Все останется в семье

Он надеялся, что магнитофон не сломан. Маленький, переносной, из тех, которыми пользуются в школе или библиотеке. Тедди даже не понял иронию ситуации — ведь магнитофончик-то этот купила ему Энжи. Он отёр угол от волос и крови и испустил вздох разочарования. «За телевизор мать меня убьёт», — решил он, окинув взором беспорядок, который наделал. «Будь она проклята. Будь они все прокляты. Зачем она ранила Пег? Зачем? — он злобно пнул лежащий на полу труп. Её глаза глядели на него с пустым изумлением. — Сука. Ты убила Пег». Мёртвый взор сестры не дал ответа. (Почему это, удивился он.) На лицо как будто тень упала. Он приподнял её голову за окровавленные волосы и увидал, что «тень» — это запёкшаяся кровь на щеке. Ещё он увидел, что пробоина в голове более не кровоточит — запёкшаяся кровь закрыла желеобразной пробкой. Скоро мать вернётся. Нужно копать могилу. Тедди встал и направился в комнату, где лежало сдувшееся пластиковое тело Пег. Из бескровной груди её торчал кухонный нож. Она смотрела в потолок с обычным своим выражением, округлив губы буквой «О». Казалось, она вот-вот закричит. Он приподнял её голову от пола и взглянул полными от слёз глазами на её плоскую, лишённую воздуха фигуру. Держа, как младенца, её голову, он рыдал, и в каждой слезинке мольба: вернись!.. Он был рад, что Энжи мертва — она заслужила каждый удар. Гладя искусственные волосы куклы, Тедди заметил, что от лежавшего в нескольких футах тела сестры идёт неприятный запах. Он понял, что это моча — когда он наносил последний смертельный удар он услышал, как опростался её мочевой пузырь. И ударил её ещё разок — она ж убила Пег. У него на то было святое право. И очень осторожно положил он голову Пег на ковёр. Склонился, поцеловал в щёку, вытер жирную жидкость с резиновых губ. Мама ему говорила: не трожь Пег, не делай неприличного с её ротиком, но он не мог удержаться. Он слишком сильно любил её, чтобы просто так отстать. Если б мама обнаружила, какую непристойность он делает, она бы забрала Пег, как уже сделала раньше, и ему бы пришлось и её искать. Подойдя снова к телу Энжи, он остановился полюбоваться на её наготу. Он всегда подглядывал из стенного шкафа за тем, как она переодевается, но так близко её прелести ещё не видал. Его заворожила тёмная полоска между ногами — у Пег такой не было. Он осторожно дотронулся до её бедра, но тут же отнял руку, как будто плоть была горячей. На самом деле не была. Вообще-то уже холодела. Четыре часа уже прошло. «Ненавижу тебя», — сказал он в глаза трупа. И снова потрогал её бедро — в этот раз подольше. Нежно провёл кончиками пальцев вверх по бедру, к промежности. Другой рукой раздвинул её ноги. Между них натекла лужа мочи размером с блин. Он с интересом засунул палец в гениталии. Она гораздо мягче Пег и, погодите — хотя тело уже холодное и мертвенно-бледное внутри она — тёплая! Её зловещая божественная сексуальность его взбудоражила. Нужно остановиться — мать расстроится, если он сделает неприличное. Она всё неприличное ненавидела; папе тоже это дали понять, но более жёстким способом. Нравилось же ей только шить и смотреть «Семьи соревнуются». Любила она Ричарда Доусона этого. Но сестра была такая упругая и мягкая. Вот у Пег кожа жёсткая, внутри — воск, а он имел её десять лет (в восемнадцатилетнем возрасте заказал её из грязного журнальчика). Энжи тогда было пять лет, и выросла она в молодую красавицу. На самом деле не так уж он её ненавидел, просто не стоило убивать Пег. А он только лишь подглядывал за тем, как она в душе моется. Ничего нового в этом нет. Но она бы матери донесла, а мать такую непристойность в доме своём не потерпела бы. Посему первым делом и надо было спрятать Пег. Мать очень старомодная, и многое ему приходится от неё скрывать. В гараже он взял лопату и начал копать в саду. Надо успеть до прихода мамы. Почва была мягкая, и на могилу едва ли ушло полчаса. Время — дорого. Он пошёл помыться. С полотенцем вошёл в комнату Энжи. Взяв её за обе руки, он оттащил её на несколько футов — лужа впиталась в ковёр тёмным пятном. Он аккуратно промокнул, бросил полотенце в шкаф. Пока он тащил её через гостиную, он обдумывал одну идею. Лучшая идея, которая ему когда-либо приходила в голову. Любила бы мама непристойное — она бы прям им загордилась бы. Он отпустил руки Энжи и вернулся в свою комнату. Ему снова стало больно при виде мёртвой Пег; рана в её груди, казалось, расширилась и болела ещё сильнее. Но она же старая, подумал он. Может, умереть — лучший вариант для неё. Тедди вытащил нож и протащил обмякшее резиновое тело куклы через кухню на задний двор. «Прости, Пег», — обратился он к её нарисованному лицу. Сейчас прям он её не будет хоронить, он сперва опробует свою идею. Если сработает — он её спрячет. Времени уже совсем не было, ему нужно поспешить. Вернулся в комнату сестры, снял джинсы и опустился на колени рядом с трупом. От едкого запаха смерти подташнивало, но жизнь его слишком пугала. Он — наблюдатель. Но наблюдать уже поздно, а она — самый подходящий вариант. И он может её прятать. Как Пег. Когда Тедди неуклюже взобрался на сестру, чтоб совершить инцест с некрофилией, к дому с хрустом подъехала мамина машина. Через грязное лобовое стекло она увидела, что у крыльца среди растений стоят и гниют мешки с мусором. Чёртов Тедди. Прям как папочка его. Дёрнулся в ней раза четыре всего, и — кончил позорно; но задержался в ней на несколько секунд — очень понравилось это скользкое объятие на его плоти. Он смутился, но так уж ему нравились грязные штучки. Почему только мать не хочет понять того, что ему нужно? «Тедди, я разве не говорила тебе выбросить мусор?», — крикнула она, резко распахнув входную дверь, которая ударилась о стену. Она сморщилась, увидев крысу, которая откуда-то выскочила и унеслась куда-то. Когда она пересекала гостиную, в голове у неё составлялся длинный список наказаний. Тедди замер. Как же это всё объяснить матери? Надо было спрятать Энжи; если мать увидела, что… «Тедди». Он смотрел из своей позорной позы на ковыляющую по коридору мать. Она остановилась. Снизу казалась древностью, Левиафаном. Трость — как ветка дерева. Замороженная паника Тедди растаяла, он вскочил и руками прикрыл свои причиндалы. «Тедди, а чего это ты мусор не выбросил?» «Чё?» — его сбил с толку столь неуместный вопрос, её банальная игра в мамочку. «А, да ничего особенного, — она ткнула палкой в Энжи с каким-то обычным любопытством. — Подштанники натяни». «Мама, я не виноват, это она убила…» — он тут же закрыл рот — мать не должна знать про Пег. Она ненавидела Пег. «Мертва, что ль?» «Мама, я не хотел её убивать», — соврал. «Ты опять за ней подглядывал», — расплылась мать в улыбке. «Нет, мама, нет, я никогда за ней не подглядывал, клянусь». «Подглядывал. Она мне всё рассказывает». «Нет, мама!» Сказала-таки, вот сука. Вот бы её ещё раз убить — мало она мучилась. «Я тебе говорила не делать непристойного. А теперь вижу — ты это с сестрою творишь. И что же мне делать с таким непослушным мальчиком?» Данный риторический вопрос привёл его в полнейший ужас. А если телевизор отберёт? А если снова заставит пить таблетки, как она их называла? «Селитра»? Но с этим-то он справится — отлично научился прятать их под языком, потом выплёвывать в окно. Хотя по росту Тедди выше матери, она подавляла его своим присутствием. Она переступила Энжи и замахнулась палкой, целя ему в голову. Она казалась громадной в своём изяществе. «Плохих мальчиков нужно наказывать. Только так мы сможем сохранить семью». Резко, удивительно сильно, дубасила она его по голове, пока он не рухнул на ковёр, обмякший, несправедливо обруганный. * * Очнувшись, Тедди скорчился от дёргающей боли в веках. Они не открывались, как он ни старался. На своём паху он чувствовал хладность Пег, под собой — твердь земли. Мать эта чёртова с шитьём своим. Он потрогал веки, уверенный, что нащупает узелки. «Тедди, — позвала мама откуда-то сверху, — ты плохо себя вёл. Больше ты не будешь смотреть на Энжи, я за этим проследила. Ты такой же, как твой папочка. Мне его тоже поучить пришлось». Он услышал, как сверху скребут землю, и стал молить о прощении: «Мама, пожалуйста, я не хотел смотреть, прости меня, мама, пожалуйста…» На лицо ему плюхнулась целая лопата земли, закрыв нос и рот, но руки его были зажаты между могил слишком сильно, чтоб он мог что-то сделать. «Нужно удержать семью вместе». Пока мать закапывала могилу, Тедди пытался освободиться; ему хотелось отплёвываться, но полный рот грязи не позволял провести подобные действия. Наверху мать бухтела про дисциплину, и наказание Тедди закончилось удушением, пока из глаз его сочились кровавые слёзы.