Поверенный смерти

      В который раз проклиная свою идиотию и импульсивность, Гарри остервенело шинковал петрушку. Удар – зеленые листья искрами в стороны; удар – и взвыть готов от бессилия. Легко сказать «согласен», но чертовски тяжело решить, что делать дальше.       Дьяволица обвела его вокруг пальца, разве что помпону клоунскую не накинула, а он и счастлив. Да только не решали все сокрушения головы бедовой насущного. Напротив опытный картежник, а он – простак с улицы: без связей, без помощи, только руки гарью измазаны, да над сердцем тавровая печать адским маревом полыхает.       Тётушка смотрит недовольно, забирает искромсанную полосами зелень, велит позвать кузена и дядю, а сама, когда он уходит, сквозь зубы выдыхает, скрывает дрожь. Петуния не слепа, и далеко не дура. Видит залегшую тень под глазами, видит морщинки, пронизывающие детский лоб, взгляд слишком взрослый. И сделать с этим она не может ничего. Открытое с неделю назад сердце поочередно то ликует, то холодом сковывает: Гарри не стал ближе. Мальчишка мышью крадется по дому, на глаза почти не попадается, а за ним, она поклясться готова, тенями скрытый, ползет сизый дым; и есть в нем что – то, чего так отчаянно боятся батюшки в приходе, да старушки замаливают в церкви. И женщина, холодный пот, наледью накрывший, стирает рукой, да глаза отводит, стараясь не слышать перекаты искаженного смеха.       Едят молча, даже Дадли лишь челюстью клацает, только смотрит из – под челки понуро.       - Могу я погулять после обеда? – грузная голова дяди еле подвижно кивнула, усы кошкой ощетинились в одобрении.        День был солнечным и теплым – теплым, лучи припекали смоль волос, грели предплечья рук, не спрятанные футболкой. Гарри откровенно наслаждался, вспоминал, когда в последний раз за те несколько прошедших недель чувствовал себя так непринужденно – расслабленно. Назойливый шелест слева не раздражал, топот чужих ног совсем немного, но отвлекал от тягостных дум - Она брела следом.       В тягостной тоске дошел до раскинувшейся посреди заросших неухоженных кустов старой детской площадки.       Гарри оттянул потрескавшиеся качели, неторопливо начал отталкиваться от земли ногами. Ветер играл в кронах дубов, пылевые зайцы озорной ребятней сбивали с ног, глаза засыпало песком. Припорошенные золотом, мелькали колосья далекой ржи.       Не признавал он ни того, что когда-то суровая Петуния была любящей тетей, а Дадли добрым братом, ни чего-то еще; в голове до сих пор жили и копошились черви воспоминаний прошлой нелегкой жизни. И справиться с ними сил совершенно не было.       Гарри задумчиво смотрел за танцующей перед глазами рябью – было жарко настолько, что, казалось, даже воздух дрожал. По спине стекал пот, волосы неприятно липли к лицу, но умиротворенное спокойствие и звенящие переговоры сверчков все равно успокаивали.       - Я обязательно постараюсь вспомнить всё.       Проговорив с самим собой почти до сумерек, двинулся домой. Зной сменился легкой прохладой, остужая разгоряченную кожу и заплутавшие мысли.       Тьма за спиной доверчиво льнула, таилась в печати на груди. Он чувствовал ее вторящее его собственному биение, мягкими перестуками в самое сердце.       «Это мой тебе подарок. Ни зверь, ни человек; ни живое, ни мертвое. Оно поможет и станет верным спутником. Я отрезала его от подола одежд своих, как когда – то невидимую ткань, подаренную далекому другу. Где бы ты ни был, частица моя всегда с тобой будет – обережет и направит. А если совсем худо станет, только позови и я явлюсь».       Гарри тогда озадаченно вертел в руках клубок серебряного смога, то птицей прыгающего на ладони, то лентой благовония под кожу затекающего. Нечто не имело ни глаз, ни рта, у него не было формы и имени, но несмотря на это усидчиво слушало его голос и гладило пальцы. Удивление от первой встречи сменилось восторгом и табуном мурашек, когда новоявленный Мор ручьем стек в вены и исчез. Он не досаждал, совсем никак себя не проявлял. Гарри был только благодарен, ибо не знал как объяснит родственникам диковинную зверушку, и зверушку ли?       Он бы шел дальше, не встань комом в горле нарастающая паника. Птицы не пели, сверчки не говорили, и даже солнце укрылось покрывалом облаков. Застыло время. Гарри судорожно выдохнул, с первобытным ужасом видя клубящийся издевкой пар. И тогда он заметил пустые зияющие створы черепа, обтянутого сгнившей плотью; неровный ход, заиндевевшую землю. Всё естество, «или это чей-то голос?» кричало «Беги!», но ноги словно болотной тиной схватило.       Запахло гнилью, в ушах зашумело – как помехи на старом телевизоре, тело прошиб озноб.       «Бегите! Ну же! Я его задержу! Хватай Гарри и уходи, скорее!» - кто – то кричит? Гарри замедленной поступью обошел сияющую пустоту, вперился изумрудами в дорожную даль – пусто.       «Ты нас предал, как ты мог? Мы ведь доверяли тебе, ты обещал!» - искаженное горем, задушенные хрипы. Нефритовой змеей вспышка – глухой удар. Плач. Зажать – зажать уши, чтобы не слышать надрывных всхлипов, отчаянного звериного вопля ему потакающего.       «Он всего лишь ребенок, как ты не понимаешь? Мы уедем, уедем далеко, и никогда не вернемся, только оставь ему жизнь! Не губи мое дитя!» - колени в синяки о пол, бессмысленные стенания в молитвах к Великой. Мятной птицей молния в грудь. Рука тянется к руке, блеклый взгляд на кудри волос.       Его колотило агонией, врывалось, крошило, разрубало мозг. Кровавая пелена застилала сознание, он не чувствовал себя и мир, вокруг лишь болезненная горечь необъяснимой, забытой потери, разбередившая старую рану.       «Гарри, это папа» - улыбка такая нежная.       «Гарри! – обрамленные пушистыми ресницами глаза щурятся игриво. – Я так тебя люблю…»       - Мор, помоги мне, - секундная заминка и ввысь столпом взлетела живая ночь. Рябившее волнами, существо обратилось змеей, раскрыло капюшон и зашипело, выпятив пред собой точеный сталью хвост. Дементор застыл в ожидании, ивой качаясь по ветру. Гарри уверенно поднялся.       Более не испытывая страха, он заинтересованно вышел на тропу. Огромная кобра осуждающе зашипела, кольцом массивным обвивая живот. Гарри успокаивающе погладил ласковую тьму, уверенно шагнув ближе. Крошево льда под тяжестью обуви ворчливо скрежетало, эхом разносясь по онемевшему мареву вечера.       Увитая струпьями и блестящая вязкой слизью, рука мертвеца взмыла перед самыми его глазами, тонкая, припухшая по краям и измазанная черным щель, заменявшая рот, неконтролируемо шевелилась. И Гарри слышал шепот, росчерком грифеля растекающийся по бумаге понимания. Но к своему сожалению, разобрать он мог немного: «Приказал…», «Уничтожил всех», «Убить», «Не хочу».       - Знаю, что ты поймешь меня. Как клеймённый Смертью, ее верный слуга, освобождаю тебя от оков, кем бы не были они навешаны. Упокойся с миром или вернись восвояси. Я не враг тебе, так надеюсь и ты врагом мне не будешь. Убить меня не сможешь, - заскрипела разорванная ткань, оголив бледную кожу, украшенную уродливым ожогом.       Застучали кости, повисло гнетущее ожидание, сквозь которое боязливо вливались потерянные звуки. С минуту нарастал гвалт летних сумерек. Наконец, прорезанный Луной, дементор растворился, оставив край оборванного синего плаща. Гарри с трепетом и брезгливым отвращением узнал флюоресцентные, когда – то сияющие домом звезды. Обернувшейся гиеной Мор засеменил к хозяину, все еще чувствуя сжимающие загривок мальчишеские ладони, протянул точеную морду, втянул запах, отвращено засмеялся, высунув пламенеющий язык.

***

      Гарри смутно помнил как добежал до дома. Испортившаяся погода стеной дождя застилала обзор.       Пороговая дверь отворилась, явив упертую руки в бока тётушку. Та гневно смерила взглядом, втащив за уши в дом. С чинным видом она прошествовала мимо пыхтящего грузной печкой мужа и, всучив чистые, пахнущие лавандой полотенца, отправила мыться.       - Как поросенок, - последнее, что слышал он услышал перед тем, как поочерёдно закрылась дверь в небольшую гостевую ванную.       Гарри устало прислонился к мокрому кафелю, укрываясь от сквозняка махровой теплой тканью. Кипевший в крови адреналин сошёл так же быстро, как и появился в ней, оставив после лишь тянущую пустоту. Его откровенно шатало, лишь чудом на ногах удерживая. Черт, а ведь он мог умереть. Вот совсем по - настоящему. Но почему-то в разрезе времени, эта перспектива более не манила - она пугала.       За синевой душевой шторы показался слабо различимый силуэт, и Гарри, доведенный тремором страха и усталостью, грубо выдохнул:       - Приличные люди стучатся, прежде чем войти к кому-то в комнату, особенно если это душевая. Или тебе так не терпелось посмотреть на маленького мальчика?       - Не делай из меня человеческого монстра и не срывай свою раздражительность, клыки носишь не ты один, мой милый, - дымка беспечно махнула рукой, оседая на столике рядом. - Уже в курсе твоего небольшого и несомненно удивительного приключения. Уж не думала, что когда-то услышу такое трепетное признание. Растрогал, - изящная кисть картинно прильнула ко лбу. - Никто прежде добровольно в мои рабы не записывался, - елейная усмешка отразилась влажными стенами.       - Завали.       - Как грубо, - острая когтиста лапа схватила подбородок. Вздохнула чернота, впиваясь в кожу. - Не забывай с кем разговариваешь, сопляк.       - Я тебя не боюсь, - нефть вен вцепилась в угольные туманы. И тьма отступила, обиженно собирая опавшую на пол плоть. - Имей ты хоть толику воспитания, а не связку из собственного честолюбия и бахвальства, мы говорили бы совершенно иначе.       - Бешеных собак либо лечат, либо усыпляют, так что советую остудить пыл.       - Не смей так говорить. Я уже несколько раз осудил себя и свой болтливый язык, так что выдавай зачем пришла.       - Сразу бы так, - рука по-матерински огладила воспаленный ожог над сердцем, снимая копившуюся в нем боль. Гарри, стиснув рвущиеся гноем язвительные комментарии, лишь благодарно кивнул. - Моя лапушка - сестрёнка весьма доходчиво объяснила мне, её двору и некоторым Особам о необходимости начинать действовать, а я, желая уйти с гневного пути воспылала желанием добровольно отнести её послание тебе лично. Да и нравится мне смотреть как в запале крестится та чудная женщина снизу, - откровенно издеваясь добавила. Изящная кисть вспорхнула, откинула за плечи смог, волосами спускавшийся почти до пят.       - Хватит шугать тётю, она не виновата в том, что ты такая...       - Тсс, - тонкий костлявый палец лёг на губы. - Хорошие дети не ругаются сапожникам.       Гарри зажмурился на краткий миг и только хотел ответить, как удивлённо заметил, что снова стоит совсем один. «Хорошие дети – именно что дети, а не уставшие в край недовзрослые».        Уже сидя на мягкой перине в спальне и держа проклятый отливающий аквамарином отрез, он, хмуря брови и остервенело кусая губы, понимал, что что – то не так. И не просто «не так», а, на самом – то деле, совершенно отвратительно. Гарри помнил эти звезды, и помнил запах сахарного лимона, в них вшитого; ошибки быть точно не могло. Не значит ли, что тот уже знает, догадывается, или, может, ему донесли?..       «Ну конечно!».       - Вот же старая кошёлка, - ругательства из детских уст звучали неуместно. Он никак не мог привыкнуть к собственному маленькому телу и тому, что живет далеко не 9 лет. И если наивного Дадли даже не приходилось обманывать – тот просто не замечал, его отец и мать были куда прозорливее. Нервно потер шрам, привычными движениями огибая резкий зигзаг молнии. – Что же мне делать, Мор? – потемки вен молчали.       В дверь тихо поскребли, послышался нетерпеливый топот ног. Гость еще какое – то время выжидающе стоял – в ленте света виднелся мох зеленых тапок.       - Гарри, тебя мама зовет…одного, - нетерпеливо подскочить, предчувствуя тяжелый разговор. В целом, глупо было откладывать его еще больше. Резная белая дверь отворилась, являя заинтересованное и смущенное лицо кузена. – Она сказала мне подождать у себя, - картошка носа недовольно сморщилась.       Разговор предстоял долгий.       Петуния нервным шагом измеряла кухню, раздражая и без того озабоченного мужа. Ее тонкие узловатые пальцы с аккуратным маникюром попеременно сжимали то подол фартука, то накручивали локоны выбившихся из прически волос. Напряжение искрило в воздухе.       Наконец, в темноте коридора послышалась мягкая неспешная поступь, и, женщина была готова поклясться чем угодно, за холодильник скользнул морионовой тесьмой дым. По вытянутой струной спине пробежала дрожь. Послышался ядовитый голос, впрочем, тут же притихший под взором предупреждающе сузившихся александритов. «Пошла вон».       - Вы звали, тётя.       - Прошу, присаживайся, - протяжно вскрикнул отодвинутый стул. Не будь витавшей жаром напряженности, Гарри бы даже улыбнулся от комичной схожести этого вечера с прошедшим ранее. – И как в прошлый раз, рассказывай всё, что пожелаешь нужным. Я знаю, что происходит нечто, но не смогу помочь пока ты не объяснишься, - взгляд выразительно метнулся к зловредному туману, жуком ползшему по стене.       - Мор, - насекомое замерло. – Место, - и в тот же миг растворилось, впечатавшись под кожу. – Прошу простить, оно несколько невоспитанно, в целом, как и его даритель. Дядя, не волнуйся, никакой угрозы нет, - молчаливый Вернон закипел перегретым чайником, впрочем, тут же взяв себя в руки. Даже ради любимой жены и племянника, о котором, в силу своих возможностей мог и даже хотел заботиться, он не имел сил переносить в своем доме проявления этих странностей. – Это существо – подарок моей дальней знакомой; так вышло, что совсем недавно мы встретились снова после долгой разлуки, – тьма ласковым усатым котом перетекла на тощие колени, заурчала потрескивающим радио. Вплетя в густую шерсть пальцы, Гарри начал рассказ. Он поведал о загадочном лесе, об изумрудной стеклянной траве, проговорил увы не забытые, но уже не такие яркие воспоминания своего заточения в собственном доме любимой женой, второй гибели; вспомнил и прошлое знакомство с семьей – руки в шрамах от ремня, нескончаемые синяки; огласил военное былое, промышленной мясорубкой измоловшее людские жизни.       Слезы текли на растянутый ворот домашней кофты, плечи сотрясались от рыданий, и никто в целом мире не смог бы его успокоить – потому что держать сил не было более, а нарыв, до того зреющий, вскрылся и заныл утроено. Настенные часы не заходились кукушкой, Петуния и Вернон покорно слушали, все больше ужасаясь летящих слов.       - И я честное слово не знаю, что делать дальше: куда податься и к кому идти. С одной стороны чистейшее зло, прикрытое личиной благородности, с другой – кучка идиотов, которые скорее сами горло мне перережут, чем помогут, - он обнял себя руками, качаясь из стороны в сторону, тихонько подвывая. – За мной восемнадцать лет лживой счастьем жизни и две недели настоящей здесь. Но большего я не имею, понимаете?       И Петуния и Вернон конечно понимали, но были так же бессильны.       - А что если тебе сходить в этот, ох, совсем не могу вспомнить, - удрученно сжать виски. – Косой переулок, верно? Лили и мама наведывались туда к ее поступлению в школу, там и в банк сходили. Сестра восторженно говорила о «страшных, чудаковатых, но таких умных малышах». Может быть, там смогут помочь? Или спроси у своих, - женщина прочистила горло, побелела. – Покровителей. Раз сама Смерть и Магия положили на твои плечи такую ношу, должны были подсказать что и как.       Минутная вспышка надежды и Гарри ураганом подорвался с места, взлетел до комнаты, вернулся с запечатанным конвертом.       - Мне передали это незадолго до нашего разговора, - трясущимися, неловкими пальцами разломил алый сургуч. Зачитал вслух: «Мой милый ребенок, Прости за то, что не была рядом в минуты нужды и боли, что не откликалась на молитвы и зов. Обладая небывалой силой, я, к сожалению, остаюсь абсолютно безоружною к течению времени и непоколебимым законам Вечности. То, что с тобой случилось должно было и произошло бы в независимости от предпринятых попыток моим кровоточащим тоской сердцем помочь. Не таи злобу, не гневись. Ты не один, я хочу тебе это сказать со всей уверенностью. Знаю, что растерянность сейчас завладела душой твоей и страх правит сердцем, но то пустое. Я позаботилась о тебе и буду заботиться дальше, как мать защищает сына и дочь своих. Увы, но век мой в вашем мире недолог, за этим, я хочу чтобы тебе помогли те, кто с ним сопряжены. Гринготтс воистину удивительное и красивое место, однако, таящее в себе небывалую опасность. Сходи к гоблинам, Гарри. Хоть эти существа и меркантильны по своей натуре, а внешний их облик почти полностью отражает внутренний, даже к таким, казалось бы, несговорчивым душам можно найти подход. Они захотят воспротивиться или даже напугать тебя, мой храбрый воин, но не бойся клыков их, не бойся злости глаз, ведь я всегда рядом. Не только на бумаге, но в нитях судеб и в тебе самом. Будь осторожен».       Зазвенело колокольчиком – покрытый белым золотом, на столе лежал переливающийся радугой бархатник.

***

      Проходящие сборы Гарри мог описать один словом – суматоха.       Его подняли так рано, что птицы еще не пели, а солнце опасливо выглядывало из – за горизонта, одним ловким движением всучили в руки вещи и отправили собираться.       Уставший, и совершенно невыспавшийся,он ввалился в ванную, спуская Мора, легкой пеной упавшего на теплый ковер. Тянущий тупой болью бескрылый змей на груди покраснел, чернотой разливаясь вдоль ключиц и до самого пупка. И, пока не зная что с этим делать, Гарри не придумал лучшего решения, чем отдать жгучую углями боль плотоядно облизнувшемуся Мору. Испив пальцы, цепляясь клыками за нити вен, тот сыто потянулся, горностаем вскочил на раковину, лёг. «Жадное чудовище».       По дому плыл легкий аромат травяного чая и дядиных любимых сандаловых духов. В новеньком выглаженном костюме и начищенных до блеска лаковых ботинках, он гордо выпятил вперед массивный живот и светился важным превосходством, тем не менее, настороженно смотря по углам – вчерашняя встреча с ручным монстром племянника не прошла бесследно.       Завидев мальчишку, мужчина грузно поднялся с насиженного места и медвежьей поступью подошел близко – близко, заговорил в самое ухо:       - Действуем как договаривались, - не совсем вопрос, но и не до конца утверждение. Несмотря на напыщенный павлиний вид, дядя нервно протер именным платком выступающий на лбу пот. Проблемы ему были не нужны.       Еще раз оббегая взглядом притихшую семью, Гарри мысленно вознес молитвы Всевышним: лишь бы получилось, лишь бы не заметили, лишь бы не привлечь ненужного внимания. Вдох – выдох, входная дверь открылась.       Позднее совсем немного болело подпухшее ухо, а непривычно обеспокоенное грубым голосом «Ты в порядке, парень?» окутывало скупой заботой. Тётя укоризненно посмотрела на мужа, но была вынуждена признать, что небольшой спектакль был малой платой за непотревоженное спокойствие сидящего в своей башне старого мага.       Гарри с легкой улыбкой вспомнил как под аккомпанемент нарочито – писклявых визгов тётушки и излишне едких смешков кузена его выволокли к машине, погрозили у самого лица толстым пальцем и буквально закинули на кресло, велев закрыть рот и не скулить. Он еще немного, для вида, посидел сгорбив спину и уставился тусклым взглядом в пол, но только потеряв за поворотом серо – коричневую крышу, расслабленно растекся по сидению автомобиля.       Разработанная в ночи идея была до банальности проста: внезапный визит к Марджори Дурсль по случаю годовщины дня рождения ее любимого бульдога. И конечно заботливый Вернон не смел проигнорировать шанс наведаться к дорогой родственнице; конечно было обязательно вести всю семью, включая непутевого подкидыша; конечно, «нет, Петуния, этот чудак не останется один в нашем доме, вдруг он что – нибудь сломает?».       Оставалось лишь потирать руки и надеяться, что удача не отвернется и дальше.

***

      В целом, Косая Аллея осталась такой же, какой он ее помнил: семенящие маги и волшебницы, взрывы хлопушек и гомон – гомон – гомон. Кирпичная кладка стены послушно расступилась и закрылась вновь, отрезая смотрящую в волнении семью. Гарри ободряюще улыбнулся и пониже натянул мглой сотканную мантию – любезно обратившегося Мора.       Под ногами шелестели мертвые листья, а еще живые смотрели с крон редких деревьев, зажатых высокими изогнутыми разноцветными домами. Медными змеями взбирались меж окнами и плющевым настилом трубы, сброшенные сетью лозы цветов; пыхтели натруженные печи, а язык щекотал горьковато – сладкий запах зелий и накипи давно не чищенных котлов.       «Какая безответственность, мистер Поттер. Только самый настоящий идиот и непроходимый тупица будет держать рабочий инструмент в таком воистину отвратительном состоянии. Минус десять очков гриффиндор и отработка сегодня вечером. Только посмейте опоздать и ваш факультет лишится еще сорока за нарушение дисциплины и устава Хогвартса».       Невольно губы изломились секундной дрожью, авада глаз по – озорному блеснула. Дай Мерлин, помоги Великая и они свидятся вновь. Гарри не мог простить себе многие смерти, но эта особенно тяготила и без того уставшую и плутавшую в море бессилия душу. Снейп был не самым приятным человеком, однако, преданным своему делу и, как оказалось, его матери и ему самому. Бесславная кончина его еще долго снилась Гарри в кошмарах, ночью кутавших колючим войлоком, кости ломающих.       Забывшийся горем и не следящий за дорогой, он не заметил как уткнулся в чью – то объятую сизым светом спину.       - Я уже заждался, юный господин. Меня послали Вас сопроводить и помочь всем, что в моих силах. Позвольте представиться, Геллерт Грин-де-Вальд, - сердце забилось немым ужасом.