Проклятые любовью

      Михаил изучает взглядом потолок. Трещины, узоры, сколы, — по-прежнему ангельское зрение различает каждую мелочь. В обособленной плоскости пространства, привязанной к сознанию, закатывает глаза Дин.              Когда-то он бы и близко не позволил сосуду столько свободы, сколько ее есть у Дина. Но те времена давно канули в Лету. Теперь их осталось четверо. Они — выжившие. Больше не имеет значения, что когда-то являлось недопустимым.              Михаил прикрывает глаза, когда накатывают воспоминания. Один момент, который сломал и перевернул все. Он помнит. Безупречная ангельская память не позволяет забыть. Дин помнит не вместе с ним. Он помнит потому, что не хочет забывать.              Битва в разгаре. Мир вокруг рушится на глазах. Михаил рад только тому, что так и не дал Дину обещание его сохранить. Это невозможно. Он и Люцифер — сильнейшие из архангелов. Отпущенная на волю сила, больше ничем не сдерживаемая, губительна для всего живого. Она слишком чужда земному измерению и сокрушительна по природе своей.              Наконечник копья упирается в грудь Сэма, который является сосудом Люцифера. Один удар, и все будет решено. Одно движение руки, и план будет доведен до финальной точки. Все так, как должно быть. Все не могло быть иначе.              Одно движение. Михаил медлит.              Битва длится давно. По земным меркам, наверное, часы, а может, и дни. Михаил не желает растрачивать внимание, чтобы определить точно. От населения планеты осталось мало, хотя она сама, без сомнения, уцелеет и возродится. Отец давно бы мог прийти. Он может прийти сейчас, когда исход очевиден. Да и не был ли он предрешен с самого начала? Но отца нет.              И не будет.              Откуда холодная мысль, Михаил не знает. Может, до него достучался Дин. А может, правда оказалась хуже, чем можно было бы допустить. Одно движение. Михаил делает его. Но рука дрожит на крошечный миг. Удар приходится Люциферу в живот.              И миг истины — вот он. Рана не убьет Люцифера мгновенно, как случилось бы при ударе в сердце, но убьет в итоге все равно. Михаил знает, на что способно его копье и для кого оно было им создано. Секунды идут.              Люцифер кривится от боли. Михаил поднимает голову и смотрит в темное небо, которое ярится клубящимися тучами и плюется молниями. День или ночь? Рай или Ад? Какая разница, если победа, по факту, одержана, а отца так и нет?              Михаил смотрит на того, кто когда-то был дороже любого из братьев. Рана убьет его в считанные минуты, мучительно и наверняка. Сам себя Люцифер исцелить не сможет. Все так, как должно быть. Михаил сжимает кулаки. Он может подождать. Возможно, отцу нужен абсолютно окончательный итог.              Или он может исцелить.              Еще одна холодная мысль из пространства. Михаил отогнал бы ее, но мешает Дин, который как-то пробивается к нему, хотя должен сидеть в выделенном ему месте в его же сознании и не напоминать о себе. Михаил не хочет его слушать, но не может не слышать.              — Они умрут оба, и что? Неужели ты даже сейчас не догоняешь, что твой старик — трус и ублюдок? Он не придет, жопа ты с крыльями. Спаси их, пока не поздно.              — Ты сам желал смерти дьяволу, — напоминает Михаил без какой-либо уверенности.              — Там Сэм, — Дин явно теряет даже те крохи терпения, которые у него находились, и кричит. — Он сгинет вместе с этой тварью. Спаси их.              Знакомые руки обнимают, а затем тянут на себя. Михаил стряхивает призраки прошлого, открывает глаза и перекатывается на Люцифера. Нужна секунда, чтобы понять, что сейчас Люцифер с Сэмом контроль делят. Чуть неохотно, но Михаил дает больше свободы Дину.              Вспоминать, как достигались такие договоренности, уже не хочется. Стертая с лица земли Невада, а за ней и Орегон могли бы поведать, как двое упрямых и удивительно живучих охотника и два архангела приходили к хоть каким-то компромиссам, но уже не поведают.              Люцифер требовательно целует. Мысли отступают. Михаил малодушно этому рад. Когда-то и это было недопустимым. Но теперь у них есть только осколки искаженной реальности, где нет ничего знакомого и правильного, и они сами. И это все, что у них осталось.              «У нас есть мы», — долетает мыслью привычное напоминание от Дина, прежде чем он перетягивает контроль на себя и целует уже не Люцифера, а Сэма.              Это странная игра, и еще более странные отношения на всех. Михаил не спорит. Они с Люцифером по-прежнему чаще скатываются в ненависть, чем дают волю любви, которая так никуда и не делась. Но Дин и Сэм другие.              Михаил и рад бы не признать правду, но она такая, какая есть: Дин и Сэм лучше их. Сильнее, умнее, честнее. Они смогли сохранить верность друг другу. И даже в аду, который окружает их и имитирует жизнь, они если и прокляты, то лишь любовью, никогда не ненавистью. Одно это заставляет оставлять им достаточно свободы.              Все смешивается быстро, как и всегда. Их давно четверо в одной постели, а секс давно способ чувствовать себя еще живыми и показывать друг другу желание быть ближе, которое ни у одного из них никогда не получалось облечь в достойные слова.              Михаил стонет, когда Люцифер до боли прикусывает его шею, а затем уже мысленно, когда Сэм жадно целует Дина. Это не смена ролей, это безумно странный симбиоз, где хватает игроков, но не хватает для них фигурок на условной доске.              В Дине и Сэме много человеческого, и они больше не стесняются его проявлять. Это единственное, что еще напоминает о жизни, и держатся за это они все четверо. Михаил научился это принимать. Он усмехается, когда Люцифер перекатывает их по кровати так, что оказывается лежащим сверху.              Их силы никуда не делись, только толку от них чуть. Но облегчить жизнь в мелочах и повседневности они еще могут. Сейчас один из таких моментов. Михаил чувствует слабое воздействие на тело и почти вскрикивает. Сила Люцифера — обжигающая и желанная. Это их способ чувствовать себя ближе. И именно поэтому отдельных касаний силы им всегда мало. Но больше не дает себе позволить гордость.              У Сэма совершенное тело. Мысль принадлежит Дину, но Михаил ее разделяет. Он прогибается в спине, когда Люцифер резким движением входит в него, и закрывает глаза, когда на шее и плечах оседают жаркие, настойчивые поцелуи. Это уже скорее Сэм, но значения это не имеет. Сейчас наконец-то нет места ненависти. Пусть это и только на несколько минут.              Кровать скрипит и слегка шатается от мощных движений. Люцифер перестает сдерживать силу вообще. Сэм перестает сдерживать чувства. Это сносящий все на своем пути коктейль, вал безумной силы, и Михаил поддается ему, смутно понимая, что на этот раз это Дин разделяет стремление с ним.              В этом так много плотского, земного и почти животного, и в то же время, этого нет вообще. Это что-то за гранью давно упокоенной морали, за гранью привычных понятий добра и зла, за гранью разрешений и ограничений.              Это — танец жизни, который не дает забыть, что они еще живы. Это — признание близости, на которое они способны. Это — единение, которое уже не разрушить. Это — надежда и шанс на будущее, которого нет, но сейчас кажется иначе.              Люцифер двигается сильнее, целует настойчивее. Удивительно легко уступает Сэму, а затем снова забирает контроль. Михаил сдается и позволяет Дину забирать и возвращать контроль самостоятельно, пока все это не превращается в частичное слияние четырех сознаний.              С Земли давно не увидеть звезд, не увидеть других планет, и лишь иногда можно увидеть тусклое солнце где-то низко над горизонтом. Но когда физические тела взрывает яркое удовольствие, над их головами на мгновение не метафорически расцветает отблеском вся прекрасная вселенная с туманностями, пылью и жителями в виде звезд, планет и прочих.              Михаил скользит руками по спине Люцифера и не спешит четко отделять свое сознание от сознания Дина. Их осталось четверо. Они — выжившие. И только что они как могли встретили новый бессмысленный день.