writober2023

      Если бы Му Цину в пятнадцать сказали «теперь ты хочешь детей», он бы удивился, ведь в то время совершенно не мог представить себя отцом. Если бы ему сказали «ты хочешь растить детей с Фэн Синем», он бы махнул рукой. Настолько фантастический это бред.       Но вот он здесь. Ему тридцать один, он ушел с почестями из армии и хочет провести с Фэн Синем остаток своей жизни. А если Фэн Синь однажды передумает, его жизнь рискует резко укоротиться. Тем более, когда они оба сошлись на том, что дети их жизни будут… желанными.       Му Цин обдумывал это на протяжении года, пока они вели бытовую фермерскую жизнь. Он знает Фэн Синя с раннего детства, они вместе были новобранцами в армии, вместе прошли не одну битву и вместе делят ложе и чувства без году десять лет. И Му Цин всё равно почти каждый день задавал себе вопрос: «ну вот точно именно с ним? Ты прямо уверен?». Чаще всего этот вопрос появлялся, когда Фэн Синь в очередной раз говорил несусветную чушь и Му Цин ставил под сомнение весь его интеллект.       После он понял, что пора давно признать: без этого мужчины ему многое не так. Было время, когда они даже расставались, думая, что это невыносимо. Фэн Синь своим упрямством доводил его до белого каления, аж руки тряслись от злости, а сам Му Цин так часто чувствовал обиду, что хотел ударить этого чурбана, чтобы он обратил на это внимание.       Ушли месяцы и даже годы, чтобы понять: Фэн Синь не должен разбирать его обиды, а Му Цин не обязан делать так, как тот хочет. Они оба обдумали это и решили, что жить с этим иногда сложно, но вполне себе можно. Поэтому, когда они строили дом, все соседи слышали, какая почти военная ссора была за выбор дерева и внутреннее убранство.       Му Цину казалось, что он прошёл тот этап, когда Фэн Синь кажется ему непроходимым тупицей. Но когда падать было ниже некуда, со дна умудрились постучать.       — Давай ещё раз, — резюмировал Му Цин, восседая на одной из подушек перед Фэн Синем, — ты считаешь, что небылица о том, что что в главном храме Бога Брака есть золотое яйцо, которое нужно потереть и помолиться, чтобы появилось дитя — это правда. И исходя из этого ты предлагаешь делать что?       — Мы можем попробовать потереть яйцо, — как ни в чём не бывало сказал Фэн Синь, будто не замечая обилия скепсиса в чужом голосе.       — А тебя не смущает в этой истории отсутствие женщины. Мы мужчины. Кто, по-твоему, будет носить этого ребёнка?       — Они сказали, не имеет значения, кто должен потереть.       — Ну, так, а дальше-то мы что делать будем? — вскипает Му Цин, пытаясь донести абсурд этой идеи. — Искать младенца по болоту в цветах лотоса? Я понимаю, почему это имеет смысл для женщин, но каким боком это возымело смысл в твоей голове, когда ты состоишь в браке со мной? Как ты вчера мог убедиться я совершенно далёк от женщины. Если ты плохо рассмотрел, я могу…       — Му Цин, — прерывает его Фэн Синь, и взгляд его удрученный, — я знаю, что звучит странно, но это просто… для моего утешения, ладно? Нам ведь ничего не стоит пойти и сделать это.       Его щенячий взгляд заставляет Му Цина вновь чувствовать себя бесчувственным и жестоким. Он шумно вздыхает, возводя глаза к потолку и ненавидит то, что с возрастом сопротивляться Фэн Синю становится всё труднее.       

*

      — Ну и? — раздраженно спрашивает Му Цин, — тебе что, инструкция нужна, как тереть?       Они проделали сюда огромный путь, шли пять дней, добивались аудиенции у Золотого Яйца так, словно пришли на приём к Небесному Императору, куда, по мнению Му Цина, и то народу бы было поменьше. Поэтому сейчас либо они трут яйцо и ребёнок падает прямо с неба, либо Му Цин разобьёт этим яйцом чью-нибудь голову.       — Я хочу сделать это правильно, — нервно бормочет Фэн Синь, и Му Цин закатывает глаза.       — Ради Бога, нет способа «правильно тереть золотое детородное яйцо Бога Брака», а если бы и был, уже бы все его знали, поэтому просто потри яйцо, успокой свою душу и поехали домой.       Фэн Синь покрутился ещё с минуту вокруг яйца, то протягивая к нему руку, то локоть, то рукав. Му Цину надоели эти шаманские танцы, и он взошел на пьедестал, закатывая рукава.       — Я не могу позволить ребёнку унаследовать твой разум. Уж лучше я сам потру и умом он пойдёт в меня. К тому же, пока ты тут пляшешь…       — Ой, всё, я не могу! Вы меня уморили!       На секунду Му Цин нервно подумал, что даже яйцо уже не выдержало и проклюнулось, чтобы насмехаться над ними. Но, нет, оказалось, то был мужчина — он вышел из-за золотой колонны с надменной улыбкой. Сам вид его был роскошен — тёмно-синие и фиолетовые одежды, белое нижнее одеяние и богато украшенный пояс, массивные украшения на шее и запястьях. Вид мужчины демонстрировал силу и богатство, на лицо он был властный и самоуверенный.       Му Цин таких не любит. От подобных людей он сразу ожидает выходки, за которую будет бороться с желанием размозжить им лицо о стену.       — Представьтесь, — с ледяным спокойствием говорит Му Цин, в то время как Фэн Синь очевидно зол.       — Это закрытая аудиенция, — строго предупреждает Фэн Синь.       Но мужчина разводит руки в стороны и заливается хохотом:       — Думаю, для меня, как для Бога, которому вы пришли помолиться, слишком много враждебности.       Фэн Синь сразу меняется в лице и смотрит растерянно, Му Цин же не теряется и складывает руки на груди:       — Раз вы Бог этого храма, то просветите, как ему потереть яйцо, чтобы всё сработало, — пародирует его кичливый тон Му Цин.       — Ну, вы же понимаете, что в вашем случае эффекта не будет. Для этого, вам надо найти женщину.       — И кто, по-вашему, ляжет с ней в постель? Я — не буду, — Му Цин сразу отвечает и за открывшего рот Фэн Синя, — и он не будет.       Бог жмёт плечами, небрежно взмахнув руками:       — Тогда, вам надо искать другой способ.       — С такими советами мы бы и сами разобрались, — больше для себя говорит Му Цин и уже собирается уходить из зала, как вдруг Бог подаёт голос.       — Но, возможно, для вас есть один способ, — с толикой насмешливости говорит он, рассматривая собственные пальцы. — но для этого нужно хорошо попросить.       Мужчина подходит к ним на пьедестал и выжидательно смотрит, выразительно указывая взглядом на пол перед собой. Му Цин чувствует, как в нём бурлит лава, настолько он зол.       — Я, Пэй Мин, Бог Брака и Мужского здоровья, дам необходимую вам информацию, если вы с должным уважением попросите меня об этом.       Это чистой воды издевательство. Му Цин не намерен тешить божественное себялюбие, чтобы почесать чужой эгоизм. Если бы у Богов была летопись с жалобами, он бы отправил несколько сотен на имя этого заносчивого спесивца, просто чтобы проучить — нельзя насмехаться над чужим отчаянием.       Пэй Мин уже дал им «необходимую информацию», что им делать, чтобы у них появились дети. Они могут разбить лбы о пол перед ним, но Пэй Мин просто скажет им то же, что уже говорил. Эта хитрость, на которую Му Цин не поведётся.       Но хоть часть его ума и в голову бы его любимому.       Стоило Му Цину моргнуть, как Фэн Синь уже оказался на коленях в ногах у Пэй Мина. Конечно, Фэн Синь лучше поступится гордостью, но убедится, что точно сделал всё возможное. И когда Пэй Мин рассмеялся, Му Цину захотелось хорошенько ему врезать — заветные желания его любимого не повод для шуток и насмехательств.       — Как я ранее и сказал, найдите женщину. Вот ваша самая полезная информация.       Поддавшись ярости, Му Цин каблуком сапога наступает Пэй мину на ногу так, что слышится хруст, но тот лишь немного шелохнулся. Му Цин сдержался и не стал плевать богу в лицо, потому просто взял Фэн Синя за шиворот и дёрнул, намереваясь поднять и утащить своего дурака подальше от этого места.       Фэн Синь тряпичной куклой поднимается с колен так резко, что не успевает сделать и шагу назад, когда широкий гуань на его голове со всего размаху врезается Богу Брака промеж ног.       Звон стоит на весь храм и эхом отзывается от стен в десяти окружающих провинциях. Пэй Мин хватается ладонями за пах, подгибая колени, и Му Цин с недоумением наблюдает, как на пол посыпалась золотая крошка. Из божественных одеяний.       — Вы… — сдавленно сипит Пэй Мин, чьи вены на висках взбухли от перенапряжения, — вы… теперь детей не только у вас не будет, ни у кого их не будет. Особенно у вас. На ближайшую сотню лет у всех провинций целого поколения не будет.       Пэй Мин резко распрямляется, доставая меч из ножн на поясе, и не успел Му Цин отойти от шока, как Фэн Синя пронзают этим самым мечом.       — Пошли-ка на небесный суд, Черепашье яйцо.       Скрывшись в облаке золота, они исчезают, оставляя Му Цина одного в храме. Му Цин не уверен в происходящем, но если бы ему такое рассказали в пятнадцать, он бы еще тогда поставил крест на своём существовании.       

*

      Се Лянь лениво плетётся в зал для аудиенций. Он запамятовал, что в последний визит ему приносили дивный цветок, который вот-вот должен начать цвести, потому нужно поторопиться и пересадить его, пока еще не поздно.       Войдя в зал, Се Лянь зажигает призрачный огонь на факелах и сердце его уходит в пятки.       — Ваше Величество Король Призраков, я пришёл просить у вас помощи.       На его троне сидел мужчина, хотя выглядел он молодо, словно зрелый юноша. Вид у него был уставший и замученный, лицо болезненно бледное, но, совершенно точно, хоть он и напугал Се Ляня до чёртиков, мужчина не был призраком. Он живой человек.       Се Лянь вздохнул — раз уж его тут караулили пару дней точно, он не будет разыгрывать спектакль с переодеванием и просто узнает у бедняги, что стряслось.       — Я не многим могу помочь, но, если это что-то действительно важное, я готов выслушать. Только, прошу, спуститесь с моего трона, поговорим спокойно.       Мужчина послушно спускается, и теперь Се Лянь замечает его скорбь и волнение.       — Мой возлюбленный заточён в аду. Повод, конечно, странный, но… теперь это то, что есть. Я не прошу его воскресить или освободить, напротив, я понимаю, что так природный баланс нарушить нельзя. Я прошу обменять мою жизнь на возможность остаться с ним здесь и создать место, где заключённые могут встретиться с теми, кто не принадлежит Преисподней.       Се Лянь слышит, как начинает дрожать его голос с каждым словом всё сильнее, словно вот-вот мужчина позволит выйти слезам. Се Ляню думается, что этот мужчина скуп на грусть, и вся печаль пожирает его изнутри, уничтожая с каждым днём. Такое место в Преисподней… немного противоречит правилам. Ведь души там должны встать на путь искупления, осознать свои ошибки. С другой стороны, это может оказать положительное влияние, если души с небес или призраки близких смогут навестить грешников и дать пару ободряющих подзатыльников.       — Я думаю… что это интересное предложение, которое вполне обсуждаемо. Почему же вы пришли с ним ко мне, а не к Правителю Преисподней? — осторожно интересуется Се Лянь.       Мужчина тихо вздыхает:       — Наше прошение не рассматривают. Я слышал, что вы можете повлиять на решение Правителя Преисподней. Я прошу вашего содействия.       Конечно, Се Лянь очень даже может повлиять, но, вопрос: хочет ли? Се Лянь знает себя, ему уже грустно и тоскливо за этого человека и его чувства, его боль и разлуку. Се Лянь слаб к людским историям, но с годами перестал бросаться в омут с головой.       — Давайте начнём с простого, мне бы понять, с чем я имею дело… за что ваш возлюбленный заперт?       Тут мужчина замялся и в глазах его мелькнуло раздражение. Он зажмурился, что-то пробормотав, и Се Лянь переспросил, не расслышав:       — Что простите?       — Он разбил золотое яйцо.       Первые секунды Се Лянь долго думает. После делает поразительное предположение и лицо его вытягивается от удивления.       — Подождите, то самое золотое яйцо?       Мужчина, видимо, часто сталкивается с такой реакцией, поэтому только удручённо кивает. Се Лянь же направляет все свои силы, чтобы не выглядеть не то, чтобы не сочувствующим, чтобы хотя бы не быть столь восхищенным. Учитывая, что над этой новостью грегочут все небожители и демоны. Даже Хуа Чен ему пересказывал эту историю и каждые несколько слов из него рвался смех.       — Так это вы подняли этот переполох, — с правдоподобным сочувствием молвит Се Лянь. — Ну, подняли вы, конечно, шороху… хорошо, подождите в здесь, я обсужу это с Правителем Преисподней, и я вернусь к вам.       Се Лянь почти бегом возвращается в свою резиденцию, сдерживая все свои эмоции, которые полились в деревянные стаканы, один из которых он приложил к уху, а второй поднёс ко рту.       — Цинсюань, ты сейчас умрешь.       — О, Хаос, — доносится голос из стакана, — что такого ты там принёс, что я в очередной раз должен здесь погибнуть.       — У тебя в Преисподней сейчас та самая душа, которая лишила Пэй Мина мужественности.       — Да ладно?! — восклицает Цинсюань, — я думал, они оставят бедолагу на растерзание Пэй Мину. Где он? Я хочу пожать ему руку от имени всех бессмертных ныне живущих одну вечность с Пэй Мином.       — Тише ты, подожди, послушай, у него есть просьба. Ко мне тут пришёл его живой возлюбленный…       — Воскрешать никого не буду, — сразу отрезает Цинсюань, — Се, я тебя люблю, но в прошлый раз я чуть прахом не обратился, как меня пламенем жгли за нарушенный баланс.       — Напротив, он хочет остаться в Преисподней, только они хотят открыть заведение…       — А-а-а, да такое запросто, эй! — кричит Цинсюань кому-то постороннему, — я здесь расписался, найди-ка мне одну душу, чтобы на этом свитке мы составили соглашение. И зайди ко мне позже, у меня тут серьёзный разговор.       

*

      Му Цин закончил свой рассказ. У Лань Чжаня совершенно нечитаемое ошарашенное выражение лица, в то время как Вэй Ин разразился громким хохотом, чем привлёк внимание всех посетителей.       — Да, так мы тут и оказались, — с будничным сарказмом говорит Му Цин, — поэтому, когда я говорю, что я тут застрял из-за его тёмного ума, я совершенно серьёзен.       — Ну, зато, если бы это событие так не смешило Короля Призраков и Правителя Преисподней, мы бы здесь не были вместе, — пытается защититься Фэнь Синь.        — Если бы этого события просто не было, мы бы в целом здесь не были и спокойно бы жили себе на ферме!       Му Цин ворчит, но сталкиваясь взглядом с Фэн Синем он знает, что они думают одинаково: вечность вместе или целую жизнь, они согласны быть благословением и проклятием друг друга.