Я рядом, или как променять Флаффтобер на Райтобер

Чёрное-чёрное небо, серый, смешавшийся с копотью снег, и протянутая рука. Даже через противодымную маску она видела его глаза. Зелёные глаза демона, нет, глаза злого загнанного зверька. Прекрасные, восхитительные глаза на грязном голодном лице. Тысячи труб взвивались вверх и связывали небо с землёй бесконечными столбами смога. Он сидел на чёрном снегу, не боясь испачкать робу такого же цвета, и с нерешительностью разглядывал протянутую конфету в цветастом фантике. Сюрреалистичная картина: девушка из верлинского кадетского корпуса пытается угостить истинного грюнита в каком-то переулке, где-то недалеко от центра Вальдбурга… — Карамель! — она стянула маску и улыбнулась. Он, опешив, ощетинился, словно кот, так, что даже волосы на голове стали дыбом. Грязные ржавые волосы, словно осенние листья. Очаровательно. Про себя она решила звать его Ингваром. Его глаза загорелись нехорошими огоньками; закашлявшись, он прохрипел: — Подавись, Янши! — Спасибо! — она рассмеялась и, развернув конфету, подбросила её и ловко поймала ртом. Сладость карамели смешалась с горечью воздуха. Через секунду в её руке была целая россыпь, и она вновь протягивала их ему. Дышать стало тяжело, но почему-то ей не хотелось надевать маску, хотелось дальше смотреть в эти волшебные злые глаза. Не через стёкла маски, нет, глаза в глаза. Ресницы щипало от пепла, но она не жмурилась. Ингвар удивлённо вытаращил глаза. Она улыбалась. Конфеты застыли в ладони, ожидая своей участи. Внутри обоих шла борьба. Он не решался принять подарок, она не собиралась надевать маску. Оба громко закашлялись от налетевшего облака копоти. — Дура, ты же задохнёшься! — наконец не выдержал он и, вскочив, попытался силой вернуть маску на место. Она решительно заблокировала его хватку и, как учили в академии, провела ответный захват. Конфеты дружной семейкой перекочевали в нагрудный карман грюнита. Обрадованная этим, она, не отпуская его, заглянула глаза в глаза. Их разделяли буквально миллиметры, казалось ещё чуть-чуть… Волшебные удивлённые зелёные глаза. — Отпусти, сумасшедшая! — рыкнул Ингвар и попытался вновь натянуть маску ей на лицо, но не успел. Словно из ниоткуда, из чёрного дыма, заволокшего улицу, появилась огромная рука, схватившая его за шиворот и бросившая о землю. Следом за рукой появился мужчина в пепельно-серой форме офицера грюнландской полиции; даже через стёкла маски были видны его чёрные глаза, полные гнева. Следом появились двое рядовых, тоже в масках. Винтовки с примкнутыми штыками смотрели голодной сталью. Сдавленный крик Ингвара прошил её насквозь. Она испуганно вытянулась и салютовала. Зря она всё это устроила… Очень зря… — Ты как смеешь атаковать дочь Адама, лилит? — прорычал офицер, с размаху ударяя скрючившегося на земле парня острым носком сапога. Ингвар, закрыв голову руками, отчаянно бормотал слова извинения на трёх языках: верлинском, грюнитском и фитском. Это не остановило офицера, один жест — и полицаи уже подняли грюнита на ноги. — Тридцатый параграф законника Грюнланда, пятый пункт — грюнит не может смотреть в глаза адамиту, грюнит не может говорить с адамитом! При виде адамита грюнит должен склонить голову! — отчеканил рядовой. Офицер довольно кивнул и коротко рявкнув: «Документы!» — обернулся к ней. Его лицо под маской подобрело. Цокнул каблуками и, салютовав, он с покорной виной произнёс: — Фройляйн кадет, простите за это недоразумение! Дети Лилит даже спустя семьсот лет всё никак не могут понять мировое устройство. Надеюсь, он не испачкал вас своими лапищами? — Никак нет! Она попыталась беззаботно улыбнуться, но не получилось. Её пронизывал ужас. Рот не спасла сладость ещё одной конфеты. Его глаза, его голос — всё исчезло. Прислонённый к стене, избитый прикладами, он, вытянувшись по струнке, громко и чётко отвечал на вопросы, словно надрессированный пёс. — Вен Ахорбаум, пятого шестого семьсот сорок пятого! Третья степень гражданства! Метис! Работаю в котельной… Так вот как его звали! Да, имя куда более красивое. Зачем она так с ним? Дура. Ругать себя было бесполезно: ну кто знал, что полиция шныряет и по переулкам? — Врёшь, собака, у тебя на морде написано, что ты чистокровка! Кровь предков взыграла? Хочешь адамитов резать? Распять Янеша? — прорычал офицер и, с оглядкой на кадета, ещё громче спросил: — Почему не на работе? Ей показалось, что барабанные перепонки вот-вот лопнут от этого крика. Лёгкие разрывал кашель, горечь во рту мешалась с сладостью. Не желая смотреть на это жестокое представление, она натянула маску; сквозь фильтры прошёл нормальный воздух. — Выходной! Мне некуда идти, с квартиры выселили! — его голос сорвался на отчаянный крик. Его вновь ударили прикладом в живот. Офицер усмехнулся: — Потому и выселили, что ты никакой не метис. Нас отличает хорошая память! Мы никогда не будем кусать руку кормящую! — Герр лейтенант, он украл у фройлян кадет конфеты! — отрапортовал рядовой, закончивший унизительный обыск. — Она сама мне их всучила! — возразил было Вен, но вновь получил прикладом по животу. Офицер гомерически расхохотался, стянул маску и, обнажив уродливый рот, плюнул ему в лицо. Её передёрнуло. Всё это было слишком. Слишком и всё. — Ну зачем ей их тебе дарить? С каких пор ангелы кормят демонов? — спросил лейтенант полиции и оглянулся в сторону кадета, желая найти подтверждение своих слов. Не нашёл. — Отпустите его! — она стянула маску и, глубоко вдохнув отвратительный, удушливый пепельный воздух, добавила: — Он говорит правду! И это я на него напала! Он ни в чём не виноват! Рядовые, опешив, опустили приклады. Офицер, ошалело натянув маску обратно на рот, удивлённо застыл, не зная, что и делать. Она, не упустив момент, ещё раз сделала глубокий вдох, цокнула каблуками и представилась: — Маддалена Грей, кадет корпуса Святой Луизы! Прибыла в Грюнланд добровольцем, следую в колонию Криенест! Лицо офицера вытянулось вместе с маской. Она с отвращением заметила его разочарование в своём неусердии. Как любой офицер грюнландской полиции, он был способен на нечто более подобострастное по отношению к верлинским соседям. Документы с имперскими печатями принял в руки как реликвию, боясь испачкать, даже снял перчатки. — Отпустите его! — ещё раз сурово повторила она, с злым нетерпением глядя, нет, не на жалких рядовых, на него. Он ожил. Его глаза, они вновь сияли недоумением и злобой. — Отпустить! — эхом приказал офицер и, идиотски крякнув, тихонько спросил: — Простите, фройляйн кадет, но зачем вы… — Захотелось! — отчеканила Маддалена, нахмурив брови. — Я сразу поняла, кто он и хотела проверить тезисы нашего Богоподобного императора Каспера Эспера насчёт потепления взаимоотношений между детьми первых людей! — А… — офицер при упоминании императора соседнего государства чуть не припал на колени. Документы вернулись в карман шинели Маддалены. Она, не торопясь надевать маску, закончила составлять алиби для Вена: — И получила утвердительный ответ, а поскольку этот грюнит оказался ещё и заботливым, напала на него! Любой доброте должна быть мера. Я, может, хочу дышать воздухом Янешевой кузницы! Враньё. Как ей нравилось врать. Ведь она знала, что он видит это и не верит ни одному слову. Его злые зелёные глаза теперь горели ещё ярче. Горечь и сладость во рту смешались в единый прекрасный вкус. — Но он оскорбил вас… — сделал последнюю попытку сохранить лицо офицер. Маддалена сверкнула на него неодобрительным взглядом и, усмехнувшись, бросила: — Он просто сказал правду. Я сумасшедшая, у меня и справка есть, показать? Патруль удалялся смущённый и испуганный. Грей знала, что они были бы рады продолжить избиение, но на её глазах, после объяснений, им было неудобно. Вообще, из-за случившегося им было очень неудобно. Офицер даже «забыл» представиться. Прощаясь, долго извинялся за то, что помешал, просил передавать приветы всей администрации колонии. Мерзко. — Извини, — она протянула ему платок. Вен, вытерев полицейскую слюну с лица рукавом, размазав по лицу грязь, отшатнулся, опёрся о стену. Его глаза до сих пор выражали лишь недоумение и беспомощную боль. Наконец он сказал: — Маску надень, сумасшедшая! — Тогда возьми платок! — она виновато улыбнулась. Он, вздохнув, внезапно выхватил из кармана всю горсть конфет и вернул их ей. Коротко, с отвращением бросил: — Мне не нужны подачки! — Ничего не знаю, — она спрятала руки в карманы. — Ненавижу сладкое! — хрипнул Вен, но конфеты не бросил, так и продолжил стоять, вытянув руку. Она, сама того не желая, рассмеялась и, вдохнув тяжёлый воздух, сильно закашлялась. Он нерешительно протянул свободную руку к маске. Маддалена только того и ждала, перехватив его руку, она вновь провела захват, обняла его. Глаза в глаза и теперь уж точно горький вкус. Она отдала ему всё без остатка: и конфеты, и горький вальдбурский воздух. — И горькое не любишь? — Маддалена улыбнулась, заглядывая в его ошалелые глаза. Она впервые видела покрасневшего грюнита. Вен, сам того не желая, сглотнул и закашлялся. — Это отрицательный ответ! — Грей отпустила его. — Сумасшедшая… — просипел Ахорбаум, всё-таки пряча конфеты в карман. — Да, у меня и справка есть! — улыбнулась она. Его зелёные глаза покинула злоба, он впервые засмеялся, засмеялся сквозь боль и холод. Чёрное-чёрное небо, серый пепельный снег и две руки, скреплённые в дружеском рукопожатии.