Ходить по небу

У Алтана выдался на редкость приятный и продуктивный день. Он вдоволь повозился в оранжерее, обновил маникюр, успешно провёл переговоры, где его сразу же приняли всерьёз и не попытались продавить, как частенько бывало после смерти Баатара, поужинал в одном из любимых ресторанов, а потом с удовольствием расцарапал свеженакрашенными ногтями Вадиму спину, ещё и выспался на следующее утро. Вот только на краю сознания маячила какая-то неуловимая мысль, будто он о чём-то забыл, но её никак не удавалось сформулировать. На всякий случай, Алтан пробежался по ближайшим планам, но там всё было готово и не предполагало неожиданностей. Уже к вечеру Вадим прислал излишне красочный, но подробный отчёт о выполненном поручении, и Алтана наконец кольнуло — вот оно. Вадим ненавидел сообщения, он предпочитал пиздеть в любой понятной и непонятной ситуации, а заткнуть его можно было только физически, и даже тогда он продолжал что-то довольно мычать. Но ведь и вчера он за целый день не произнёс ни слова: да, в машине снова орала проклятая Леди Гага, но Вадим не подпевал, не травил свои дурацкие байки, не пересказывал подноготную всех, кто попадался им на пути, не разливался соловьём о выбранном цвете лака, в ресторане без привычных пошлостей пальцем ткнул в несколько позиций в меню и даже ночью не издал ни звука помимо стонов, хотя обычно в постели переходил на какое-то совсем безумное словоизвержение. К моменту, когда Вадим соизволил явиться лично, Алтан уже был в полной боевой готовности и встретил его в расшитом золотом халате прямо на голое тело. Алтан неспешно диктовал инструкции, позволяя себя разглядывать, прекрасно зная, что небрежно завязанный пояс мало что скрывал. — Всё понял? Вадим прижал руку к сердцу и с предвкушением ухмыльнулся. — Хочешь что-то ещё? — уточнил Алтан, отводя колено в сторону и почти физически ощущая тяжёлый хищный взгляд на обнажённой коже. — Скажи. Вадим оскалился и издевательски низко поклонился, прежде чем медленно, ожидая приказа остаться, покинул спальню. Нет уж, в эту игру могли играть двое. Смешно, но причину такого поведения Алтан понял только ночью, ворочаясь в слишком большой для одного кровати и растирая вновь разболевшиеся ноги. Это случилось пару дней назад: у Алтана адски болела голова, а Вадим рядом как обычно пиздел, не затыкаясь — да, он понизил голос и приятно массировал затылок, но Алтан не мог полностью абстрагироваться от его голоса, а от попыток вникнуть в бессвязную болтовню голова болела лишь сильнее, так что он сказал что-то грубое, даже не запомнил, что именно, Вадим не смолчал, и слово за слово они снова поспорили на десятку, — кажется, что-то о том, что Алтан первый заскучает. Вадим, конечно, любил деньги слишком гипертрофированно — и это с его-то зарплатой, — но тут, скорее всего, пошёл на принцип. Что ж, принципы Алтан уважал. Надо было отдать должное терпению Вадима. Алтан повсюду таскал его за собой и ставил в такие ситуации, что Вадим должен был или, наконец, что-то сказать, или терпеть неудобства, — и тот терпел, ещё и ухмылялся так, будто наслаждался происходящим. Чуть ли слюной не исходил на все провокации с переодеваниями и двусмысленными жестами, но держал руки при себе и упорно молчал. На третий день Алтан решил, что не должен страдать сам, и приказал Вадиму пойти с ним в спальню, но даже тогда не услышал ожидаемой шутки про «нетерпеливую принцессу» или чего-нибудь в том же духе. За бесконечной болтовнёй это обычно не чувствовалось, но когда Вадим молчал и только смотрел, практически не моргая, — что ж, это было принципиально новым опытом в их отношениях, пусть даже Алтан пока не знал, как к этому относиться и как это всё осмыслить. Благодаря их идиотскому спору Алтан оказался гораздо продуктивнее. Не приходилось по сто раз обосновывать приказы и решения, не нужно было отвлекаться на тупые несвоевременные подкаты, не с кем было спорить по каждой ерунде — благо, остальные ходили по струнке и не позволяли себе таких вольностей. Вот только неожиданно эта продуктивность совершенно не приносила удовольствия. Болтовня Вадима в какой-то момент стала комфортным белым шумом, и теперь, в тишине, мозг усиленно подавал сигналы, что что-то не так, что-то не в порядке, даже если Вадим находился в поле зрения и прожигал его взглядом. Конечно, возвращение ночных кошмаров было только вопросом времени. Снова Площадь Восстания, снова он в той машине и не мог пошевелиться из-за пережатых ног. На переднем сидении мама, вся в крови и не дышащая, а рядом с ней, на водительском — Вадим, тоже мёртвый. Алтан кричал, что было мочи, но всё равно не мог до него дотянуться, грудь сжимал заевший ремень безопасности, а Вадим больше не улыбался, и это так страшно, так неправильно, так… — Да успокойся же, золотце. Это Вадим — живой, перепуганный, прижимал его руки к подушкам, чтобы он перестал брыкаться и царапаться. — Просто кошмар, просто кошмар. Между двух утесов Горны красна девица плутала. Обойти нельзя Вуоксу, перейти нельзя Иматру. Тьму пустил над нею Турсо, вековечный заклинатель. Захотел похитить деву, увести на дно морское… Алтан с трудом осознал себя — он дома, в спальне, в безопасности, Вадим рядом, это просто кошмар. Под размеренное бормотание удалось восстановить дыхание, и Алтан заставил себя расслабиться и обмякнуть. — Это же про Карелию, идиот, — выдохнул он, чтобы хоть что-то сказать. — Простите великодушно, золотейшество, о чём знаю, о том и пою, виноват, не подготовился. Алтан выбрался из постели — ноги дрожали, завтра опять весь день будут мучить фантомные боли, — умылся ледяной водой, долго смотрел на себя в зеркало, а потом заглянул в гардеробную и вытащил из сейфа две купюры, чтобы позже молча припечатать их к груди Вадима. — Ну зачем же вы так, — Вадим произнёс это с какой-то странной грустью, перегнулся через Алтана, спрятал деньги в прикроватную тумбу и улёгся обратно, притягивая его в свои объятия. — Не было ничего, не надо этого. Спи, золотко. Просто спи. Утром Вадима рядом уже не было. Алтан через силу затолкал себя в душ, проглотил обезбол, натёр ноги вонючей мазью, сунул в карман деньги и дотащил себя до столовой, где Вадим тут же поставил перед ним завтрак. — Надеюсь, готовил не ты, — устало пошутил Алтан, но начал есть, не глядя на то, как Вадим, драматично переигрывая, крестил себе сердце. Когда Вадим снова подошёл, чтобы отдать кофе, Алтан притянул его к себе за пояс и сунул десятку в карман. — Нет, хватит, — тут же оборвал он готовящееся представление. — Это не из-за вчерашнего. Но я устал от твоих идиотских пантомим, устал, что вместо тебя о работе отчитывается не пойми кто. Или ты работаешь, как положено, или иди устраивать цирк в другое место, ясно? Скажи, если понял. — Понял, как же не понять, ваше золотейшество. Вы мне только скажите, в «работать как положено» входит то, что вы мне сейчас деньги сунули, как стриптизёрше? Я к тому, что я как раз могу, мне только переодеться надо, ну и комнату с шестом. Можно, конечно, и без шеста, это уж как вам нравится, но тут же во многом вопрос зрелищности… Алтан тяжело вздохнул и уставился на кофе так, будто тот нанёс ему личное оскорбление — лишь бы ни единым жестом не показать, как расслабился от этой бредовой болтовни. Он не обманывался, ему захочется задушить Вадима уже к вечеру, но пока что позволил себе насладиться тем, что невольно стал символизировать этот несмолкаемый голос — покоем и безопасностью.