***
«С чужими так нельзя». Мысль никуда не выветрились, но сменила тональность. С Иваном оказалось можно. Выпить водки в кафе, съесть жирную шаурму-не-шаверму-Миша-ты-же-в-столице. Вот ебать его Миша не собирался. Но и протеста в себе никак не мог отыскать. Раздражала только квартира. Казённая, неживая, не пахнущая этим новым, уже знакомым человеком. Такие квартиры навевают тоску, словно служебные псы — ничьи, не имеющие доброго хозяина, служащие тому, кого пришлют. — В душ пойдёшь? Юра погнал бы в душ с возмущением, а здесь — просто равнодушно предложили. Миша кивнул. Промокшие насквозь кроссовки и носки — такое себе оружие соблазнения. Мысль о казённом геле для душа была лишь чуть менее противной, но ванная вдруг оказалась вполне обжитой. Бритва и зубная щётка на узкой полочке, мятое полотенце, вот это всё, что говорит о том, что тут кто-то постоянно бывает. Джинсы тоже были мокрыми почти по колено. — Слушай, майор... Мне бы что-нибудь надеть... — рассчитывая на халат, он продемонстрировал грязные шмотки. — Зачем? — Иван, до того лежавший и листавший что-то в телефоне, моментально перевернулся на спину, с любопытством рассматривая Мишу. — В смысле — зачем? — искренне озадачился Миша. Дураком он не был и схватывал налету, так что иллюзий о том, зачем его притащили на служебную квартиру, не имел. Но как-то слишком уж быстро все завертелось. — Зачем тебе одеваться? Шмотки в сушку забрось и иди сюда. Вернувшись в ванную, Миша ещё минут десять провозился с сушилкой. Судя по тому, что помогать ему не спешили, временный хозяин квартиры и сам был не очень знаком с этой техникой. Или снова ковырялся в смартфоне, написывая кому-то сообщения... Внезапный укол ревности относился к Юре. Неважно, кому пишет этот. Он просто немного похож: нос, ресницы, пальцы. Суррогат, но зато протяни руку — и получишь. — Проясним? — на всякий случай предложил Миша, снова выходя из ванной и останавливаясь посреди комнаты. На него по-кошачьи фыркнули. Презрительно или насмешливо. — Меня устроит снизу, если тебе принципиально. Только с резинкой. Камер в квартире нет, компромат на тебя не собираю. Прояснили? — Куда уж яснее... Инстинкты подло подводили. Разум подсказывал, что взять бы ноги в руки, туда же мокрые кроссовки и носки, и бежать от этого улыбчивого Ванечки. Но ведь похож на Юру — а Юра это безопасность. Юра это вообще единственный, с кем рядом можно не ожидать подвоха. — Так что? Что смущает? Не хочешь — скажи, довезу тебя до отеля, чтобы не простыл. В каком виде его собрались везти «чтобы не простыл», Миша решил не уточнять, и решительно избавился от трусов. Никакой ироничной улыбки в ответ на этот жест на удивление не последовало. — Вот и славно, — одобрил Ваня, торопливо стянув с себя футболку.***
Где-то между фрикциями ему живо вспоминалось, что «лицом к лицу лица не увидать» было цитатой явно не про горячий трах. Но выходило как-то так. Стихотворно. Чужие пушистые ресницы вздрагивали, касались скулы, под губами оказывалась выскобленная бритвой челюсть, узкий, покорно приоткрытый, рот. И все это в бесконечной пляске осколков и фрагментов. — Помягче, — пальцы коснулись его загривка по-хозяйски, но деликатно. Не одёргивая ещё, а только привлекая внимание. — Неприятно? — Приятно... Член у тебя здоровый, мог бы поаккуратнее с таким агрегатом. — Извини. Не привык... «Не привык ебать мужиков» осталось непроизнесенным, но хорошо читаемым из контекста. — Да уж я сам понял, — не удивился Ваня. — А согласился тогда почему? Кажется, не особенно ожидая ответа, он сдвинулся, прогнулся в пояснице, кое-как приподнявшись под Мишиным весом. — Вот так, теперь трахай... Что-то изменилось. Чужое колено прижалось к локтю и въехать внутрь тела на полную стало тяжелее. — Да не бойся, главное, хорошо смазать, а потом можно и засадить. Шутка была вообще не в Юрином духе и почти сбила настрой. — Смазать так смазать, товарищ майор, — выходить из чужого тела не хотелось. Но понаблюдать, как удивлённо распахиваются глаза оказалось бесценно. Слабая злость, насмешка, удовольствие. Противник оценил сопротивление. — Ну, давай тогда, раз обнаглел вконец, — тюбик подтолкнули к нему по одеялу. Тёплый, валявшийся где-то под боком. — Сформулируйте задание для опергруппы. Вопросительно вздёрнутая бровь. — Смазывать отверстие или агрегат? Хриплый смех был тоже не Юрин. Никогда тот не засмеялся бы таким шуткам. Но тощая голая лодыжка проехалась по предплечью. — А вы проявите инициативу и примите оперативное решение на месте, Михаил. Собственный член Миша знал не первый день, так что равнодушно провёл по нему влажной ладонью до основания. Чужое тело было гораздо большей загадкой. Пальцы вошли в него легко, но вся смазка осталась на руке, собравшись в прозрачные жирные капли. Узко. Пришлось вытащить их, снова собрать эту скользкую массу — и с тем же результатом. — Да ёпт, — прокомментировал Миша. — Сложно ему с тобой. — Кому?.. — А я откуда знаю, с кем ты там спишь? Ему, — не дождавшись активных действий, Ваня сам упёрся пяткой в постель и двинулся навстречу пальцам. Запрокинул голову, прикрывая глаза, нахмурился, словно прислушиваясь к ощущениям. Складывалось впечатление, что если Миша сейчас не отомрёт, то и без его особого участия об него нормально потрахаются. — Да нет никакого «его», — мстительно обламывая чужое удовольствие, Миша вытащил пальцы и снова навалился сверху. — Ммм... Да он ещё и не в курсе. Коллега твой что ли? — Да кто? — Ну, а кого ты так трахал, не меня же? — Кто-то мне тут пиздел, что не собирает компромат, — член вошёл хорошо, гладко, несмотря на резинку. В ответ раздался только слабый вздох, но это поправимо. — Не собираю. Любопытно просто. — От любопытства... Лодыжки скрестились за спиной, подталкивая в поясницу, но не позволяя сильно отстраняться и загонять член с размаху. Миша привычно, рефлекторно, как с девчонками, погладил ладонью бедро. Оно было почти совсем гладкое, но все равно ощутимо мужское, с жёсткими мышцами. — Плохо стараешься, подполковник, я, конечно, могу и без рук, но это будет моя заслуга, а не твоя... — Тебе звёздочку на погоны что ли выдать за то, что кончаешь без рук? — возмутился Миша, с неудовольствием отрываясь от чужой шеи и влажных завитков волос за ухом. Интересно, а у Юры будут так же завиваться после душа? Чтобы подрочить, пришлось отстраниться и сбросить с себя чужие бесконечно длинные ноги. Хотя ноги явно не заслуживали такого хамского отношения. — Можешь мне повысить раскрываемость, — какими-то карикатурно порнографическим тоном произнёс Ваня, вызывая мурашки вдоль хребта. — Убийца — сантехник, — одну тонкую лодыжку Миша с сожалением погладил, обводя шершавыми пальцами круглую косточку, и забросил себе на плечо, складывая Ваню пополам. — Обещал — без рук, давай соответствуй. — Чего не садовник-то? — неудобно согнутый, Иван на несколько секунд задохнулся, но так и не потерял желания огрызаться. И засмеялся, вздрагивая и ощутимо зажимаясь. — Там заглушку явно ключом срывали... Вот так сдвинься... Про кончать Ваня все же не соврал. Отвернулся, проехавшись загривком по подушке, шумно хватанул воздух ртом. Между телами стало мокро, но Миша, не обращая внимания, толкнулся ещё несколько раз. На секунду пришла полная удовлетворения мысль, что кончил внутрь, как будто бы присвоил. Но сразу вспомнилось — презерватив. Надо придержать, вытаскивая, а потом ещё выбросить куда-то в этой чужой неуютной квартире. — Ну и хрен с ним, — раздосадованно произнёс вслух. — С кем? — моментально отреагировал уже пришедший в себя Ваня. — С гандоном этим. — Сантехником? — И с ним тоже, — не удержавшись, Миша потрогал кончиками пальцев чужие тонкие губы. Просто так, безо всякого сексуального подтекста. Глупо захотелось узнать, будет ли кожа такой сухой и тонкой наощупь, как кажется. — У тебя шрам вот здесь. — Ну здесь так здесь. Что ты за беда такая, смотри, не влюбись ещё. — Да пошёл ты. Уж без тебя есть, в кого. — Ну и славно. У тебя есть, в кого. У меня — звёздочки на погоны. Если сделаешь поесть и помоешься, то подумаю, и может, даже отсосу. — Мудак, — подытожил Миша. Готовить было не из чего и явно предстояло идти в магазин за едой. Ему одному, судя по тому, как Ваня сонно замотался в простыню. Было лениво и хорошо, как бывает только в Москве. Дальше от Юры, от своих мыслей, от всего привычного. Хорошо и очень пусто.