Весь мир - театр

Говорят, что день, когда тебе приходит письмо из Хогвартса, не забыть никогда. И я полностью с этим согласен. Никогда не забуду, как это проклятое письмо перевернуло мою такую спокойную и налаженную жизнь. Я был на седьмом небе от счастья — меня как раз приняли в театральную школу. И тут пришло это письмо: желтое, пухлое, можно даже сказать самодовольное, с тяжелой восковой печатью. — Джаспер! — мама, всегда сдержанная (еще бы! Она же могла похвастаться двенадцатью поколениями благородных предков, родословную семьи по маминой линии вплоть до правления королевы Анны мы с сестрой знали наизусть), вскрикнула, я решил, будто случилось что-то страшное. И время показало, как я был прав. Надо сказать, я рос совершенно нормальным ребенком. Как все дети, я не очень любил учиться, мне больше нравилось проводить время на улице. Я не мечтал стать пожарным, полицейским, не хотел когда-нибудь заседать в Палате Лордов. Моей страстью был театр. И я уже рисовал себе блестящую карьеру, первые роли, рукоплещущий зал, мировые турне. Казалось, мечты начинали сбываться. И надо же было, чтобы волшебником в нашей семье оказался именно я. Отец дрожащими руками разворачивал конверт, мать счастливо улыбалась. Айрис обиженно надула губы. Конечно же, она просто бредила сказками, в которых чародейки мановением волшебной палочки спасали королевства и расколдовывали принцесс. — Дуракам везет, Гил, — прошипела она и ущипнула меня за ногу. — Махнемся? — я даже в отместку не дернул ее за косу. Мне сейчас было не до шуток. — Ма, па, а мы можем отказаться? Не уверен, что мне понравится в этой школе. — Гилдерой, не говори глупостей, — мама посмотрела на меня, словно я обзавелся второй парой рук. — Хогвартс — это прекрасная школа. Только подумай, чего ты сможешь достичь, когда ее закончишь. О да! Передо мной открывались просто... волшебные перспективы. Потратить невесть сколько лет на изучение того, что мне совершенно не пригодится. А тем временем мое место в той школе, оставлять которую я совершенно не хотел, займет кто-то другой. И вот он как раз будет учиться очень полезным и нужным вещам. — Но мне придется бросить театральную школу, — изо всех сил стараясь скрыть нехорошее предчувствие, вежливо заметил я. — А мы уже заплатили за первый месяц. Я надеялся, что деньги, как и всегда, будут для родителей важным доводом. Не тут-то было! Отец просто отмахнулся от этого, как будто речь шла о порции мороженого. — Чепуха, — бодро заявил он. — Быть волшебником намного интереснее, чем актером. Послезавтра отправимся покупать тебе все, что нужно для учебы в Хогвартсе. Кстати, они просят прислать ответ с совой. Гил, ты не знаешь, что они имеют в виду? — Не имею ни малейшего понятия, — уныло протянул я и ушел в свою комнату. У меня было полтора дня на то, чтобы решить, как выкрутиться из этого неприятного положения. Нужно ли говорить, что ничего стоящего я придумать не успел. И пришлось тащиться вместе с родителями на улицу со странным названием «Диагон-аллея». Папа веселился, как ребенок в парке аттракционов. Можно было подумать, что это ему пришло приглашение в эту школу чародейства и волшебства, и он теперь покупает учебники не мне, а себе. Я послушно плелся за родителями от магазина к магазину. К концу дня я не чувствовал ног, у меня болела голова, мне хотелось холодной газировки и оказаться дома, подальше от странно одетых мужчин и женщин и их вопящих детей. Наконец мои мучения закончились. Первая их часть. Хогвартс маячил впереди, как призрак отца небезызвестного принца. И эта встреча пугала меня больше, чем поход к стоматологу или контрольная по химии. Хогвартс меня впечатлил. Путешествие на лодке, огромный зал, факелы, зачарованный потолок. Я настолько увлекся, что не заметил, как строгая дама в темно-зеленом назвала мое имя. Оказывается, надо было подойти к ней и сесть на высокий табурет; потом тебе на голову надевали старую фетровую шляпу, которая и решала, куда тебя отправить учиться. Тут я немного воспрянул духом. Может быть, этот волшебный головной убор войдет в мое положение и отошлет меня домой? Но шляпа оказалась глуха к мольбам, и я отправился за стол факультета Рейвенкло. Надежды на то, что мне повезет, растаяли, как снег в апреле. Я тоскливо ковырял вилкой пудинг и уже видел, как растворяется в ярком свете факелов моя успешная актерская карьера. Надо было брать дело в свои руки. Едва только выдалась свободная минута, я тут же бросился в библиотеку. Нужно было узнать об этой школе побольше. Конечно же, в первую очередь меня интересовало, за что меня могли отчислить. Как оказалось, отчисляли из Хогвартса за откровенно уголовные дела. Как ни хотелось вернуться домой, но на такое я пойти не мог. К тому же меня вместо дома запросто могли отправить в тюрьму для волшебников. А про Азкабан я прочел достаточно, чтобы понимать: от этого места стоит держаться как можно дальше. Мне предстояло проторчать в Хогвартсе целых семь лет, навещая родителей только на каникулах. «Не унывай, Гилдерой, — сказал я себе, — безвыходных положений не бывает». Но, признаться честно, в это уже особо не верилось. Первый год я старательно изображал из себя круглого идиота, домашние задания делал так плохо, как мог. Но, как выяснилось, за плохую успеваемость из Хогвартса не отчисляют. Мое уважение к этому учебному заведению скатилось до самой нижней отметки. Во всех известных мне действительно хороших школах успеваемости уделяли большое внимание. Но только не здесь. Максимум, чего я добился — меня невзлюбили мои, с позволения сказать, коллеги. Я же портил им общую картину. Нужно ли говорить, что мне на это было совершенно наплевать? На второй год я решил выбрать другой подход. Конечно же, моя успеваемость ни капли не улучшилась. Но теперь я изводил преподавателей и учеников еще и хулиганскими выходками. После того как я притащил в класс зельеварения корень мандрагоры и тем самым сорвал урок, отправив большую часть своих однокурсников в Больничное Крыло, меня вызвал к себе сам директор. Я сидел на мягком стуле, болтал ногами и всем своим видом изображал наглого и невоспитанного мальчишку. Благо, примеров такого поведения у меня хватало и в старой школе, и здесь. — Мистер Локхарт, давайте поговорим откровенно, — Дамблдор пожевал губами. — Ведь вы же далеко не так глупы, как хотите показаться. — Вы полагаете? — я нагло стащил с блюдца лимонное пирожное и запихнул его в рот. — Вы не первый ученик, который нарушает дисциплину в этой школе, — директор говорил со мной мягко, но без сюсюканья, которого я от него ожидал. Невольно я почувствовал расположение к этому старику в странных очках. — Скажите, чего вы добиваетесь? — Отчисления, — первый урок, который я усвоил, это не лгать тем, кто может тебя в два счета разгадать. — Увы, но это невозможно, — Дамблдор с сожалением покачал головой. — Могу ли я спросить, мистер Локхарт, чем вам так не по душе Хогвартс? — Всем, — выпалил я. — Я не хочу быть волшебником, не хочу тратить семь лет на то, что мне совершенно не пригодится. Директор тяжело вздохнул, налил нам чаю. Нужно ли говорить, что разговор занял не один час. Но в итоге я добился того, что мне разрешили посещать театральную школу, выдав профессора МакГонагалл в сопровождающие и хроноворот, чтобы я успевал учиться и там, и в Хогвартсе. С родителями все уладить взялся сам директор. Взамен я пообещал прилежно учиться и больше не устраивать в школе бардак. Что ж, такое соглашение меня полностью устраивало. Я послушно доучился оставшиеся пять лет, сдал экзамены, как и полагалось, получил диплом и постарался забыть Хогвартс как страшный сон. Благо, в театральной школе дела шли неплохо, меня считали талантливым и уже обещали контракт в одном небольшом, но хорошем лондонском театре. Не «Глобус», но надо же было с чего-то начинать, правда? Карьера моя потихоньку шла в гору, мне уже давали вторые роли. Спустя три года я познакомился с очаровательной девушкой, которая мечтала стать драматургом. После нескольких лет ухаживаний мы наконец-то поженились, потом с помощью ее и моих родителей купили маленький домик неподалеку от Лондона. Жизнь налаживалась. Сесили оказалась хорошей женой и замечательной музой. А еще через год моя жена обрадовала меня тем, что скоро мы станем родителями. Все складывалось как нельзя лучше. Но в один не самый прекрасный вечер, когда Сесили помогала мне разучивать роль, в наш уютный и тихий дом вломился мой бывший сокурсник Робард. Я недолюбливал его в школе за грубость, хамство и привычку лезть в драку по любому поводу. Как оказалось, годы не очень изменили его повадки. Робард шумно пил чай, громко разглагольствовал о своих подвигах, размахивал руками. Рассказом о схватке с оборотнем он едва ли не до смерти перепугал Сесили. И именно в ту минуту мне пришла в голову мысль, о которой я потом не раз жалел. Под предлогом выпивки я заманил его на кухню и стер ему память. Честно скажу, решение было не самое удачное. Но никакое другое заклинание мне и в голову не пришло. Наверное, я от волнения немного перестарался, и Робард забыл не только меня, но и вообще все о себе. Я аккуратно выпроводил его на улицу, сказав, что он ошибся адресом, даже вызвал ему такси до Лондона и оплатил поездку, хотя это и больно ударило по моему карману. Казалось бы, на этом стоило остановиться. Но сегодня определенно был не удачный день. Я сидел на крыльце и перебирал в памяти рассказы Робарда. И меня внезапно осенило, что из его баек получился бы неплохой роман. Сесили восприняла это с юмором, и мы с ней вдвоем за две недели записали Самые яркие истории моего бывшего соученика. Наверное, мы не совсем понимали, что делаем, когда решили отправить это от моего имени издателю. Нас могло извинить только то, что тогда мы были молоды и вообще редко задумывались о том, что может получиться из той или иной шутки. Но когда мне пришел ответ издательства, что мою книгу берут в печать, мне стало не до смеха. Особенно когда я увидел, что сумма гонорара указана в галлеонах, а не фунтах стерлингов. — Посмотри на это с другой стороны, — резонно заметила Сесили. — Нам скоро понадобятся деньги, — она многозначительно покосилась на свой большой живот. — А на сцене ты все равно выступаешь под псевдонимом. Это же просто книга. И я согласился. Если бы я знал, что эта чертова книга сделает из меня ценный приз для моих бывших соучеников, я бы порвал злосчастный ответ от издателя на тысячу клочков, а потом старательно сжег каждый. Но тогда замечания Сесили показались мне очень здравыми. А после к нам зачастили мои бывшие знакомые по магической школе. И жизнь стала похожа на сущий ад. Издатель требовал новых книг, старые знакомые норовили проверить истинность моей писанины. И я раз за разом проворачивал уже опробованную схему: Обливиэйт, вызвать незадачливому гостю такси, записать самые яркие из его рассказов, выдать на редактуру Сесили и отправить издателю. Немного утешало, что моя писательская деятельность давала неплохой доход, а когда в доме маленький ребенок, деньги быстро исчезают, не успеваешь их заработать. Поэтому я чертыхался про себя, но исправно снабжал издателя историями, которые выдавал за свои. А потом мне пришло приглашение на интервью. Кажется, тогда я впервые устроил дома настоящую истерику, выпил за раз три стакана виски и дал клятвенное обещание не написать больше ни строчки. Но Сесили снова смогла меня переубедить. — Подумай сам, — рассудительно сказала она, убирая в сторону отглаженную детскую рубашечку, — благодаря твоим книгам мы наконец-то купили себе нормальную машину и даже стали немного откладывать. Отнесись к этому как к очередной роли. Мне кажется, это неплохая практика. Или ты не уверен, что вытянешь? Она знала, как задеть мое самолюбие. Сгоряча я заявил, что это не роль, а чепуха, что мне раз плюнуть изобразить магический вариант Алана Квотермейна. Сесили только хмыкнула и посоветовала детальнее проработать образ. Интервью увеличили продажи моих книг, а с ними выросли и доходы. Это давало возможность чувствовать себя увереннее и придирчивее относиться к ролям, которые мне предлагали. Я уже мог позволить себе выбирать то, что, как казалось, поможет в карьере, а не хвататься за что попало, лишь бы это приносило деньги. Конечно же, это пошло только на пользу. Можно было подумать, что я снова взял верх над обстоятельствами. Но все испортил, как всегда, не самый приятный визит. И в этот раз я не мог просто стереть гостю память. Нас решил навестить мой бывший директор. Альбус Дамблдор сидел у нас на кухне, прихлебывал горячий чай, смотрел на меня поверх своих неизменных очков-полумесяцев, а я старательно сдерживался, чтобы не запустить ему в голову сахарницей. Этот старый чудак предложил мне занять должность преподавателя Защиты от Темных Искусств. Он напирал на то, что мои книги говорят сами за себя. Сгоряча я выложил ему все — и то, что сам я не сделал ничего из того, о чем писал, и что я полный профан в магии. Старик был непреклонен. Я говорил ему, что Агату Кристи никто не звал работать в Скотленд-Ярд, приводил и другие, не менее убедительные доводы. Но ничто не могло его пронять. — Помните, вы должны мне услугу, — многозначительно подмигнул мне этот шельмец. Тут возразить было нечего. И я согласился. Проводил его до двери, по привычке собрался уже вызвать такси, но Дамблдор вежливо отказался, сославшись на то, что своим ходом ему путешествовать безопаснее. Я проглотил колкость и пожелал ему хорошего вечера, хотя больше всего мне хотелось, чтобы этот проклятый старик сломал себе шею. Я делал все, чтобы меня уволили. Я выдал ученикам вместо учебников полное собрание своей беллетристики, был высокомерен, напыщен, непроходимо глуп. Словом, я никогда так не выкладывался в театре, как во время работы преподавателем в Хогвартсе. Ничего не помогало. А хуже всего были необъяснимые происшествия в школе. Я ничего не писал Сесили, потому что не хотел ее волновать. Ей и так хватало забот с Рейчел, которой недавно исполнилось четыре года. Когда пропала одна из учениц, я решил, что с меня хватит. Пусть Альбус считает меня кем угодно, но я больше не останусь в этой проклятой школе. Я уже почти закончил паковать чемоданы, когда ко мне вломились Поттер и младший Уизли. Они настойчиво, я сказал бы — весьма решительно, заставили пойти с ними искать пропавшую девочку. Я жалел девчонку, в конце концов, я и сам был отцом. Но как я мог объяснить этим детям, что толку от меня в поисках было бы немного? То, что случилось дальше, я не хочу вспоминать даже в кошмарах, но именно эти двое мальчишек помогли мне распрощаться с магическим миром и с Хогвартсом в частности. Так что я, можно сказать, в какой-то степени им признателен. Именно тогда я сыграл свою лучшую роль. Мы куда-то бежали, куда-то падали. Я все время думал о том, чтобы сбежать, но мальчишки не выпускали меня из виду. Спасение пришло оттуда, откуда совсем не ожидалось. И тут меня осенило. Поттер ушел далеко вперед, и я остался наедине с Уизли — самым недалеким из этой парочки. В отличие от других моих озарений, это была действительно великолепная идея. Никогда я еще не играл так вдохновенно (наверное, потому что на сцене от моей игры никогда не зависела моя жизнь), никогда я еще не был так убедителен, как в те минуты, когда направлял палочку на Уизли-младшего. Конечно же, я знал, что мое заклинание не сработает. Ведь собственную волшебную палочку я потерял, а Уизли умудрился сломать свою еще в начале учебного года, и я уже наслушался рассказов о том, что эта глупая указка теперь работает через раз. Я молился, чтобы сейчас был тот самый раз. И мне повезло. Я был на высоте. Без ложной скромности скажу, что, наверное, никто лучше меня не играл полную потерю памяти и, похоже, не сыграет уже никогда. Правда, у меня хватало образцов для наблюдения. Но все же. В мою игру поверили все. Обвал стал своего рода занавесом в этой сцене. И теперь я, проведя несколько тоскливых месяцев в Мунго, за приличную взятку вышел оттуда с диагнозом «Amnesia». Целители рекомендовали мне раз в месяц приходить для обследования, но не слишком настаивали на этом. И я наконец-то смог окончательно вернуться к семье, к сцене и посвятить себя тому, о чем мечтал с детства. Я был совершенно счастлив со своей женой и дочкой. Когда Рейчел исполнилось одиннадцать, я пережил несколько волнительных дней, но оказалось, что моя дочь обладает несомненными способностями к... пению, а не к магии. Вот так я распрощался с миром волшебства и волшебников навсегда и несказанно этому рад.