Страх и Отчаянье

Ненавистный, проклятый, надменный. Смерть всегда относился к Чуме как к ничтожеству. Самая младшая, самая слабая… Ещё и женщина! Что бы они ни сделала, как бы ни вылезла из кожи вон, выполняя поручения Матери, как бы ни старалась — недостаточно. Этому костяному послушному ублюдку всегда мало. Она выпила третий кубок и с гневом швырнула его в стену, расплескивая по мрамору темно-красную жидкость с явными темными прожилками. — Черт! — выругалась, сжала до скрипа зубы, яростно осмотрелась. — Где носит этого Мальбонте?! Оно снова закончилось! Чума упала на колени в бессильной пожирающей её злобе. Ей нужно это пойло! Без него она не успокоится! Без него не сможет… Мальбонте травит её, травит давно, Чума это знает. Все всадники это знают! Но не может ничего поделать, этот черноглазый гад ещё нужен им. Чума клялась себе, что лично выдавит ему его холодные злые глаза, вопьется в них ногтями с приятным теплым хлюпаньем. О, да… Как только придет время. Как бы она мечтала и Смерти размозжить голову! Ему особенно. А пока что… Она упала на четвереньки, подползла к пролитой отраве, жадно склонилась над ней, высунув язык, и стала лакать как кошка. Жадно, нетерпеливо, слизывая каждую желанную каплю. — Ммм, мммм, — мурлыкала, наслаждаясь и думая, что же Мальбонте подмешивает ей, что её так пьянит и заводит? — Ублюдок, — выдохнула Чума, блаженно облизываясь. — Если бы только не отвергал меня, не обжигал холодом и надменностью, был ласковее и разговорчивее… глядишь, мы бы сумели поладить… Она хотела его, поначалу это был азарт: подчинить, сломить, заполучить, обладать. Такой красивый, такой гордый, неприступный, ценный трофей. О, она могла бы возносить его к небесам и низвергать в ад каждую ночь, а он просил бы ещё. Но… Мальбонте оказался таким же, как её чертовы братья! Высокомерным ублюдком, не считавшим её за ровню. Даже этот идиот, Война, познал, каково это… быть любимым. Перед тем, как его смазливая и пустоголовая возлюбленная всадила ему в сердце его собственный меч. Стоило оно того? Этот миг окрыления перед неизбежным падением в пропасть? Чума поднялась с пола, ухватившись за край стола. Острые шпильки скользнули по гладкому мрамору, едва не надломились. В голове шумело… перед глазами плыло. Пьяна. Да, бессмертные как-то кричали, что тем, кто пьян, неведом страх. — Что ж… — Чума задумчиво накрутила на тонкий палец выбившуюся прядь пепельных волос. — Проверим, так ли это. Смелость. Решимость. Отчаянная. Она вышла из кабинета, направляясь безошибочно на смрад губительной ауры брата. — Постелить тебе трупами дорожку до покоев, дорогой брат? Как угодно… Она постучала с фальшивой улыбкой. Вошла, дождавшись ответа. Презренно покорная, чуть покачиваясь. Смерть сидел на стуле, широко разведя колени, точил свой меч. Как всегда в доспехах и своей шипастой короне. Чума готова была поклясться, что этот выродок и спит в броне. Если вообще спит… Солдафон, цепной пес. Ни личности, ни собственных стремлений, а вся гордыня держится на старшинстве и незаслуженной силе. Чума сомкнула ладонь в кулак, прожигая затылок брата взглядом. Ударить бы, да так, чтобы мозги вылетели. Резко, неожиданно, наверняка. Хахахах Безумный хохот щекотал гортань, накатывал, вот-вот грозил сорваться. Как же она ненавидела Смерть! Боялась Смерть! Хотела быть Смертью! — Я не звал тебя, — уничижение в стальном, скрипучем, замогильном голосе, похожем на резкие удары металла о камень. Высеченные искры ненависти… Он даже не взглянул на сестру, повелевая, не ожидая подвоха. Он привык, что все младшие кланяются ему. Черт, даже Шепфа и Шепфамалум не были столь самодовольными, как этот… третий сын матери. — Зачем пришла, говори или выметайся. Приказ, снова приказ. Аура била кнутом по натянутым нервам. Чума подавила внезапный отчаянный порыв бежать, накатившую волну ледяного всепоглощающего ужаса. — Пришла узнать, каким будет моё наказание, — ухмыльнулась она, подошла, встав за спиной брата. Выхватить меч и вонзить ему в шею. Проще простого. Шепфа она убила легко, так почему со Смертью должно быть иначе? Чтобы его победить, нужно преодолеть страх, она точно это знала… И почти могла, почти сумела… почти. Тонкие бледные когтистые пальцы легли на плечо четвертого всадника, и тот вскочил от этой неслыханной дерзости. Резко, молниеносно. Один вдох, и вот костлявая невероятно мощная ладонь сжала горло Чумы. — Вздумала дерзить мне, выскочка?! Ничтожество, да как ты смеешь! Рычал Смерть, и яд капал с его клыков. Стальные ледяные пальцы вдавились до синяков в шею. Чума хрипела, царапалась, но улыбалась. Безумно, одурманенно. — Хочешь знать, жалею ли я? Нет. Напротив, мечтаю, чтобы и ты сдох тоже. Ты давно отжил своё. Ну же, послушный пес Матери, что ты сделаешь? Убьешь меня? Она расхохоталась, откинув голову назад, надула губы. Ненависть затмила страх, и не было в мире больше Войны, чтобы успокоить, впитать её в себя. — Думаешь, я не сделаю этого? — в бешенстве выдохнул Смерть. — Но тогда Матерь покарает, – залилась хриплым хохотом Чума, совершенно не зная, чего ожидать. Она ожидала, что ненавистный гад просто отвернет ей голову, но он лишь усилил хватку на горле, приблизился, источая могильное зловоние. И впился в её губы яростным кровавым поцелуем. Чума затаила дыхание, вцепилась в мощные плечи ногтями, промычала что-то протестующее. Брат разрывал клыками её губы, слизывал кровь, хозяйничал языком у неё во рту, и от этого ей хотелось плакать, но вместе с тем подгибались колени, слабела воля… Её никто никогда не целовал с таким пылом. Все боялись или презирали. Так почему же… — Я всегда желал тебя, — прошептал Смерть, царапая когтем её щеку. Оглядел с неистовой жаждой обладания во взгляде и продолжил: — Ты так же покорна Матери, как и я. Амбициозна, послушна… готова на всё ради цели. Вместе мы могли бы править всеми мирами. Её самые удачные дети. Король и Королева. Страх и Отчаянье. Чума сглотнула заполнившую рот кровь, захлопала глазами, не в силах поверить ушам. Она бы не подумала, не ожидала. Не смогла осмыслить. Брат снова притянул её к себе, зарываясь грубыми руками в волосы, поднял и бросил на стол, как какую-то зверушку. Разорвал её платье по швам. — Я ещё не дала ответ! — рычала Чума, прикрываясь руками, смущаясь, глядя на него покорно, почти сдавшись. Но предательский стон растоптал гордость, стоило Смерти коснуться её своими холодными пальцами там, где не касался никто. — Я буду нежным с тобой, моя повелительница, — ухмыльнулся он, рывком подняв её бедра. Впился жестким поцелуем прямо в пульсирующую таяющую суть, и Чума потеряла голову. Выгнула спину, смотря на брата с чувством превосходства, утраченного и так и не достигнутого величия. Видеть его на коленях промеж своих ног… отдаваться… править не вместо него, но вместе с ним. И тогда их не сокрушит никто.