Воспоминания о студенческих днях

      Пожелтевшая листва уже вовсю облетала с деревьев, и в Тотспеле царила атмосфера самого осеннего праздника. По улицам прогуливались люди в причудливых костюмах и масках, двери и окна домов были увешаны венками и гирляндами из бархатцев, а с подоконников с жутковатым весельем скалились резные фонарики-тыквы. На городской площади развернулась шумная ярмарка с уличными представлениями, музыкантами, весёлыми состязаниями и лоточниками, торгующими горячими напитками, печёными яблоками в карамели и прочей снедью.       На ведущей к ярмарке улице стояли и спорили о чём-то двое молодых людей. Темноволосый юноша с лукавым взглядом чуть прищуренных глаз безуспешно пытался уговорить своего приятеля:       - Брось, Лиам, сколько можно торчать дома, приклеившись к мольберту? Выпьем кружку-другую эля, а потом заглянем в гости к Гвен. Только прихватим сначала что-нибудь на ярмарке, чтоб не с пустыми руками. У неё, кстати, весьма хорошенькая сестрица. Хватит уже сохнуть по этой Лилит, она всё равно не воспринимает тебя всерьёз.       Блондин, названный Лиамом, покраснел.       - Мы с ней выросли вместе, Берт, и сами как-нибудь разберёмся. Ты, кстати, не забыл, что у нас завтра утром просмотр работ? Или у тебя уже всё готово?       - Зануда. Ну как знаешь, – с этими словами Берт направился в сторону ярмарки.       Лиам проводил его взглядом и рассеянно побрёл по покрытой огненным ковром опавшей листвы улице, погрузившись в собственные мысли.       Конечно, Берт успеет всё доделать, даже если вернётся домой под утро, как бывало уже не раз. И преподаватель, как всегда, будет смотреть на его работу с неподдельным восхищением. Лиам же как обычно всю ночь просидит над картиной, которую и без того переделывал уже много раз, но так и не останется доволен результатом. Он, конечно, тоже скорее всего получит высокую оценку. И сочувственный взгляд. Как же это всё-таки унизительно – получать хорошие оценки не за результат, а за старания. Не за талант, а из жалости…       Прежде Лиаму было неведомо, что такое зависть. Но сейчас это чувство навязчиво пульсировало в висках, отравляя его разум. ***       Ничто в жизни не давалось Лиаму Солсбери легко, он не умел делать что-то играючи, как Берт. Лиам отдавался любому делу полностью, выкладываясь на пределе своих сил. Юноша мечтал создавать настоящие произведения искусства, которые ловили бы восхищённые взгляды ценителей и коллекционеров, но пробудившееся в нём семейное безумие перечеркнуло эту мечту окончательно. Словно одержимый, он мог сутками не отходить от мольберта, презрев еду и сон, и чем дольше рисовал – тем сильнее ненавидел себя за отсутствие таланта и тщетность усилий, постепенно приходя в такую несвойственную его мягкой чувствительной натуре ярость. С каждым разом эти приступы становились всё разрушительнее, а однажды, придя в себя, Лиам обнаружил комнату полностью разгромленной, но совсем не мог вспомнить, как сделал это. Юношу ни на минуту не отпускали липкие объятия страха – он ужасно боялся во время одного из таких провалов памяти навредить Лилит или сестре. Именно тогда Лиам решил, что для родных будет гораздо безопаснее, если его не станет. И именно тогда Лилит предложила свой план. План, который привёл Лиама в ужас, и который ему было так сложно принять. Но со временем юноше удалось успокоить собственную совесть, убедив себя в том, что в конечном итоге они поступают во благо. Он жалел сейчас только об одном – что предложил привлечь к этому Берта, как самого талантливого художника, которого знал. Теперь Лиам с ревностью и тоской наблюдал за тем, как Лилит всё чаще пропадает в доме Берта, проводя с тем всё больше времени. Юноша понимал, что для Лилит это всего лишь интрижка, и Берт не более, чем очередная игрушка в её руках, но на душе всё равно скребли кошки. Судьба – известная шутница, но у неё недобрый юмор. В жизни Лиама Солсбери было всего две страсти – живопись и Лилит, и Берт забрал у него обе.