Монстр

      «Ну конечно, первый парень, которого я поцеловала, — псих, убийца и монстр».       Эта фраза, как заезженная пластинка, крутилась в голове Уэнсдей с момента её побега из Флюгера. Вонзалась в рёбра, подобно острому кинжалу, и причиняла невыносимую боль. Такую, которое её тело просто не способно выдержать, и Уэнсдей ожидала, когда же болевой шок заботливо накроет её своим тёмным одеялом и примет в небытие.       Но этого не произошло.       Всему виной её врождённая выносливость, сначала подумала Уэнсдей. Её организм был устойчив к почти любым видам пыток. Неудивительно, что сейчас он продолжает активно бороться. Но потом, когда спустя несколько часов боль не прекратилась, а лишь усилилась, эта теория дала трещину, а вместе с ней и подтверждение самого страшного опасения Уэнсдей.       Она получила душевную рану.       Неудивительно, что она не поняла этого сразу. Эмоции всегда были её ахиллесовой пятой, которую она старательно прятала ото всех остальных. И удавалось ей это вполне успешно: её образ жуткой психопатки никогда не вызывал у людей желания копнуть глубже, узнать, что скрывается за этим врождённым высокомерием, презрительным взглядом и убийственным во всех смыслах юмором.       Но увы, этот образ не смог отпугнуть Тайлера Галпина. Наоборот, этот милый паренёк-бариста с сахарными улыбками и взглядом брошенного котёнка стал проявлять к ней слишком много внимания. Уэнсдей чувствовала, как каждое его движение в её сторону ломает барьер между ней и социумом. Тайлер заставлял её нарушать свои правила, что для Аддамс было неприемлемо. Поэтому на каждый его шаг вперёд она делала такой же шаг назад. Пока не упёрлась лопатками в глухую стену.       Бежать некуда. А Тайлер продолжал наступать. До тех пор, пока не оказался совсем близко, и Уэнсдей поняла: она не хочет убегать. Совсем наоборот, она хочет, чтобы дистанция между ними полностью исчезла. И сегодня она лично разорвала её, наплевав на все свои принципы и накрыв губы Тайлера своими.       Вот только это стало чудовищной ошибкой. Потому что в момент, когда Тайлер потянулся к ней за вторым поцелуем, Уэнсдей узнала сразу две страшные правды.       Он — хайд. Монстр, желающий её убить.       А она — психопатка, которая от него без ума.       Уэнсдей обнимает свои ноги и глубоко выдыхает. Тёмный полумрак комнаты разбавляет только пробивающийся через витражное окно лунный свет. Мёртвую тишину нарушает лишь скрип кровати, которая реагирует на нервные раскачивания Уэнсдей вперёд-назад. Слава Сатане Энид не видит её в таком состоянии. По её словам они с Йоко сегодня устраивают девичник, но так как Вещь не получил на него приглашения, Уэнсдей уверена, что данное мероприятие проходит в комнате Аякса без участия Йоко и носит совершенно другое название.       Пожалуй, это что-то очень близкое к тому, чем должен был закончится её сегодняшний поход во Флюгер.       При мысли об этом её вновь пронзает фантомная боль, а вместе с ней тело бросает в жар. Из-за отсутствия нормальной социализации Уэнсдей едва ли различает свои эмоции, но одно знает точно: Тайлер не должен вызывать это странное тепло, сосредачивающееся внизу живота. Щёки стыдливо краснеют, и Уэнсдей окутывает ярость.       «Он не достоин моих эмоций. Он — предатель. Он…».       Серийный убийца, держащий в ужасе весь Джерико. Она должна была бежать к директрисе Уимс, в полицейский участок, в крайнем случае, за Энид! А она сидит здесь, словно позволяя ему продолжать сеять хаос и разрывать на куски тела невинных жертв.       Уэнсдей закрывает глаза, снова представляя ту сцену из видения, где Тайлер отобрал жизнь у доктора Кинботт. Он зловеще возвышался над ней, разрывая её тело своими звериными когтями. В его ореховых глазах горела чистая ярость. Он наносил удары один за другим, а брызги крови заливали его обнажённое тело. Мускулистый торс, широкие плечи…       Уэнсдей облизывает губы, ощущая приятное покалывание между ног, а потом резко вскакивает с кровати, широко распахнув глаза. Сердце пропускает удар, а потом уходит куда-то в пятки. Она застывает на месте. Дыхание сбивается, а мысли крутятся лишь вокруг её первого поцелуя со вкусом кофе с корицей, мягких губ Тайлера и его обнажённой фигуры. Уэнсдей хмурит брови. Да что, чёрт побери, происходит?! Почему её тело, вопреки здравому смыслу, реагирует на Тайлера подобным образом?       На кровать забирается Вещь, принимаясь стучать пальцами по чёрному пледу.       Ты в порядке?       — Нет, — честно отвечает Уэнсдей, пытаясь перевести дыхание. — Я веду себя, как мои родители в годовщину свадьбы.       Это из-за вашего свидания с Тайлером?       — Нет! — резко восклицает она, на что Вещь выстукивает снисходительное «не верю», приглашая Уэнсдей снова сесть рядом. Она цокает языком и опускается обратно на кровать. — Ладно. Да, это из-за Тайлера.       Вещь воодушевлённо подпрыгивает, показывая палец вверх.       — Ничего хорошего в этом нет, — мрачно заверяет его Уэнсдей. — Он хайд.       Вещь сжимается, резко отпрыгивая назад. А потом, проползая немного вперёд, аккуратно спрашивает:       Ты в этом уверена?       — У меня было видение, — отвечает Уэнсдей. — Когда мы поцеловались.       Вещь несколько раз подпрыгивает на месте, словно его ударили электрошокером. Уэнсдей старательно игнорирует его бурную реакцию, сосредотачиваясь на сухих фактах. Если она позволит себе хоть каплю эмоций, её снова окутает жар, как мёртвое тело в процессе кремации.       Она скрещивает руки на груди и начинает мерить комнату шагами. В любой другой ситуации она бы не позволила себе такую яркую демонстрацию потери контроля, но сейчас случай исключительный, а из свидетелей здесь только Вещь, который умеет держать язык за зубами.       Уэнсдей прокручивает в голове все моменты, связанные с Тайлером. При первой встрече он показался ей провинциальным олухом, на которого нетрудно надавить, чтобы получить желаемое. Но она ошиблась. Из-за своей принципиальности он не помог ей сбежать из этого чёртового Джерико, тем самым запустив цепочку дальнейших событий.       «А правда ли дело было в его принципах?».       Уэнсдей останавливается. Если бы она смогла сбежать, монстр упустил бы заветную цель. Из груди вырывается вздох. Всё сходится. Тайлер изначально не собирался ей помогать, запудрив мозги своим «Я не продаюсь» и «Мне тоже хочется уехать из этого города». Он заставил её подумать, будто между ними есть связь. Но это не так. Все его милые улыбки, широкие жесты и громкие слова — не более чем блестящая подарочная упаковка рождественских подарков, под которой скрывается чистая тьма.       Но ведь именно она и влечёт к себе Уэнсдей, разве нет?       Она тут же отгоняет эти навязчивые мысли. Так не должно быть. Её не может привлекать монстр, едва не отнявший жизнь у её друга. Монстр, который заставил её убедиться в его кристально чистых намерениях и подставил ни в чём не виновного Ксавье…       — Ксавье! — резко восклицает Уэнсдей, заставляя Вещь вздрогнуть от неожиданности. — Нам срочно нужно в полицейский участок.       Уэнсдей спешно надевает кожаную куртку, чтобы спастись от, пусть и не смертельного, но пронизывающего холода, характерного для поздней осени в Джерико. Вещь залезает в её чёрный рюкзак, который Уэнсдей вешает себе на плечи. Времени мало. Хайд убил свою хозяйку, кто знает, каким будет его следующий шаг? Нужно отправляться за Энид, поднимать других учеников на случай, если боевых навыков Уэнсдей не хватит на борьбу с монстром, и вызволять Ксавье из его заточения, пока с ним ничего не случилось.       Новый план действует на Уэнсдей подобно порыву прохладного ветра после долгого пребывания в душном помещении. Он отрезвляет её, вытесняя все ненужные и неправильные мысли. Но эффект, к сожалению, длится недолго.       Уэнсдей открывает дверь и сталкивается с совершенно нежданным гостем.       — Привет. Прости, что так неожиданно, просто…       — Т-тайлер, — при виде него ноги предательски подкашиваются, а перед глазами всё начинает плыть, как будто она вот-вот потеряет сознание. — Что ты здесь делаешь?       Он прячет руки в карманы, виновато улыбаясь, и на его щеках появляются две ямочки. Они настолько хорошо вписываются в его образ влюблённого дурачка, что Уэнсдей хочется провести по ним лезвием одного из спрятанных в её ботинках ножей, чтобы навсегда стереть их с его лица, содрать эту лживую обёртку и наконец-то увидеть его настоящим.       Только при мысли об этом Уэнсдей почему-то чувствует не ликование, а резкий прилив жара внизу живота — прямое доказательство, что это желание вызвано далеко не жаждой справедливости. Она слегка пошатывается назад, что не ускользает от внимания Тайлера.       — Уэнсдей, ты в порядке? — он делает шаг, пересекая порог её комнаты, и почти невесомо хватает её за плечи, удерживая от падения.       Тепло его больших ладоней ощущается даже через платье и накинутую на него кожаную куртку. От этого головокружение лишь усиливается, но стоит Уэнсдей поднять голову и столкнуться взглядом с его ореховыми глазами, её будто пронзает разряд электричества.       В нём что-то изменилось. Прежний Тайлер смотрел на неё с тошнотворной нежностью, хрустящей на зубах, словно сахар. Но теперь его взгляд становится томным, жаждущим, как будто он в любую секунду обратиться в монстра и нанести ей смертельный удар.       Уэнсдей кажется, что удерживающая её за плечо рука начинает трансформироваться, принимая форму хайдовской лапы. Она будто ощущает её острые когти сквозь несколько слоёв одежды. Уэнсдей облизывает пересохшие губы. Это действует на неё, как снятый с предохранителя пистолет, и она сбрасывает с себя руки Тайлера, отскакивая на приличную дистанцию. От этого резкого движения чёрный рюкзак спадает со спины и оказывается на полу.       Тайлер смотрит на неё в полном недоумении. Окинув его взглядом, Уэнсдей не замечает ни острых когтей, ни мрачной перемены в ореховых глазах. Перед ней стоит всё тот же Тайлер, которого она встретила за стойкой бариста несколько недель назад, а всё остальное… Всего лишь плод её больного воображения.       Уэнсдей резко разворачивается, удаляясь в глубь комнаты, и как можно более равнодушно спрашивает:       — Зачем ты пришёл?       — Ты так быстро сбежала после… Нашего поцелуя. Я не знал, что и думать, — отвечает Тайлер.       Уэнсдей слышит скрип деревянных досок под его тяжёлыми шагами и прикрывает глаза, когда он оказывается совсем рядом.       — Всё в порядке? — раздаётся прямо над ухом.       Уэнсдей поджимает губы. Хочется молиться Сатане, чтобы он испарился, как фокусник в конце своего выступления. Разум подсказывает, что такая близость — идеальный момент для внезапного нападения. Нужно лишь повалить его на пол, достать кинжалы и, воспользовавшись его замешательством, вонзить их в грудь, блаженно наблюдая, как из его крепкого тела вытекает багровая кровь, унося за собой последние секунды его жалкой жизни.       «Он монстр. Он…».       Уэнсдей шумно вздыхает.       — Я в порядке, — чеканит она, направившись к своей кровати. — С твоей стороны было очень нецелесообразно идти сюда, чтобы узнать ответ.       Матрас слегка прогибается, когда она садится, кладя ладони по бокам.       — Ну прости, я не мог тебе написать. Ты же порицаешь технологическое рабство, — усмехается Тайлер. Но потом его взгляд становится серьёзным. — Что случилось, Уэнсдей? Я сделал что-то не так?       — Нет.       — Ладно, тогда… — он разводит руками. — Объясни, а то я не понимаю.       Уэнсдей обводит его взглядом с головы до ног. Не знай она всей правды, даже не усомнилась бы в его искреннем замешательстве, которое он тут так старательно отыгрывает, словно проходит пробы на роль в одном из второсортных сериалов. И как ему удаётся так правдоподобно изображать невинность, когда внутри него сидит настоящее чудовище? Каким образом она смогла купиться на этот дешёвый спектакль?       И самое главное, почему она всё ещё не выпотрошила его внутренности за такой жестокий обман?       Вместо этого Уэнсдей ловит себя на мысли, что последние несколько секунд её взгляд прикован к розовым губам Тайлера, прикосновения которых вызвали у неё это помутнение.       Грудная клетка ноет от боли. Уэнсдей вдруг ощущает очень странное, до этого времени ей незнакомое чувство. Разум кричит, что она бездействует, позволяя монстру спокойно бродить по Невермору и подвергая всех его учеников опасности.       Но что-то внутри не позволяет это прекратить. При одном взгляде на Тайлера Уэнсдей как будто забывает и о смертельной опасности, и о своём долге спасительницы. Ей лишь хочется, чтобы эти ореховые глаза неотрывно смотрели на неё, большие ладони блуждали по хрупкому телу, а губы оставляли горячие поцелуи на каждом участке её бледной кожи, заставляя её гореть.       При мысли об этом грудь вновь пронзает тупая боль. И тогда Уэнсдей понимает: её истинные желания предают её принципы. Если она переступит черту и позволит осуществиться этой грязной фантазии, то ей никогда не попасть в список героев-моралистов. А если она возьмёт эмоции под контроль и поставит спасение Невермора превыше них, то предаст свои чувства.       Но… Быть эгоисткой у неё в крови, верно?       Уэнсдей хлопает по кровати, приглашая сесть Тайлера рядом. Он колеблется пару секунд, а потом подходит и опускается рядом, не сводя с неё вопросительный взгляд.       — Я всегда считала эмоции и привязанность чем-то лишним и бесполезным, — чеканит она. — Обычно они сильно мешают сосредоточиться на истинных целях. Глядя на людей вокруг мне хочется отправить их на принудительное психиатрическое лечение, потому что их состояние нестабильнее мстительных духов.       — Ого, — удивляется Тайлер. — Ты ещё и с призраками общаешься?       — Нет, способности моей прапрабабушки по линии Фрамп мне не передались, — спокойно отвечает Уэнсдей, возвращаясь к своему монологу: — Поэтому когда рядом с тобой я начала испытывать этот… Необоснованный интерес, я заопасалась, что вот-вот превращусь в кого-то вроде Энид.       — Разве это плохо? — интересуется Тайлер.       Его тёплые пальцы аккуратно продвигаются к холодной руке Уэнсдей, легко касаясь её. Реакция её тела служит ответом:       — Да, это плохо, Тайлер. Потому что мне это нравится. Не превращаться в Энид, а испытывать…       — Я понял, — улыбается он. — Можешь не продолжать.       Его рука аккуратно тянется к её щеке, оставляя на ней еле заметные касания, а Уэнсдей понимает, что умолчала о самом главном: её полное помешательство на Тайлере случилось в момент, когда она узнала о его истинной сущности.       Не желая больше терпеть эту пытку, Уэнсдей первая тянется к его губам, впиваясь в них, словно пиранья. Ко вкусу кофе с корицей, который так любит Тайлер и который Уэнсдей считает просто отвратительным, добавляется металлический от её укуса. Уэнсдей не видит, но чувствует его улыбку, и это действует на неё убийственнее любого наркотического средства.       Потому что в следующую секунду она вскакивает со своего места и седлает колени Тайлера, погружая его в новый, жадный поцелуй. Его руки обхватывают её туловище, блуждая по спине, а Уэнсдей представляет, как он выпустит когти и разорвёт на ней одежду. Эти мысли отзываются почти болезненной пульсацией между её ног. С губ срывается стон, и Уэнсдей хватает Тайлера за куртку, чтобы немедленно содрать её и отбросить в сторону.       Однако в этот момент он отстраняется, останавливая её.       — Слушай, я конечно не против чего-то подобного, — правдивость его слов Уэнсдей ощущает даже через плотную ткань джинсов. — Но час назад ты сбежала после нашего первого поцелуя. Уверена, что мы не торопим события?       — Тайлер, ты сам пришёл ко мне, — отвечает Уэнсдей, облизнув губы. — Только не говори, что проделал этот долгий путь через охрану только чтобы пожелать мне ночных кошмаров, или зачем там влюблённые особи мужского пола приходят к предметам своего обожания, — она вглядывается в его глаза, из-за расширенных зрачков кажущиеся совсем чёрными. — А что касается меня и моих действий, ты уже давным давно должен был усвоить: я никогда не делаю то, чего мне не хочется.       — Ладно, как скажешь, — кивает Тайлер, вновь накрывая её губы своими.       Уэнсдей берёт его за ворот куртки, стягивая её вниз, и отбрасывает в сторону. Низ живота тянет от желания поскорее обвить его ногами, но Уэнсдей не дают это сделать тяжёлые ботинки на высокой платформе. Она нехотя отстраняется, поднимаясь с коленей Тайлера, и начинает разуваться. Глядя на неё, он тоже подскакивает с кровати, чтобы снять свои заношенные кроссовки вместе с носками, оставляя на них грубые заломы.       Высокий рост Тайлера не позволяет опустить ему руки на плечи и снова усадить на кровать. Но Уэнсдей, кажется, это и не нужно. Он подхватывает её за талию, приподнимая над землёй, а потом, откинув плед, аккуратно укладывает на белое одеяло, следом забираясь сам под недовольный скрип матраса. То, что теперь они поменялись ролями, не сильно заботит Уэнсдей. Наоборот, от осознания того, что он нависает над ней прямо как в том видении, внизу живота завязывается тугой узел, требуя продолжения.       Тайлер проводит рукой по её щеке. В его взгляде различается желание как следует трахнуть её или разорвать на части, как одну из своих многочисленных жертв, — Уэнсдей точно не различает. Но и то, и другое заставляет её лицо гореть, а тот факт, что её первый раз случится с настоящим серийным убийцей, лишь раззадаривает её.       Она любит заигрывать со смертью. Но никогда ещё она не отвечала взаимностью.       Тайлер приподнимает её, помогая принять полусидячее положение, а затем перемещает руки на её бёдра, подцепляя край плотного вязанного платья, и тянет его наверх. Ткань легко поддаётся, и уже через мгновение платье оказывается на полу, а Уэнсдей предстаёт перед ним в простом чёрном бюстгальтере, сильно контрастирующем с белоснежной кожей, покрытой мурашками из-за комнатной прохлады.       Взгляд Тайлера блуждает по её оголённым участкам кожи, медленно перемещаясь от тонкой шеи к вздрагивающему животу. Он изучает её с нескрываемым восхищением, которое Уэнсдей всегда казалось противным. Но сейчас она замирает, ощущая себя его самой любимой жертвой и нетерпением ожидая, что он сделает с ней дальше.       Тогда Тайлер проводит тёплыми ладонями по бокам её тела, неспешно перемещая их на плоский живот и заставляя Уэнсдей вздрагивать от каждого прикосновения, будто от слабого удара тока. Он перемещается на грудь, сжимая её сквозь плотную ткань бюстгальтера. Это заставляет соски мгновенно затвердеть, и срывает с губ Уэнсдей вздох, похожий на отчаянную мольбу.       Такая реакция заставляет Тайлер самодовольно улыбнуться. Он наклоняется к её шее, вдыхая вишнёвый аромат парфюма, и Уэнсдей закрывает глаза, пытаясь сосредоточиться на моменте, когда его дыхание щекочет участки чувствительной кожи, а почти невесомые прикосновения губами вызывают мурашки, и желая навсегда запечатлеть его в памяти.       Тайлер проводит языком от её шеи до ключицы, и в этот момент с губ Уэнсдей неожиданно для неё самой срывается просьба:       — Укуси меня.       Тайлер на секунду останавливается. А потом ведёт влажную дорожку обратно к её шее, где Уэнсдей чувствует поцелуй, перерастающий в лёгкое прикусывание кожи. Она сжимает в руках простынь.       — Не сдерживай себя, — умоляет она.       — Если я продолжу, — хрипло отвечает Тайлер, — у тебя останутся следы.       Уэнсдей зарывается руками в его растрёпанные волосы, резко оттягивая их назад. Тайлер стонет. А потом, коварно улыбнувшись, вновь припадает к её шее, впиваясь в неё зубами. От боли Уэнсдей зажмуривается до цветных пятен перед глазами. Это всего лишь безобидный укус, но от осознания того, что он при желании может прокусить ей шею, Уэнсдей ещё сильнее запрокидывает голову назад, предоставляя Тайлеру больший доступ к ней.       — Если тебе так нравится боль, — шепчет он, — есть кое-что получше.       Его руки пробираются под спину, нащупывая застёжку лифчика. Уэнсдей заводит руки назад, нетерпеливо помогая Тайлеру расправиться с ней и избавить себя от этих оков. Застёжка поддается, и резким движением он стягивает лифчик, обнажая небольшую грудь Уэнсдей с выделяющимися на ней тёмными сосками. Тайлер накрывает её своими большими ладонями, жадно сжимая и сминая. Уэнсдей прикусывает губу, когда пальцы Тайлера обхватывают её соски, и сжимает его плечи, выгибаясь от наплыва резкой, но такой приятной боли.       Не прекращая стимуляцию правого соска, он наклоняется к левой груди и накрывает её своими губами. Тело бьёт дрожь от его влажных поцелуев, от того, как он зажимает сосок между зубами, прикусывая его до сладкой боли.       Уэнсдей не ожидала, что такой монстр как он будет так нежен и осторожен с ней. Тайлер упивается её телом, будто перед ним лежит его самая желанная и долгожданная жертва, и прежде чем её постигнет судьба остальных, он хочет как следует насладиться, оттянуть момент. Он словно понимает, что Уэнсдей не сбежать, и её маленькое тело целиком и полностью находится в его власти.       Тайлер опускает руку, проводя ей по вздрагивающему животу, и прикусывает её под резинку чёрных хлопковых трусов. Глаза Уэнсдей резко открываются, когда он, собрав влагу со складок, проталкивает палец внутрь.       — Надо же, Уэнсдей, я и не думал, что настолько тебе нравлюсь, — усмехается он.       Она не знает, как реагировать на эту пошлость. Ткань её белья промокла насквозь, прилипнув к коже, и Тайлер тянет её вниз вместе с капроновыми колготками. Когда его колено, закрытое грубой тканью джинс прижимается к её промежности, Уэнсдей понимает, что Тайлер всё это время был полностью одет.       — Разденься, — командует она. — Если мы решили совершить этот половой акт, то ты тоже должен быть обнажён.       — Так и скажи, что снова хочешь потрогать мой пресс, — усмехается он, а потом наклоняется к её уху: — и не только.       От последней фразы кровь предательски приливает к лицу. Уэнсдей закатывает глаза на его намёк, слегка отталкивая от себя, и помогает стянуть фланелевую рубашку и отбросить её назад. Тайлер усмехается, наблюдая за её реакцией. Уэнсдей старается игнорировать его, чтобы его самомнение вдруг не взлетело до небес, подцепляя край белой футболки. Тайлер помогает избавить себя от одежды, отправляя её на пол.       Он был прав: Уэнсдей действительно не терпелось его раздеть. Прикосновения к его обнажённому телу заставляют кровь закипать, словно лаву в жерле вулкана, который вот-вот начнёт извергаться, уничтожая всё на своём пути. Она проводит ладонями по подтянутому телу. Дойдя до раны, нанесённой им хайдом, Уэнсдей замирает. Следы его когтей служат невольным напоминанием, что Тайлер — лжец, который обвёл её вокруг пальца без малейшего сожаления. Жар усиливается. Уэнсдей впивается ногтями в зашитые ей же раны, готовясь снова разорвать их, но в этот момент её тело сжимается от распирающего ощущения внизу.       Тайлер вводит в неё два пальца, заставляя шипеть от неожиданной боли. Уэнсдей вцепляется руками в его плечи. Конечно до этого она экспериментировала со своим телом в целях научного интереса, но оно реагировало по-другому, менее остро. Манипуляции Тайлера же вызывают приятную дрожь, которую она ощущает каждой клеточкой тела. Сладкое жжение усиливается, когда он начинает двигать пальцами быстрее. На секунду Уэнсдей кажется, что они стали больше, что Тайлер частично трансформировал руку, и теперь когти хайда разорвут её изнутри.       Эта фантазия заставляет её начать двигать бёдрами, насаживая их на пальцы до упоительной боли, которая кажется наивысшей степенью пыток. Когда Тайлер задевает её набухший от возбуждения клитор, Уэнсдей зажмуривается. Ей хватает нескольких движений, чтобы достигнуть разрядки, которая обрушивается на неё подобно удару в двести двадцать вольт на электрическом стуле.       Уэнсдей откидывается назад. Несколько мгновений она ничего не чувствует, будто её тело действительно получило смертельный удар, убивший все нервные окончания. В голове наступает восхитительная пустота. А потом она ощущает жаркий поцелуй на своих губах.       Уэнсдей отвечает на него жадно, требовательно, притягивая Тайлера как можно ближе к себе, чтобы чувствовать тепло его кожи каждой клеточкой своего тела. Но помимо жара, исходящего от его груди, она чувствует его член, упирающийся в её промежность.       — Я не взял с собой презервативы, — с досадой шепчет Тайлер в её приоткрытые губы.       — Как опромедчиво, — фыркает Уэнсдей. — Но вряд ли в таком состоянии ты сможешь съездить за ними.       Тайлер отстраняется, внимательно смотря ей в глаза.       — Я буду осторожен, — обещает он.       — Просто не разочаруй меня.       Тайлер слегка улыбается, а затем снова пропадает к губам Уэнсдей. Он прикусывает их, заставляя Уэнсдей простонать. В этот момент она чувствует резкий толчок. Тайлер начинает покрывать её лицо рваными поцелуями, усиливая давление, которому так отчаянно сопротивляется её нутро, не позволяя ему войти. Но Уэнсдей хочется, чтобы он был настойчивее, чтобы он взял её грубо, игнорируя идиотские инстинкты самосохранения, которые так невовремя решили сработать.       Тяжело дыша, она шепчет:       — Быстрее.       — Это твой первый раз, Уэнсдей, — хрипло отвечает Тайлер. — Если я войду, тебе будет больно.       — Ну так сделай это, — шипит она, закидывая одну ногу на его бедро.       Тело пронзает болезненная вспышка. Уэнсдей широко открывает глаза, встречаясь ими с голодным взглядом Тайлера. По позвоночнику пробегает холодок. Он начинает двигаться, быстро набирая ритм. Уэнсдей ахает, вцепляясь в его плечи и отчаянно пытаясь подстроиться под него. Постепенно она привыкает к его грубым толчкам, к сладко-режущему ощущению внизу живота, и начинает двигать бёдрами, делая жадные глотки воздуха, которого в комнате становится всё меньше и меньше.       Надрывающийся скрип матраса, рваные вздохи Тайлера, хлюпающие звуки их тел… Всё это словно погружает Уэнсдей в небытие. Она не понимает, почему с ней такого не случалось раньше? Почему она так презирала все физические контакты? Почему в то время, когда у всех вокруг играли гормоны, её тело оставалось спокойным, словно она действительно мертвец, не реагирующий на тепло?       А потом Уэнсдей смотрит на лицо Тайлера, и пазл складывается в единую картинку. Потому что её не интересуют другие. С детства её главными кумирами были отбитые психопаты, совершающие отвратительные преступления. То, что леденило кровь других, будоражило Уэнсдей до мурашек по всему телу. Она не раз переступала черту, заигрывала с тьмой, ныряя в её липкие объятия. Ей нужен был тот, кто живёт с этой тьмой. Тот, под чьей личиной скрывается чистое безумие, словно яд, отравляющее его разум.       И она наконец-то его нашла.       Тайлер покрывает её губы рваными поцелуями, чередуя их с укусами. Уэнсдей чувствует, как его грубые движения заставляют низ живота скрутиться в тугой узел. Она просовывает руку между их телами, касаясь себя, и резко зажмуривается. Пары прикосновений к набухшему клитору становится достаточно, чтобы она кончила второй раз.       Уэнсдей протяжно стонет, обессиленно падая на подушку. С губ срывается неожиданное:       — Я знаю, что ты хайд.       Тайлер проталкивается в неё на всю длину, и Уэнсдей ощущает пульсацию его члена внутри себя. Он с громким стоном наваливается на неё, погребая под собой, словно могильная плита, и впивается в плечо неглубоким укусом. Уэнсдей замирает.       Немного отдышавшись после полученного оргазма, Тайлер поднимается. Его взгляд всё ещё затуманен, а на багровом лице читается удивление вперемешку с ужасом.       — Но как… Как ты узнала? — недоумевает он.       — Во время нашего поцелуя мне пришло видение с убийством доктора Кинботт, — отвечает Уэнсдей, принимая сидячее положение.       Тайлер скользит взглядом по её обнаженной груди, покрытой оставленными им следами, и Уэнсдей испытывает жгучую потребность прикрыться одеялом.       — Поэтому ты убежала? — с усмешкой спрашивает он. — Чтобы найти своих дружков, спланировать засаду и отдать меня на растерзание полиции?       С каждым словом его тон меняется. Нотки веселья тонут где-то в глубине Леты. На замену им приходит низкий баритон, звучащий словно из самых низов преисподней. Теперь он смотрит на Уэнсдей не теми влюблёнными глазами, которыми провожал её последние недели, а острым, как кинжалы, готовые в любой момент вонзиться в её хрупкое тело, взглядом.       Уэнсдей с трудом сглатывает стоящий в горле ком.       — Сначала план был таким, — честно признаётся она. — Но потом…       — Потом ты поняла, что было бы неплохо трахнуть меня напоследок? — злобно усмехается Тайлер.       — Потом я поняла, что испытываю к тебе что-то совсем не похожее на ненависть, — заканчивает Уэнсдей, продвигаясь к нему ближе. — Ты нравишься мне, Тайлер. Я опасалась, когда это началось, но сейчас… Сейчас всё встало на свои места.       — И что же именно встало на свои места? — интересуется он.       — Ты — хайд. Ужасный монстр, сеящий хаос, — Уэнсдей произносит это так, будто делает ему комплимент. — Я думала, этот факт должен заставить меня тебя ненавидеть, ведь ты напал на моих друзей, но кажется, я чувствую в тебе родственную душу.       — Да ну? — Тайлер наклоняется к ней, касаясь уголка пухлых губ шершавой подушечкой большого пальца. — Ты ведь читала дневник Фолкнера, Уэнсдей, ты должна знать, что хайды — не свободные существа. Они подчиняются хозяину. А ты, если я правильно помню, главный борец за независимость.       — Ты убил свою хозяйку, — твёрдо заявляет Уэнсдей, чем вызывает у Тайлера смех.       Он бросает на неё снисходительный взгляд. Словно она — маленький ребёнок, случайно сказавший какую-то чушь, а Тайлер — заботливый родитель, который сейчас разложит ей всё по полочкам. Но вместо этого он лишь наклоняется к ней, оставляя на губах поцелуй, а потом шепчет:       — Моя хозяйка жива, Уэнсдей. А вот останешься ли жива ты — тот ещё вопрос, — он отстраняется, качая головой. — Но знаешь, после сегодняшнего я даже хочу надеяться на положительный исход.       Уэнсдей застывает. Её тело словно превращается в мраморную статую. Она не может ничего ответить, сделать, остановить его. Пустым взглядом она наблюдает, как Тайлер неспешно натягивает разбросанную одежду, а потом разворачивается и выходит за дверь, закрывая её за собой и оставляя Уэнсдей одну.       В этот момент её глаза начинают гореть. Сначала она не понимает, что с ними происходит, а потом по щекам скатываются солёные капли. Отвратительно. Она не плакала с похорон Нейрона, что на неё вообще нашло?       Уэнсдей вытирает влагу с лица, а потом забирается с головой под одеяло. Несмотря на эту ночь, они с Тайлером всё ещё остаются по разные стороны баррикад. Но в голове промелькает странная мысль:       Она сделает всё, чтобы уничтожить эту баррикаду. А если не получится, то придётся уничтожить Тайлера.