Какого черта? К чему мы стремились?
Через три часа и тридцать минут возвратится мать мертвого. И что же потом? Что же скажет женщина, увидев труп своего сына в кровати на ранее белоснежных простынях? Что она сделает, увидев, как неизвестный ей юноша в агонии, сумашествии и стрессе целует и обнимает труп ее сына? Она постарается скрыть потерю. Возможно даже попросит кого-то растворить труп. Это ведь не ее сын, они никогда не были знакомы, не так ли? Ей не нужно нести ответственность за «чужого» ребенка. Неужели все страдания ложатся только на него?Я просто надеюсь, что теперь ты счастлив.
И если я не поспею за тобой, то зажги для меня звезду
***
— Скарамучча, ты боишься смерти? Вечерело. Солнца не было видно и на небе нет этих пестрых разводов. Но они только мешали. Это была бескрайняя тусклая поляна. Цвета мешались между собой. Мутное небо, которое все равно казалось достаточно светлым, полотном накрывало траву, делая ее бесцветной и тёмной. Где-то вдалеке видно очертания трассы, вероятно ведущей загород. Они не знают где они, но ушли достаточно далеко, чтобы ни одна душа, будь то люди, будь то мертвецы, не помешали им. Вдали видно длинный сетчатый забор. Возможно когда им надоест сидеть в невысокой траве, которая пропиталась октябрьским холодом, они пойдут посмотреть что скрывает эта клетка. Все равно их уже нигде не ждут. И время вокруг них все равно остановилось. — Смерти? — Мальчик смотрел в однотонное небо, где мягкие блики серых облаков расплывались. А точно ли вечер? Прохлада обволакивает, кажется, наоборот. Приходит утро. — Не боюсь. Боюсь знаешь чего? В руках Сяо гитара. Его пальцы словно скоро будут кровоточить. Мощные мозоли не помогали, но останавливаться нельзя. Если он перестанет даже просто бренчать какие-то аккорды, то мир перестанет быть. А так нельзя. Узкие пальцы Скарамуша уже заклеены бесчисленным количеством пластырей. Ведь он играл стирая руки в кровь, а значит, что Сяо должен быть таким же. Ведь каждый раз они делают это по очереди. Пока заживают пальцы Скарамуччи играет Сяо и наоборот. И тихий постпанк слетает со струн. Гитара давно расстроена, наверное уже год как. — Я боюсь темноты. — Думаешь нас ничего не ждет? — Сяо чувствует холод, его пальцы замерзают. Они бледнее его кисти. Интересно, какова вероятность заработать обморожение в октябре? — Страшнее темноты — это только всю оставшуюся вечность видеть свою надгробную плиту. Потому лучше сгорю дотла, чем буду разлагаться под землёй. — Резонно. — Он согласился и глядя на то, как Скарамучча щупает траву вокруг себя, умудряется выдавить улыбку.Думаешь нас ничего не ждет?
А что, планируешь дотянуться до звезд? Странно даже. Где бы они не были, каждый раз, когда остаются вдвоем, они именно там, где не всплывет ни одна звезда. Не выплывет луна из облаков. А потому что они не смотрят на будущее. Не хотят видеть звезды раньше, чем смогут их потрогать.***
— … Мне кажется это так себе идея. — Сяо озадаченно смотрел на стол, где удобно расположились ингредиенты, которые Скарамуш трепетно считал и проверял по списку. Сяо думал, что они просто ходили в магазин. Пихнут продукты в холодильник и дальше странствовать. — Я хочу печенье. — Пошли купим. — Печь. Печь печенье хочу. Он хочет возразить, но этот по-детски глупый вид Скарамуша, когда он увлеченно зачитывает ему рецепт… С тяжелым вздохом он вынужден согласиться. Вернее, сам начал ощущать некий энтузиазм. — Ты чур вместо миксера. — Скара довольно ухмыльнулся и начал смешивать масло с сахаром, добавляя остальные ингредиенты по списку. Отыскал нужную ложку в ящиках, он подошёл к Скарамучче и немного нахмурился. — А почему я? — У тебя руки сильные. — Он ехидно хихикнул и толкнул к нему тарелку. Возражать он конечно не стал, но в будущем обязательно припомнит своему дружку, у кого тут руки сильные. Скарамучча не удосужился подождать когда масло подтает. После минут пятнадцати активной работы «миксером», Сяо явно ощутил себя сильнее. Начиная в другой миске смешивать муку, Скарамучча умудрился просыпать половину на стол. Сяо не осуждал, он знал, что у Скарамуша постоянный тремор рук из-за какого-то-там-сложного нервного заболевания. Но обычно он аккуратнее. Скарамучча улыбался во все свои тридцать два зуба, пока ладошкой ссыпал муку со стола в ладошку. «А не проще…» промелькнуло в голове Сяо и он сразу утихомирил свои мысли. Пусть делает как знает, полезно думать своей головой. Пока Скарамучча проводил своеобразную уборку, Сяо продолжал замешивать оставшиеся ингредиенты и перемешивать сухие. Конечно Скарамуш успел пощупать как свое лицо, так и поправить волосы своими испачканными в муке руками. Сяо свёл брови к переносице, когда Скара с этой широкой улыбкой посмотрел на него. Подойдя ближе к мальчишке, он начал большим пальцем убирать муку с его лица и волос. Это могла была быть сцена как из романтичных фильмов и дорам, когда возлюбленные обкидываются мукой в процессе готовки, но Скарамучча попросту резко хватается за зад Сяо обеими ладошками, сжимает и смеясь отстраняется. От неожиданности Сяо вздрогнул и оглянулся, чтобы просто убедиться, оставил ли Скарамучча след. Ну конечно оставил! — Ну и зачем… — С усталым вздохом подросток начинает отряхивать свои запачканые черные джинсы, на которых превосходно видно следы от ладоней другого индивида. — Хочешь отряхнуть помогу? — Изначально у него возникала мысль, что причина улыбки Скарамуша в том, что у него вновь нервные окончания заклинило или тревожность вскочила. Но нет, он просто дурачок. — Нет уж спасибо. Ты уже достаточно помог. — проворчал под нос Сяо. Уловил мимолётный гордый и даже немного высокомерный смешок. А потом получил скромный поцелуй в уголок губ. — Да ладно, не бурчи. Давай печенье лепи. Оставалось лишь закатить глаза и продолжать с трудом замешивать это тесто для печенья. В представлениях Сяо это должна была быть какая-нибудь славная совместная готовка, однако пока он пыхтит над миской с ложкой и месит все ингредиенты с крупными кусочками шоколада, Скарамучча пододвинул к нему стул, сел рядом и закурил. Он невозмутимо подпалил свою сигарету и с легкой улыбочкой наблюдал за трудами своего товарища. В какой-то момент и вовсе просто выдохнул сигаретный дым в тесто. Сяо не выдержал и сильно сжав ложку в руке закрыл глаза, глубоко и тяжко вздыхая. — Не возникало желания помочь? — Как бы ненавязчиво интересуется один. — Ты продолжай. Мне нравится на твои руки смотреть. — Коротко пояснил второй. В тот день Скарамучча обжегся, когда доставал печенье из духовки. Он так разозлился и расстроился, что почти перевернул противень и ушел. Пришлось долго его успокаивать. Он был так обижен, что даже отказывался есть. И в итоге Сяо пришлось его кормить. Все же, он так хотел это печенье. Устроившись на пледах и подушках, раскиданных по полу, Сяо упирался спиной в диван, а в руках джойстик. Скарамуш, сидя позади него на диване, закинул ноги ему на плечи и тихонько наблюдал как он играет, в процессе цепляя на густые темные волосы заколки в форме цветных звезд или с крупными элементами в виде сладостей. Параллельно он уплетал печенье, что они приготовили минут двадцать назад и иногда спускал кусочки прямиком к Сяо в рот. Комнату наполняли иностранные песни, жанры которых разнятся, но они не громкие. Приятно ласкают слух и позволяют сохранять тишину. Где-то на фоне в квартире выше этажом слышатся грохоты и истерические крики соседей, которые готовы убить друг друга в очередной раз. Но Сяо слышит только как Скарамучча тихо напевает песню.***
— Сяо! — Скарамучча как всегда в своем приподнятом настроении плетется за своим другом, который просто надеялся попасть в кабинет информатики и пережить последний нудный урок. — Пошли побегаем. — Не хочу. — Скарамучча на некоторое время останавливается, хмурится, но вновь улыбается, хватает его за руку и тянет за собой. — Давай, давай! Чего задницу на этой информатике отсиживать? — Мы скоро срок за эти твои «побегаем» отсидим. — ранее веселый мальчишка вновь встает в ступор. Но буквально пару секунд и уже хохочет, бежит к другому выходу. — Сами виноваты, нечего крыши открытыми оставлять. Порой Скарамучча мог неделями смеяться и веселиться. Улыбаться как не в себя, даже в самой меланхоличной ситуации. А потом уходит в себя. А Сяо всегда в себе, не привычен выражать радости, даже пусть и не искренней. Прямо-таки два кусочка пазла. Ну, или два травмированных подростка, которые нашли друг друга. А нашли ли? Ему нравится видеть его таким таким счастливым. Даже если это липовое счастье. Скарамуш импульсивно делился новостями за неделю, который каким-то боком упустил Сяо, хоть и находится всегда под боком. И вправду, они почти не отходят друг от друга. Скарамучча активно жестикулировал и менял интонацию в голосе. Он то злился, вспоминая все несправедливые ситуации, что случились с ним. То смеялся, говоря какие-то забавные вещи, на которые Сяо либо выдавливал смешок, ведь уходил в себя и выпадал из мира, либо уже усмехался не наиграно. А в небе разгоралась ночь. Сгорало солнце и поднимался темно-синий дым предстоящих сумерек. Вновь ночь, которую им придется пережить. Дни слишком короткие, но им хватает. Даже сполна. Для них они вечные. Вдруг Скарамучча обрывает свой смех и рассказ. Он умолк и встал в ступор. Стоял ровно, опустив руки вдоль тела. Глаза стали напоминать стекляшки. Бездонные синие осколки стекла, которые по сути то, ничего и не выражают. Его руки немного тряслись или подергивались. Он смотрел не в пустоту, а куда-то. Куда — не ясно. Сяо осторожно проследил за его взглядом и наконец заметил виновника сей остановки. Кот. На дороге лежит серый кот. Вокруг него засохшая лужа крови, которая уже пропитала асфальт. Хвост бедняги выглядел значительно более плоским, нежели должен быть. У малыша, по всей видимости, неприятным образом произошло «вскрытие» в последствии некоторая часть его составляющего оказалась рядом. Невнимательные водители. Зрелище неприятное, даже болезненное. Царство ему небесное, возникло в мыслях Сяо. Когда он ощутил себя… Очень не хорошо. Он бы предпочёл уйти, но для Скарамуша это не просто неудачный случай и невнимательность водителя. Скарамучча имеет особое отношение к зверькам. Он не может пройти мимо бездомного кота, не приласкав его. На его душу тяжело ложатся небольшие потери, хотя и кажется он несколько жестоким. Для Сяо это, конечно, тоже не просто труп на дороге. Сяо просто осознает, что ничего не может уже сделать. И прежде чем его разум начнет угнетать его самого, он предпочитает сбежать от проблемы. Да, чуточку безответственно. Но что тут еще сделать? — Давай заберем. — Твердо сказал Скарамуш, давая понять, что это не вопрос, а утверждение. От этой мысли Сяо, кажется, стало еще больше не по себе. — Мы ничего не можем сделать, Скар. Он мертв. — Похороним. — Как бы Сяо не хотелось обеспечить котенку тихий упокой, он не мог позволить единственному другу брать мертвого уличного кота голыми руками. Это опасно для здоровья как минимум… — Скар, оставь его. — Я сказал, похороним. — Чуть ли не прорычал Скарамучча, почти перебивая этим Сяо. И он тоже начинает злиться, хватает Скара за плечо и старается отвести в сторону. — Успокойся уже. — Похороним. — Громче проговорил он и казалось, уже был готов сорваться на крик. Вновь эта импульсивность… Но Сяо, к сожалению, мало отличается. — Он мертв! Его буквально расплющило по асфальту, Скара! — Дернув за руку мальчишку, который даже с места не сдвинулся, но Сяо настойчиво тянул его. И видя злость на его лице, движения стали более скомканными, нервными и тянул он не за локоть теперь, а за рукав его кофты, глядя уже с умоляющим видом. — Ну так воскреси. Тебе сложно? — Руки Сяо упали. Скарамучча вглядывался в самую глубокую точку его глаз и Сяо показалось, что он тонет. Тонет и задыхается, вот такие чувства вызывал этот самый взгляд Скарамуччи. Когда этот океан радужки глаз начинает бушевать и тянет ко дну. Ладони увлажнились и казалось, выступил холодный пот. Дыхание сперло. — Скара, пойдем… — Уже тише, почти шепотом Сяо просил. Не звал и не заставлял, а просил. — Иди. Его глаза прогоняют. Сяо сделалось хуже. Затошнило и закружилась голова. Уходить? Одному? Он и не помнит, когда последний раз был где-то один. Если только не в пределах своего разума. Полетишь за звездами, птенчик?Почему это еще птенчик?
Люблю птиц. Глядя на них я ощущаю свободу. Скарамучча любит только три вещи. Печенье с шоколадной крошкой, животных и Сяо. Однажды он сказал: «Будь у меня все это и сразу, я бы и на луну улететь готов был.» Только вот собак он не любит. Это отдельная ситуация. Это был всего лишь пятый класс. Холодная и жестокая зима, высокие сугробы снега, морозящий синий свет наполняет ночную улицу и фонари подсвечивают острые снежинки, которые готовятся слиться в одно целое с полотном снега, который буквально через некоторое время будет запачкан свежей кровью. В его глазах стояли слезы. Но они не текли, он держал их, обещая себе в далеком прошлом не пролить и слезинки. Он даже не кричал, но его губы дрожали не то от холода, не то от боли и страха. Единственное, что было слышно, это громкий лай собаки минут так пять назад. Только Сяо не понял откуда. Не понял что и не понял когда. Но сквозь заснеженную стену он увидел обведенные светом фонаря силуэт. Плетется медленно, ногу подволакивает. Это словно пулей в голову, как же он бежал. И в попыхах и спотыкался. Подскальзывался. Просто чтобы ощутить это. Скарамучча почти что волочился по снегу, оставляя за собой окровавленную дорожку. Цвет темный. Свежая, горячая кровь впитывалась в идеальное покрывало недавнего снежка. Плотные джинсы Скара разодраны так, что можно увидеть его ногу от середины голени, где за ним волочится по земле пропитанный кровью кусок ткани джис, до колена и чуть выше. И не видно его бледной кожи. Нога алого цвета блестит на свету и стремительные ручейки дают понять примерную глубину ранения. Его влажные ресницы немного заледенели и царапина на щеке только начала кровоточить. Сяо раскрыл потресканные губы, но не успел сказать ни слова, он подошел ближе, закинул руку бедняги на шею и обхватил его торс руками. Куда бежать? А кто поможет? Тащить раненого друга по скользким дорогам, где еле уловимо скрипит снег. В ушах поднялся звон. Снег все падал и кровавый ковер все тянулся и тянулся за ними следом. Скарамуш становился… ватным. Терял сознание, в глазах плыло, картинка темнела, синела. Такова она, смерть? Только после этой ситуации Скарамучча с презрением в глазах сторонится собак. Он не проявил бы и капли жалости, будь вместо котенка на дороге щенок или же взрослая собака. Прошел бы мимо, сделав вид, что нет ни трупа, ни людей, что приостанавливались, чтобы разглядеть и посочувствовать.***
— Совсем как студент. — Улыбался Скарамучча, оголив клыки. И поправлял галстук, который Сяо не доставал класса так с восьмого. — За красивый глазки зачет выдадут. — Думаешь по знаниям не пройду? — Это могла была бы быть шутка, но лицо Сяо неизменчиво. Вокзал. Вокруг шумно, то с того края, то с этого. Слышится как кто-то в нетерпении ждет приезда детей, студентов и возлюбленных. Кто-то со слезами отправляет их. Все говорят, толпятся и создают еще сто десять причин ненавидеть этот мир. — Ха, ты то везде пропихнешься. Скарамучча не закончил школу. Был отчислен в начале одиннадцатого класса как нарушитель спокойствия. Никуда поступить не смог. Родители активно отказываются от идеи обеспечивать несовершеннолетнего сына и потому скрипя зубами отдают гроши, на которые и пачку сигарет купить жалко. Сяо закончил школу со справкой. Работал в кафе, раздавал никому ненужные листовки, даже на кассе успел постоять. И сегодня день поступления. Вернее, вступительные экзамены. Местные колледжи были плохой идеей, потому планка пошла выше и Сяо решил отправиться в чуть более развитое захолустье этого уголка мира. Вокзал. Люди вокруг несутся потоком, а он стоит с этой пеленой забвения в глазах, пока Скарамучча с широкой улыбкой трепетно разглядывает его в форме, то и дело поправит кофту, сумку, галстук или волосы. Но ему просто хочется трогать. Трогать и трогать, как что-то драгоценное. Его глаза медленно становятся теми самыми безжизненными стекляшками, но он широко улыбается, пусть из-за потускнения в глазах гримаса его лица сменилась. — Скучаешь? — Казалось бы, он еще тут и еще никуда не уехал. А вот Скарамуш уже чертовски скучает. Он ведь остается один. — Немного. — Шепчет он и закапывает свои слова в толщу людей. Немного. Сяо хорошо известно что именно обозначает это «немного». Немного — это как потерять все и оказаться в тесном, но таком бескрайнем месте. Там нет стен, пола и потолка, но тьма давит так, словно ты задыхаешься в темной коробке и лишь одна мысль в голове. Хочу обратно. Немного — это как никогда больше не попробовать печенье с шоколадной крошкой и никогда не приготовить его в месте. Немного — это как умереть от мысли, как же хочется, чтобы все осталось как прежде. Немного — это невероятно сильно. Небо затянулось, пока они уже свыше пятнадцати минут смотрели друг на друга и друг другу в глаза. Молча или говоря, не двигаясь или стараясь занять чем-то руки. Темные тучи перекрыли солнце окончательно. На асфальте возникали мелкие крапинки от капель. Рельсы загремели, приближался поезд. У Сяо возникла одна мысль. Это конец? Это так похоже на сцену прощания. Он уедет далеко-далеко и они никогда больше не встретятся. Никогда. Скарамуш расплылся в улыбке. Его рука «поправляла» шелковый галстук, просто разглаживая его заклеенными пластырями пальцами. Пока в какой-то момент он не сжал его в руке. Мальчишка осторожно притянул другого ближе к себе, медленно, поддразнивая касаясь его обветренных шершавых губ своими, мягкими и со свежими ранами. Он целовал чувственно и нежно, что не сравнить с этими короткими стуками зубами и мазками по губам, когда Скарамучча желает оставить быстрый поцелуй. Сяо чувствовал это легкий привкус крови на языке. Вспомнился тихий постпанк, который они играли в бескрайнем поле. Сигареты на крыше, холодные и тонкие свитера, заколки для волос и звезды, на которые они не смотрят. Скарамучча пополз рукой от галстука до шеи, таким страстным движением обволакивая прямо под кадыком, но и не сжимая совсем. Другая его рука медленно огладила торс через рубашку и обвивала, притягивала ближе. Люди замерли, дождь остановился в воздухе. Оказаться бы сейчас вместе под поездом, до того хорошо сейчас было. Он медленно отстранился. В его глазах тоска, но он улыбался фирменной улыбкой. А поезд уже оказался за спиной. — Удачи, студент. Удачи… Это были последние слова. Сяо предполагал, что такое расставание будет болезненным. Скарамушу же и вовсе показалось, что это навсегда. И это «удачи» будет последним, что он успеет сказать. Сяо понравится там, он выберется из этой пущи их совместного одиночества и отторжения. Выберется из заваренной бочки, найдет друзей и станет счастливым. И больше в мыслях не возникнет распробовать на губах имя «Скарамучча». Больше не посмотрит на страничку, некогда подписанную как «Мрачный Жнец». Скарамучча останется в одиночестве воплощать свои мечты и никакого счастливого конца у них вместе не будет. Это ведь так банально.***
Это была неделя. Мучительная такая, душа скрипела, а кошки плакали на сердце. Поезд остановился. Поток людей ступил из него прочь и разошлись по своим местам. Кто сразу ловить такси или на автобус, кто к родственникам в объятия. Сяо вышел медленно. Стоял как высохший цветок средь жизни. Ему, вероятно, непривычно видеть Скарамуша без приподнятого настроения. Ведь он даже не улыбается. Молча смотрит. Но скучал. — Не сдал. — Коротко ответил Сяо и словно пристыженно отвел взгляд. Руки опущенный вдоль тела, нет ни касания, ни зрительного контакта. Вот такая она, встреча после недели разлуки с учетом, что друг для друга они как составляющая. Значительная часть, это как оторвать конечности и оставить только сердце. Только стучать оно не будет. — Ну и ладно. — Отмахнулся Скарамуш, не в попытке утешить. — А жить как дальше? — Никак, умирать только. — Этот саркастичный тон Сяо уже давно позабыл. Скарамуш был таким серьезным месяц-два назад. А помнишь? Хотел сказать Сяо, глядя в спину своего товарища, который начал уходить. Это словно он родитель, который разочаровался в ребенке. Словно он не хочет его видеть. Сяо не сдвинулся с места до тех пор, пока Скара не обернулся и не выгнул бровь, выражая свое замешательство, мол «почему ты стоишь?». А помнишь? Мы курили в спальне твоей матери на крупной кровати, ты сыпал пепел ей на подушку, а я наблюдал и думал, вау. Ты правда не беспокоишься о чем-либо. Ты рассказывал мне что-то о том, почему назвал себя именно «Мрачный Жнец». Так или иначе, это звание твое еще с раннего времени. И как же хорошо оно тебе подходит. Ты выдыхал табачный дым через нос. Мне казалось, ты сумашедший, но это не казалось мне плохим. Так или иначе, ты со мной. Будь ты с кем-то, я бы уже давно умер. Ты говорил про одноклассницу, что-то странное. Что-то про ее манеру общения и волосы. Она правда привлекла тебя? Я бы хотел узнать больше, не смотря на то, что от волнения у меня закружилась голова.Мы единственный раз в жизни пришли на движ, что устроили наши одноклассники. Казалось, этот момент мы возненавидели вместе. Но почему ты был так счастлив, Сяо? В тебе есть жажда быть в обществе? Мы не выпили ни капли алкоголя, хотя скурили лишь по сигаретке. Ты сидел в кругу сомнительных людей. Ты смеялся и был таким счастливым. Я должен был возразить, но единственная мысль, что лезла в голову «Забудь.»
Забудь обо мне хоть на миг. Посмейся, ощути себя живым. Но как черт возьми ты можешь просто сидеть, смеяться и быть таким…
таким…
Помнишь печенье с молоком? А упавшее кольцо Сатурна? Как ты сказал «Сатурн забрал твой нимб». Помнишь порезы на моих руках? Они были такие, как если бы на меня напала… Не собака, но какое-нибудь дикое животное. Они не зажили, но ты и взглядя не опустил. Это была тактичность? Или ты не хотел видеть?Не хотел думать чтобы я ощутил, проведя ты вдоль, а не поперек.
***
Нам уже восемнадцать, а мы работаем неполную смену. У нас нет ничего, что помогло бы нам стать «взрослыми». Мы никогда не хотели спиваться, торчать и все такое. Мы просто жили. — Сяо, боишься крови? — Спустя какое-то время обсуждения разных тем спрашивает Скарамучча. В голове всплывает белоснежная поверхность с кровавыми брызгами и следами. В мясо разодранная нога и того мяса ошметки. — Не особо. — Скарамучча в последнее время сам не свой. Нету того счастья, которое он принудительно проявлял. Но он спокойно покачивал ногой, сидя на качели. Солнце садилось, деревья скрипели, прямо как ржавые петли металлической качели. — Давай парное самоубийство? Прости? — Скара… — Можем накопить на ружье. Пистолеты банально. Взять в подворотне без лицензии, знаешь. Два. Он говорил быстро, бессвязно, но с энтузиазмом. Так вот о чем ты думаешь. Вот что выявляет в тебе настоящие эмоции. Это звучало как не такая плохая идея, но сложная в воплощении. — Это правда то, чего ты хочешь? Правда?Я не мечтаю об этом, но знаешь… Я устал закрывать глаза, глядя на ночное небо. Я хочу видеть ближе. Трогать хочу.
***
Мягкая простынь и постель в его комнате. Странно. Каждое пребывание в квартире Скарамуша проходило в спальне его матери. Вероятно, он сделал исключение в день «х». Лицо его не выражало эмоций, со стеклянными глазами он зарядил оба пистолета. Щелчок. Обойма второго пистолета встала на место, а Скарамучча уже отодвинул затвор. Он делал все неторопясь, спокойно и расслаблено. Но Сяо ощутил напряжение во всем теле. Что его ждет? Что их ждет? Голова закружилась, а виски начали пульсировать. Скарамучча мягким движением положил пистолет перед Сяо. И на его лице появилась улыбка. Такая теплая и мягкая.Искренняя.
Сяо впервые видит отголоски искреннего счастья на его лице. Впервые видит как он улыбается по-настоящему. Это все, что ты хотел? В глазах мутнело, но он неуверенно взял пистолет. Вернее хотел, но прежде чем он это сделал, Скарамучча взял его за руки. — Почему бы на не застрелить друг друга? — Немного волнуясь сказал Сяо и смотрел вниз, на замятую простынь. — Ха, все не так просто. Есть вероятность, что один не успеет или не сможет нажать на курок, таким образом второй умереть не сможет. Да и тогда это не парный суицид, а парное убийство. — Скара недвусмысленно усмехнулся и покачал головой. — Не получится, в общем. Он мягко погладил его по тыльной стороне ладоней и улыбнувшись шире, приподнял голову на себя. Сяо попросту не смог избежать взглядя в глаза. — Но ты не волнуйся. — Скарамучча отдал последнее касание. Он нежно поцеловал его. Коротко, но так, что рассказал обо всем, что держал в себе и не оглашал никогда. Чувственно. Скарамуш поднял пистолет и приставил к своему виску. И Сяо повторил. Холодное дуло упиралось в кожу и жгло. Палец на курке задрожал. Скарамучча улыбался и приоткрыл губы. Последнее, что он сказал было: — Увидимся. Сяо закрыл глаза и вздрогнул, когда услышал звук. Громкий, такой болезненный выстрел. Это одно слово как команда, которую Скарамуш благополучно отдал. И после выстрела звон в ушах на секунду прекратился. Темнота. Ничего не видно, ничего не слышно. Прошло свыше десятка секунд, прежде чем Сяо понял, что не нажал на курок.