Вечность

У всех есть свои грязные секреты. Такие, что даже самому близкому человеку не расскажешь. Кто-то в душе конченный психопат, мечтающий лишь о тепле крови на своих ладонях; кто-то мазохист, питающий нездоровую тягу к насилию; кто-то мерзкий извращенец, подглядывающий за людьми в общественных банях; а кто-то продажная шалава, за деньги готовая исполнить даже самые мерзкие желания своего клиента. У всех есть секреты. У Итадори Юджи тоже есть один. Он спит с Королём Проклятий. С этим чудовищным монстром, ненавидящим всех и вся. С этой тысячелетней тварью, мечтающей о целом мире у своих ног. "Ну и шлюха", —подумал бы кто, если б узнал, — "Насколько низко нужно пасть, чтоб подложиться под такого урода? " Прозвучит странно, но Юджи его любит. По-настоящему любит, хоть, казалось бы, нет причин для этого. Король Проклятий жесток, алчен, горд, эгоистичен. Он никогда никого не признавал, не уважал. Ни о ком не заботился, никого не любил. Он ненавидит всех одинаково, всех считает лишь пылью под своими ногами. И всё, о чём он когда-либо мечтал так это о власти над всем миром. В нём нет ни одной привлекательной черты, даже внешность и та лишь искажённая копия внешности его сосуда. Нет ни единой причины любить подобного человека. Но Юджи не может просто взять и разлюбить его. К̶а̶к̶ б̶ы̶ о̶н̶ х̶о̶т̶е̶л̶ п̶р̶о̶с̶т̶о̶ в̶з̶я̶т̶ь̶ и̶ р̶а̶з̶л̶ю̶б̶и̶т̶ь̶ е̶г̶о̶ Но и заставить Двуликого полюбить его в ответ тоже не может. Поэтому он спит с ним, получая хотя бы такую близость. К тому же, это единственный способ прикасаться к нему, не рискуя потерять пол головы. … Иногда Итадори рыдает в подушку ночью. Тихо, стараясь никого не разбудить. В такие моменты в голове проносится лишь одно: "Почему? Ну почему из всех возможных людей я влюбился именно в тебя? " Сукуна всё слышит и видит. Но не делает ничего. Ему нет никакого дела до чувств мальчишки. Тот сам к нему пришёл. Сам попросил его трахнуть. И Двуликий исполняет его желание до сих пор. Разве он не милостив, раз позволяет сопляку касаться себя, обнимать? Разве он не милосерден, раз даёт мальчишке своё тепло, к которому тот так отчаянно стремиться, словно мотылёк к свету костра, чтобы затем лишь сгореть в пламени огня? Так почему он должен выслушивать эти рыдания? Разве глупому ребёнку мало того, что у него уже есть? Да он должен падать Сукуне в ноги, после таких-то милостей! Пацан просто не понимает, насколько ему повезло стать подстилкой для самого Короля Проклятий. Сукуну утомляет эта глупая детская влюблённость. Он просто хочет надеятся, что она со временем пройдёт, словно ветром сдует, и Двуликий наконец освободится от выслушивания приглушённых мокрой от слëз подушкой рыданий и тяжести чужой неразделённой любви. … На следующий день Итадори старается прятать красные опухшие глаза, натягивая капюшон формы чуть ли не на нос. Лишь бы друзья ничего не заметили и не беспокоились. Кстати о друзьях. Временами Юджи посещают мысли о том, что будет, если они всё узнают. Он не хочет думать, что будет, если это произойдёт. Он боится их осуждения, но если они его осудят, то Итадори не станет винить их. Он осознаёт насколько мерзко прогибаться под таким человеком, как Король Проклятий. Юджи боится, что все его друзья, все его близкие и дорогие люди отвернутся от него, но ещё больше он боится, что если всё вскроется, то казнь назначат раньше. Юджи страшно. И страшится он не столько смерти, сколько осознания того, что потеряет всех. Потеряет Сукуну. Нет, Юджи не сомневается, что Двуликий найдёт способ выжить. Ему грустно от осознания того, что он больше никогда не увидит его, никогда не коснётся. А тот забудет про него. И будет касаться других. Что-то плохое, тёмное пробуждается в маге при этой мысли. Он не хочет, чтобы его проклятие касалось кого-то помимо него. Он не хочет делить его ни с кем. Он хочет, чтобы Двуликий принадлежал лишь ему. Вечно. … Король Проклятий восседает на своëм костяном троне, скучающе смотря вглубь тьмы, что разверзлась наверху домена вместо потолка. Юджи сидит на его коленях весь в засосах и укусах, что расцветают на его светлой коже, будто прекрасные цветы роз. Он нежно обнимает его спину руками, утыкаясь носом в шею. Он всегда так делал после их секса. Двуликий не любит всех этих телячьих нежностей. Никогда не любил. Но своему сосуду он позволяет такие маленькие вольности. Забавно наблюдать за отчаянными потугами мальчишки получить хоть каплю его тепла и любви. Получить любовь того, кто даже будучи человеком любить не умел. Умел приносить страдания, сеять хаос, мучать, пытать и убивать. Умел ненавидить, но не любить. Бедное дитя знало всё это, но всё равно пыталось растопить сердце того, у кого сердца нет и не было никогда. Сукуне его почти жалко. Почти. … Иногда юному магу хочется сбежать. Сбежать, оставив всё позади: друзей, учителя, Магический университет, клеймо сосуда Короля Проклятий. Сбежать и жить где-нибудь в глуши, где его никто никогда не найдёт. Где не будет ни шума столицы, ни бремени мага, ни ядовитых шепотков шаманов за спиной: «И это сосуд Двуликого? Какой-то никчёмный мальчуган? Да как он вообще может его сдерживать? " или «И почему его не убили? В нём же сидит монстр, слишком опасно ждать, пока парень съест все пальцы. Лучше сразу его прикончить». Юджи представляет, как будет жить в этой самой глуши в маленьком деревянном домике с запылеными комнатами, старой мебелью и шкафами, наполненными кучей книг в потрёпанных переплётах. Как останется, наконец, в тишине и покое и будет делать, всё, что захочет. Двуликий, конечно, первое время будет рвать и метать, постоянно пытаясь захватить контроль над телом, но потом, успокоившись и поняв, что слишком мало пальцев было съедено, чтоб провернуть подобное, просто смирится со своей судьбой. И, возможно, спустя несколько лет после подобного сожительства в месте, где не будет никого, кроме них двоих, Сукуна, наконец, сможет полюбить его в ответ. Но если этого не случится… что ж Ю̶д̶ж̶и̶ з̶а̶с̶т̶а̶в̶и̶т̶ е̶г̶о̶ э̶т̶о̶ с̶д̶е̶л̶а̶т̶ь̶, видимо, ничего не попишешь. Да, порой Юджи хочется сбежать от этой новой жизни, уйти от ответственности, поступить эгоистично. Но разве его можно в этом винить?.. … Юджи знал. Знал, что рано или поздно это случится. Знал, что однажды он просто не сможет сдержать контроль над телом. Знал, что если Двуликий выберется, то не пощадит никого. Ни мужчин, ни женщин, ни стариков, ни даже детей. Убьёт всех не поведя и бровью, будет упиваться разрушениями, которые сам же и создал. Будет наслаждаться своей силой. Юджи знал всё это, но надеялся, что этого не произойдёт. Убеждал себя, что он удержит контроль, что больше не позволит Двуликому навредить людям. Он сильный, он справится с возложенной на него ответственностью сосуда Короля Проклятий. Не имеет права не справиться. Он не справился. Итадори сидит посреди пустынной земли. А вокруг только развалины зданий, разломанные напополам деревья и далеко слышен чей-то плач. В голове лишь громкий смех Двуликого, звенящий в ушах. Юджи опускает взгляд на свои дрожащие руки и видит, что они обагрены кровью. Хотя никакой крови на них нет. … Итадори подавлен и сломан. Он не ест, не спит, не занимается обычными делами. Перед глазами постоянно всё та же пустынная земля, всё те же разрушенные здания. Он не может думать ни о чём, кроме этого. Его вид становится всё более и более болезненным с каждым днём. Юджи уже похож на живого мертвеца, у которого всё никак не получается отправиться на тот свет. Когда ему, наконец, удаётся заснуть, то снова видит ту же картину. Только вот теперь земля перед ним не пустынна, а сплошь покрыта кровью, словно большим красным ковром, а из руин зданий выглядывают трупы, будто куклы из окошек кукольного домика. Они таращатся на мага своими пустыми чёрными глазницами, их, словно восковые, лица искажены в гримасе гнева и отвращения. Части тела неестественного изогнуты, покрыты порезами и ранами, у многих некоторых частей просто нет. И все они двигают своими кукольными губами, что-то тихо шепча, так, что не разобрать. Но с каждой секундой шёпот становится всё громче и громче, пока не перерастает в какофонию из криков. Они кричат: —Ты не спас нас! Ты должен был спасти нас! —Ты никчëмен, не справился с такой простой задачей! —Мы мертвы из-за тебя! Так умри же вместе с нами! И их мертвецки бледные руки начинают тянуться к магу, желая утащить за собой в Ад. Мертвецы выкрикивают проклятия, всё ближе и ближе подбираясь к нему. Юджи чувствует чью-то хватку на шее и поворачивается, видя перед собой окровавленной лицо, превратившееся в месиво из плоти и крови. Человек смотрит на него в упор своими чёрными глазницами, всё сильнее сдавливая шею своими костлявыми руками, а затем начинает смеяться безумным смехом. Руины и трупы вокруг начинают таять, словно мороженое на солнце, и вскоре от них не остаëтся ничего, кроме луж крови. Мертвец, душащий Юджи перестаёт смеяться и мрачно произносит, скрипя зубами: —Ты заплатишь за наши смерти всем, что у тебя есть. Земля под магом проваливается. В следующую секунду Юджи просыпается от кошмара с громким криком. … Итадори понимает, что ведёт себя по-детски, игнорируя Рëмена. Понимает, что своей злостью на Двуликого не вернёт всех тех людей, чьи жизни тот хладнокровно оборвал, словно они ничего не значили. Хотя в его глазах они действительно ничего не значили. Юджи не понимал. Не понимал, как можно относиться к чужим жизням, словно к мусору, как можно убивать, не чувствуя и капли вины, как можно быть настолько бесчеловечным, что страдания других могут приносить тебе лишь радость и наслаждение. Он не понимал, но пытался понять. Пытался понять, что заставило Двуликого из человека превратится в проклятие, что заставило его стать столь жестоким убийцей, что заставило его возненавидеть весь мир. Но то было раньше, и, видимо, маг просто не желал видить правды о том, кого любит. Пытался обелить его и заодно и себя, стараясь найти хоть одно достойное оправдание столь чудовищным злодеяниям. Но теперь Юджи не пытается понять Сукуну. Инцидент в Сибуе стал последней каплей в чаше его нежелания мириться с правдой. Сукуна монстр. У него нет чувств, и наврятли были когда-либо. Поэтому он не испытывает вины за все те покалеченные и изломанные души, за всю ту боль и страдания, что он веками причинял людям. И теперь, когда он увидел, насколько Король Проклятий может быть жесток, насколько он по-настоящему ужасен, когда осознание вылилось на него, словно ушат холодной воды, маг больше не хочет пытаться понять его. Не хочет больше искать оправдания его поступкам. Он устал. Устал от всех этих смертей, от вины, что словно змея, обвилась вокруг его шеи и сдавливает её, стремясь задушить насмерть, устал от боли неразделённой любви. Итадори устал от всего этого, но он не может повернуть назад, не может обернуть время вспять, отматывая его к тому моменту, когда съел этот проклятый палец. Но даже если бы он мог отмотать время назад, словно киноплёнку, то не стал бы ничего менять. Ведь Мегуми тогда бы умер, а Юджи бы не удалось спасти всех тех людей. Он слишком добр, чтобы поступить так эгоистично. Поэтому продолжает жить, постоянно нося маску вечно жизнерадостного и улыбчивого мальчика, не имеющего никаких проблем. … —Смеешь являться ко мне после того, как игнорировал несколько недель? Неслыханная дерзость, –недовольно проговорил Двуликий. —Смеешь выставлять мне претензии после того, как убил сотни человек моими руками? –съязвил Юджи. —Не смей отвечать вопросом на вопрос, –проскрежетал Король Проклятий, –И ты знал, с кем имеешь дело, когда заводил отношения со мной. Перестань переводить стрелки. Тебе стоит винить в произошедшем только себя. Юджи хотел что-то ответить, как-то съязвить, оправдаться. Но Сукуна прав. Итадори знал, на что шёл. Он не имеет права винить его в чём-то. И всё же желание ответить что-то колкое пересилило здравый смысл: —Ох, а что же ты так недоволен тем, что я давно не приходил? Чувство собственности взыграло? Ты со мной только из-за каких-то собственных тараканов в голове, так какое тебе дело до того, когда я прихожу, а когда—нет? Но ещё до того, как маг успел договорить, он оказался поднятым в воздух за горло. Двуликий прорычал: —Ты забываешься. Осознаëшь, что я могу прекратить всё в любой момент, но всё равно скалишь зубы и испытываешь моё терпение? Ты воистину непроходимый глупец. Ещё один подобный наезд и только посмей сунуться ко мне. Знай своё место, ничтожество. В следующую секунду Юджи оказывается откинут в сторону. Он лежит на полу, кашляя и держась за горло, пытаясь восстановить дыхание. Сукуна презрительно фыркает и щёлкает пальцами, отправляя его обратно. … —Брат! –раздаётся оклик. Юджи поворачивается к проклятию. —Что такое, Чосо? –спрашивает Юджи. И Чосо рассказывает ему всю правду. … …Ох. Вот как. Чосо действительно является его братом. Получается, Эсо и Кечидзу тоже были его братьями?.. Ха-ха Ахахаххаха Какой забавный получился анекдот. Парень убил своих братьев, даже не подозревая о том, что те были его братьями. Но ведь они были проклятиями. А уничтожать проклятий это правильно, верно? Проклятия ведь убивают людей просто так, считая, что они—высшие создания, а люди—всего лишь никчëмные червяки под их ногами, даже не подозревающие о существовании тех, кто в любой момент может их раздавить, как надоедливую муху. Убивать проклятий правильно, ведь такие бессмысленные в своей жестокости существа не заслуживают жизни. А то, что Юджи пришлось убить своих братьев тоже правильно? Они действительно не заслуживали жизни? А Юджи сам вообще заслуживает жизни? Заслуживает ли жизни за то, что убивает, пусть и проклятий, но всё же живых существ. Заслуживает ли жизни за то, что убил собственных братьев? Заслуживает ли жизни за то, что не смог спасти всех тех людей в Сибуе? Заслуживает жизни ли жизни за то, что не смог спасти Нанами и Нобару? Заслуживает ли жизни за то, в каких отношениях состоит с тем, у кого руки в крови не по локоть, а по шею? Разве такой человек, как он, может заслуживать жизни? … Юджи перестал походить на ходячий труп, но вместо этого он стал… другим. Более мрачным, более холодным, более отстранённым. Он совершенно перестал походить на того светлого и доброго парня, которого знали и любили его друзья. Он изменился. Стал часто срываться на всех, кто не попади, ссориться, грубить без причины. Однажды маг и на Мегуми сорвался. —Почему меня не отправили на задание вместе с тобой? –негодовал Итадори. —Не знаю, –Мегуми пожал плечами, –не я здесь раздаю приказы. —Не знаешь? — Наигранно-удивлëнно спросил Юджи, затем улыбнувшись улыбкой, больше напоминавшей оскал. –А вот я знаю. Ты ведь у нас из знаменитого клана Зенин. Ты ведь такой сильный, такой умный. –Растягивая слова продолжал Итадори, спрыгнув с окна, на котором сидел. –Чем какой-то никчёмный слабак, вроде меня, может тебе помочь? — Он обошёл Фушигоро вокруг, остановившись перед ним. Глаза его дико блестели. –Чем какой-то дилетант, недавно попавший в мир проклятий и магов может быть полезен? Ты и сам прекрасно справишься, а я буду лишь бесполезным балластом, путающимся под нога- —Хватит! Мегуми резко прервал друга, не дав ему договорить. Черноволосому магу надоело слушать эту недо-тираду, недо-упрëк (вот только в сторону кого этот упрёк был?). —Юджи, да что с тобой не так?! Ты сильно изменился, и не в лучшую сторону. Я понимаю, тебе тяжело, нам всем тяжело, но это не причина срываться на всех по поводу и без! —Изменился?.. –все остальные слова друга Итадори словно пропустил мимо ушей, –А ты бы не изменился? Не изменился, если бы все маги вокруг ненавидили, боялись тебя и пытались убить при любом удобном случае? Не изменился, каждый день слыша шепотки и пересуды о себе за спиной? Не изменился, если бы в тебе жил хренов демон, убивший сотни людей твоими же руками?! В конце Итадори перешёл на крик. Мегуми не ответил ничего, просто молча ушëл из комнаты. Юджи съезжает по стенке вниз и утыкается носом в колени, закрыв лицо руками. … Идёт ливень, шумно ударяясь об асфальт и создавая свою неповторимую мелодию. Серое безжизненное небо отражается в таких же безжизненных глазах человека, лежащего в грязной луже в каком-то переулке. У него раны по всему телу, тёмно-синяя форма во многих местах порвана, а в некоторых свисает оборванными лохмотьями. Человек подрагивает от холода, дрожат и ресницы с застывшими на них капельками дождя. В коротких розовых волосах застряли листья и какие-то веточки. Человеком этим, безусловно, был Итадори Юджи. Парень знает, что ему нужно встать немедленно и бежать дальше. Куда угодно, главное—бежать. Бежать от проклятий, снующих теперь повсюду, от людей, что тут же сдадут тебя им, если узнают, что ты—маг. Бежать из этого сумасшествия куда-нибудь в глушь, где никто не будет знать, что Итадори—шаман, где он будет в полной безопасности. Но Юджи не может. Он измотан, и сил на бег больше не осталось. Ему хочется закрыть глаза и лежать, лежать, лежать. Не думая ни о чём, просто лежать в холодной сырой луже, представляя вместо неё тёплый песок пляжа. Лежать под бесцветным унылым небом, представляя на его месте голубой небосвод с пушистыми белыми, как сахарная вата, облаками. И солнцем, что так и норовит своими лучами заставить тебя недовольно щуриться и отворачиваться от его ослепляющего нимба. Но все его грёзы на яву прерываются, когда над ним нависает чья-то длинная тень. Юджи медленно, нехотя отрываясь от своих мечт открывает глаза и… … И истерически смеётся с надрывом. —Всё уже кончено, но даже сейчас ты продолжаешь преследовать меня в моих галлюцинациях… Это моё наказание за все грехи, да?.. —Увы, я вполне реален. Юджи тупо пялится на трёхметровую фигуру проклятия перед собой. И понимающе, даже как-то по-доброму усмехается: —Решил посмотреть на последние мгновения жизни своей верной зверушки? Ну смотри, чего уж там. —Что-то вроде того. Хотелось посмотреть на твои страдания подольше, –усмехается Двуликий в ответ, –Но мне уже пора. Дела не ждут. Не так-то просто просто править всей Японией, сам понимаешь. Сукуна разворачивается, собираясь уйти, но чувствует, как его хватают за рукав кимоно. Он оборачивается. —Убей меня, –звучит поразительно спокойно, –Тебе всё равно ничего не стоит это сделать. —Нет, –становится насмешливым ответом. —Я прошу тебя, –в голосе появляются истеричные нотки, –Нет, я умоляю тебя убить меня. Почему ты не сделаешь этого?! В ответ звучит лишь издевательское: —Просто хочу, чтобы ты мучался до последнего вздоха. С этими словами Двуликий одëргивает рукав кимоно, теперь уже точно собираясь уйти, но его хватают за подол. Юджи кричит, не стараясь скрыть накатывающую истерику: —Тебе действительно так сложно?! Я прошу тебя об убийстве, просто о чëртовой смерти, но ты мне отказываешь? Я не прошу, я тебя умоляю, но тебе этого недостаточно?! Я просто хочу умереть, сдохнуть, откинуться, разве я многого желаю?! Неужели я даже лёгкой смерти не заслуживаю?! Король Проклятий игнорирует все эти вопросы, отцепляя, наконец, руку сопляка от кимоно и уходя отсюда куда подальше. Он слышит надрывные крики Итадори себе вслед: —Я ПРОСТО ХОЧУ УМЕРЕТЬ, СЛЫШИШЬ? УМЕРЕТЬ! УБЕЙ ЖЕ МЕНЯ, УБЕЙ! ЭТО ЧТО, ТАК СЛОЖНО?! Я УМОЛЯЮ ТЕБЯ, ЗАКОНЧИ МОИ СТРАДАНИЯ, ДАЙ МНЕ СДОХНУТЬ! Я МОЛЮ ТЕБЯ, СУКУНА, УБЕЙ МЕНЯ! УБЕЙ МЕНЯ! УБЕЙ! И непрекращающийся громкий шёпот: Убейменяубейменяубейубейубейубейубейубейубейубейубейубейдайсдохнутьубейубейубейубейзакончивсëэтоубейубейубейубейубейубейубейубейубей… Понимая, наконец, что Двуликий не станет его убивать, Юджи шепчет еле слышно, но Рëмен всё равно слышит: —Ты действительно настолько сильно меня ненавидишь?.. В тот день все люди в округе слышали нечеловеческий крик, оглущающе громкий, и такой надрывный и безумный, что казалось, будто кого-то режут ножом на части. Но для Итадори Юджи его боль была намного сильнее физической. Это была боль человека, за короткое время потерявшего в своей жизни всё, человека, который повидал глубины Ада, человека, видевшего смерти своих друзей. Человека, у которого не осталось ничего, кроме сожалений и ненависти к себе. И растоптанного поломанного сердца, которого таким сделал тот, кого он любил больше всех в своей жизни. Он отдал Сукуне всё: тело, душу, сердце. Но в конечном счëте единственное, что он получил взамен это мёртвых друзей и разорванную в клочья душу. Несправедливо. Как же это несправедливо. Юджи не оставит это просто так, он найдёт этого ублюдка и убьёт его своими руками. Даже если для этого придётся пройтись по головам. Он освободит мир от этой тысячелетней гнили, от этого чудовищного монстра. Даже если самому придётся стать монстром. … Был вечер. Маленькая розововолосая девочка быстрым шагом шла по тропе. Она случайно заблудилась, свернув не в тот переулок. Она бродила и бродила, блуждая средь пересекающихся между собой грязных переулков. И чем дальше она шла, тем темнее делалось, и тем страшнее ей становилось. Она жутко нервничала, еле сдерживая слёзки, застывшие в алых глазах прозрачными капельками. Но наконец она увидела человека. По крайней мере ей показалось, что это был человек. Он сидел к ней спиной, поэтому разглядеть его лицо не представлялось возможным. Его длинные растрёпанные волосы водопадом струились по спине, доставая до пола. А сам «человек» совершал какие-то странные дëрганые телодвижения, занося одну руку над головой и быстро опуская её вниз, как будто он что-то… бил? У ребёнка, наблюдающего за этой сценой, возникло нехорошее предчувствие, но этот «человек», кем бы он ни был, был её единственным шансом выбраться из этого места и вернуться домой к родителям. Малышка подошла к нему и… …Господи… Он… кого-то убивал?! Да, " человек» ударял непонятное существо, лежащее перед ним, раз за разом. И хоть оно уже не подавало признаков жизни, но его это не останавливало. Он продолжал совершать механические движения, смотря своими безумными тёмными глазами куда-то в пустоту. Девочка вскрикнула от вида картины, раскинувшейся перед её глазами. «Человек» медленно повернул на вскрик свою голову, не вращая при этом глазами. Это выглядело так жутко, будто он был механической куклой, а не живым существом. Его глаза были совершенно безумными, сумасшедше блестя в ночном свете мигающего фонаря, стоявшего неподалёку. Выражение его лица было безучастным, но стоило ему повернуть голову и увидеть красные глаза и розовые волосы ребёнка, как на его лице отразилась гримаса гнева и ярости. Он занёс руку, собираясь ударить бедняжку. Малышка закрыла глаза в ожидании удара, но его не последовало. Тогда она приоткрыла один глаз. «Человек» так и застыл с занесённой для удара рукой, смотря на девочку немигающим взглядом пустых глаз. Тогда ребёнок развернулся и быстро-быстро побежал, спотыкаясь об камни и мусор, рыдая в голос на всю округу. —Я чуть не убил ребёнка, –прошептало проклятие дрожащим голосом, смотря на свои подëргивающиеся руки. … Мальчик шёл по дороге вдоль обломков зданий. Он направлялся прямиком к заброшенной площадке, окружённой разрушенными домами, что стали такими в результате инцидента в Сибуе, что произошёл здесь много-много столетий назад, но территорию почему-то так и не отстроили заново. Вообще-то родители ребёнка запрещали ему туда ходить. «В наш неспокойный век проклятия снуют повсюду. Вот напорешься на них и поминай, как звали. Мы очень просим тебя не ходить в этот район, ведь если ты повстречаешь проклятие, то оно не пощадит тебя, сынок. Гуляй во дворе, а лучше вообще сиди дома. " Но бесстрашный мальчик не испытывал страха перед проклятиями. Он ни капельки не боялся их и не страшился лазить по подобным покинутым людьми и Богом местам, где эти монстры могли обитать. Ребёнок каждый день ходил на эту заброшенную площадку. Но в этот раз там кто-то был. Мальчик пригляделся издали, не решаясь подойти ближе. На качелях сидел человек. Его длинные волосы цвета сакуры свисали до земли, а одет он был в какие-то лёгкие белые одежды. Он был совершенно бос, хотя уже была середина осени, что было очень и очень подозрительно и странно. На нём не было ни обуви, ни шапки, ни шарфа, ни куртки. Только лёгкая белая ткань и всё. И ещё золотые браслеты, что висели на руках и ногах, звеня и стукаясь друг о друга при малейшем движении. Он был невероятно красив и походил на прекрасного бога, сошедшего со страниц книги с мифами и легендами о богах и демонах. За исключением одного но. Всё тело «бога» покрывали ужасные шрамы, несколько портившие прекрасный образ. Странный человек (?)не качался, он просто сидел на качелях, задумчиво смотря вверх на тёмное пасмурное небо. Но, наконец, будто почувствовав, что на него кто-то смотрит, он обернулся и встретился глазами с мальчиком. Человек просто смотрел, не совершая никаких действий. Затем отвернулся, должно быть, потеряв интерес. Тогда ребёнок, решив, что он не опасен, подошёл и сел на качельку рядом. Так они и сидели молча некоторое время, пока человек (?) не заговорил: —Не боишься, что в подобном месте могут обитать проклятия, которые убьют тебе без промедления? —А ты? Ты не боишься? —Ну я, в отличие от тебя, смогу защититься, –с улыбкой ответил человек (?). —Ты что, маг? –неверяще спросил мальчик, –Но это невозможно! Их всех давно истребили. —Нет, уже нет. —Тогда кто ты? —Я—проклятие. —Тогда почему ты всё ещё меня не убил? –продолжал недоумевать ребёнок. —Я не трогаю людей. Моя цель—проклятия. —Неужели ты то самое проклятие из легенд, что никогда не трогает людей, но зато уничтожает своих собратьев-проклятий без разбора?! —Да, это я, ты угадал, —улыбнулось проклятие. —Но как проклятие может не хотеть убивать людей? Это странно. —У меня есть причины этого не делать, —уклончиво ответило существо. —И что, ты просто ходишь и убиваешь проклятий целыми днями? —Ага. —А что ты тогда делаешь здесь? —Ну, надо же когда-то отдыхать? К тому же мне скучно. —Если тебе скучно, то я могу рассказать тебе одну легенду, которую мне рассказывали мои родители, а тем рассказывали их родители, ну а их родителям уже их… и так далее. —Что за легенда? —Про Короля Проклятий и влюбившегося в него смертного. Ты действительно не слышал о ней? —Нет, расскажи. —Хорошо, тогда слушай. Много лет назад, когда Король Проклятий только (частично)освободился от заточения магов появился у него сосуд. Молодой юноша, готовый пожертвовать своей жизнью ради того, чтобы избавить мир от Двуликого раз и навсегда. Парень по характеру был очень светлым человеком, полной противоположностью Короля Проклятий. Поэтому у них были… очень сложные отношения. Они постоянно ссорились по поводу и без. Часто ссоры выливались в драки. Само собой, Двуликий всегда одерживал победу над своим сосудом, только вступившем на путь мага. Надо сказать, что, несмотря на все перепалки бывали между ними и мирные моменты. Но это происходило редко. Что ж, это, конечно не секрет, но у Двуликого был (да и сейчас есть) скверный характер. Он был жестоким, хладнокровным, тщеславным психопатом. Но, видимо, мы просто не знаем всей правды, и было в нём что-то помимо этой тьмы. Ведь постепенно, не осознавая этого, юный маг влюбился в Короля Проклятий. Не понимаю, как такое могло произойти, и за что маг полюбил проклятие, за красивые глазки иль ещё за что, видимо, правду говорят, что любовь зла. Как-то раз, во время очередной перепалки парень понял, что засмотрелся на губы своего оппонента. Он понял, что влюбился. Влюбился в злое и жестокое проклятие. А однажды вышло так, что они… ну… кхм… сам понимаешь, что произошло. Юноша искренне любил своё проклятие, но проклятие не испытывало то же самое по отношению к нему. Но он наивно верил, по крайней мере, ему хотелось верить, что Король Проклятий полюбит его в ответ. Когда-нибудь. Но этого не произошло. Двуликий видел в нём куклу. Красивую, но бесполезную. Юноша знал это и это знание причиняло ему боль, но он всё равно продолжал приходить во владения проклятия каждый вечер, чтобы погрузиться в его холодные, словно могильный камень, объятия. И чтобы познать хоть и такую фальшивую, но всё же любовь. Но однажды юноше довелось увидеть неограниченность бесчеловечности своего возлюбленного. После этого его жизнь уже не была, да и не могла стать прежней. В тот день Королю Проклятий удалось захватить контроль над телом своего сосуда, и он уничтожил его руками целую станцию, а вместе с ней и все здания вокруг, вместе с находящимися в них людьми. Когда парень открыл глаза, будучи уже во власти над своим телом, то его взору предстала пустошь с валяющимися повсюду обломками зданий. И трупы. Куча трупов, разрезанных на части. В этот момент в сознании юноши что-то пошатнулось и сломалось с громким звуком. Он знал. Знал, насколько могущественен и жесток его любимый. Знал, насколько сильно тот ненавидит людей. Знал, как тяжела ноша сосуда Короля Проклятий. Знал, как высока ответственность за то, чтобы временно сдерживать его и не позволять ему захватить контроль над телом. Он знал всё это, но все равно взял на себя такую ответственность. И не справился с ней. У него была простая задача—сдерживать Двуликого. Но он не справился. Он—никчёмный слабак, негодный ни на что. Поломанный маленький механизм в большой машине. И хоть механизм и маленький, но даже такая крохотная деталь, сломавшись, вывела из строя всю конструкцию. Так думал юноша, коря себя за грехи человека, который сам был в них виноват. Он погружался в пучину самобичевания и отчаяния всё больше и больше, он сильно изменился, стал совершенно другим человеком. Рассорился со всеми, кого только знал. А однажды Королю Проклятий удалось выбраться из заточения в чужом сознании. Он уничтожил всех магов, снёс подчистую магические университеты и объявил себя новым правителем Японии. Он и по сей день правит. А что же случилось с его новым сосудом? Никто не знает ответа на этот вопрос. Некоторые думают, что он окончательно сошёл с ума и либо умер от болезней, либо от голода и обезвоживания, потому как целыми днями смотрел в одну точку, ничего не делая. Другие придерживаются мнения, что он продолжил уничтожать проклятий до тех пор, пока больше не был способен сражаться и проклятия его не убили. Третьи считают, что он не выдержал тяжести вины и сожалений и наложил на себя руки. А некоторые даже считают, что от огромной ненависти и злобы, что крепко въелась в его подсознание, он сам стал проклятием, убивающим себе подобных направо и налево, и мечтающим когда-нибудь добраться до самого Двуликого. —Кажется, я уже где-то слышал эту историю. —Конечно слышал. Ведь ты и был тем юношей, не так ли? —Дай угадаю, в легендах была описана и внешность парня? —Верно.Ты практически не изменился с тех времён. Ни внешне, ни характером. Ты всё такой же. На последних словах лицо Юджи вдруг резко потемнело. —Ошибаешься, —тихо произнёс он. Но в следующую же секунду тон его голоса вновь стал весёлым и беззаботным, он сказал, —Ну, не знаю, не знаю. Не мне судить, изменился я или нет. В любом случае, мне уже пора. Спасибо за легенду. Было интересно послушать свою историю из уст другого человека. Юджи повернулся, чтобы уйти, как вдруг мальчик вскочил с качелей и воскликнул: —Скажи!.. Проклятие, собиравшееся уйти, вопросительно обернулось. —Ты всё ещё… всё ещё любишь его? —Да. —Но почему? Он ведь забрал у тебя всё! Он не достоин тебя! —Спасибо тебе за эти слова, но я не смогу дать тебе ответ на твой вопрос. Мне не объяснить, тебе не понять. Возможно, однажды ты сам окажешься в подобной ситуации и тогда всё поймёшь… Но я искренне надеюсь, что ты не влюбишься в такого же ужасного человека, дитя. Прощай. Береги себя. Проклятие пошло, отдаляясь всё дальше и дальше, и вскоре растворилось в вечерней дымке. … Звяк звяк звяк Человекоподобное существо медленно ступает по тронному залу. При каждом шаге золотые браслеты на руках и ногах мерно покачиваются, издавая при этом звон. Лёгкое полупрозрачное одеяние на существе колышется. Длинные растрёпанные волосы цвета персика тянутся за своим хозяином, словно мантия из меха диковинного зверя. Существо подходит к Двуликому сзади, закрывая тому глаза и весело спрашивая: —Угадай кто? Двуликий уже давно бы с радостью прикончил непрошеного гостя, но проблема в том, что он не может двинуться. Вообще. —… —Серьёзно? —руки сползают с глаз, а растроенный голос снова задаёт вопрос, —Ты меня не помнишь? Моë сердце разбито, — с театральным драматизмом говорит существо, но затем, звонко смеясь, добавляет, —Шутка! У меня уже давно нет сердца! Мило улыбающееся лицо незнакомца возникает прямо перед Двуликим, и тот, приглядываясь, недоверчиво спрашивает: —Юджи?.. —Ну наконец-то! —восклицает человек, а точнее, теперь уже проклятие, —Я думал, ты уж совсем забыл о бедном маленьком мальчике, отдавшем тебе своë сердце. И хоть голос всё такой же непринуждённо весёлый, а улыбка всё такая же яркая, но на последней фразе что-то во взгляде проклятия меняется и он становиться тяжёлым. Двуликий замечает эту перемену, и потому осторожно спрашивает: —Зачем ты здесь? —Чтобы с тобой увидеться, конечно! Сколько уже лет прошло? Двадцать? Хотя нет, какие двадцать! Лет двести. Хотя нет, подожди… Может вообще пятьсот?.. —И это единственная причина? —всё также недоверчиво спрашивает Король Проклятий. —Единственная? Ах, нет, конечно нет! Я вообще-то убить тебя пришёл, —всё также лучезарно отвечает Юджи. Вся серьёзность с Двуликого как рукой спадает. Он сначала, конечно, пытается сдерживаться, но в итоге его всё же прорывает на неудержимый смех. Смех эхом проносится по залу, постепенно утихая. Сукуна спрашивает насмешливо: —Убить меня? Не смеши. Да кто поверит в эту чушь? Кто поверит в то, что пацан, который втрескался в меня настолько, что был готов продать душу дьяволу, лишь бы я ответил ему взаимностью, вдруг собрался меня убить? Лапшу мне на уши не вешай. Или что, уже успел разлюбить меня? С каждой произнесённой фразой лицо Юджи всё темнело и темнело, пока улыбку не заменил недобрый оскал, а брови не сошлись к переносице. В конце концов проклятие не выдержало и в через несколько секунд после последнего предложения его длинные острые ногти уже впивались в кожу Двуликого, оставляя за собой кровавые полосы. —Завались! Не смей говорить о любви, такой ублюдок как ты даже думать о таких светлых вещах не имеет права, не то, что произносить их своим блядским ртом! Ты ничего не знаешь обо мне. Никогда не знал. Ты не знаешь, какого мне приходилось каждый раз заниматься с тобой любовью, понимая, что настоящей любви ты никогда мне дать не сможешь! Поэтому не смей тыкать меня носом в мою слабость к тебе! Я бы отдал всë(хоть у меня ничего и не осталось), лишь бы этих дурацких чувств не было. Я вообще не понимаю, как меня угораздило втрескаться в человека, в котором нет ничего хорошего, кроме красивого личика! Видя, что дело пахнет жареным, Двуликий попробовал втереться в доверие, пообещав разделить власть: —Ох, Юджи. Я вижу, что ты стал сильнее. И я уважаю твою силу. Но скажи, зачем тебе эти никчëмные людишки? Они смогут ничего дать тебе взамен на спасение. Но я смогу. Мы можем разделить власть, править вместе. Разве это не будет прекрасно? —Нет, я больше не могу позволить тебе убивать людей. Я убью тебя. Я итак прошёлся по головам на пути к этой цели. Я стал убийцей. Но ты хуже меня, —Юджи поднял голову, —Ты—чудовище. —Да, я чудовище, а ты и того хуже. Ты— глупец. Обладая огромной силой, повергшей даже меня, с помощью которой можно свернуть горы и перевернуть мир ты всё равно выбрал каких-то жалких неблагодарных людишек. Ты всегда думал только о других. И что в этом такого хорошего, что ты этим так кичишься? К чему эта хвалëная доброта тебя привела? Оглянись вокруг—твои друзья мертвы, твой учитель мёртв, все, кого ты когда-то любил мертвы, а пол Японии стёрто в пыль. Говорят, кривая дорожка губит людей. Но взгляни—я жил до сих пор и процветал, пока ты валялся в грязи. Так кто же из нас тут идиот? —По-твоему, я идиот, что ж, ты получил, что хотел—весь мир у твоих ног. Ну и? Весело тебе? В чем смысл жизни на вершине, если ты уже достиг всего в этом мире, а все твои враги—трупы в холодной земле? Ты говоришь, что у меня не осталось ничего, но что есть у тебя? —Но ты прав, —остановился Юджи, —Я люблю тебя и не смогу отпустить. Лицо Юджи исказила перекошенная улыбка. —Поэтому я оставлю тебя в живых. Ты знаешь, я ведь так люблю тебя. Любил всë это время. И мне было так больно, когда ты меня оставил, когда в ответ на просьбу убить просто ушёл, оставив меня задыхаться от боли. Я хочу вырвать тебе за это все органы, а потом заставить жрать их. Хочу извлечь твоё сердце и разорвать его на мелкие кусочки, чтобы ты знал, чтобы почувствовал как больно было мне всё это время. Юджи проводит рукой по груди Двуликого, по тому месту, где находится сердце. —Ты понимаешь, как я страдал всё это время? Понимаешь, как мне было больно осознавать, что ты не чувствуешь то же самое по отношению ко мне? Но знаешь, я много размышлял об этом и понял одну вещь. Мне не нужна взаимность. Главное, что я люблю тебя и ты со мной. Всё остальное придёт со временем. Итадори обнимает Сукуну, обвивая его руками и утыкаясь носом в шею, как делал много-много лет назад. —Мы проведём вместе прекрасную вечность, любовь моя. И когда-нибудь тебе придётся ответить на мои чувства. Юджи звонко смеётся, и смех разносится эхом по всему дворцу. Двуликий с ужасом осознаёт, что смерть была бы лучшим выходом.