Крики траурного дождя

      Когда ты ученик последнего класса, идущий на красный аттестат и золотую медаль, тебе дозволено забывать некоторые вещи. Все учителя прекрасно знают о том, сколько у тебя дополнительных занятий вне школы. Непрофильные предметы вообще не обязательно учить. Да на эти уроки даже можно не приходить, сдайте только экзамен нормально.       В общем, в одиннадцатом классе, особенно во второй его половине, никто от тебя ничего особенного не требует. «Ну подумаешь, забыл про олимпиаду, напишешь в другой день, дорогой». Забыл отвезти документы? «Олежа, я сама отвезу, не переживай, только отцу не говори».       Это всё мелочи. Совсем маленькие по сравнению с университетом.       О-о-о. Когда ты в университете, учишься на последнем курсе, живёшь в общаге, да и к тому же один, тебе нельзя забывать. Абсолютно. Ни-че-го. И если о практически всех докладах, проектах и домашних работах Олежа старался не забывать, то бытовые вещи с лёгкостью вылетали из его памяти. Сколько раз за последний месяц он спалил свой завтрак просто потому, что забыл о нём? Множество яичниц погибло в эти тяжёлые времена.       Он забывал закрыть дверь в комнату. Ничего не украли, но мало ли. Забывал взять рюкзак на занятия, даже переодеться. Сходить в магазин, позвонить сестре, убрать мусор. Будто бы он об этом и не помнил никогда. Казалось бы, мелочи, но когда это происходит каждый день, твоя жизнь превращается в настоящий хаос.       В университете на последнем курсе нельзя забывать о домашних работах, ведь все предметы нужны на твоей специальности. Если повезёт, то на сессии поставят автомат при полной посещаемости и присутствии домашних работ. Но когда ты помнишь об этом — забываешь о другом. И наоборот. Жить так рано или поздно надоедает. Олеже кажется, что он медленно сходит с ума.       Все его черновики на столе, стикеры, обложки конспектов исчерканы крестиками. Парочку даже он оставил на деревянной поверхности стола по невнимательности, а паста, видимо, ядерная, что оттираться никак не хочет. Душнов пробовал вести заметки, с помощью которых помнил бы о своих делах, но он то и дело забывал либо записать в блокнот, либо посмотреть в него. Многочисленные чёрточки повсюду тоже не особо спасают ситуацию, но они хотя бы мозолили глаза и раздражали до такой степени, что Олежа заставлял себя вспомнить всё.       Листочков тоже не всегда хватало. Да и не всегда они были под рукой, так что рано или поздно он в любом случае стал бы использовать свои руки. Бледные его кисти теперь контрастировали с чёрными и синими крестиками, а на носу иногда оставался след от чернил. Нос всегда чесался, когда он что-то забывал.       — Душнов!       Знакомый голос заставляет Олежу остановиться прямо посередине коридора, создавая неожиданный застой в потоке из студентов, из-за чего какой-то явно не выспавшийся паренёк врезается в него, под нос проговаривая нецензурные слова в перемешку с извинениями. Названный разворачивается и замечает приближающегося к нему однокурсника. Перевёл взгляд голубых глаз на ладонь, пересчитывая количество закорючек. Брови его медленно начинают хмуриться. С Димой он вроде ни о чём сегодня не договаривался. Он мельком осматривает себя, пытаясь найти недочёты во внешнем виде, но привычные рубашка и джинсы на месте, а рюкзак он придерживает рукой. К тому времени Побрацкий уже подошёл к нему, и хватая за плечо, медленно отводит в сторону, дабы не мешать недовольным утром понедельника студентам искать свои аудитории.       — Фу-у-ух… — парень, в попытке отдышаться, опёрся о «приятеля», держа равновесие. — По всему унику тебя ищу. Это, чего хотел-то, дашь по соцработе домашку списать?       Так вот оно что. Душнов усмехается. Со своей паранойей он сведёт с ума себя и всех вокруг.       Дима медленно выпрямляется и фокусирует взгляд на вытянутом лице Олежи. Издаёт смешок и показывает пальцем на свой нос и щёку.       — У тебя опять пятна на лице. Может, уже набьёшь кресты эти, чтобы не стирались?       Парень фыркает и, облизывая большой палец правой руки, спешно проходиться по указанным на лице местам, стирая тёмные мазки.       — А ты, Ди-ма, — имя это проговаривается по слогам, — опять забыл про учёбу, свалив на пьянку? Может, это ты набьёшь себе кресты, чтобы не забывать?       — Ну Олеж! Ты же знаешь, Палыч меня ненавидит, он за одну пропущенную домашку мне кучу часов отработки поставит. Он же изверг! Ну пожалуйста, последний раз! По-братски!       — Побрацкий! — от этого грозного тона вздрагивают два студента, хотя по-настоящему пугается лишь один. — Я тебя такими темпами не только на отработку отправлю, я к экзаменам тебя не допущу!       Дима медленно оборачивается, выпученными глазами глядя на преподавателя. Вездесущий чёрт любого напугает.       — В-вячеслав Павлович…       — Молчать! Идёшь со мной в аудиторию и до начала пары будешь мне рассказывать, как ты понял предыдущую тему.       Побрацкий открывает и закрывает рот несколько раз, пытаясь подобрать правильный ответ, но его извечный мучитель уже потерялся в толпе и бедному парню ничего не остаётся, как и правда пойти вслед за ним. Олежа, рассматривая грустный вид приятеля, прыскает в кулак и машет обернувшемуся на этот изданный звук Диме телефоном. Тот явно понимает намёк, иначе не объяснить его резко изменившийся на позитив настрой и сложенные в молящем жесте ладони.       Душнов двигает к подоконнику, на ходу доставая нужную тетрадь. Сфотографировав работу, её он отправляет сразу же, заметив на последней страничке крестик и поясняющую надпись под ним «кафе». Глаза всматриваются в это написанное карандашом чудо, а зубы прожёвывают нижнюю губу, чуть ли не до крови прокусывая её.       Олежа проверяет папку на наличие в рюкзаке. И выдыхает, когда находит её. Закидывая тетрадь обратно, отправляется на занятие, которое, между прочим, началось минуту назад.

———

      В такое время в кафе всегда мало людей. Олеже везёт: по понедельникам у него и у этого человека есть окно, а уютное заведение как нельзя к стати находится недалеко от университета. Парень находит нужную макушку, фокусирует взгляд на спине человека, сидящего за столом, и, узнав его, начал движение размашистыми шагами.       По пути достав папку из рюкзака, он кидает её прямо перед лицом сидящего, едва ли не задев кружку с кофе.       — Здесь всё. Отредактировано, перечитано по сто тысяч раз. Тебе осталось только изучить и выучить, не лажани опять, пожалуйста. До встречи, — и махнув рукой, собрался уже уходить, как чужая ладонь остановила его крепкой хваткой.       — Постой. Я чай тебе взял.       Олежа посмотрел на него пристальным взглядом, собираясь чуть ли не растерзать сидящего.       — Ты же помнишь уговор.       — Помню.       Он вздыхает, но всё-таки садится, сразу же отпивая греющий напиток.       — Я ещё пирожное тебе взял, — взгляд янтарных глаз падает на чужие ладони, а рот растягивается в улыбке. — Опять на ладонях чиркаешь, Олег.       — Значит, что я люблю молочный улун ты запомнил, а имя моё — нет?! — резко повышает тон Душнов. — Антон, не Олег я! Олежа, Олегсей! Но не Олег! Может, начиркаешь себе на руке, чтобы точно не забыть? — язвительным тоном пародирует всех своих знакомых парень. Кажется, он сегодня это кому-то говорил…       — Да ну, остынь ты.       — Остыть? Мы с тобой знакомы больше года! Может, мне твоё имя тоже каверкать? О, превеликий Антонио.       Чёртов Звёздочкин лишь улыбается.       — Мне так даже больше нравится.       — Да ты! — Олежа от злости аж вскакивает, опираясь о стол, но быстро усмиряет свой пыл, когда замечает подходящего к ним официанта.       — Ваш «тирамису».       — Спасибо.       Олежа лишь с надутыми щеками сидит и смотрит на это, сложив руки на груди.       — Я тебе этот торт в лицо на выступлении кину.       — Будет образ поинтересней.       — Всё-то тебе по душе, — и съезжает чуть вниз по стулу, но ложечку всё же берёт, пробуя уже давно известный на вкус десерт.       — Ты придёшь сегодня?       — Нет.       И всё. Обычно их диалоги так и заканчиваются, но, видимо, Антон сегодня против такого завершения разговора.       — Ты обещал помочь.       — Я и помог. Я написал тебе план и речь. Тебе мало?       — Там плащ порвался.       Душнов вздыхает и не отвечает. Они много раз поднимали эту тему. Олеже надоело делать себе больно. Он пока не собирается ставить крест на своей жизни.       Закончил он свою трапезу уже через десять минут. До начала пары ещё час, но оставаться он здесь не намерен. Ища что-то в карманах рюкзака, он достаёт свой старый кошелёк, а вместе с ним и ручку. Кладёт пятьсот рублей посередине столешницы и уже окончательно собирается уходить.       — Олеж, я запла-       — Тш-ш-ш, — и взял чужую руку в свою, аккуратно рисуя сначала одну черту, а потом перечёркивает её другой. — Не забывай об обещании, Антон.       И уходит, не оставляя от себя ничего, помимо папки, денег и чёртового креста.