«Нам дворцов заманчивые своды Не заменят никогда свободы»
В подземном переходе всегда тускло, сыро и грязно. Но часто можно встретить их — уличных музыкантов, что потеряли всё, но обрели свободу. Айылаана по лестнице вниз спускается шустро, поправляя правой рукой гитару на спине. Слышит как где-то раздаётся красивый звук гитары и она сразу примечает: играет тот человек лучше, чем она. Звуки аккордов чистые, да и бой отлично сыгран. Она в этом была не сильна, на гитаре начала учиться играть всего пару месяцев назад, потому что в переходе без инструмента не попоёшь. Звонкая мелодия начинает превращаться в противный скрип; появился конкурент. Пускай в жизни она была совсем не завистливой, но это улица — тут другие правила. Либо ты, либо тебя. И она срывается на бег, буквально пролетая несколько ступенек, мчит к месту откуда исходит звук. Успешно добравшись, она видит перед собой небольшую девчонку в зелёном джемпере и больших спортивных штанах. Она уверено перебирала струны, совсем не смотрятся на гриф. Казалось, что звук исходит сам по себе, словно она не прилагает никаких усилий. Айылаану бесило это мастерство, а ещё сильнее бесило, что этот мастер играл на её точке. Подойдя поближе, она смирно встала, дожидаясь окончания исполнения. А потом громко захлопала в ладоши и грозным шагом направилась в сторону девушки. —Неплохо-неплохо, — продолжала хлопать она, —Только вот таким как ты тут не место, — она почти в притык подошла к той. Карина нисколько не испугалась разницы в росте и угрожающей походки незнакомки. Уверенно стояла, сжав в руках гитару. —А кому здесь место? — засмеялась Долиашвили, —Тебе? Не смеши меня, я тебя тут видела пару раз. Дам совет, выучи для начала аккорды, а потом бери инструмент в руки, — пальцем грозно тыкнула в грудь Оел. Макарова хмурит брови. Было неприятно такое слышать, потому что она знает — это правда. Но отступать и не думала. —А кому то стоило хотя бы раз попасть в ноты своим хиленьким и писклявым голосом, — заулыбалась злорадно, убрав чужую руку. Карина тоже знала, что её вокал явно желает лучшего. Проигрывать тоже не хотелось и не просто из-за вредности, а потому-что цена этого места — её собственная жизнь. Это был единственный вид заработка, которым она могла заняться. И отказаться от него означало умереть голодной в какой-то подворотне. —Да мне плевать чьё это место, поверь, — взвыла голубоглазая, —Для таких как ты это просто развлечение, а для меня это шанс выжить, — продолжала кричать она, —Я выбрала свободу, вместо теплой квартиры. А ты просто глупый ребёнок, — она все не унималась. Айылаана взбесилась, ведь она такая же. Купила билет в незнакомый город на последние деньги, уехав из родного дома с одним рюкзаком. Ей надоело быть пустым местом в семье, она отказалась от роли дочери. Выбрала свободу, став одиноким вороном в чистом небе. И слова о том, что она просто ничего не понимающий ребёнок задели за живое. Она столько лет слушала этот бред от всех родных, что даже не желали её услышать. Она хватается за воротник зеленого джемпера, в кирпичную стену силой впечатывает хрупкое тело. —Не пизди, если не знаешь, —вскрикнула Айылаана, носом шмыгая и моргая быстро-быстро в попытке задержать град слёз. Карина от неожиданности чуть гитару из рук не выронила, но все же смогла удержать ту. Она не могла сказать ни слова. Просто смотрела в эти черные бездонные глаза, что словно зеркало, потому что в них она увидела себя. Без слов поняла, они обе разбитые, одинокие и отчаявшиеся. Их взгляды встретились и кажется, что это стало молчаливым примирением. Оел расслабила хватку и убрала ладошки от чужой одежды. Сделав пару шагов назад, как-то виновато в сторону отвернулась. Карина молча кивнула, расстегнув молнию чехла, засунула в него свою гитару. И, повесив на спину, направилась в сторону выхода. Айылаана ещё пару секунд провожала ту взглядом, а потом двинулась с места за Кариной. Сама по натуре своей импульсивная, делает что-то на эмоциях, а потом жалеет. Ей стыдно за свой поступок. А принимать свои ошибки она умеет. Осторожно подбегает сбоку к Долиашвили и рядышком идти начинает за ней. Какое-то время заговорить не решается. — Ты ещё что-то добавить хотела? — нарушила молчание Карина, поднимаясь вверх по ступенькам. —Нет, — как-то неуверенно произнесла Макарова —Ну я вообщем неправа была, —усмехнулась, пальцами почесав бритый затылок. —Я тоже погорячилась, — ответила Долиашвили, наконец выйдя наружу. —Пошли покурим, — предложила Оел, засунув руки в карманы. Они вдвоём прошли пару десятков метров, остановившись в каком-то дворе. Карина сразу заприметила старую ветхую лавочку и положила на неё гитару, сев рядом. Оел последовала примеру новой знакомой. Осенний ветерок отдавал свежестью. Было холодно, но в тоже время он согревал и напоминал, о том что они ещё живы, а значит завтра новый день и новая борьба, из которой нужно выйти победителем. —Меня кстати Айылаана зовут, — сказала девушка, пытаясь подпалить сигарету, закрывая её ладошками от ветра. —Необычное имя, меня Карина, — решила помочь той, и тоже рукой от ветра закрыла угасающий огонёк. Айылаана как-то необычайно пристально глядела на Долиашвили. Ей нравились её глаза.Добрые, искренние и кричащие о помощи. По спине пробежали мурашки, стало ещё противнее от своего же поступка. —Ты здорово играешь, — сказала Оел, стряхивая пепел с сигареты. —А ты поёшь, — подметила Карина, рассматривая свои старые потрёпанные кроссовки. В моменте у Макаровой рождается интересная идея, которая может стать отличным решением их спора. Она вскакивает с лавки, чем немного пугает Карину так, что та даже вздрагивает. —Не хочешь стать дуэтом?***
Тем, кто дружен, не страшны тревоги. Нам любые дороги дороги!
Осенью темнеет рано, ветер холодный дует, заставляя опавшую листву плясать хороводы. По мокрому асфальту ступают две пары ног. Карина тащит на спине гитару, что-то бормоча себе под нос. Думает, какие песни сегодня им вдвоём стоит сыграть. Ведь с появлением в её жизни Айылааны это занятие перестало быть тяжёлой работой. Всё превратилось в какой-то волшебный момент, когда она шустро перебирает струны гитары и слышит приятный голос поющий рядом. Ей больше не страшно повстречать в переходе грозных алкашей, потому что знает, что у неё есть тот, кто поможет. Чувствует, как на её спине выросли черные крылья, что всегда спасут и поддержат. Да и плевать, что это совсем не ангел, а черный ворон. Ангелы убивают зло, показывают, что они сильнее, но не лучше. Айлаана делает последнюю затяжку уже почти дотлевший до фильтра сигареты и бросает её в сторону. —Давай помогу, — руками тянется к гитаре, висящей на чужой спине. —Не надо, я сама, — отвечает Долиашвили, отбегая чуть в сторону. —Перевесит же, малышня, — шутит Оел и за девушкой тоже в бег пускается. Карина резко останавливается и Макарова чуть ли не врезается в неё, но вовремя успевает затормозить. —Я тебя старше вообще-то, — высказывает своё недовольство и пальцем в грудь тычет, прямо как в первую встречу. —Да все, не бухти, — смеется татуированная, всё же гитару со спины снимая и уже на свою вешает. И в переход спускается. Вскоре, после нескольких часов игры, они уже уставшие и голодные, начинают собираться. Карина присаживается на карточки к чехлу от гитара, куда неравнодушные бросали им деньги. В руки берёт несколько купюр и считать начинает внимательно. —Сто, двести, триста, четыреста, — на лице спадает улыбка, а брови домиком становятся, —Десять, двадцать, тридцать, сорок и ещё семь рублей, — в ладошках мелочь трясёт. —Сегодня не густо, четыреста сорок семь рублей, — расстроено ворчит. Оелана рядом присаживается и за плечо чужое хватается, к себе близко прижимает. —Не ссы, прорвёмся, — без доли грусти в голосе произносит. Она сама не знает как они проживут этот месяц на сущие копейки, но ей плевать. Что-нибудь придумают. —Пошли лучше купим твою любимую булочку с маком, а потом домой, греться, — за руку тянет и встаёт с корточек, заставляя Долиашвили тоже подняться. Карина молча головой кивает и в чужую грудную клетку утыкается носом, словно котёнок. Для этих двоих счастье — это только нелепая надпись на белоснежных носках, но вера в него всё ещё живет где-то на подкорках их душ.***
Наше счастье — жить такой судьбою!
В тёмной прокуренной квартире слышится звук гитарных аккордов. Оел сидит на тонком матрасе, положив себе на одну ногу гитару, с большим упорством зажимает струны, пытаясь воспроизвести звук. —Среднем пальцем сильнее третью струну зажми, — произносит Карина, касаясь чужой руки и пытаясь переставить чужие фаланги на нужное место. —Ну не выходит у меня, — ругается Айылаана и щеки дует недовольно. Всё таки петь ей больше нравилось. Долиашвили ближе двигается к сидящей девушке, свою голову на плечо широкое кладёт. —Все получится, главное практика, — спокойно отвечает, наслаждаясь уютной атмосферой. Ведь и правда, с Оел было всегда тепло, даже в самом холодном переходе и даже когда кончики пальцев мерзнут, а она продолжает бить по струнам, играя какую-то мелодию, раня свои руки в кровь. И это совсем не потому что Макарова в осенний зной отдаст свою куртку, соврав, что ей совсем не холодно. Тепло просто из-за того, что Айылаана улыбается так широко и искренне, обнимает так крепко и перед сном шепчет на ухо, что скоро всё закончится и их старый обшарпанный переход превратится в большую яркую сцену. —Я за то кое-что выучила, — вопит Макарова от нетерпения. Пару секунд настраивается, переставляя пальцы на грифе, аккорды вспоминает. И сделав глубокий вдох, проводит ладошкой по струнам.Каждый шрамом на запястье остался Я убью всех тех кто посмел тебя касаться Мятые простыни, отключили свет Мы друг для друга созданы бракованный дуэт