Долго еще ждать, когда мой драгоценный супруг снимет покрывало? После свадебных поклонов Дуаньянь словно окаменел внутри. Разумеется, он хотел связать свою жизнь с Пянь Жань, очень хотел, но не так, не против ее воли. Потому теперь стоял в растерянности посреди комнаты. Однако насмешка привела его в чувства. Дуаньянь приблизился к Пянь Жань, сдернул покрывало и быстро сделал шаг назад. — Ты был таким решительным там, на площади. — Она встала и подошла к нему вплотную, провела ладонью по щеке. Дуаньянь схватил ее за запястье. — Отчего же сейчас робеешь? Или бессмертный за столетия утратил мужскую силу? От нее все так же пахло осенью и корицей, алые губы изгибались в насмешливой улыбке. Дуаньянь знал, что Пянь Жань нарочно дразнит, как дразнила столетия назад. И, как столетия назад, ничего не мог с собой поделать. В нем разгорался прежний огонь, будто он снова стал Е Цинъюем — молодым генералом, без памяти влюбленным в демоницу. Даньянь крепко сжал ее в объятиях и впился в губы поцелуем, больше не сдерживая отчаянную страсть. Пянь Жань ответила с тем же пылом, и в его голове не осталось ни единой мысли.***
Ночью ему приснилась их первая близость, похожая и непохожая на нынешнюю брачную ночь. В тот раз ласки Пянь Жань были умелыми, а он позволял ей вести себя через череду наслаждений, потому что ничего не знал об искусстве любви. Теперь они словно поменялись ролями, хотя она далеко не во всем подчинялась, и ему нравилась ее непокорность. Как бы то ни было, тогда или сейчас — неважно, это всегда была его Пянь Жань. Огненная демоница, воплощенный соблазн. Единственная, кого он когда-либо любил и желал. Затем картина во сне сменилась на последнюю битву, когда Е Цинъюй получил смертельное ранение. Он думал, что умер, защитив Пянь Жань, а очнулся с ее мертвым телом в объятиях и силой бессмертного. Е Цинъюй до хрипоты кричал от горя и отчаяния, бессильный что-либо изменить… Дуаньянь с трудом вынырнул из кошмара. Живая Пянь Жань лежала, тесно прижавшись к нему и положив голову ему на плечо. Тепло ее тела и сонное дыхание успокоили встревоженное сердце. Даже если она снова захочет сбежать, он всегда будет следовать за ней и беречь от бед. Главное, чтобы жила, а со своими чувствами он как-нибудь справится. Ресницы Пянь Жань дрогнули, она что-то недовольно пробормотала и перевернулась на другой бок. Дуаньянь натянул одеяло на ее оголенное плечо и тихо выбрался из постели. Когда он принес в деревянном коробе завтрак из трактира, Пянь Жань уже оделась и расчесывала волосы. — Какой заботливый у меня муженек, — с насмешкой сказала она. — Вот уж повезло так повезло. Дуаньянь молча расставил на столе тарелки с паровыми булочками и чайный набор. У него не было желания отвечать на колкости. За едой Пянь Жань впала в задумчивость, и оба не произнесли ни слова. Собирать им было нечего, поэтому сразу после завтрака они покинули постоялый двор, а вскоре и городские стены остались позади. Дуаньянь глубоко вдохнул прохладный осенний воздух. Ему нравилась бродячая жизнь, нравились дороги и перемена мест, вот только полное одиночество он так и не смог полюбить. Пянь Жань по-прежнему шагала рядом с ним. Надолго ли? В памяти всплыли ее слова: «Ты все-таки нашел способ привязать меня к себе». Они не давали покоя и порождали сомнения. В конце концов Дуаньянь не выдержал: — Жалеешь, что вышла за меня? — А если скажу, что жалею? — Пянь Жань с вызовом вскинула подбородок. — Дашь мне развод? — Да, если ты этого хочешь, — тихо ответил Дуаньянь. — А сам чего хочешь? — не унималась Пянь Жань. Он чувствовал, что она злилась, но не понимал, почему. — Готов снова отпустить меня? — Неважно, чего я хочу, — выдавил из себя Дуаньянь, ему тяжело давался этот разговор. — Ну почему ты такой?... — Пянь Жань остановилась. Дуаньянь пересилил желание остаться с ней и продолжил идти вперед. Шаг, еще один, третий, четвертый… — Е Цинъюй! — послышалось за спиной. У него перехватило дыхание, он никогда не говорил Пянь Жань свое прошлое имя. — Откуда ты узнала? — Дуаньянь наконец остановился и повернулся к ней. — Я видела твой сон. — Пянь Жань догнала его и встала напротив. — Хули-цзин умеют проникать в сновидения, разве тебе не известно? — Дуаньянь покачал головой. — Думаю, тогда я… она любила тебя. — А сейчас? — спросил он, отметив «тогда» в ее словах. — Я не та семихвостая лисица, а ты больше не генерал, но… — Пянь Жань достала из рукава свадебное покрывало и обвела пальцем один из нарциссов. — Знаешь, что они означают? Дуаньянь кивнул. Помимо пожелания счастливого брака, нарциссы дарили на Новый год как символ новой жизни. — Давай начнем сначала, — Пянь Жань обняла его за шею и поцеловала в краешек губ. — И тебе придется сменить имя, не дело женатому мужчине зваться Дуаньянем.