Бойся дня

      Весь этот мир напоминает скорее детскую игру, а не реальную жизнь. Когда ты сражаешься со слаймами или кролями, и взрослые люди всерьёз говорят, что тебе требуется оружие, чтобы наносить удары, а также постоянно напоминают, что защититься от чужих атак можно щитом. Когда твоим врагом становятся ожившие овощи и грибы с умилительными мордочками, что внезапно сменяются на зубы с половину их растительного тельца. Когда тебе поручают растолкать ленивого плотника, что без любимого мороженого отказывается чинить мост…       А потом ты оказываешься в прошлом на тысячу лет, где тебя едва не убивает монстр, стеревший около 80% человеческого населения. И этот игрушечный мир настоящего, в котором ты жил всю жизнь, всё больше напоминает издёвку. Спектакль, где он, кажется, главный герой, но, вопреки чьим-то ожиданиям, далеко не глупый, а слишком наблюдательный. И ему хватает ума молчать о своих наблюдениях.       Юноша, ставший Коллекционером совсем недавно, протирает меч от липкой слизи красных слаймов. Под руку лезет Джек — прыква, прирученная леденцом ведьмы — желая слизать хоть немного слизи, что стала его любимым лакомством, но Коллекционер молча отводит двуручник подальше от прыгающей тыквы, игнорируя её уныло блеснувшие красные огоньки глаз. У него уже был опыт, как Джек едва не разрезал сам себя пополам, пытаясь добраться до лезвия, запачканного какими-либо массами неясного происхождения. — Может приготовишь тыквенный пирог на ужин? — интересуется саркастически Мешок. — Главный ингридиент сам спешит себя разделать, ты смотри.       Юноша молчит, как и всегда. Прыква проводит грустным взглядом последнюю слизь, и печально упрыгивает подальше от злого хозяина, клацая клыками. Она тоже выглядит, как глупая шутка. Серьёзно, прыгающая живая тыква, как питомец? Но когда стоял выбор между Джеком, липким слизнем, толстым кроликом и живым подарком, плюющемся бомбочками… Коллекционер отводит от неё взгляд, занимаясь оставшейся экипировкой, что тоже была запачкана.       Мешок малодушно отводит взгляд, когда мальчик переодевается. На всём его теле множество шрамов от мечей, тяжёлых ударов клыков и каменных когтей, ожогов и даже нескольких фиолетовых точек от отравлений, следов битв, которые не стереть, но этим могут похвастаться все Коллекционеры. Сбор карточек монстров всегда сопряжён с риском, порой приходится проводить в схватке с монстрами не часы, а дни, месяцы, годы, всё зависит от твоей удачи и милости богини. Этому юному дитя ещё повезло, его альбом был почти полон в таком возрасте, заставляя стариков с одной-двумя карточками скрипеть зубами от лютой зависти. Но дело не в этих ранах, Артефакт же не хочет видеть именно одни конкретные — отвратительные синяки в форме ладоней. Обычные синяки, какими бы неприятными они не были, давно бы сошли, но не эти.       Особенно страшно выглядит шея. Она почти черная, след ладони на ней самый отчётливый, напоминает ошейник, и его Мешок ненавидит больше всего. Это — доказательство того, что он не уследил за этим ребенком, и тот едва не стал жертвой прошлого хозяина. Малыш морщится, когда меняет броню, задевая отпечатки ладоней — те продолжают болеть даже спустя столько времени после битвы в прошлом. Мешок знает, что они никогда не перестанут болеть. Это раны, оставленные тем, кого назвали Катаклизмом. Тем, кто едва не уничтожил человечество.       Но, отчего-то, не стал убивать этого ребёнка. Мешок прекрасно знал способности Жамала. Тому не имело никакого смысла тянуть битву, позволяя себя заточить. Как бы сильно Артефакт не дорожил этим мальчиком, не мог не признать — Жамалу хватило бы секунд, чтобы убить его. Ему потребовалось бы лишь мгновение, чтобы сломать ему шею, но он лишь оставил эти отвратительные следы и дал себя заточить. Мешок тихо надеялся, что жертва сестры так повлияла на безумное сознание Катаклизма, и больше ничего не крылось за этими действиями…       Коллекционер смотрит в окно, где нереалистично яркие цвета мира под светом поднимающейся луны становятся холоднее. Нереалистично? С каких пор весь этот мир кажется ему ненастоящим? Мальчик молча отвечает на свой вопрос.       С тех пор, как его едва не убили по-настоящему. С тех пор, как ему пришлось сражаться не с живой морковкой или злым грибочком, а с монстром в человечексом обличье, прозванным Катаклизмом, уничтожевшего практически всех людей в поисках карточки человека. Нет. С того момента, как он начал узнавать правду о тысячелетнем прошлом. Встреча с Жамалом лишь поставила точку в его мыслях.       Мальчик не знает в какой момент засыпает, но знакомый шёпот заставляет его осознать это, и панически пытаться проснуться. Бесполезно, он лишь хмурится во сне, в силах лишь едва дёргать кончиками пальцев. Он дышит чаще, но погруженный в собственные тёмные мысли Мешок его не слышит. А Коллекционер продолжает слышать этот ужасный голос, постепенно разбирая слова.       Верно. Катаклизм невозможно уничтожить. Жамала нельзя было убить. Только заточить. Но кто сказал, что тюрьма была без лазеек? А если и была… тот, кого ещё раньше называли Королём Коллекционеров мог её создать сам. — Так много лет пришлось ждать… — Тебе следовало предупредить, что ты пришел из будущего, знаешь… — Я сходил с ума, когда не ощутил тебя после нашей битвы… — Неужели, ты не скучал по мне?       Коллекционер во сне с трудом тянется рукой к горлу, которое жжёт огнём. Он может ощутить касание, как в живую. Так больно… так страшно… Так… странно… — Мне следовало догадаться… — Сначала я встретил тебя ребенком, потом юношей и, наконец, мужчиной, а ты не изменился вовсе…       Жамал разговаривал сам с собой, а не с ним, довольный тем, что юноша его слышит и слушает, пускай и невольно. Он не ждёт ответа, словно понимая… нет, скорее, зная абсолютно точно, что ответа не последует. Коллекционер никогда не говорил. Каждый встречный пытался разговорить его, его друзья, его отец, даже видя, как сильно юноша этого не желал, но лишь Жамал с самого первого знакомства спокойно принял этот факт, вполне успешно говоря за двоих. — Помнишь, в самом начале ты показал мне свою коллекцию? Я был поражен, что такое хрупкое создание, как ты, сумело собрать все эти карточки… — Я был восхищён… — Юношей я забыл тебя, моя вина… — Но то, как ты сражался, защищая казармы… Я пришел в себя лишь когда явилась Матриарх, слишком заворожен был… — Такое маленькое создание, и так легко сражалось двуручным тяжёлым мечом… — Даже когда я обезумел, то помнил, что ты особенный…       Коллекционер зажмурился. Липкая и сладкая, как мёд, нежность в чужом хриплом от тысячелетнего молчания голосе пугает его, но к страху примешивается и слабое желание продолжать слушать. Одинокие дети всегда тянутся к ласке. Коллекционер всегда будет восхищаться своим Королём. — Она точно должна быть в тебе… — Карточка человека… — Она в тебе…       Мальчик хочет проснуться, когда слышит в голосе расцветающую одержимость, но не может. Липкая тьма не выпускает его, он ощущает горячие ладони по всему телу, они сжимают так сильно, что причиняют боль, и он не может сдержать болезненный скулеж. На закрытых глазах выступают слёзы. Хватка ослабевает, и теперь все следы словно нежно поглаживают. — Тише… — Я не буду тебя убивать… — Даже, когда я сошёл с ума, я не убил тебя… — Ты моя последняя карточка, которая мне нужна…       Жамал запинается, словно размышляет о чём-то новом. Коллекционер ощущает, как на горло ложится ладонь, сжимает на пробу, и остаётся, фиксируя. Длинные мужские пальцы поглаживают тонкую кожу. — Но я… позволю тебе быть живым… — Я сделаю исключение… — Ты заслужил его, малыш…       Иногда Коллекционеру хочется зарычать, что в гробу он видал такое исключение. Жамал заточён навсегда, ему не выбраться, так что его обещания не имеют смысла. Наверное, Жамалу доступны его мысли, потому что горло на мгновение сжимают с огромной силой, заставляя Коллекционера ощутить, как он задыхается. — Не сомневайся, я выберусь… — Мне нужно было дождаться твоего рождения… — Я перебирал каждое воспоминание сотни раз, но узнал лишь то, что ты должен родиться спустя тысячелетие после моего заточения… — Эти чёртовы игры со временем… — Если бы я выбрался раньше, то временная линия была бы нарушена. Ты мог не родиться, малыш, или стать совсем другим человеком… Разве я мог допустить подобное?.. — Но теперь всё так, как надо…       Ему страшно от чужих слов. Звучало так, что тысячелетний забытый всеми Катаклизм мог повториться, но секретные техникик Тай Минга были утрачены, и на этот раз заточить Жамала никто не сможет. А убить его никогда никто бы не сумел.       Ужасно.       П-прекрасно?.. — Ты всегда будешь рядом…       Нет.       Да… — Я ждал тебя тысячу лет…       Только ты. Юноша не желал бы знать Жамала.       Он жаждал узнать о Короле Коллекционеров больше.       Коллекционер боялся Катаклизм.       Коллекционер хотел увидеть его. — Ты ведь тоже тосковал по мне…       Когда мальчик встретил Жамала впервые, тот был милым озорным ребёнком. Тогда он показал ему свой полусобранный альбом, и ребёнок с благоговением касался отливающих золотом карточек, вызывая на лице Коллекционера улыбку. После скачка во времени это уже был юноша, едва вспомнивший его. Коллекционер тогда не мог не признать, насколько Жамал за годы стал великолепен. Сильнее… красивее.       А потом Коллекционер встретился с Жамалом, как с мужчиной. Королём Коллекционеров, чей разум уже держался на тонком волоске здравомыслия. Чудовищно сильный, но ужасающе прекрасный.       Жамал напоминал день в этом ненастоящем мире, со своими пшеничными волосами и небесными глазами, такой же яркий, и любимый всеми, оказавшийся в конце сказки жестоким чудовищем, когда Коллекционер был тихой, молчаливой ночью, едва заметный кем-либо, наблюдающий чёрными глазами за разворачивающейся историей, но редко вмешивающийся в неё, и в итоге ставший тем, кто смог заточить Катаклизм. И, как ночь молчаливо восхищается и завидует дню, Коллекционер мог признавать свои чувства. Но они абсолютно разные. Ночь никогда не захочет стать днём. Ночь боится дня, даже если и не способна отвести взгляда. — Да… абсолютно противоположны… Но, хочешь сказать, что не понял моих желаний?..       Коллекционер никогда не умел лгать, даже если хотел. Он ненавидит себя за это, но… В его мыслях часто был вопрос… разве действительно не существует карточки человека? Это правда, или же никто её не находил? И может быть… ему повезёт… всего один удар… — Она есть… — Она в тебе… — Но ты не умрёшь… — День тоже может восхищаться молчаливой ночью… — День может только разгораться ярче, чтобы никто не смел смотреть на его ночь… — Ты — лишь моя ночь… — Эти метки говорят об этом… — О том, что ты принадлежишь мне…       Коллекционер морщится, когда касания становятся ярче, но его тело принимает это. Оно не может сопротивляться ласке. День яркий, но лживый, как и весь этот игрушечный мир в его время, но ночь тихая и невыносимо честная, не умеющая лгать, как бы сильно этого не желала. Юноша наконец сдаётся, и слышит довольный смех Жамала. — Этого будет достаточно пока что… — Постепенно ты признаешь мою правоту и свои истинные желания… — И я не лгал тебе… — Я никому не лгал… — Они сами обманулись мной… — А теперь… — Освободи… — Меня… — Иначе…       Мешок в замешательстве открывает глаза, когда ребенок в быстром темпе собирается. Ему кажется, но отпечатков стало больше, превращая всё тело в неприглядную картину. — Что-то случилось, малыш? Ты ведь в курсе, что ночью лучше не покидать дом. Ночью опасно…       Коллекционер качает головой. Как всегда — молча. Артефакт не помнит, когда тот говорил. Кажется, даже после рождения не плакал. — Иначе я заберу тебя сам. И тогда любой, кто попытается встать у меня на пути, или украсть тебя у меня, пожалеет. — Я твой Король, малыш. Ты принадлежишь мне с тех пор, как добровольно стал Коллекционером. — Так что будь умницей, и не заставляй меня ждать слишком долго. Этому миру пора бы вспомнить, какого это, бояться не только ночи, но и дня…