⋆.˚🦋༘⋆
Хлесткий удар по раненой щеке сопровождается возмущённым криком. — Да как ты только посмел, паршивец?! Вытворять подобное в стенах приюта, а потом бессовестно сбегать? Как у тебя только наглости хватило?! Мерзкий выродок! — размахивая руками и едва не задыхаясь от гнева, яростно выплевывает воспитатель и по совместительству владелица детского дома. — Да скажи спасибо, что тебя не вышвырнули отсюда после первых же твоих аморальных проступков! А ты продолжаешь трепать мне нервы и по сей день! Зыркая на Джисона исподлобья, она в раздражении шумно выдыхает, стараясь успокоиться. — Чёрт с тобой, — суетливо подходя к окну в гостевой зале, становится с демонстративно гордой осанкой. — Где деньги? Джисон с недоумением смотрит ей в спину, прижав ладонь к саднящей щеке. Мадам Ю всегда выдаёт им карманные деньги в начале месяца, и Хан бережёт каждую копейку, не растрачивая попусту. На еду и то жалеет, ведь количество предназначающихся ему денег в разы меньше тех восьми тысяч вон, что получают остальные воспитанники дома. Смешливые шепотки в углу заставляют его настороженно взглянуть в сторону, где на диване рассиживают четверо юношей, тихо что-то обсуждающих. Взгляд встречается с Минхеком, в глазах которого так и сверкает злорадное коварство, и Хану вмиг становится всё ясно. Сердце внезапно ухает куда-то в желудок, а пальцы рук начинают мелко дрожать от понимания, что его подставили. Конечно же Минхек не стерпел того, что он навалял его дружку, оставив пару нехилых тумаков на нём. Разумеется, что они захотели отомстить Хану, поставив его на место. Опуская взгляд в пол, Джисон, нервно сглатывая, молчит, не смея произнести и слова. А какой смысл в оправданиях, если даже слушать не станут? Кто-нибудь прислушался к его словам, когда он в шестилетнем возрасте в слезах молил поверить, что вовсе не он убил котёнка? Да ни одна душа и слушать не стала, потому что от отпрыска семьи Хан это вполне ожидаемо. С какой стати мадам Ю должна верить ему, а не собственному сыну? Минхек тогда укрылся за юбкой матери и взволновано тыкал в Хана пальцем, утверждая, что он сам все видел. Джисону оставалось лишь принять осуждающие и ненавистные взгляды, обращенные на него. Ком в горле душил так сильно, что ему казалось, он задохнется так же, как тот самый котёнок, дыхание которого было остановлено руками Минхека. И невыносимее всего было получить тот болезненный и непонимающий взор девочки с застывшим вопросом «почему» в потускневшем взгляде. Та девчушка являлась хозяйкой этого маленького животного, которое лишилось жизни лишь из-за того, что Минхека глубоко задели слова Соён о том, что она не желает дружить с таким человеком, как он. Джисону же просто не повезло застать сынишку мадам Ю за этим чудовищным поступком. Минхек оттого и невзлюбил Хана, начав ему строить козни с самого начала. Впрочем, не только лишь поэтому. В их городке семейство Хан недолюбливали. Так было и при жизни родителей Джисона, и сейчас ничего не изменилось. Его мать так и вовсе презирали, распространяя о ней поганные слухи. Пятнадцать ударов ферулами по спине и три дня и ночи в запертом подвале исключительно на водной похлебке. Таковым было наказание Джисона за проступок, которого он не совершал. Наказание едва успело подойти к концу, а Хана уже госпитализировали тогда в городскую больницу. — Никчёмный выродок! — резко выкрикивает мадам Ю, продолжая поливать его грязью. И в словах её столько яда и желчи, что ими можно подавиться. — Дрянное ничтожество. Я воспитывала тебя все эти одиннадцать лет, дала тебе крышу над головой, пищу, а шмотки, что ты носишь, — тоже взялись не из ниоткуда! А как ты решил мне отплатить? Втихую тащишь деньги из моего кабинета, не имея и капли совести! — Мама. Сердце делает кульбит, а желудок неприятно скручивает, когда раздаётся голос Минхека. Джисон стоит, как натянутая струна, и в напряжении ждёт последующих слов от младшего Ю. Ничего хорошего от него не жди. — Этот неблагодарный паршивец осмелел настолько, что начал воровать у тебя деньги, а ты хочешь спустить ему это с рук? Так нельзя. Что будет дальше, если он уже сейчас тебе на шею садится? — Минхек встаёт с дивана и окидывает Джисона презрительно-холодным взглядом. Мадам Ю в задумчивости молчит с минуту, важно поправляя очки на переносице. Высокомерно задрав подбородок, смотрит на Джисона, словно он грязь под её ногами. Стрельнув глазами в сына, молча кивает, отдавая ему своё разрешение, и покидает комнату, громко цокая каблуками. Джисон хочет сквозь землю провалиться от собственного бессилия и страха, что засел между рёбрами в тревожном ожидании. Спасибо и на том, что переломов нет. Теперь будут.⋆.˚🦋༘⋆
Уже давно перевалило за полночь. В комнате слышимо лишь мерное тиканье часов и сопение двух юношей, до которых навряд ли доходят тихие всхлипы и беспокойное ерзанье на соседней кровати. Прикусив подушку и с силой сжав челюсти, Джисон пытается справиться с болью, приглушая жалкие звуки, вырывающиеся из его рта. Тело неимоверно болит и ноет. Дышать удаётся с трудом. Каждый осторожный вдох так или иначе причиняет боль, режуще откликаясь в теле. Он пробует перевернуться на бок и горестно стонет, всё-таки не сдерживая слёз. Впивается пальцами в подушку, со злостью сжимая её. Как же ему это надоело. Всё надоело. Извечные насмешки и издевательства, унижения, побои, которые другие будто и не замечают, ведь абсолютно каждому без исключения просто плевать. Он просто устал от этого. Устал терпеть и проходить через одно и то же каждый день. Он хочет нормально жить. Жить, а не выживать. Хоть ещё раз в жизни услышать слова, которые пропитаны теплом и любовью, а не змеиным ядом. Пусть его мать и не могла так часто уделять ему время после смерти отца, но она всегда старалась подарить ему свои любовь и ласку. И от одних только воспоминаний о ней в сердце начинает тоскливо щемить. Напоминание, что все хорошее осталось лишь в далёком прошлом, остервенело раздирает душу в клочья. И Хан приходит к выводу, что вера и надежда, благодаря которым он оставался все это время на плаву, возможно были вовсе не желанным маяком во мраке. Вероятно, надежда — худшее чувство из всех существующих. Худшее, потому что заставляет бессмысленно надееться на то, что когда-нибудь все изменится. Однако же на деле течение вод не переменится и останется прежним. Пролетит лишь время. Время, потраченное впустую.⋆.˚🦋༘⋆
Луна в водной глади отражается по-особенному красиво. Возможно, та тьма в глубине леса манила Джисона именно из-за этого озера? В ночи тёмные воды имеют глубокий синий цвет, но более завораживает то, что здесь поверхность отливает лазурным оттенком. Это место и впрямь необычное. Хан не может припомнить, чтобы вóды в рыбацком пруду были столь же завлекательными. Сидя у берега небольшого водоёма в центре леса, где деревья расходятся, образуя поляну, Джисон не чувствует ничего, кроме усталого равнодушия и поразительной пустоты внутри. Касается воды кончиками пальцев, и та на удивление вовсе не холодная. Прохладная, при этом ещё и успокаивающая. Так или иначе, не такая ледяная как в том рыбацком пруду ранней весной, в котором нашли тело его матери. Подаваясь корпусом вперёд, он наклоняется ниже и задумчиво бултыхает воду рукой вправо-влево. Плеск воды расслабляет, а сама она загадочно поблескивает под лунным светом, который здесь кажется гораздо ярче, чем где-либо ещё. Остаться навсегда в подобном месте, от которого веет расслабленным успокоением, — не кажется плохой идеей. Он бы не хотел заканчивать свою жизнь суицидом, но и продолжать жить лишь ради того, чтобы на следующий день вновь корчиться от боли — участь тоже не самая желанная. Когда существуешь в сплошном мраке, где не видишь даже самого себя, то имеет ли смысл это существование? И у каждого человека свой предел. Джисон понимает, что пока ещё не дошёл до той самой грани полного отчаяния. Он может вытерпеть и пережить этот этап, может справиться со всеми трудностями, ему хватит сил, но… Он просто не хочет. Не видит смысла. Не понимает, за что мог бы хотя бы ухватиться, потому что ничего важного в его жизни не осталось. Всё умерло в тот день, когда он лишился даже матери. Ради чего мучиться и бессмысленно продолжать барахтаться в воде, если вместо этого можно спокойно покончить с этим, уйдя на дно? Круговорот мыслей внезапно обрывается, и Хан удивлённо замирает, когда взявшаяся из ниоткуда бабочка сапфирного цвета вдруг садится ему на руку, чуть ниже запястья. Проходит около минуты, прежде чем слышится шумный и нарастающий шелест хлопающих крыльев. Ошеломленно вытаращив глаза, Джисон наблюдает за тем, как целый рой сапфирных мотыльков кружится над озером. Стоит бабочкам опуститься на поверхность водной глади, как они заполоняют каждую её часть, не сворачивая своих крыльев. Озеро вмиг преображается с лазури на иссиня-черное покрывало осевших мотыльков. Джисон, застывший от потрясения и крайнего замешательства, вдруг понимает, что на воде не осталось ни одного свободного участка. Всё перекрыто этими прекрасными насекомыми. И будто бы специально. Будто не позволяя ему совершить необдуманный поступок, который исправить позже будет невозможно. — Красиво, правда? — раздаётся откуда-то из-за деревьев мелодичный голос. Хан на него даже не оборачивается. Продолжает завороженно смотреть на озеро. Словно в трансе кивает головой в знак согласия и не шевелится, боясь спугнуть сидящую на его руке бабочку. — Что ты почувствуешь, если в один момент нечто прекрасное в этом мире просто исчезнет? Меланхоличный голос размеренно расслабляет, не нарушая тишины, и даже успокаивает, но смысл слов медленно доходит до Джисона, и он напрягается, нахмурив брови, словно почувствовав какой-то подвох. — Что ты хочешь этим сказа… — он в шоке застывает, когда после резкого звука щелчка пальцами, все бабочки рассыпаются сапфирной пылью, оседающей на глади воды. Озеро, полное иссиня-черных мотыльков, вмиг становится покрытым лишь поблескивающей в лунном свете пылью. Остолбенев, Джисон неверяще смотрит на опустевшее озеро и чувствует образовавшийся ком в горле. Всего мгновение назад он был наблюдателем чего-то поистине волшебного, а в следующий миг этого не стало так быстро. Секунда. Хватило лишь секунды, чтобы потерять что-то безвозвратно. Что-то, о чьей ценности он задумался только после потери. Хан понимает к чему ведёт незнакомец. Одно лишь его неосторожное и необдуманное действие могло привести к тому же исходу. Он внезапно ощущает себя пристыженным. Понуро опустив голову вниз, смотрит виноватым взглядом на мерцающую воду и шепчет дрожащими губами: — Я не собирался… — и не знает зачем пытается оправдаться. Ведь всё было явно понятно. И пусть он не был решительно настроен, однако все же раздумывал. В ответ слышит лишь затянувшуюся тишину. И она не гнетущая или некомфортная, но заставляет нервничать. — Я не осуждаю тебя и не хочу пристыдить. Просто… — слышен судорожный вздох, прежде чем раздаётся надтреснутое продолжение. — Просто не делай этого. Пожалуйста. Всматриваясь в свое отражение в зеркальной глади, Джисон с удивлением отмечает, как его сердце пропускает удар. Когда человек просит о чем-то подобном столь умоляющим голосом, то можно подумать, что ты ему дорог. Только вот Хан понимает, что это чушь. Не может он быть дорог тому, с кем «видится» впервые. И всё же сердце наполняется теплотой от понимания, что, по крайней мере, к нему испытывают искреннее сострадание. — Луна сегодня красивая. Решил перевести тему? Джисон облегчённо выдыхает, благодарный ему за это. Потому что продолжать и дальше испытывать чувство стыда и неловкости он не хочет. Он обращает внимание на полную луну на сумрачном небе, которая окружена мелким скоплением звёзд. Та светит столь ярко, что звезды на её фоне похожи на несущественные точки. Луна затмевает их, сама того не замечая. И Джисону на ум приходит крайне странная ассоциация. Звезды жмутся друг к дружке, потому что их связывает то, что они похожи. Луна же среди них, будто белая ворона среди черных. Выделяется своей исключительностью. И эта «исключительность» чаще может настроить весь мир против тебя. — Она столь же красива, сколько и бесконечно одинока, — высказывается, вглядываясь в её бледно-белые очертания. В ответ ему тишина. Он не беспокоится, что собеседник покинул его. Джисон чувствует на себе чужой взгляд, который все это время будто бы не на луну смотрел вовсе, а на него. И от этого взгляда по телу не бегут пронзительные мурашки; он не вызывает отвращения, как бывает после обращенных на тебя похотливых взоров. Чужой взгляд словно полон тепла и нежности, что лишь более озадачивает. И Джисон никак не может найти этому логического объяснения, а может… Возможно, и не нужно ничего объяснять? — Быть может так и должно быть? — и сердце Хана больно сжимается от ноток какого-то подавленного принятия в меланхоличном голосе. Он не знает, что ответить, ведь понимает, что речь сейчас вовсе не о луне идёт. Опуская глаза вниз, тихо выдыхает: — Я не знаю. Не знаю, но… — встречаясь взглядом с отражением луны на воде, замирает. Долго смотрит на её окружность, почти ничем не отличающуюся от небесной. — В определённом месте и в свое время даже она не одинока. Он хочет в это верить. Надеется, что и сам однажды позабудет об одиночестве, потому что мысль, что его человека просто нет в этом мире — невыносима. До такой степени, что слёзы моментально подступают к глазам, а сердце нещадно колит. В ответ ему лишь долго молчат, и Джисон даже предполагает, что больше не ответят, когда слышится опровергающий надломленный голос: — И это иллюзия. Джисон в растерянности отмечает, что ветер, доселе даже деревьев не колыхающий, вдруг раздувает рябь, и образ луны расходится по воде нечеткой дорожкой, напоминая, что это всего лишь образ. Подтягивая ноги к себе, он обнимает их, кладя подбородок на острые колени. Всего лишь образ. Мнимые надежды. Не сразу замечает слезы, стекающие по щекам. И ведь даже не предполагает, что в темноте за хвойными кронами деревьев, зажмурившись и кусая губы, незнакомец также разделяет его чувства. Сдерживая надрывные всхлипы из своей груди, парень кривится от отвращения, царапающе сжимая участок кожи на своём животе, где красуется уродливый шрам, напоминающий о его «уникальности». Луна — по-особенному исключительна в своей красе. Вовсе нет. Нет в ней ничего особенного. Кроме её дара, что обернулся для него проклятием.⋆.˚🦋༘⋆
Едва ли не каждую ночь Джисон стал проводить в этом месте. Сбегал из приюта, несмотря на то, что каждый побег мог грозить очередным наказанием в виде жестоких побоев, если бы его отсутвие в доме обнаружили. И все же, несмотря ни на что, он из раза в раз продолжал рисковать, засиживаясь в лесу почти до самого рассвета. Время, проведённое в том месте с ним, — было глотком свежего воздуха, в то время как за пределами леса все душило, словно углекислым газом. Хан не знает, кто тот парень, и что он делает в том лесу. Не знает о нем ничего, кроме имени. Минхо. И имя это не особенное и вовсе не необычное. У них в городке есть, как минимум, два человека, которые носят такое же. И все же ворох чувств вспыхивает в нём, когда он слышит это мягкое «Минхо». Тот никогда не выходит из тени, а Джисон никогда не задаёт вопросов касаемо этого. Все хорошо, пока им обоим комфортно. Хан ничего о нём не знает, но в то же время знает очень многое. Что того тревожит, какие мысли одолевают по определённому поводу и что ему нравится или не нравится вовсе. Парень всегда говорит с ним на равных, не принижая его, и в голосе никогда не услышишь даже намёка на высокомерную усмешку или презрительные нотки. И Джисону так странно слышать доброжелательность и уважение к себе, что на сердце становится до лёгкой боли тепло. И тишина с ним не имеет ледяной дымки опустошенности. И Хан боится лишь того, что в один момент может лишиться даже этого.⋆.˚🦋༘⋆
Чаще всего люди передают боль через творения искусства. Слова, замкнутые между строк, наполнены теми же надтреснутыми чувствами, которые испытывал автор. Резкие и рваные мазки краски на картине могут содержать в себе волнение и раздражение художника, а переливы музыки способны передать всю безысходность и сожаления музыканта. Джисона пробирает до глубины души от сладкой боли в мелодии струн. В мягких нотах переливается одинокое отчаяние сожалений, вызывающее волнующие мурашки по телу и откликающееся тоскливой болью в груди. Мелодичный голос фальцета передаёт весь спектр надломленности чувств, и Хана затягивает в эту спираль раздирающей боли. В этот момент хочется прижать Минхо к себе и, укрыв в бережливых объятиях, забрать себе его ломкую боль. Их с Минхо словно связывает тонкая духовная нить. И Джисон не может сказать, что она того самого алого цвета, как у возлюбленных, но он определённо чувствует их связь. С Минхо нетрудно быть самим собой. Джисону не нужно беспокоиться о том, что он может сказать «что-то не то», ведь Минхо поймёт и не осудит. Прошедший почти месяц с ним подарил Хану больше улыбок, чем за всю его жизнь. С Минхо легко смеяться и обсуждать все на свете. С ним приятно молчать в тишине и не стыдно показать свои слезы. Ему не страшно довериться и рассказать самые болезненные вещи, которые неизгладимо гложат душу. И Хан хотел бы быть для него тем же безопасным и родным местом, которым стал для него Ли за наикратчайшие сроки. Но Минхо не говорит. Держит отравляющий яд в себе, и не то чтобы не принимает помощи, а просто не даёт себе помочь. И Хан даже представления не имеет, через что ему пришлось пройти. Музыка плавно стихает, образуя затишье. Оба молчат, не нарушая его. Джисон — потому что не знает, что сказать. Минхо же, предполагает, потому что вновь переживает старые, кровоточащие и по сей день раны. Глубоко вдыхая, Хан на одном дыхании выпаливает: — Это больно? — Это красиво? — слышится одновременно. Повисает секундное молчание, после которого лесную тишь наполняет слабое хихикание двух голосов. Смеются, хотя и не смешно вовсе. — Очень красиво, — трепетным полушёпотом отвечает Джисон. И мелодия струнного инструмента, и фальцет голоса Минхо, плавно вплетающегося меж стройных нот, образуя с ними единое созвучие. Все это до волшебного прекрасно. — Очень больно, — тихим голосом вторят ему. Внезапная тишина в лесу кажется непомерно громкой. Хан тяжело сглатывает сдавливающий ком в горле и прикрывает веки, ощущая горячую влагу на своих щеках. Верно. Очень больно. Разбитый треск стекла отчетливо слышен в голосе Минхо, словно он вовсе не слова произносит, а буквально чувства. Отворачиваясь к озеру, Хан жмурит веки. Он искренне желает помочь Минхо, вытянуть его из того болота, в котором тот застрял, но понимание, что он не способен ни на что, кроме пустых слов поддержки — больно колет, оставляя следы от шипов на сердце. Бога ради, да кому он вообще способен помочь, если не в состоянии позаботиться даже о самом себе? Каждый день приходит сюда с очередным боевым раскрасом, молча терпит боль изо дня в день, но продолжает приходить даже тяжело избитым. Потому что рядом с Минхо вся боль словно бы притупляется. Да, может это и глупо, но… Он позволит себе эту глупость. Он испытывает к этому человеку тёплые чувства. Не романтические, нет. Просто ему дорог этот человек, и знание, что он ничем не может ему помочь, воспринимается тяжко. — Но с тобой мне легче, — и сквозь дрожащие слова отчетливо слышится слабая, но искренняя улыбка. — И всё же это не избавляет тебя от боли. — Боль — это не мазок краски, которую можно стереть одним касанием, Джисон, — рваный вздох. — Это рана, которая будет кровоточить всегда, потому что даже заживший шрам мучает и напоминает о пережитой боли, воспроизводя те же чувства и эмоции из воспоминаний, — Минхо прерывается, словно бы анализируя собственные чувства. Через минуту раздумьев вполголоса произносит. — Сломанные крылья бабочки не восстановишь. Джисон обращает внимание на бабочку, что сидит на покачивающейся травинке у противоположного берега. — Не восстановишь, но… — он вспоминает, что бабочки, которыми управляет Минхо, не имеют ничего общего с обыкновенными. — Но и не все бабочки обычные. Есть ведь и другие. Особенные. И что если… — Не восстановишь, — резко обрывает, даже не выслушав до конца. И у Джисона от тона чужого голоса внутри что-то замирает, протяжно трескаясь. Минхо не позволяет ему помочь. Не позволяет даже думать об этом. И сердце младшего разбивается, когда бабочка на травинке вдруг рассыпается синим пеплом. — Она не особенная. Просто другая, — и почему в одном только слове «другая» столько презрения, сколько Хан в жизни не слышал даже по отношению к себе? Неожиданная капля влаги холодит кожу. Джисон обращает взгляд к небу, отмечая, что начинается дождь. Переведя взгляд к праху бабочки, он приходит к очевидному пониманию. В словах Ли есть доля правды. Ведь такой бабочке даже крылья не сломаешь. Подобный мотылёк просто исчезнет до того, как ты к нему прикоснешься. Минхо — другая бабочка. Не такая, как другие. Дождь быстро перерастает в шумный ливень, и Джисон даже рад тому, что слезы на его лице не распознать из-за того, что те смешались с влагой от осадков. Чувство вины как-то неожиданно захлестывает, потому что Хан понимает, что не должен был давить на Минхо и бередить его старые раны. Но и смысла беспокоиться об этом теперь, когда он это уже сделал, — нет. В ту ночь он покидает лес с тихим шелестом виноватого «прости».⋆.˚🦋༘⋆
— А что снежинки? — Хан лежит на траве, закинув руки за голову и устремив взгляд в звёздное небо. — Ледяные звезды? Люди не могут дотянуться до звёзд, и может поэтому им подарена возможность созерцать другой их вид? Они не такие яркие и пылающие, да и крайне уязвимые и хрупкие, но разве не это делает их более ценными? Воодушевленный взгляд Джисона мерно меркнет, теряя пламенный блеск карих глаз. Он поворачивает голову в сторону Минхо, скрывающегося за деревьями. Сколько ещё у него возникнет ассоциаций с этим человеком? Одинокая луна, особенная бабочка и уязвимая снежинка. И пусть чаще всего они говорят метафорически, но оба понимают, что имеют в виду конкретно под этой оберткой. Сколько уже времени прошло с их знакомства? Около полутора месяцев? Джисон не помнит точно. Не помнит даты, потому что это и не особо важно. Не припоминает цифр, но в его памяти сохранился буквально каждый их диалог. Будь это беседа о чем-то неважно-бессмысленном или разговор, подобный этому, где они показывают друг другу свои ранимые чувства, — он запоминает все до мелочей. — Минхо, — и он не знает, чем думает, когда позволяет следующим словам вырваться из него. Наверное, все легко и просто, потому что он не думает. Он чувствует. — Я хочу увидеть тебя. Затянувшееся молчание окатывает Джисона ледяной водой, возвращая из чувственного порыва. Понимая, что именно ляпнул, спешит оправдаться: — Мне бы просто хотелось тебя увидеть. Но это не значит, что ты должен, — приподнимаясь на локтях, ощущает, как сердце заходится в беспокойном ритме. — Мне нравится быть рядом с тобой, я люблю наше общение, и для этого мне вовсе не обязательно знать тебя в лицо. Пока тебе комфортно… Он осекается, когда перед глазами предстаёт внезапный круговорот беспорядочно закружившихся бабочек. Лишается дыхания, когда видит за их ворохом парня удивительной красоты. С трудом верится, что он вообще реальный. Минхо говорил, что ничего исключительного в нём нет и в его внешности тоже. Джисон с этим согласен. Чего-то в особенности невероятного в его внешнем облике нет, но, тем не менее, никого красивее него Джисон в своей жизни не встречал. — Ты сияешь, — шепчет, едва дыша. И слова полны очарованного восхищения. Минхо действительно сияет под светом луны словно бы… Не ангел, нет. И подходящее сравнение вертится на языке, но Хан никак не может его найти. — Ярче, чем луна? — интересуется, улыбаясь уголками губ. — Ярче, чем кометы. Минхо замирает, но лишь на секунду. В следующее мгновение, мягко улыбнувшись, взирает на луну в небе. Последняя четверть близится к фазе убывающей луны. — Она и впрямь сегодня не так ярка. Её свет не способен осветить всю округу в лесных пределах. — Её — нет. Минхо смотрит на Джисона с нечитаемым выражением лица. Изучает в задумчивости, прежде чем с его губ всё-таки срывается нежный бархат: — Я не смогу осветить всю округу, Хани. Мой свет горит только для тебя. Так было всегда. И пусть двух фраз не договаривает, но оно и не надо. На его лице все читается без слов. И пока у Хана сердце бьётся в волнении, словно загнанная птица, сердце Минхо наполняет лишь сладостная теплота. Пока Хан только познает свои чувства, влюбляясь в него, другой уже давно любит.⋆.˚🦋༘⋆
Минхо вздрагивает, когда чувствует осторожное прикосновение кончиков пальцев к своим. Повернувшись к Джисону, испытующе глядит на него, но тот и виду не подаёт. Продолжает спокойно лежать, лицезрея ночное небо. Будто бы случайность всё это. Да только случайным образом пальцы не переплетутся. Ли теряется, когда взгляд цепляется за профиль Хана. Мягкие линии черт, медовый оттенок кожи и миниатюрная родинка на щеке, длинные ресницы, что обрамляют большие глаза цвета тёмного шоколада. Джисон красивый. Очень. И подходящего сравнения к его красоте Минхо подобрать не может. Не может даже оглянуться, чтобы найти «ту самую» ассоциацию, ведь хочет смотреть на Джисона, не отрываясь. И до сих пор поверить не может, что имеет возможность находиться рядом с ним настолько близко. Буквально в нескольких сантиметрах друг от друга. Он чувствует что и Джисона к нему… влечёт? Не в сексуальном плане. Это что-то на более высоком уровне. Чувство, совсем не похожее на похоть. Её между ними словно и вовсе нет. Хан часто робеет перед ним, путаясь в словах, однако решительности не теряет. И Минхо приятной дрожью покрывается от его несмелых первых шагов. Ли до трепетного влюблен в Хана едва ли не с детских лет. — О чем ты думаешь? Минхо заторможенно моргает, не понимая, что завис, пялясь на младшего. — О тебе? — неуверенный шёпот в ответ. — Ты это у меня спрашиваешь? — хихикает Хан и заправляет прядку волос Минхо за ухо. Тот застенчиво улыбается и накрывает ладонью руку Джисона на своей щеке. Тот смотрит на него так неверяще и восхищённо, что Минхо даже как-то неловко от подобного взгляда. Непривычно, потому что в Джисоне нет и капли наигранности и лжи. Даже зная, что Минхо странный и имеет свои загадки, Хан все равно тянется к нему, не страшась. И Ли счастлив. В эти минуты по-настоящему счастлив. — Даже самая тёмная из ночей не способна погасить твой свет, Минхо, — томный шёпот в губы, от которого старший пропускает удар сердца. Когда Джисон оказался настолько близко? Ли прикрывает глаза, ощущая, как ласково поглаживает его щёку. Сердце в спешке колотится за грудной клеткой. А у Хана дыхание сбивается с ровного ритма, от одного взгляда на приоткрытые губы Ли. Пальцы рук подрагивают в приятном предвкушении, а бабочки в животе словно начинают просыпаться ото сна. Воздушное прикосновение губ, и, кажется, даже шелест флоры затихает. Или это они ничего не слышат. Ничего не чувствуют, кроме нежных прикосновений друг друга. Джисон обхватывает верхнюю губу старшего и более не совершает никаких движений. А Минхо будто бы даже не дышит. Клубок чувств внутри трепещет. Приятная дрожь мурашек покрывает тело. В голове так много мыслей и одновременно ни одной. Все размыто, и только образ Джисона остался таким же чётким, как и прежде. Нежно отвечая на поцелуй, Минхо отзеркаливает действие младшего, обхватывая более пухлую губу Джисона и прикусывая кончиками зубов. Ловит ртом его судорожный выдох. Запуская ладонь в волосы Хана, нежно поглаживает его по голове, перебирая пряди между пальцами. — Минхо, — оторвавшись от мягкой плоти его губ, Джисон смотрит на Ли хмельным взглядом. Поцелуй словно бы дурманит рассудок, опьяняя. Действительно дурманит. В голове Минхо ни единой мысли. Глаза в глаза, одно дыхание на двоих и такое очевидно-простое: Ему нужен Джисон. А большего и не надо.⋆.˚🦋༘⋆
Мерзкий плевок приземляется на щёку Джисона, но он вряд ли обращает на него внимания. Всё тело болит так, что хочется, сжав зубы, просто умереть. — Мерзкий кусок дерьма, на тебя смотреть противно. Ничем от своей бесхребетной мамаши не отличаешься. Джисон кусает губы до крови, сжимая кулаки. Чувствует, как гнев клокочет под рёбрами, но молчит. Будет крайне глупо сейчас воспротивиться, когда он еле дышит. Они же просто добьют его, как жалкое насекомое. Личная ненависть Минхека и мадам Ю к нему выливается из ещё одного интересного пазла. Мать Минхека являлась дочерью бывшего губернатора. Она же должна была стать невестой отца Джисона. Их родители заключили этот брак между своими детьми едва ли не с их пелёнок. Но в юношестве старший Хан встретил мать Джисона и впоследствии женился на ней, отвергнув наследницу семьи Ю. И довольно иронично, что впоследствии Джисон стал воспитанником мадам Ю. Судьба любит злые шутки. Резкий удар ногой в живот заставляет Джисона задохнуться. Прикрывая его руками, он кашляет, отхаркивая сгустки крови. Жесткая хватка в волосах в районе затылка заставляет его запрокинуть голову назад. Мутная пелена перед глазами не даёт толком ничего разглядеть. Размытую картинку разбавляет угрожающий шепот на ухо: — Надеюсь, что ты сдохнешь так же, как и твоя мамаша, утопившись в какой-нибудь канаве. Перед глазами предстаёт картинка, когда он был в паре шагов от этого, и Джисона вдруг злит то, что однажды он чуть не совершил подобную глупость, которая принесла бы остальным только облегчение и радость. Он саркастически смеётся, захлебываясь и кашляя, когда слюна, вперемешку с кровью, скапливаются во рту, стекая по подбородку. — Утопиться в канаве? — хриплый голос полон злости. — Разве это смерть не для таких шавок, как ты, которые… — он прерывается, с осторожностью набирая воздух в лёгкие. Ребра нещадно ноют. — Не имеют и грамма сочувствия, безжалостно убивая слабых и беззащитных, — шипит, выплевывая обвинение. — Таким мразям, как ты лучше сдохнуть в тех самых канавах и… Грубый удар затыкает Джисона, а рука на шее сзади настойчиво давит, заставляя упереться лицом в грязь у чужих ног. — Ничтожество. Какой вес вообще имеют твои слова, а? Цены в них столько же, сколько и в тебе. А в тебе её ровным счётом ноль, — желчно бросает напоследок, возвращаясь вместе со своей шайкой в дом. Оставляет Хана подыхать на заднем дворе, как жалкую псину. Поджимая под себя ноги, Джисон закрывает глаза. Промозглый ветер в ночи вызывает холодную дрожь мурашек по коже. Горячие слезы обжигают лицо, испачканное в разводах из крови, слюны и грязи. И сколько бы чувств и мыслей его сейчас не обуяло, сколько бы боли не накатывало волной цунами, в голове засело только одно: Минхо. Он просто хочет увидеть его и почувствовать его нежные прикосновения к себе. Приподнимая голову, бросает взгляд на лес вдали. Солёная влага срывается с ресниц от понимания, что в этот раз он не сможет дойти. Вновь сплевывая, слабо улыбается. И пусть физически больно, но отравляющей пустоты внутри не чувствует. И всё не так уж и плохо, если так подумать. Ведь где-то там за деревьями есть Минхо. Минхо, который ждёт его. Последняя мысль растворяется в темноте, когда Джисон отключается, теряя сознание.⋆.˚🦋༘⋆
Приоткрывая глаза, Хан щурится от неяркого, бледного света. В комнате кромешная темнота, за исключением лунных бликов и отсвета. Хан резко садится на постели, когда понимает, что это не его комната в приюте. Не его постель. И что более важно, он совершенно не помнит, как здесь оказался. Последняя деталь, мелькающая в памяти, — это вновь начавшийся ливень, а дальше все будто в тумане. Он хотел подняться с постели, но останавливается, вдруг уловив странность. Отсутствие боли на его резкие движения настораживает. Ночью он не то что своих конечностей не чувствовал, но и дышать мог с трудом, а уже сейчас в полном порядке, за исключением явной усталости? Взгляд в окно даёт понять, что сумерки лишь через час-другой приблизятся к рассвету. И ночи не прошло. Списать все на то, что ему просто привиделось, — он не может. Он уверен, что был избит почти до полусмерти. Да вот только под футболкой не оказывается шокирующих своим видом гематом. Ни одного синяка нет на чистой коже. Джисон нервно сглатывает, ощущая, как сердце бьется в исступленном темпе, охваченное беспокойством. Пальцы рук подрагивают, и страх отчего-то слишком уж быстро подскакивает к горлу. Быть такого не может. Это не сказка, чёрт возьми, и чудес не бывает, а медицина зашла не настолько далеко. Тогда какого черта происходит? В спешке принимается осматривать свое тело на следы побоев, но ни на ключицах, ни на руках, ни на ногах, нигде и ничего. Ни кровавых пятен, ни царапин, ни синяков. В смятении вскакивает с постели, собираясь прочь, но вдруг замечает тень у кровати, на которую не обратил внимания до этого. Джисон удивлённо выдыхает. Минхо. И все беспокойства будто разом испаряются. Тот сидит на полу у постели. Скрестив руки на кровати, прислонился щекой к ним и спит. Джисон наклоняется к нему и аккуратно прикасается костяшками пальцев к скуле, нежно проводя подушечкой большого пальца по коже. Осторожного касания хватает, чтобы ресницы Минхо затрепетали, являя заспанный взор кофейных глаз. Ли в первую очередь обводит младшего внимательным взглядом, будто бы проверяя на предмет повреждений, и, лишь убедившись, что с ним все в порядке, устало улыбается. Джисон замечает его измученный вид. Мешки под глазами словно стали отчётливее, а скулы — острее. Одного взгляда на опухшие и покрасневшие глаза хватает, чтобы Джисон почувствовал внутреннюю тяжесть в груди. Сердце болезненно сжимается от возможности, что Минхо плакал из-за… — Минхо, ты… — Как ты себя чувствуешь, Хани? — мягко перебивает. Джисон молчит. Во-первых, не знает, что сказать. С ним все хорошо, но лишь физически. Психически у него непорядок. И большинство вопросов, оставленных без ответа, ситуацию не улучшают. Во-вторых, вопрос Минхо только подтверждает, что все, что случилось с Джисоном накануне, — реально. И то, что он излечился в мгновение ока, — это тоже не необычный сон, как бы ни хотелось в это верить. — Всё хорошо, — тем не менее, он не заваливает Минхо вопросами и не суетится. Кивает, тепло улыбаясь ему. — Я в порядке, не беспокойся. Минхо отражает его кивок и, облегчённо выдыхая, поднимается с колен. Обхватывает щеки Хана и прикасается губами к его лбу, оставляя заботливый поцелуй. — Тебе нужно поесть. Подожди здесь, я сейчас, — доверительно, но изможденно улыбается. Джисон послушно кивает в ответ и провожает Минхо из спальни обеспокоенным взглядом. Состояние Минхо не из лучших. И пусть он всегда был несколько подавленным и меланхоличным, но чаще всего скрывал свои волнения за улыбкой и шутливыми играми слов. И они оба понимали, что подобным образом он просто очерчивает границы, намекая, что говорить о переживаниях в своей душе не хочет. И если сейчас у него хватает сил лишь на вымученную улыбку, то… Джисону даже думать больно, что же могло так сильно пошатнуть состояние Ли. Тяжело выдыхая, он обращает взгляд в окно. Только сейчас замечает лесной пейзаж за стеклом. Вокруг знакомая хвоя, окружающая поляну, поросшую травой. Вблизи дома цветут горечавки, а где-то за деревьями Джисон улавливает отблики на поверхности и предполагает, что где-то там находится тот самый пруд. — Хани. Оборачиваясь на ласковый голос, Джисон с изумлением замечает в руках Минхо чашку с кимчичиге. Не знает, чему удивлён больше. Тому, что Минхо умеет готовить или тому, что впервые спустя долгие годы он сможет поесть по-настоящему вкусной еды, а не довольствоваться одним сухим рисом с пресным бульоном. Желудок тут же призывно урчит, и Джисон принимает тарелку из рук Минхо, нечаянно или намеренно касаясь его пальцев своими. Скромно улыбаясь, благодарит Минхо сердечным «спасибо». Присаживаясь на край кровати, пробует кимчи на вкус и довольно стонет. Он уже успел позабыть этот восхитительный вкус. Поднимая глаза на старшего, замечает, что тот наблюдает за ним. — Как тебе? — Ничего вкуснее в жизни не ел, — Минхо на это хихикает. — Правда! Твоё кимчи, наверное, лучше, чем у любого повара в самом дорогом ресторане! Я уверен в этом. И пусть в ресторанах он никогда не был, а потому сравнить не с чем, но еда, приготовленная любимым человеком, всегда будет иметь особый вкус. — Неужели? — хитро щурится Минхо. — Тогда, как насчёт того, чтобы заплатить мне за блюдо в том же ценовом диапазоне? Джисон замирает, а после задыхается от подобной наглости старшего. — Хён! — звонкий смех Минхо ласкает слух.— Как ты можешь! Вымогаешь из меня последние копейки! — Джисон приподнимает уголки губ в улыбке и пытается правильно подобрать слова, задавая следующий вопрос. — Но… Я никогда не видел тебя в городе. Где ты берёшь продукты? — За лесом есть небольшая деревушка. У деревенских торговцев пусть выбор не богат, но основное есть, а изысков и не надо, — улыбаясь, Минхо плюхается на постель, раскидывая руки в стороны. Джисон, сидящий рядом и наблюдающий за ним, хихикает, отправляя ложку с кимчи в рот. — Ты такой удивительный, Хён. Искры в глазах Ли словно в то же мгновение теряют свой огонь. — Минхо? — Не идеализируй меня, Джисон, — отзывается подавленным голосом. — Не нужно рисовать в голове «свой» образ о человеке. Твои воображения никогда не будут стопроцентно соответствовать реальности и, узнав правду, тебя не ждёт ничего, кроме разочарования, — становясь на пару тонов тише, голос совсем ломается, словно разбитый хрусталь. — Не надо. Я не хочу, чтобы ты разочаровался во мне. Джисон хмурится, отставляя полупустую тарелку на прикроватный столик. Наклоняясь к Минхо, бережно обхватывает его ладонь и оставляет на тыльной стороне поцелуй. — Тогда позволь мне узнать, — шепчет, доверительно заглядывая в глаза. — Позволь увидеть тебя настоящего. Я не буду давать обещаний, что пойму тебя, что бы ты мне ни сказал, но я выслушаю и постараюсь понять. Разделю все твои чувства, слезы и боль, — трогательный поцелуй в костяшки пальцев. — Я буду рядом, Минхо. Некоторое время Ли просто молчит, закрыв глаза. Судорожно выдыхая, он всё-таки встаёт и садится на постели по-турецки. — Я… — губа начинает дрожать, а холод проходится царапающим ощущением по всему телу от мелькающих воспоминаний. Минхо заторможенно моргает, когда оказывается в теплых объятиях, дарящих чувство защищённости. И все вмиг кажется уже и не таким страшным. Дыхание и мерный стук сердца Джисона успокаивают. Ли заметно расслабляется и кладёт голову младшему на плечо, обвивая руки вокруг его торса. — Городские слухи. Они не врали о том, что этот лес населяли… — он запинается на мгновение, подбирая правильные слова. — Необычные существа. Джисон вздрагивает, пропуская удар сердца. Нечистивые твари. Именно так отзывались о них люди в городе. Бродили разного рода сплетни по этому поводу, но то были лишь слухи. Узнать, что они правдивы, — совсем шокирующая новость. Несмотря на вдруг охвативший страх, Джисон всё-таки замечает одну деталь. — Населяли? — Верно. Сейчас никого из них нет, — и слышать настолько разбитый шёпот Минхо невыразимо больно. — Лес мёртв. Ветер. Не потому ли даже ветра там не слышно? И пусть раньше Джисону не казалось это странностью, но сейчас эта деталь становится пугающе болезненной. — Слухи правы, но лишь частично, — возобновляет пояснение Ли. — Из покон веку это место являлось домом не для призраков, демонов и прочей нечисти. Это был наш дом. Нимф природы, кицунэ и немногих других лесных созданий. Джисон слушает размеренный голос Минхо, впитывая в себя каждое слово, и его удивлению, кажется, нет предела.***
Нимфы почти ничем не отличались от обычных людей, за исключением того, что имели свою уникальную особенность с рождения и обладали магией, но не полноценной. Всё зависело от их природного источника. Солнечные музы не в состоянии использовать светлую энергию в ночи, когда влияние солнца сходит на нет. Нимфы флоры и фауны не сумеют воспользоваться магическими способностями, если поблизости не будет растительности. Никто из них никогда не пересекал границу и не покидал леса. Из всех, населяющих те просторы, только кицунэ любили изредка выбираться в город. Лишь один единственный раз лунный нимфа дал о себе знать посторонним людям. Тот раз был первым и последним.***
В возрасте восьми лет Минхо заметил у окраины леса мальчика, в одиночестве читающего книгу. Тот был погружен в историю до тех пор, пока пятно синего цвета не привлекло его внимание. Отложив книгу в сторону, он поднялся с травы и с напряжением стал вглядываться в сторону леса. У самых деревьев там что-то беспокойно трепыхалось. Стоя около минуты в раздумьях и борьбе с самим собой, он все же подошёл, одновременно испуганно и изумленно выдыхая. Бабочка. Нестандартно большого размера синекрылый мотылёк. Ползая меж травинками, она хлопала крыльями без возможности взлететь из-за порванного крыла. Насекомое упрямо пыталось добраться до леса, но вероятная слабость подкашивала её лапки, заставляя терять координацию. Минхо в замешательстве наблюдал, как мальчик с предельной осторожностью берёт бабочку в руки и, встревоженно озираясь по сторонам, входит в лес. Пройдя пару метров, опускает свою драгоценную ношу на цветок и улыбается, когда насекомое начинает пить нектар. И его улыбка показалась Минхо гораздо красивее, чем все его бабочки вместе взятые. Хрустнувшая ветка, на которую он случайно наступил, напугала мальчишку, который резко развернулся и бросился назад. Однако же на выходе он притормозил. И в следующее мгновение Минхо пораженно выдохнул. Несмотря на явный страх, что обуял мальчика, невзирая на все пугающие слухи об этом месте, ребёнок сделал немыслимое. Он развернулся к лесу и сделал глубокий поклон в знак уважения, исчезнув лишь после этой почтительности. Сердце Минхо словно замерло на долгое мгновение, пока глаза не отрывались от той точки, где совсем недавно стоял мальчик. Быть может, именно тогда Джисон украл его сердце, пленив своей безграничной добротой и равенством ко всему сущему? В лесу было не так много детей возраста лунного нимфы. А тем немногим, которые и подходили, подружиться с Минхо не удавалось. Его характер был… Не из лёгких. Скорее он просто не изъявлял желания общаться. Всякий раз куда-то пропадал, а никто из старших с вопросам не докопывался. Мама лишь вторила ему не выходить за лесные пределы. Тётушки кицунэ были уверены в самостоятельности юного нимфы и лишь хихикали, поважая каждую его шалость. Души в нем не чаяли. А, возможно, стоило быть строже. Ведомый интересом Минхо желал узнать Джисона поближе. И что поделать, если в один из будней он всё-таки ослушался и покинул безопасные пределы, войдя в город? Разумеется, незнакомый ребёнок привлёк немало внимания среди жителей. Город ведь небольшой, и все друг друга знают. А подозрительность ребёнка, что настороженно смотрел по сторонам, с недоверчивостью окидывая людей взглядом — и вовсе всё решила. Несмотря на попытку бегства, его поймали, когда тот, споткнувшись об каменный порог, упал, разодрав коленку в кровь. Никакой информации из мальчика губернатор города и клешнями вытащить не смог, а дочь, жужащая под ухом о всех «злодеяниях» Хан Джису, — и вовсе сбивала с мыслей. Пока у Минхо сердце от страха стучало, как бешеное, а пальцы рук мелко дрожали, ком к горлу подступил так же незаметно, как замахнувшаяся рука и визгливый крик дочери губернатора Ю. Та была раздраженна тем, что отец занят каким-то мелким отпрыском, вместо выполнения её требований и хотелок. Из-за внутренних переживаний Минхо и не заметил, как не сумел сдержать слёз. Солёная влага, скатываясь с лица, опадала на острые коленки, впитываясь в кожу и бесследно исчезая. Наверное, тогда у него сердце ухнуло куда-то в желудок, а страх нещадно затопил лёгкие. Взгляды, обращенные на него, были шокированными, а коварный огонёк, позже проявившийся в глазах губернатора, точно дал Минхо понять, что это конец. Ободранная коленка в мгновение ока затянулась, а кровь бесследно исчезла, не оставляя ни следа от прежней раны. Чистая и гладкая кожа безо всякого намёка на ссадину. Что было потом — Минхо не помнит. Лишь глухая темнота от потери сознания. Вновь очнувшись все в том же подвале, Минхо не припоминает ничего, кроме режущей боли и слёз. — Никаких данных об этом мальчишке так и не появилось. Кто ещё это может быть, если не мерзкий выродок этих тварей?! — раздаётся низкий голос губернатора и звук отдаляющихся шагов. — Что со слезами? Слышится шорох, и Минхо пытается приподнять веки, чтобы взглянуть, но глаза не слушаются; опухшие от продолжительного плача и усталые от бессонных ночей. Приоткрывая один глаз, он жмурится от яркого света ламп. Сколько дней уже прошло с момента, как он тут оказался? — Я перепроверила неоднократно, и какой бы пострадавшей не оказалась клетка, одна только капля слез способна восстановить её, обновив за секунды. Эти слезы действительно имеют необычный лечебный эффект. Похоже на… — женский голос неуверенно замолкает. — На панацею?! — отвратительный басистый смех разносится по помещению, и Минхо морщится. — Не теряй времени, приступай к проведению других экспериментов из списка. Нам нужно больше сведений. За три дня ты узнала лишь какую-то треклятую крупицу из всей чаши риса, — пренебрежительно фыркает. Минхо, нервно кусая губы, чувствует, что готов расплакаться от бессилия. Хочется громко кричать, пока не станет легче, да только легче не станет. Из него сделали подопытного кролика, отдали, будто скот на заклание. Словно он не человек вовсе, не ребёнок. Подвергают пыткам из необходимости добыть больше его слез. В то же время на его же ранах и проверяют их воздействие. Он слёзно жмурится, пытаясь выбросить из головы картинку с образом жалящей его в голень змеи. Фантамоная боль будто по-прежнему ощущается в том месте. На нём использовали его же «противоядие» лишь спустя полчаса его надрывного плача и душераздирающих криков. И горячая влага, медленно стекающая вниз по острым скулам, голод, усталость и безысходность — все это медленно, но верно убивает не хуже пыток. — Необходимо проверить, как теоритечески, так и практически, смогут ли слезы справиться с раком. Приступай к изучению. У тебя есть два дня, — он неверяще качает головой, усмехаясь. — Подумать только. Слезы с эффектом панацеи, — гадко хохочет, похрюкивая. — Да на этом выродке можно заработать немеренное количество бабла! Полезная тварюга, — откашливается, возращая прежний напыщенный вид. — Опробуйте на нём ожоги определенных степеней и колото-резанные раны. — Что? — испуганный женский вздох. — Нельзя. Он ведь ребёнок и… — Кто-то спрашивал твоего мнения, я не понимаю? Если нет, то какого черта ты открываешь свой рот без надобности? — Подобные эксперименты сейчас недопустимы! — слышится громкий хлопок ладони о поверхность стола. — Ребёнок ослаб, слишком опасно… Звонкий грохот бьющегося стекла оглушает комнату. По всей видимости были разбиты колбы и пробирки, что стояли на столе. Вслед за этим раздаётся глухой удар о пол, словно человека отшвырнули, как жалкое животное. — Ты ещё смеешь указывать мне, что можно, а что нельзя?! — разъяренно шипит, едва слюной не брызжа. — Подумай о своём благополучии, Хан Джису. Интересно, где и как будет жить твой сынишка, если я выпру вас из города. Не смей забываться. У тебя есть два дня. Приступай, — чеканит каждое слово. — И ни днём меньше, помни. — Прошло 5 дней, — тихий, дрожащий голос. — Мальчика уже должно быть ринулись искать. Нам не избежать неприятностей, если… — Заткнись. Тебя это не должно волновать. Мы уладим этот вопрос, а ты делай своё дело. Минхо удаётся вновь приподнять веки. Сощурив глаза, размыто видит, как мужчина вдруг поворачивается к нему. — Я прикажу принести похлебку с рисом для этой дряни, чтоб не подох раньше времени. Если не захочет или воспротивится есть, то залей ему насильно, — глядя в глаза другому мужчине, что все это время стоял подле Минхо, велит ему господин Ю. Именно этот подчинённый пытает Ли, пока женщина-учёный наблюдает, скрупулезно записывая детали каждого исследования; в определенных дозах даёт Минхо лекарства, прекращая муки на какие-то жалкие полчаса или час, чтобы после всё возобновилось по кругу. Минхо, честно, не испытывает ненависти к людям, которые мучают его. В конце концов, он сам попался, и кто теперь виноват? В особенности не винит женщину, которая пусть боли ему не причиняет, но и не препятствует этому. В беспамятстве Минхо даже показалось, что он чувствовал утешающие прикосновения к себе, почти материнские, но в бреду многое может привидеться. Последующий кивок губернатора, словно отдающий молчаливый приказ, заставляет Минхо пропустить удар сердца. Он вздрагивает, а в горле словно застревает ворох мёртвых червей, пока живые продолжают мучительно медленно разъедать внутренности. Мыслей в голове в один миг просто не остаётся. Всё разлетается, разбиваясь стеклом вдребезги. Подвал оглушается детским пронзительным криком. Перед глазами слезная пелена, а дышать становится очень тягостно. Опуская размытый взгляд вниз, единственное, чего он хочет, это чтобы всё закончилось. В одно мгновение. Вид впоротого в живот кинжала и багровой густой крови, плавно вытекающей и капающей на пол, выворачивает наизнанку, и он бы выблевал содержимое желудка, если бы в нём было хоть что-то. Он не был готов морально к такой боли в столь юном возрасте. Не уверен, что был бы готов к подобному хоть когда-либо. Быть скотом на растерзание ради того, чтобы другие получили свою долю мяса — отвратительная, ужасная участь. Мать всегда вторила ему, что его дар особеннее, чем любой другой, который когда-либо существовал у нимф. Только вот, вопрос в том, дар ли это или всё же проклятие?***
Минхо не помнит, что произошло потом. Не помнит, как сумел выбраться оттуда, но смеет предпологать, что сбежать ему помогла та женщина. Образ её нечёткий, но это без сомнения была она. Единственное, что отпечаталось в его памяти столь же ярко — это огромные всполохи пламени, пожирающие лес. Специально обученных людей отправили на место происшествия, по просьбе губернатора. Многие родные и близкие были убиты на его глазах. В ту ночь его мать, являясь жемчужной нимфой, использовала свой дар созидания. Лишь единожды за всю свою жизнь она применила его. Перламутровая вспышка озарила дымчатые небеса, стерев весь лес за секунду. Бесследно исчез каждый, кто находился в лесу на тот момент, включая животных. Не осталось никого и ничего. Магическая вспышка забрала с собой даже трупы погибших. В одно мгновение все изменилось, закончившись. Влияние вспышки в пределах пяти километров прошлось по городу, уничтожая любое воспоминание в людской памяти о нимфе с панацеей слез. Одна ночь. Одна секунда. Один миг. И лес стал мёртвым. Он остался один в мрачном лесу, где только запах гари напоминал о том, что случившееся — не вымысел. Магия матери не затронула лишь его. К счастью или к сожалению. Сердце словно перестало биться вместе с лесом. В душе перестали буйствовать бурные реки, остановив непокорное течение. Время замерло. Она пожертвовала собой ради него. Вся его семья лишилась своих жизней из-за его своевольной глупости. Теплое солнце скрылось за тенями, сменяясь холодным мраком, расколовшим его жизнь на счастливое «до» и ледяное «после».***
Горячая влага обжигает щеки. Дыхание неровное, а руки подергивает, но, тем не менее, Хан продолжает крепко и вместе с тем нежно прижимать к себе дрожащее тело. Зажмурившись с болью в сердце, слушает почти бесшумные всхлипы Ли, что судорожно цепляется за его плечи. Джисон закусывает губу едва не до крови, но каждое слово, сказанное Минхо, глухим эхом гремит на повторе. И сказать абсолютно нечего. Никакие слова не помогут уменьшить масштаб той тяжести, что испытал на себе Минхо. Всё, что Хану остаётся — это разделить с ним разрывающие на части болезненные чувства. — Ты не один, милый, — шепчет тихо, но вкрадчиво. Поглаживает по спине, любяще целуя в плечо. — Больше нет. Хватка на его футболке становится крепче, а поток слез после его слов словно увеличивается. Злость на самого себя охватывает Минхо, сожаление и вина колко давят на сердце. — Ты меня слышал, Джисон? Ты лишился матери из-за меня, — сглатывая, он отстраняется от Хана и, глядя ему в глаза, убедительно продолжает, постепенно срывая голос на грани истерики. — Это не было самоубийством, Джисон. Её убили. Если бы не я, то ты не стал бы сиротой в шесть лет и не оказался бы в приюте! Не познал бы ничего из того, что вынужден проживать каждый чёртов день! — и Хану причиняет боль каждое слово. Не смысл фраз, не понимание: «что было бы, если бы не». То, что пытается донести до него Минхо очевидно ясно, но не стоило даже утруждаться. Джисон — не глупый мальчик. Он сразу все понял. Но слышать в надрывном голосе Минхо столько отчаяния и вины, злости на самого себя — вот, что причиняет чертовскую боль наравне с шипами, колко впивающимися в сердце. — Её убили из-за меня, — голос резко и подавленно стихает. — Из-за меня, понимаешь… Джисон молча притягивает его в свои объятия, оставляя нежный поцелуй на шее Ли. — В этом нет твоей вины, — вздыхает, не прекращая утешающе поглаживать старшего. — Она поступила так, как и должна была. Окажись в подобном положении её собственный сын, она не была бы рада подобному. Так поступила бы любая любящая мать. Защитила своего ребёнка. Что и сделала твоя мать, Минхо, — акцентирует внимание, подчёркивая фразу вкрадчивым и настойчивым тоном. — Зачем ты винишь себя в их смерти? Винить стоит только тех ублюдков, кто так бесчеловечно и жестоко обошёлся с тобой. И злость в груди, наверное, так и не утихнет после всей свалившейся на голову правды. Господин Ю скончался ещё три года назад от болезни, и Хан не знает, что бы с ним сделал после услышанного, если бы тот ещё был жив. Осознание, что именно по его приказу была убита матушка, что именно из-за него страдал Минхо, — всё это заставляет кровь в жилах Джисона кипеть. Подобного мерзкого урода хочется удушить, как гадюку, перед этим заставив испытать ту же боль, что чувствовали другие. Остаётся лишь один вопрос. Почему не убили его? Неужели не хотелось марать руки убийством ребёнка? Не-ет. Господин Ю личность в их трухлявом городке важная и сумел бы замять это дело без лишних подозрений. Вот только… Что-то подсказывает Хану, что, вероятно, это прихоть мстительной стервы мадам Ю. В мире есть настолько злопамятные, гнилые внутри люди, которые не прочь поиздеваться и отыграться на невинном ребёнке за «ошибки» его родителей. — То, что моя мама была причастна к… — он закрывает веки с подрагивающими ресницами, отчаянно пытаясь прогнать образ маленького Ли, подвергнувшегося тем пыткам. Тяжело сглатывает не в силах продолжить. — Джисон, — мягко дотрагиваясь до его руки, Минхо безмолвно просит не продолжать. — Она поступила так, потому что была в безвыходном положении. У неё был маленький ребёнок. Разумеется, что в первую очередь она заботилась о тебе. Не нужно её винить. Джисон шумно выдыхает, глядя в кофейную гущу любимых глаз. Бережно обхватывая лицо Ли, он начинает неторопливо сцеловывать мокрые дорожки с каждого участка кожи. Дарит трепетные поцелуи, разбрасывая их по лбу, носу, щекам, губам. Целуя веки, улыбается уголками губ, когда чувствует губами подрагивающие длинные ресницы. И вроде даже обстановка становится легче, ровно до того момента, как Хана вдруг не бьёт под дых внезапным осознанием. После каждой ночи, проведённой вместе с Минхо, ему становилось как морально, так и физически лучше. Он считал что это глупость вроде психосоматики, но… Заметив, что Джисон не шевелится, напряжённый как струна, Минхо вопросительно окликает его с тревогой в глазах: — Хани? — Каждый раз… — ком в горле и ускоренное сердцебиение. — Каждый раз, когда я незаметно для себя засыпал от усталости, ты… — неверяще глядит на него и глазами просит не подтверждать его догадку. Едва не умоляет. — Ты плакал, чтобы облегчить мою боль? Минхо молчит на протяжении долгой минуты. Потупляя взор в пол, произносит тихое: — Я не мог иначе, Хани. Сердце словно останавливается. Ком в горле образуется, а слезы подступают к глазам. — Минхо, — прерывисто шепчет. Обнимая Минхо, утыкается ему носом в шею, смаргивая застывшую в глазах влагу. — Пожалуйста, Минхо. Прошу, не делай этого больше. Я перетерплю какую угодно боль, но не твои слезы. — Что бы ты почувствовал, если бы увидел своего любимого человека избитым до полусмерти? Сердце неожиданно пропускает удар. Любимый человек. Пока Джисон заявлялся в лес, не скрывая следов побоев от незнакомца, Минхо мучился от того, что наблюдал. Дорогой ему человек страдал, а он был не в силах избавить его от этого. Джисон жмурится и на выдохе отпускает все свои чувства. Это всё ужасно, разумеется так, но это всё в прошлом. Они не должны жить им. Его не исправить, а сожаления, как ни крути, тоже никакой пользы не принесут. В их руках — настоящее. Вот, что важно не загубить. Слегка отстраняясь, Джисон прикасается кончиком носа к носу Минхо. — Я больше не позволю тебе чувствовать боль, одиночество и чувство вины. Только счастье и радость, Минхо, слышишь?! Он на мгновение задумывается над своими словами. Ещё несколько месяцев назад у него и мыслей не было о положительном исходе, но сейчас, глядя в глаза цвета карего океана, в груди теплится не просто надежда и вера на счастливое будущее, но и уверенность в нём. Хан самостоятельно проложит дорожку к нему, обязательно добьётся своего. Они сделают это вместе.⋆.˚🦋༘⋆
Брызги тёплой воды попадают на лицо, и Джисон ошарашенно выпучивает глаза на старшего, пока тот заливается смехом, хватаясь за живот. — Ты смахиваешь на белку в ступоре, Хани, — протягивает Минхо, сверкая лукавым взглядом и плавно отходит подальше от берега, у которого они сидели и миловались. — Да с тобой попробуй не стать белкой в ступоре! Я такими темпами скоро поседею, — жалуется, наигранно преувеличивая. Стирает с лица капли воды рукой и продолжает свою ноющую волынку. — Зачем позволять себя так сладко целовать, чтобы потом прервать всё таким безжалостным поступком?! — Чтобы ты меру знал, — смешливо фыркает, хихикая. — Кто-то слишком зависим от моих поцелуев, тебе так не кажется? — Да ты! Джисон задыхается от этой самоуверенной наглости и срывается с места в сторону своего парня, когда тот тут же даёт дёру от младшего. Не успевает пробежать и пары метров, как его ловят со спины в кольцо цепких рук и валят на землю. Джисон страдальчески стонет, когда, падая, ударяется локтем. Потирая ушибленное место рукой, начинает укоряюще ворчать на Ли, пока тот, сидя на нем сверху, усмехается, продолжая шаловливо хихикать. — Из-за тебя я локоть поранил! Ты хоть представляешь, что я чувствую сейчас?! Да я едва не умираю от боли! Минхо, стряхивая и сдувая с него какие-то мелкие листочки, ласково мурлычет: — И мне избавить тебя от неё? — Ты ещё спрашиваешь? Ну разумеется! Добродушно фыркая, Минхо берет руку Хана, поворачивая к себе локтем и несколько раз дует на покрасневшую кожу, согревая тёплым дыханием. — Так лучше? — Ни капли, — капризно недовольствует Джисон, обиженно надувая губы. — А как же поцелуй? — По-моему, он вряд ли чем поможет, — хмыкает Ли, намеренно издеваясь над младшим, и уголки его губ, поднявшиеся вверх, этого не скрывают. — А это уже не тебе решать, — упрямо фыркает, задирая подбородок. Минхо посмеивается над ним, но поцелуем все же удостаивает. Несколько раз мягко рассыпает их соцветие на коже локтевого сгиба. Поднимая глаза на Джисона, замечает, что тот пристально наблюдает за ним. — Теперь лучше? Хан кивает и, приподнимаясь на руке, мимолетно клюёт старшего в губы, а после быстро плюхается обратно с чеширской улыбкой на губах, явно довольный своей выходкой. — Гораздо лучше. Минхо же фыркает, закатывая глаза. Джисон — тактильный мальчик. Едва не каждую свободную минуту липнет к нему, выпрашивая ласку и поцелуи. А Минхо и отказать не может, потому что и сам того желает. Прошедшие три недели между ними были наполнены теплом и любовью, ребячеством и счастливым смехом. И Ли уверен, что дальше будет лучше. Один из знакомых стариков-торговцев в деревне радушно согласился подвезти их до провинции, в которой планирует закупаться сегодня. Разумеется, что они с Джисоном благодарно приняли предложение. Оттуда будет несложно добраться до Инчхона, где они планируют обустроиться. Тётушка Ким оставила Минхо немало своих дорогих безделушек, за которые можно будет хорошо прожить не только первый месяц, но и последующие. Накопленных Джисоном пятьсот тысяч вон также вполне себе хватит. Они не собираются вечно жить на этом запасе. По приезде Минхо собирается устроиться на работу поваром в мясной ресторан. И у него даже мыслей по этому поводу не было, если бы не Джисон, который подал эту идею. Проблем с документами возникнуть также не должно, ведь удостоверение личности у Ли имеется. Пусть многие обитатели леса всю жизнь и скрывались, однако обычной регистрации ни нимфы, ни кицунэ никогда не опасались. Она их в любом случае не раскроет, а получение такой важной вещи, как паспорт, — необходимость. Присутствует лишь одна проблема. Факт того, что Джисон — несовершеннолетний сирота. Пусть по своей инициативе ни мадам Ю, ни кто-либо из города его искать не станет, однако риск, что это может выясниться, все равно остаётся. До определённого момента Хану придётся побыть женушкой-домоседкой, как он сам когда-то и выразился в шутку, говоря это Минхо. И Ли соврет, если скажет, что его сердце тогда не сделало резкий кульбит. В действительности он бы хотел однажды увидеть Джисона не просто своим парнем, а мужем. Но и эти ярлыки, если так подумать, не столь важны. Сколько бы статусов и обозначений не сменилось; будь Джисон ему другом, партнёром, бойфрендом или ещё кем-либо, важная суть останется лишь в том, что он — его любимый человек. Воздушное прикосновение губ заставляет Минхо потеряться в мыслях, вернувшись в реальность, в которой Джисон, притянув его ближе к своей груди, всё-таки нежно целует. Трогательное выражение чувств через сладость поцелуя. — Ты снова теряешь связь с реальностью, моя луна. В каких облаках ты витаешь? — хихикает, мягко чмокая Ли в уголок рта. И Минхо, вероятно, ответить должен, о чем его думы, какие беспокойства одолевают и что вовсе в планах начертано, но никаких тревог он не испытывает, а особых планов и не строит. Лишь наброски, а их рисунок всегда можно видоизменить. С Джисоном не нужны планы. С ним вольна свобода действий и спонтанность на поводу чувств, но при этом обдуманная. В его присутвии бабочки порхают в душе, а не в реальности. Минхо не сказал ему, но… Каждого из своих мотыльков он обратил в пепел прошлой ночью. И он не чувствует по этому поводу никаких горестей и сожалений, нет. Он долго жил прошлым и пришло время наконец отпустить его. О чем он думал? Вероятно, о том, что его любовь к Джисону будет ярко продолжать светить даже тогда, когда последняя звезда в галактике погаснет. Одной лишь маленькой искорки света в полном мраке будет достаточно. Ведь в темноте свет ещё ярче.⋆.˚🦋༘⋆
Сидя у широкого дуба, подогнув колени, мальчик глушил безмолвный плач в ночной тиши, мучаясь от разъедающей черствой боли внутри. Иссиня-черные бабочки трепыхали рядом, раздражая своим присутствием. Всхлипывая, он впивается ноготками в маленькие ладони. Закричать на всю округу хочется, но сил нет даже на это. Перед лицом проносится веретиница воспоминаний. Вот они с мамой, сидя у озера, практикуются в магии; вот тетушка Ким балует его, примеряя на нём свои роскошные драгоценности. Животные, населяющие лес, всегда с охотой льнули к нему, а сейчас ничего не осталось. Всё это пропало по его вине. Нервное и испуганное трепетание, взлетевших вверх бабочек, заставляет Минхо беспокойно открыть заплаканные глаза, чтобы с удивлением обнаружить, что смотрит в точно такие же, в которых помимо слез и сокрушенной печали плещется восхищение. Восхищение к нему. Ошеломленный вздох срывается с его губ, когда он ощущает бережное прикосновение маленькой ладони к своей щеке. Стирая мокрые дорожки у его век, Джисон почти бесшумно шепчет надтреснутым голосом: — Не плачь. Мне больно видеть твои слезы.