Научи

Ладони у него мягкие, будто каната в руках отродясь не держал. Робкие. Трогают аккуратно, нежно. Исследуют просоленную морским ветром кожу, будто черточки на пергаменте с треклятым Гранд-Лайном. Да расслабься ты, Коби. Я не рассыплюсь. Между ними мокрые звуки, тихий скулёж и льняное, электризованное трение ткани о ткань, безупречно подходящей для службы, но совершенно чудовищной в данный момент. Коби на нём красный. Коби на нём вздрагивает и беспорядочно мечется, то вперёд к крепкой груди, когда чувства захлёстывают, то назад, к жесткой стенке вороньего гнезда, когда этих самых чувств становится слишком много, и хочется сбежать, прыгнуть за борт в беспросветную ледяную пучину. Потому что там всё понятно, всё просто и до одури тихо. Хельмеппо буквально кожей слышит его голоса. Скрывающиеся, дикие, судорожно пытающиеся выгрызть из мозга ответы. - Эй. Жилистые пальцы ловко фиксируют подбородок, отстраняя раскрасневшееся лицо и Хельмеппо, точно специально заглядывает в осоловелые глаза, не давая уйти от собственного взгляда. Не скрыться, даже за стёклами дурацких очков. - Дыши, Коби. Ещё не хватало, чтобы пацан кони двинул прямо на нём. Объясняйся потом перед Гарпом, включая на максимум всё красноречие и заставляя поверить в историю - что он просто охуенно целуется. Не лучшее резюме, после истории с папашей. А вдруг поверят и старик решится распробовать сам. Приходится подрубить всю свою малую сдержанность, чтобы не скривить лицо от фантазии, а мало-помалу только показывать поплывшему Коби, как правильно набирать воздух через рот. Раз - два. Мокрые розовые губы медленно остывают и сохнут на ветру. И хочется снова впиться в них, пометить собой, не дать проклятой стихии капризно забрать себе новый трофей. Но Хельмеппо держится, вдыхая и выдыхая, а ветер не оставляет, треплет раскрытые волосы, цвета утренней зорьки, гладит мягкие щеки, постепенно приобретавшие здоровый вид. - Вот так. Поцелуй - это не Гранд-Лайн. После него не обязательно умирать. Коби делает своими губами некое подобие улыбки. Дурацкий каламбур на его взгляд, но что-то внутри паренька цепляет, а может это просто нервное, но внутри Хельмеппо гордится собой за эту искренность, и наконец убедившись, что всё откатилось к чему-то естественному, притягивает Коби снова. Впервые они попробовали целоваться именно здесь. На ночном дежурстве в вороньем гнезде, скрытые от посторонних глаз и принимающие любые звуки, которые только могут родится внизу. Что-то именно здесь цепляло и располагало. Коби нравилось смотреть вдаль на звёзды, что были словно чуточку ближе теперь. Его мечтательной натуре только повод дай, разгуляется, как шторм. Хельмеппо чувствовал свободу. Кусочек той недоступной вольности, что давится подошвами форменной обуви на лакированном плацу. Свободы, в которой больше не надо дрожать, при виде отца и заискивать, только бы выпросить кусочек внимания. Свободы, где можно беспрепятственно лапать мягкие изгибы сослуживца, слизывая тихие стоны с вертлявого языка во рту. Первый раз это было странно. Его первый раз предполагал участие чужого ведущего опыта, способного скрыть те шероховатости, что непременно имеет юнец, едва познавший тепло чужого рта. Впоследствии ему не приходилось иметь дел с недостатком неопытности, с удовольствием впитывая и пропуская через себя дрожь избитых истин и новых открытий. Теперь таким опытом был он. Проводником для Коби, единственного человека на этой посудине, способного выслушать и сказать в ответ что-то большее, чем дежурный трёп. Способного поправить корабельный узел не из желания выслужиться. Друга, наверное. Того, кто однажды смог вывести на искренний разговор, и во всём своём непосредственном любопытстве выпучить глаза и жадно впитывать каждое слово, как губка. Морган перерубил бы ему шею своей секирой, узнай хоть подробность из этих рассказов. Коби же с придыханием протянул - Научи. Научи - целоваться как отчаянный подросток, любой из тех, что шныряют вблизи и живут своей обычной подростковой жизнью. Научи - дай почувствовать хоть каплю того тепла, что люди безвозмездно делят между собой. Научи, Меппо.. Дурацкое прозвище. Дурацкий мальчишка с дурацкими глазами цвета райской лагуны, смотрящего так, что вот-вот выпрыгнет сердце. Дурацкие пираты, что взяли тебя в плен и вырвали добрый кусок жизни, дурацкий Дозор, что запер тебя в своей плавучей тюрьме и теперь ты вынужден просить простых человеческих радостей у самого большого мерзавца Ист-блю. Что там пираты, о них и так все всё знают, разбегаясь едва завидев Роджера на горизонте. Он был гораздо гадливее их. Он жил в лучах чужой славы, извращая добродетель, скрывая гниль под маской величия. Коби жмётся к нему. Двигает губами уже куда увереннее, чем в прошлые разы. Рот открывает сильнее, играется с языком, закручиваясь вокруг, как змея. Не всем нравится с языком, не всем охота познавать его значение, предпочитая простые перечмокивания. Коби был не таким. У Коби невероятно мягкие руки и он трогает его лицо, ведёт пальцами по щекам, ласково по шее, шёлком стекает на плечи, и лишь на них замирает, сминая ткань формы и робко, бессознательно теребя ногтями пуговку на воротнике. Хельмеппо всегда расстегивает его, когда не надо вытягиваться перед командиром, и Коби трогает кожу на впадинке, тихо намекая, что совсем не против потрогать и ниже. У Коби в такие моменты слишком много желаний, что совершенно нормально для неопытного разгоряченного тела. Даже для опытного тела этот мальчишка слишком горяч, и Хельмеппо каждый раз приходится напоминать себе, что он ответственнее, больше и старше, а значит не должен потакать всем прихотям, о которых потом с шоком попомнит остывшая голова. У Коби крепко стоит, и Коби совершенно точно чувствует, что и у него тоже. Широко раскидывая ноги между чужих бёдер - не самая лучшая поза для шпиона. Коби уже знает, как надо расположиться, как надо толкнуться, чтобы проехаться членом по члену, зажатых плотной тканью форменных бридж и белья. И сам же дрожит и поскуливает в губы, против почти железного спокойствия Хельмеппо, лишь чуть сильнее углубившего поцелуй. Коби раскачивается на нём, как на волнах, ловя биение океанского сердца и двигаясь в его такт. Коби краснеет и сильнее жмурит глаза, против его совершенно открытых и считывающих каждое движение. Однажды он научит его наслаждаться чужими искаженными чертами лица. Мальчишку, что много знает о морских узлах, но ни черта не знает о жизни. А пока, Хельмеппо отпускает мягкие бока, что до этого самозабвенно лапал, опускает руки на острые бёдра и жестко фиксирует их на себе. Коби в ответ дергается, сорвано дышит в его рот и часто-часто моргает, будто корабельный компас, сошедший с ума из-за магнитных бурей. Он не прерывает поцелуй, замедляясь и теперь делая его гораздо мягче. То ли проснувшись от своего морока, то ли решая довести дело до конца в следующий раз. Когда придет время. Извини, парень, но удовлетворение твоего члена в контракт не входило.