Take me, sempai

      Шальной взгляд скользит по губам семпая, подмечая мелкие ранки, которые он неосознанно делал в приступах беспокойства за активных кохаев. Юджи Итадори был тем, кого не могли остановить ни правила, ни физические стороны вопроса, когда он считал что-то важным, пусть это и вызывало нервы у всех других.       Именно поэтому выжил Хайбара. Всё потому что Юджи, мучимый не прекращаемыми воплями интуиции, в последний момент сорвался за первогодками на задание и нашел их основательно потрёпанными и сражающимися из последних сил. Не давая ни секунды на раздумье проклятью, огненная стрела уже летела в его направлении, а сам третьегодка бежал к пострадавшим. Секо тогда ещё неделю исходила восторгом, говоря об объеме проклятой энергии, что семпай влил в Юи для лечения ран, мог бы стать отличным подспорьем шаману около второго ранга.       Экзотичный вид Юджи с четырьмя руками, когда тот принес пострадавших, все дружно решили не обсуждать. Кто из чувства такта, а кто-то, как например Сатору, не хотел это обговаривать ни с кем, кроме самого Итадори, потому что он неизменно возбуждался, стоило только воскресить аппетитные картины в памяти.       Мощная даже на вид спина, покрытая черными татуировками. Руки, которые несли двух первогодок так легко, будто удерживать их не стоило ему ни капли усилий. И, бесспорно, грудь с бугрящимися под ними мышцами и каменный пресс. Совершенство, которое вызывает болезненную эрекцию каждый раз, когда воспоминания проносятся перед его глазами. Юноша отчаянно хотел, чтобы он его взял. Чтобы Юджи обладал им так, как если бы знал, что Сатору всем своим естеством принадлежит только одному существу во всем мироздании. И это его семпай.       Добрый и теплый, как солнышко, ко всему, что попадает под его взгляд, ровно до того момента, пока он не окажется на поле боя. Именно так описывали товарища другие третьегодки, не подозревая, насколько они своими словами разжигали любопытство тех несчастных, кому не посчастливилось это видеть. Годжо был как раз одним из них. Ведь эту картину ему не удалось застать ни разу за два года обучения. Хоть ему и присвоили, аналогично Итадори, ранг «особый», но его еще не отправляли на проклятья выше пред-первого, когда Юджи вечно в разъездах, убивая особый уровень и бывая в колледже набегами.       В этот раз он побывал в Китае и привез множество разновидностей моти, которые сразу же приватизировал Сатору, а также ма чиу, что достались не особенно любящему что-либо приторное Сугуру. Секо же был вручен гвоздь в импровизированной программе — пекинские яблочки, кои ещё даже не успели остыть. Одуряющий запах, казалось, проникал в каждого, кто находился в этот момент в комнате, и поэтому пришлось Секо делиться со всеми, но она вроде бы не осталась в обиде. Над первогодками же деятельный Итадори видимо решил немножко пошутить, ведь то, что он привез им печенье Няньгао, ничем другим, кроме как качественного стеба, быть не может.       Для своих друзей предатель семпай, ни разу не привозивший что-либо напоминающее алкоголь, приволок парочку бутылок шаосин-цзю. И не то, чтобы кто-то был обижен, кроме Сатору. Все знали, что прежде чем они перейдут порог третьего курса, им не получить ни капли спиртного.       Они уже все хотели идти спать, когда услышали спор порядком нализавшихся Юджи и Нобары. Все дружно передумали и теперь изображали бурную деятельность на беззвучном режиме, желая узнать причины раздора. Оказалось, что девушка убеждала, что не будет ничего такого, если он обернется в «ту» форму. Ведь он говорил им, что в ней ему даже легче дышится, а тут колледж. Тут видели и не такое, чем просто четырехрукий студент.       Да, возможно им стоило, узнав причину спора и согласие Итадори, как он это назвал «перекинуться», уйти к себе и в конце концов заснуть, но они этого не делают. И Сатору в следующую минуту жалеет об этом. Сильно жалеет. Ведь образ любимого семпая, раскинувшегося на диване и выглядящим как древнее божество, он не забудет никогда. Кажется, что эта картинка будет стоять у него и на смертном одре. Который, кстати, стремительно приближается, так как он осознает себя только после того, как Сугуру тычет его в ребро, а все взгляды, без исключения, направлены на него.       Минута уходит на осознание, и он четко понимает, почему все пялятся на него. Он стонал. Он, черт возьми, громко застонал, когда его взгляд скользнул по шаману и теперь ему надо бы хоть как-то объясниться, но он скорее умрет от смущения, поэтому он предпочитает спасаться бегством.       Уже у себя в комнате он лежит на кровати и с пылающим лицом сжимает свой член через ткань, пытаясь хоть как-то дать выход скопившемуся возбуждению. Ками-сама, если он не умрет от перевозбуждения сейчас, то он умрет от вопросительного взгляда Юджи завтра. То что он был пьян, не значит, что он не будет помнить.       Перед глазами против собственной воли проносятся картинки, в которых Юджи прямо в гостиной ставит его на колени, заставляя отсасывать и самостоятельно контролируя скорость. Семпай будет действовать грубо, а на следующий день парень будет хрипеть поврежденным горлом.       Вот он стоит рядом с Итадори на задании, стараясь не шевелиться и прислушиваясь к весьма сомнительной опасности, пока тот прикроет ему лицо ладонью. К его неожиданности откроется рот, чтобы выпить весь воздух с легких до дна, принуждая задыхаться от возбуждения. Парниша будет тщетно стараться не упасть на пол перед Юджи, но ведь ноги совсем не держат. Его возлюбленный будет рядом, и его лисий взгляд будет насмешливо наблюдать за его тщетными попытками двигаться сквозь боль возбуждения. Ему подрочат прямо в здании, а потом после оргазма подхватят на руки, когда ноги, уже не держащие хозяина, полностью откажутся его слушать.       Сладкие грезы и такую нужную сейчас разрядку прерывает неожиданный стук в дверь, заставляя Сатору подпрыгнуть от неожиданности. Он запахивается в халат, скрывая возбуждение, и открывает дверь, намереваясь высказать в лицо всё, что думает о нарушителях покоя. Однако слова застревают в горле, когда прямо перед собой он видит лицо слегка захмелевшего Юджи. Добивающим ударом в голову станет то, что он щеголяет в одних спортивках, видимо решив, что ему действительно можно не скрывать всё это, представая перед возбужденным второгодкой, отчаявшимся получить разрядку в весьма пикантном виде.       Он, не давая ни себе, ни ему времени одуматься, обезумевший от взбесившихся гормонов, притягивает семпая, целуя. Ками-сама, он так нуждается в нем каждый раз, когда видит его и впитывает свет, который расточает старший, когда так доволен жизнью. Так что если он и умрет от смущения завтра, объясняясь, то пусть это будет за дело.       Однако в четко выверенном плане Сатору что-то с грохотом трескается, когда его не отталкивают и убегают, а притягивают, ближе вталкивая в его комнату.       Кажется, что вместо поцелуя Юджи намеревался выпить его душу, ибо он не отстраняется долгое время, не смотря на довольно активные попытки набрать воздуха. Он целуется так, будто ему совершенно чужд кислород, и Годжо в это охотно верит. Не может обычный человек оставаться без кислорода столько.       Тем страннее ощущать, что с последующей секундой без воздуха его член стоит еще больше. Он никогда не подозревал у себя фетиша на удушение, тем не менее он обнаруживает его у себя именно в такой момент. То, что происходит между ними не описывалось словами, и он точно знает, что если Юджи притронется к его члену сейчас, то он кончит. Юноша не знает, кому молиться. Ками, Будде или своему личному проклятому божеству, что бы он дал ему насладиться сегодняшним вечером в полной мере, а не позорно отключиться от первого оргазма.        И вот теперь, основательно лишив его возможности дышать, его опрокидывают на его собственную кровать, накрывая мощным телом. Взор хитрых глаз ощупывает его так, будто они знают каждый секрет, каждое так старательно скрываемое желание, и от этого факта член самого Сатору заинтересованно дергается.       Юджи спрашивает разрешение лишь раз, прежде чем продолжить и, кажется, он снова стонал, вместо того чтобы ответить.       Его раздевают, буквально срывая одежду и швыряя ее себе за спину. В четыре руки его партнеру удается раздеть его в рекордные сроки, и теперь взгляд семпая скользит, собственнически ощупывая покрасневшее от смущения тело. Краски смущения уже перешли на грудь, но Сатору всё равно. Он еще никогда не чувствовал себя настолько хорошо и настолько пьяно.       Поцелуй Юджи на вкус, как проспиртованная вишня. Партнер в одно мгновение исчезает из зоны его видимости, располагаясь между крепких бедер и разводя их в стороны, с наслаждением вдыхая свежий запах шампуня и немного запах тела своего Сатору. Возбуждение от каждого вздоха действует наждачной бумагой по нервам.       Он вбирает член в горло, и довольно стонет на нем, заставляя парня жалобно заскулить. Юджи пришел в то время, пока Сатору сам себя распалил до неузнаваемости и теперь каждая ласка ощущается в сто раз острее.       Бедра непроизвольно подскакивают, стараясь толкнуться глубже в горячее марево, но сильные руки придавливают его обратно к постели, не обращая на жалкие потуги к контролю ситуации никакого внимания. Дрожащая рука Сатору сама по себе тянется к волосам в попытке настроить темп, но резко обрывается громким стоном, когда член пропускают глубже в глотку и сглатывают на нем.       В это время Итадори полностью сосредоточен на том, чтобы доставить как можно больше удовольствия партнеру. Потому как он так долго ждал момента присвоить всего молодого человека себе. От кончиков пальцев ног до макушки и белеющих волос — разве он может позволить себе закончить это здесь жалким минетом? Он хочет получить всё, что ему могут дать.       Он прислушивается к телу партнера, чутко реагируя на каждую судорогу в натянутых как струна мышцах. То, насколько заведен его любимый кохай, едва ли дает усомниться, что он скоро кончит, и он решает не отказывать ему. Пропустить член обратно в глотку и застонать, посылая вибрацию. Ощутить судорожную хватку в волосах и теплую влагу, спускающуюся по горлу. Выпустить из влажной хватки и слегка поводить головой из стороны в сторону, стряхивая руку.       Приподняться на руках над кроватью, чтобы увидеть Сатору, полностью разомлевшего и раскинувшегося на смятых простынях. Лукавая улыбка растягивает губы, и в следующий миг язык Юджи снова исчезает снизу. Язык неожиданно проходится между ягодицами и толкается вглубь захмелевшего от удовольствия Годжо, наслаждаясь судорогами чувственного тела. Он должен хорошо его подготовить прежде, чем второгодка сможет без боли и проблем принять его.       Сатору сквозь послеогразменную негу ощущает в себе гибкий, длинный язык и вздрагивает, сжимаясь на нем. Всё это кажется сладким сном, из которого не хочется выбираться. Итадори, голодно ласкающий его и, судя по всему, готовящий его для себя. Фантастика, в которой он находится, но он не готов от нее отказаться.       Руки придерживают танцующие бедра, пока его тщательно вылизывают, изнутри насаждая свой темп и корректируя дозу получаемого удовольствия, как ему будет угодно. То, о чем так сладко мечталось воспроизводится в реальности, отнимая последнюю соображалку. Сейчас он не готов отказаться от этого богоподобного тела, даже под страхом смертной казни.       Его пальцы на ногах судорожно сжимаются, когда гибкий язык сильным мазком проходится по простате, а сам Юджи стонет, посылая вибрацию. Он просто умрет от перевозбуждения здесь и сейчас и не дойдет до главного блюда. Он совершенно не уверен, что сможет вынести еще один оргазм, если ему сейчас позволят кончить, но на его предупреждения никто не реагирует, поэтому ему остается надеяться лишь на свой организм и выносливость. Которая явно уступала терпению и выносливости самого семпая.       Он ощущает каждое движение внутри себя и спонтанно открывает глаза, приподнимаясь на локтях с желанием увидеть его Юджи. От вида, который предстает перед неискушенным взглядом, темнеет в глазах. Широкая спина с напряженными мышцами, собственные бедра, вольготно лежащие на плечах, и самое главное — хитрые ореховые глаза, которые смотрят прямо на него. Краска смущения снова заливает лицо, а Годжо спешно ложится обратно, ощущая, как горят щеки, но ему не дают спрятаться. Резко дергая на себя, семпай добивается вновь поднятой головы, на что, отстранившись, шепчет:        — Смотри мне в глаза Сато, смотри и не смей отводить взгляд, — округленные в удивлении глаза проливаются бальзамом на душу. Резкого толчка обратно хватает, чтоб дойти до грани. Спина выгибается аркой, мышцы сжимаются в судорогах, пока его вылизывают сквозь оргазм.       Сатору внезапно думает, что это нечестно. Пока он изнывает от возбуждения, тот даже не почесался сделать что-либо с эрекцией, которая была настолько отчетлива видна, что внезапно осмелевший второгодка снимает ногу с сильного плеча и проводит ступней по всей длине. После такой откровенной провокации его лодыжку перехватывают и подносят ко рту, прикусывая выпирающую вену над косточкой.       Годжо снова заливается краской, смотря на такого незнакомого, но до жути притягательного семпая. Тот медленно подтягивается на руках ближе к завороженному кохаю и с наслаждением целует его. Язык умоляюще проходится по губе, прося разрешение войти и получая его, ласково потирается о второй. В поцелуе столько болезненной нежности, что Годжо едва слышно хнычет и поднимает руку, с наслаждением зарываясь в идеальный беспорядок на голове Итадори. Тело приятно ноет в самых неожиданных местах, но внезапная мысль, что в нем слишком пусто, настигает его с размаха.       Он шепчет с трудом слышную просьбу старшему партнеру, и тот с радостью ее выполняет.       Он поднимает его своими руками с такой лёгкостью, что Сатору, который в этот чудесный вечер обнаружил, что ему неожиданно нравится ощущать себя на месте лелеемой принцессы, тихо стонет. Все его ощущения кричат, что для этого трюка семпай не использовал ни капли проклятой энергии, но он даже не покачнулся, поднимая его в воздух. Член от так небрежно показываемого могущества давно стоит вновь.       Юджи держит его на весу, медленно насаживая на себя и с довольной улыбкой ощущая, как Годжо судорожно в него вцепился. В водовороте удовольствия, куда его так старательно погружает семпай, его шея остается единственным ориентиром, за которым ему можно удержаться.       Всего слишком много и он не может описать все его ощущения, пока его с силой опускают на себя и так же легко поднимают, добиваясь судорожных стонов и хриплых вскриков. После каждого толчка по комочку нервов перед глазами рассыпаются миллиарды звезд.       Рука закрывает рот Сатору, когда ему сквозь череду всхлипов удается прошептать, что их наверняка слышно. Он не успевает расстроиться по этому поводу, ведь на ней раскрывается рот — дополнительный рот — продолжая отнимать и так маленький запас кислорода. Не то чтобы второгодка был как-то против этого, но в мозгах светится мысль, что его тело может не выдержать третьего оргазма.       С его легких медленно выкачивают воздух, играясь с его языком, прихватывая губы и не позволяя отстраниться, чтобы набрать кислорода, когда внутренности горели огнем. Над его потребностью в воздухе лишь посмеиваются, и в этот же самый момент, когда он услышал бархатный смех над ухом, вторая рука накрывает член с открытым ртом и позволяет скользнуть ему в глотку, заставляя легкие Сатору отдать жалкие остатки кислорода.       Его тело так нуждается в третьем оргазме, и заплаканное лицо выглядит до жути мило, что Юджи не был бы им, если бы так долго игнорировал потребности партнера. Он наконец перестает перекрывать воздух, отнимая руку, которая тут же находит новое пристанище на пояснице, а голова клонится к беззащитному горлу оставить свой знак.       Изящное тело выгибается в оргазменных судорогах, когда Итадори решает поиздеваться над Сатору еще совсем чуть-чуть. Он знает, что он выдержит, так как сам кохай был довольно жаден, неважно - до людей или удовольствия, поэтому Юджи лишь надеется, что не переоценил силы своего любимого.       Годжо громко скулит, пока сверхчувствительное тело продолжают стимулировать с прежним напором. Разум заволокла горячка удовольствия, заставляя забыть про всё на свете. Движения в нем слегка замедлились, заменившись силой, с которой его опускают. Он стоит на пороге четвертого оргазма, и не то чтобы у него остались силы прокомментировать это.       Измученное тело выгибается в болезненных судорогах удовольствия, когда Сатору чувствует, как из него выскальзывают, спуская ему на спину. То, что семпай кончил один раз против его четырех больно бьет по самооценке, но ему не дают об этом подумать.       Его опрокидывают на кровать, где он наконец может позволить себе растечься счастливой лужицей, когда сильное тело накрывает его горячим одеялом. Они смогут все обсудить завтра, а пока единственное, что он может позволить себе — пообещать это постараться не умереть от смущения.       В своих заботах он не замечает ласкового взгляда, который сопровождает каждое его движение. Юджи в мыслях обещает себе разобраться с произошедшим завтра, а пока разрешает себе отдохнуть, подгребая под себя уснувшего Сатору.