Сказка для Этого Достопочтенного

— Этот Достопочтенный хочет сказку. Чу Ваньнин с удивлением поглядел на ребёнка. Эта версия Мо Вэйюя была странной. Во-первых тем, что просто взяла и объявилась. Без какой-либо на то причины. В то время как взрослая личность императора почему-то куда-то пропала, а ипостась образцового наставника Мо осталась. Обычно на третьи сутки появлялся Тасянь-Цзюнь. Обижался, что «недалёкой псине», как он называл свою вторую личность, доставалось всё внимание его обожаемого «Ваньнина». Целовал и предлагал поискать способ, чтобы избавиться от, по его мнению, своей неудачной версии. Чу Ваньнин порой не понимал, почему две личности Мо Вэйюя, находящиеся в одном теле, никак не могли примириться друг с другом. Для него это был один и тот же человек. И он любил его всего. Но вдруг Тасянь-Цзюнь исчез. Он не сразу, к своему стыду, это понял. Всего лишь спустя сутки. А Мо Жань, словно тоже не заметив этого, спокойно готовил ему, улыбался, радовал своими красивыми ямочками на щеках. Тасянь-Цзюнь пропал. Чу Ваньнин осознал это, засыпая в постели рядом с Мо Жанем после целого дня, который был наполнен светом, любовью, теплотой, ласковыми поцелуями за ухом, лёгким смущением. И сначала подумал, что, наверно, просто спутал время, когда тот должен был появиться. У Тасянь-Цзюня была дурная привычка: при пробуждении тот, не особо задумываясь, проснулся ли Чу Ваньнин или нет, лез целоваться, прикусывая губы, вторгаясь нагло в рот, стискивая руки на запястьях. Но Чу Ваньнин проснулся не от этого, а от того как Мо Жань гладил его по волосам. Он ходил потом весь день задумчивый. Плохо реагировал на взволнованные слова Мо Жаня. Даже не улавливал сути разговора. И так потом было на протяжении недели. Потому что... Ах, трудно это признать, но он скучал по нему. Ведь просыпаться без фразы «Ваньнин, Этот Достопочтенный хочет»... Не так важно, что тот хотел от него. Какая сумасбродная идея пришла в голову Тасянь-Цзюня. Важно было вот это глупое, порой раздражающее его «Этот Достопочтенный». А потом на пороге появился маленький мальчик. В императорских одеждах. Возможно шестилетний. Ткнув Мо Жаня в живот, отчего тот, придерживающий двери, согнулся пополам, он прошёл внутрь и уставился на Чу Ваньнина своими почти тёмными фиалковыми глазами. — Этот Достопочтенный хочет на ручки. А ты его даже не искал, — обвиняюще начал он, в то время как сам Чу Ваньнин, подскочив с сидения при виде него, не знал толком что сделать. Мо Жань при этом глянул на маленького Тасянь-Цзюня дикими глазами, словно не ожидал, что тот всё же появится. А потом расхохотался. — Так ты всё же сумел отделиться, как того и хотел! Отлично, просто отлично... Ребёнок развернулся к нему и с важным видом сказал: — В отличие от тебя, псина, Этот Достопочтенный умён... — Только явно недостаточно, раз ты оказался в детском теле! — заметил Мо Жань. И у маленького Тасянь-Цзюня застыло вдруг очень сложное выражение задумчивости на лице. Почему-то тот не смог найтись с ответом, хотя ранее наверняка бы придумал какую сказать колкость. Совместная жизнь, теперь уже с двумя версиями Мо Вэйюя под одной крышей, была очень странной. Тасянь-Цзюнь, совсем не растерявший воспоминаний, вёл себя откровенно по-детски. Разве что не ревел. Но его желания были сосредоточенны теперь, благо, не на захвате мира или его истреблении, а на самых обыденных вещах. К примеру, он с видимым удовольствием ругал Мо Жаня и его повадки, но, в то же время, с явным наслаждением пил соевое молоко, которое тот разогрел. Правда делал это Мо Жань для Чу Ваньнина. — Я не тебе это готовил! — И неудивительно: твои манеры стали ещё хуже чем были. Такую паршивую овцу ничто не исправит. Для всех, может, ты и образцовый наставник, но мы оба знаем, что... — Хватит, — Чу Ваньнин устал это слушать и просто отдал свою кружку с молоком ему, — я выпью позже. По ночам приходилось хуже всего. Потому что Тасянь-Цзюнь, естественно, хотел спать с Чу Ваньнином. Как и Мо Жань. Из-за этого бывало много ссор. Две версии, даже разделившись, никак не находили компромисса. В итоге Чу Ваньнин спал с Мо Жанем, а маленький император — на нём самом. Потому что... — Этот Достопочтенный хочет сказку. Ваньнин, расскажи мне. Чу Ваньнин неуверенно скосил тогда глаза на Мо Жаня, а тот... Помятуя, как проходило его детство, он подумал, что вряд ли у него была возможность слушать сказки перед сном. В детстве Мо Вэйюй больше заботился о том, чтобы его мама поела или спала под тёплым одеялом. Ему явно было совсем не до сказок. Возможно поэтому Мо Жань не стал ничего возражать, а с проснувшимся интересом, как и у мальчика, приготовился внимательно слушать. Сам Чу Ваньнин сказок не знал, лишь старые писания, которым его учил монах Хуайцзуй. Но он мог попытаться придумать. Однако в его жизни мало бывало хороших моментов, которые можно было бы взять за основу. — Однажды у одного учителя появился многообещающий ученик. Учитель был стар, дурен собой, характером и внешностью, — Мо Жань на это возмущённо хотел что-то возразить, в то время как мелкая версия императора снисходительно выслушивала, кивая в нужных местах. Чу Ваньнин же не глядел ни на того, ни на другого, вспоминая. — Но маленький мальчик, впервые увидев его, почему-то решил именно к нему напроситься в ученики.... Он решил рассказать часть их собственной истории. Ту светлую часть, за которую держался в самых, казалось, безвыходных ситуациях. Говорил о том, как радовался успехам ученика. Как его брала гордость за него. Как его сердце оттаяло, когда он получил вышитый вручную платок с цветами хайтана. Как хранил его многие годы. Даже сказал про то, как шёл драконий наряд императора Тасянь-Цзюню, когда он увидел его спустя много времени, опустив причины, по которым тот вообще его надел. Чу Ваньнин честно не заметил как увлёкся. — Ты действительно так воспринимаешь всё то, что происходило? — спросил почему-то шёпотом Мо Жань. Недоуменно глянув на него и получив кивок в сторону ребёнка, Чу Ваньнин обратился глазами к последнему. И заметил, что маленький Тасянь-Цзюнь уже спал, обнимая его этими крошечными руками. — Я сказал то, что хотел сказать, Мо Жань. К тому же в сказке не стоит упоминать о других, плохих деталях. — Но ты правда не сердишься... Не злишься на нас с ним? Всё же я причинил тебе столько страданий... — Мо Жань явно был смятён его откровениями. — Я давно простил тебя. Тебя и, — Чу Ваньнин погладил посапывающего Тасянь-Цзюня по волосам, — его. Сам же император завозился, чтобы устроится поудобнее. Мо Жань и Чу Ваньнин, переглянувшись, сразу же замолчали, чтобы не разбудить его. А тот вдруг забормотал: — Ты — мой, Ваньнин. И обязательно станешь женой Этого Достопочтенного. Только, — он засунул большой палец в рот. Следующие его слова были невнятными: — Этому Достопочтенному сначала надо вырасти.

Fin