time screams by

...и когда рыжий под ним издал последний вымученный вздох после того, как Джим вышел из него, в этой комнате внезапно стало холодно. Это был последний раз. Джим себе так сказал. В последний раз он приходует этого рыжего засранца, который еще в самую их первую ночь пообещал тогда еще восстанавливающемуся после достаточно плотного европейского тура Джиму, что с ним вот он как раз все нахер и забудет. Парень-то и вправду старался, просто Джим ничего забыть не смог. Да и не хотел. Не хочет сейчас. Он скроллил ленту в Инстаграме, максимально понизил яркость на экране, несколько опасаясь, будто рыжий, который и вовсе к нему боком, внезапно вот повернется — и прям вот все увидит. Если увидит, то спровоцирует неудобный разговор. У Джима нет желания разговаривать с тем, кого просто трахает и с тем, которого держит около себя лишь для того, чтобы трахать. Он его не для не душевных терапий из раза в раз к себе в постель укладывает, в конце-то концов. В итоге он все равно встает с кровати, кутаясь в плед, и плетется на балкон. Все-таки он хочет надеяться, что сегодняшний скроллинг ленты окажется не таким бестолковым, как оно бывает обычно. Он даже умудрился создать себе сторонний аккаунт — ему так удобно, он не выдает себя ничем, ни в чем себя не ограничивает и уж тем более лишний раз не заботится о том, что особенно озадаченные его сексуальными предпочтениями фанаты полезут смотреть, какие он там посты пролайкал или, Боже упаси, даже прокомментировал. Как-то вот нарыл он целый пост с анализом в Тамблере на тему того, что он, вот уж охереть не встать, причисляет себя к БДСМ-сообществу! Сказать, что сам Джим охуел, — это лучше уже ничего не говорить, ради Господа-то. ...они слишком проницательные, чтоб их. И совершенно не к месту любопытные. Он железно пообещал себе завязать с этим наконец, смириться и просто вот уже игнорировать, насколько это в его силах вообще возможно. Но вот он здесь опять, и это точно — это точно ебучая зависимость... ...потому что Кори Тейлор уже тридцать лет не спешит выползать из его головы. Иногда грешным делом Джим подумывает, что ему когда-то специально всадили чип, пока он там был в отключке, который и провоцирует всю эту чувствительность в отношении их дражайшего вокалиста. Его коллеги, если хотите. Не больше, а меньше уже и так некуда. Сначала Джим сдуру поудалял все фотографии, на которых был Кори, со своего аккаунта, с галочкой который; потом полетели драматичные отписки с обеих сторон, а потом Джим параноидально пытался заблокировать каждого, кто хоть раз заикался по поводу их конфликта, по поводу Стоун Саур — и эти заебали причем что конкретно. За короткое время до выхода альбома Слипнот эти рты не смолкали, и Джим тогда думал, что свихнется; он всерьез думал, что они таким образом его вообще со свету сжить хотят. Это не их дело. Это никогда не было их делом. Но почему всегда они парятся больше всех?! Он любит фанатов, но иногда хочется им свернуть шеи. Каждому. Индивидуально. Еще в юности общество считало своим нужным начать тыкать в него пальцем, со временем это стало приниматься как данность. Как бы того ни хотелось, а Джим личность медийная, значит, по определению готовая к тому шквалу дерьма, который на нее может потенциально пролиться. Но это только по определению, потому что даже спустя почти тридцатник лет в индустрии Джим не научился воспринимать отношение чужих людей к себе. Ему удобно было поначалу: Слипнот тогда, по сути, еще только выходили в дамки, и он мог еще тогда прикрываться где-нибудь за углом и к своей персоне сильного интереса не вызывать. Во всяком случае, особых возможностей заявить об этом самом интересе у народа сильно не было, оттого и дышалось как-то легче. Теперь у них есть все. Джим дышит через раз. Один напишет, что он странный. Джим почешет бороду, ухмыльнется в нее и все же согласится. Другой едва не в грудь себя начнет бить о том, что у Джима куча разнообразных по своей нелепости и откровенной неловкости кинков. Джим у виска не покрутит, но все же вздохнет — у кого-то явно фантазия разошлась, ее бы буйство да в другое русло. У кого что болит, проще сказать. Но вот что у едва не каждого особенно болит, причем именно сейчас, — это определение собственной ориентации. Но чтобы не ебаться со своей, они считают, что проще всего будет вмешаться в чужую, потому что чужой — он, на самом деле, самый уязвимый. Про чужого обычно не знаешь ничего, и этим ничем народ пользуется. У народа очень хорошо получается интерпретировать каждый чих, что уж тут говорить — молодежь прогрессирует в эмоциональном плане, опережая поколения до него. Только вот никого не должно ебать то, с кем он предпочитает спать, а с кем — нет! С громким шмыганьем в носу он дрожащим указательным кликает на уведомление о том, что Кори Тейлор прям вот только что поделился новой историей. Опять про альбом. Всегда про альбом. ...ему это не нравится, но когда палец автоматом зажимает сердечко в углу, Джим не возражает. Он закусывает губу и выдыхает через нос — ему сейчас очень важно дышать, ему важно оставаться в относительном порядке. Но он не в порядке — он даже вот очки не надел, и пол под ногами холодный, и он в последнее время достаточно болезненный, на любой чих все в нем отзывается внутренней тревогой. Мол, вот оно, время его, сука, берет и утекает, а он еще толком-то ничего не сделал! Но в тот последний раз, когда тревога разрослась и посему перестала быть внутренней, он просто не мог молчать. Ковид накрыл всех беспощадной лавиной — никто его не ожидал, соответственно, все закономерно подохуели и за неимением альтернатив приковали свои задницы к диванам и начали ждать конца. Джим своего тоже ждал и думал, что этот самый пиздец подкрадывается к нему уверенными шагами. Пока он тут сидел, свесив ноги и башку опустив, он думал, почти что уже практически знал как факт: это все. Он мог зависнуть в одной позе на целый день и отвиснуть уже к самому его концу. Тогда-то и оттепель наступала, хоть и ненадолго: пожрать бы сходить, помыться, может, прибрать где чего, если повезет — вызвать кого-то, чтоб уж совсем. Он не молод, но не значит, что уже не мог. В итоге его наполеоновских масштабов планы разбивались тогда, когда он просто включал телефон и видел ебучее уведомление за уведомлением о том, что Кори — точнее, его менеджеры, но и наверняка сам Кори тоже — запостил ебаные сторисы! На хуй пыль, на хуй собственный желудок, на хуй секс — ему нужно пролайкать каждую, отметиться под каждой, затесаться под каждой среди таких же обезличенных, как и он сам, жаждущих внимания от на самом-то деле достаточно дистанцировавшегося от них от всех Кори. Джим поначалу улыбался с этих невинных (иногда и не очень) попыток фанатов пробиться к нему в директ, а когда сам столкнулся с этим, то стало уже не до смеха. Дыханию опять приходил пиздец, каждая секунда с момента отправки сообщения ощущалась как будто последней. Какой тут смех? Только грех. Но с другой-то стороны, чего он мог ждать, когда писал с левого аккаунта? Да много чего. Потому что как минимум Кори не идиот. А вот Джим — да. Это с самого начала было глупой затеей, и каждый раз были клятвы о том, что он удалит аккаунт, а вместе с ним все забудется. Как итог: аккаунт существует уже какой год, соответственно, и думать о том, чтобы что-то забыть, не приходится. Один раз все же вышло так, что Джим ему позвонил, и Кори уже к восьмому гудку подобрал свою пыльную совесть и снял трубку: — Да? — хуй на, Кори, соображай быстрее! — Как дела? — явно получше, чем у меня, но мне легче, когда ты разговариваешь. — Да так, знаешь... — нет, Кори, не знаю, ты ничего не говоришь! — Хуйня дела, ковид этот — полный отстой. Но держусь, да. — Есть такое, — хоть бы спросил в ответ, я бы, может, ответил... — Как сольник? — Работаем, Джеймс, работаем, — я бы тоже мог поработать, знаешь, я тоже своего рода музыкант, я тоже мог бы... — А как Алисия? — я не хочу знать; но ты кроме нее больше никого не замечаешь, и я должен спросить про нее. — Не жалуется, — ей чертовски везет, она даже наверняка этого не осознает. — А звонишь-то ты зачем? Случилось что-то? — Нет, — я не умею врать, но ты умеешь! — Просто... ничего не случилось. — Точно? — не спрашивай; я не могу. — Точно, — ты не мог бы приехать? — Хорошо, будь по-твоему, — я серьезно, Кор, ты мне нужен. — Удачи, приятель. — Ага, — приедешь или нет? Всего лишь навсего! Но даже этот дебильный диалог для Джима был все же какой-то попыткой сдвинуться с мертвой точки. Если для Кори это могло быть ничем, то для Джима стало сразу всем. И, похоже, этого оказалось слишком много, дохера для его нервной системы, потому что понять, что он тут распускает сопли, пришлось по тому, что внезапно в глазах стала размываться картинка, теряться фокус, а вместе с фокусом — всякая цель проживать этот вечер дальше. Никаких сомнений. Очки же как раз тогда были при нем. В итоге идея терроризировать личку Кори оказалась не такой уж и плохой. Ты просто пишешь, тебе не нужно при этом из себя что-то дергать. Кроме, разумеется, мыслей из головы. Но пока ты чужой, тебя воспринимают лучше, потому что чужой интересен сильнее знакомого. Ему никто не отвечал, и Джим уже почти что решил это бросить, пока в какой-то момент ему не отозвались загадочным приветом и эмодзи с вопросительным выражением лица. Самое забавное, что в этом сообщении куда больше жизни, чем в их отношениях за последнее время. Даже после тура в поддержку Грей Чептер они с Кори еще могли существовать вместе, Джим даже наконец отпустил эту обиду, ведь правда — Кори не виноват. Но потом Кори познакомился с Алисией, и тогда даже эта ниточка, некогда их связавшая, оборвалась. И как бы ни пытался Джим завязать этот узел опять, Кори всякий раз обрубал его на полпути. У него это получилось, когда он в какой-то из тех ебучих дней объявился с кольцом на пальце. Не то чтобы Джим не привык видеть окольцованных колег и тем более им в этом порой даже по-белому завидовать и не то чтобы с Кори это было чем-то новым — просто каждой своей женитьбой, а это есть у него третья по счету, Кори выбивал из него дурь, и после каждого такого раза на Джиме не оставалось ни единого, сука, живого места! Задело-то ведь даже не это, и было бы глупо, если бы Джим надул губы на то, что Кори в очередной раз женился — к этому ведь он сразу привык, к знанию того, что Кори не его и не будет его; у Кори есть всегда кто-то лучше него, и если даже он внезапно это потеряет этого человека, то Кори один хуй другого найдет. А Джим не был никогда «другим», и оно, может, и к лучшему было, потому что быть кем-то замененным — это позорно, это больно, это уже ниже того плинтуса, об который Джим уже не в первый в своей жизни раз больно ударяется головой. Просто Кори ничего ему не сказал! И когда Джим возмутился, тот пожал плечами и сказал, что он забыл. Точнее, думал, что все и так все знают, зачем повторять все по двести восемьдесят раз. Да и вообще, что ты за херню тут развел, мужик, мы не за этим здесь — тур скоро, вот о нем и заботься. О туре Джим в итоге позаботился, только вот о нем самом заботиться было некому. Кроме того рыжего паренька, который сейчас спит в его кровати. Про которого Джим тоже думает, что пора завязывать. Если у парня уже есть какие-то чувства, то Джиму во всяком случае жаль. У него тоже они есть, и появились они еще задолго до того, прежде чем этот самый рыжий вообще свет увидел. Загадочный привет от Кори вылился в достаточно приятную беседу. Джима тогда откинуло на лет двадцать назад, когда они с Кори были еще молоды, когда у них еще был Стоун Саур, когда у них были они сами — и тогда казалось, что для жизни этого было более чем достаточно. Они разговаривали. Банально трепались. Суть не важна, важен сам процесс. Потом это обрело совсем другую форму. Кори узнавал, как у него дела, хотя лично у Джима такими вещами сильно не интересовался, потому что Джим — это Джим, с ним за столько-то лет все уже, казалось бы, ясно. Джим отвечал, что все нормально, и Кори в упор не верил, но скажи Джим ему подобное в лицо, тот бы и спорить не стал. А тут Кори и вправду сам на себя не похож был — удивительно, как порой сеть меняет образ человека. Люди не могут этого проследить, потому что теперь сначала встречают по образу из интернета, а там уже как получается. У Джима все наоборот, и в этом проблема. Джим не спешил раскидываться чистосердечными, а Кори в тот момент не сбавлял оборотов и действительно уже напоминал себя с года так две тысячи уже второго, когда никак не мог и никак не хотел признавать под собой берега, соглашаться с тем, что он их слегонца так попутал. Уже никаких сомнений в отсутствии берегов у Кори не осталось после того, как тот начал выпрашивать фотографии. Типа, чего тебе стоит, мы все люди, покажись давай. Джим не додумался впопыхах полезть в интернет и скинуть фотокарточку с рандомным мужиком. И хорошо. И когда хотелось в очередной раз отказать, Кори решил его добить: «а член бы хоть показал, ну». Черт возьми. Это его Кори! И как хорошо, что борода все-таки при нем, что он ее после сотен мучительных порывов все же не сбрил, потому что как минимум она хорошо блокирует обзор — никто ничего сильно не замечает, например, как Джим кривит губы в ухмылке. Как он их же поджимает. Как он проводит по ним языком — за этим тоже теперь не всегда уследишь. Но никакого члена там Джим все же не скидывает. Ему в какой-то момент становится просто неловко и откровенно стремно, поэтому он, пометив сообщение как прочитанное, оставил все как есть и ушел, как называют, «в подполье». Еще, бывает, говорят, «залег на дно». Как угодно. И вот теперь он здесь, скроллит ленту и подавляет желание закурить, потому что даже тут — даже тут он пытается клясться, что пора завязывать. Джим со смаком зевает самому себе в ладонь и трет уставшие веки, потому что, оказывается, он все же устал. Да и парня этого к себе под бок прижать уже не так страшно: ночи холодные, а Джиму важно ощущать хотя бы просто тепло, а о других вещах пока стоит и вовсе забыть. Телефон завибрировал в момент, когда Джим хотел его уже отложить и отключить насовсем. Кори, мать его, Тейлор пишет: «чувак, выйди на улицу». Ни привет тебе там, ни как дела — ничего. Но это лучше, чем ничего. Джим включает дебила: «Что, прости?» Важно заметить: Кори пишет не ему, а чужому. Джим просто играет роль, а Кори... «это срочно». Джим потер двумя пальцами висок и продолжил гнуть свою линию идиота, хотя, впрочем, не сильно при этом притворяясь: «Объясни мне». Кори железен: «вниз. иди вниз». Джиму ничего не остается, кроме как повиноваться. Нельзя заставлять Кори ждать. Он накидывает на голый торс кожанку, не застегивает ее, ко всей этой композиции присоединяет джинсы и заканчивает ее нелепыми тапками на ногах. Это еще ничего — они друг друга видели в обличиях и тем более состояниях куда более вызывающих, чем это. А Кори — Кори все равно свой, перед ним можно было бы и просто в трусах выйти, на самом деле. Уже на половине пути Джим подумал, что его сейчас наебывают. У Кори фокусы нынче более жестокие, чем раньше. И хорошо, что он сейчас их предпочитает испытывать на ком угодно, только не на Джиме. Хотя и плохо одновременно, вот уж парадокс. Озираясь по сторонам и ежась от холода, Джим вот уже едва не кричит, когда на него сзади валится что-то охуеть какое тяжелое, шевелящееся и даже пытающееся контакт наладить: — Сюрпри-и-из... Тут и уточнять не нужно, что это была за тварь божья. Джима интересовало только одно: — И когда ты понял? Про то, в смысле, что Кори точно знал, с кого спрашивает фотку члена. Кори скалится: — Сразу. Теперь Джим кивает, и ему интересно стало другое: — Так ты же в Вегасе недавно был? Когда успел?.. У Кори вышел второй сольник, с которым он колесит по Европе, а вчера он наконец вернулся в Вегас и отыграл там. У Джима и мысли не возникло о том, что он сможет увидеть эту морду именно второго октября, а не какого-нибудь там еще. — Тебя ебет? — Кори приподнял бровь, приближаясь к нему, и Джим невольно подставился под исходящее от него тепло. Джим закусил губу, все же заключил: — Нет, — потому что и правда нет, не ебет; главное, что Кори вообще здесь. Кори приподнялся на носках и взял лицо Джима в обе ладони, легонько коснувшись губами лба Джима: — Славно. Потом отстранился и резко выпалил: — Только от этого надо избавиться. Нам он тут мешать будет. И это он тоже откуда-то знает. Про рыжего. Но на сей раз Джим уже не интересуется, почему и зачем — просто констатирует: — Считай, его уже нет. Кори просто его целует, шепча в губы «с днем рождения».