Запах волшебства (Ластя из Верхашек)

Рудике дошагал до ручья. Пить хотелось немилосердно, но пришлось подождать – высокая темноволосая пестунья набирала воду. Если он сейчас приблизится, та увидит вовсе не человеческое его отражение. Чего Рудике хотелось в самую последнюю очередь. Вот только незамеченным остаться не вышло. – Спускайся, – обернулась женщина, – заботливо протягивая ему лёгкую берестяную кружку – всё лучше, чем из горсти! Рассудив, что добра от добра не ищут, Рудике опустил в траву порядком отощавшую котомку и спрыгнул с крутого, поросшего папоротником бережка на торчавший из потока валун. – Признателен.   Лесные пестуньи, как правило, славятся своим дружелюбным нравом. Если, конечно, дело не идёт о порче оберегаемых ими угодий, либо о вреде для них самих. Но тут уж любое, даже самое мирное, создание на дыбы встанет. Однако тонкое серебристое вервие захлестнуло протянутую к кружке руку, впилось в запястье. – Желание. – С нажимом произнесла пестунья. Так, словно всю жизнь только и занималась отловом и шантажом существ, способных исполнять таковые. – Попить спокойно! – буркнул он, понимая всю бесполезность сопротивления. – Совсем обнаглел, лисух? – рассмеялась женщина. – Моё желание. Но смех этот получился каким-то неестественным. – А просто попросить было нельзя?! – Ну, если ты согласишься отправиться со мной и помочь… – Дров наколоть, воды натаскать? – скрипнул зубами пленник. И отвёл глаза. Вроде бы и ловчая петля была затянута не так уж туго, да и невозможного от него никто пока не требовал, а предчувствие было каким-то болезненным. – Стала бы я на такое размениваться! – также, не глядя на него, буркнула пестунья. – Мне бы… человека отвадить. Чтоб убралась к себе в деревню подобру-поздорову и больше в ученицы не просилась. Нашла, понимаешь, наставницу! Рудике внезапно понял, что женщине неловко перед ним. За верёвку. Но ещё больше – за ситуацию в целом. Если уж человек отыскал в лесу жилище такой, как она, и отважился постучаться в дверь с просьбой о науке, хорошо бы показать ему какой-нибудь фокус, и отпустить с миром. Но здешняя хозяюшка секретами, по всей видимости, делиться не желала. Или…   – Просительница твоя – полукровка? – на всякий случай поинтересовался он, потакая интуиции. Которая редко подводила, но иногда молчала бы лучше уж. – Ты угадал. И, да, о происхождении своём она даже не подозревает. Не знаю, кто у них на мельнице лет –надцать тому назад останавливался, но тебе, похоже, придётся иметь дело с наследственностью. Не серчай. В долгу не останусь. – Может, дашь всё-таки напиться сперва? – уже куда более миролюбиво осведомился Рудике. И почувствовал, как лизнув холодком напоследок руку, соскальзывает удерживавшая его петля. – Так… просто? – постарался не показать степень своего удивления. Женщина повела плечом: – Мне было важно, чтобы ты меня выслушал. Она знала на что его ловить. Любопытство удерживает таких, как Рудике, куда надёжнее любой верёвки, заговорённая та или нет. – Ну, пойдём, – сдался лисух. – Только ты, смотри, не вздумай к ней приставать! Помни, мне известно: кто ты таков.   На крылечке небольшой крепкой избёнки, которую без хозяйки, в роли провожатой, вряд ли кто отыщет, сидела девушка, чей возраст определялся, как «на выданье». Сидела давно, так как ко времени их прихода успела задремать, подперев щёку рукой. Видно, разомлела на солнышке. Красивая фиалкового цвета лента в её косе определённо заслуживала внимания. На остальном взгляду, по мнению Рудике, незачем было задерживаться. Внешность настолько рядовая, что хоть портреты половины деревенских девиц с неё пиши. Причём – с закрытыми глазами, всё одно – ни в чертах, ни в пропорциях не ошибёшься. Он попытался взглянуть на соискательницу с точки зрения хищника, но и тут ничего особенного – хоть и не костлявая, но и аппетита не вызывает. Так себе – средненькая. – Сосис… что? – изогнула бровь пестунья. Ты как-то чудно́ её назвал, вроде. – Со-ис-ка-тель-ница-а, - как можно членораздельнее повторил Рудике, наказав себе впредь мыслить «потише». Девушка, меж тем, зевнув, распахнула очи. «Даже спросонок прикрывает рот ладошкой, – неволей отметил он. – Интересно!».   А дальше произошло и вовсе нежданное: гостья поднялась со ступеньки и отвесила ему поясной поклон. – Доброй охоты вам, мил… – запнулась слегка, – нелюдь! Прозвучало это с такой вопиющей серьёзностью и таким почтением, что присутствуй на Рудике сейчас шляпа, немедля стащил бы её с головы и в ответном жесте подмёл пером пестуньину дорожку. Но хорошие манеры вместе с котомкой остались в траве на берегу. А в ухо легонько толкнулся шепоток тому виновницы: – Может, перестанешь уже на неё таращиться и скажешь что-нибудь? И ведь была права, поскольку лисух стоял столбом и именно что таращился. Того и гляди, на вопрос: «А почему у тебя такие большие глаза?» отвечать придётся.   – Здравствуй… Сиреневая Ленточка, – нашелся, наконец, он. – Что тебя сюда привело? – Не смейтесь надо мной, господин, прошу! – потупилась девушка. – Я хочу постигнуть науку ведовства. И желание моё крепко. – Да я не о том! – сбился со старательно навязываемого ему былинного тона Рудике. – Как ты нашла эту избушку, вот что скажи! – Я шла на запах колдовства. Оно… пахнет вереском. – Ух ты! – невольно вырвалось у собеседника, нос которого явственно чуял нотки упомянутого растения в духах пестуньи. Но то был не совсем человеческий нос и уж вовсе не человеческий нюх. – Тогда второй вопрос. Кто ты такое? – Я – Ластя. Из Верхашек. Там мой дом. – Хорошо, – смирился лисух. – Родители твои живы? – Здравствуют. «Ну, если здравствуют, значит, будут искать своё удравшее в лес потомство, – пронеслось в голове у него, мигом оценившего небезнадежность ситуации. – Остаётся только отправить строптивицу в обратный путь. И по возможности так, чтобы сама того захотела». – Знаешь, – повернулся он к нетерпеливо поблёскивающей глазами пестунье, – отойдём-ка посовещаться, мудрейшая. С тем, оставив гостью нервно теребить складку на цветастой юбке, оба переместились под сень ближайшей яблони. – Меня зовут Марлин! – вспыхнула женщина, как сухая ветка. – И… – Я не знакомиться тебя позвал. Просто, отдай ей свои духи. На «мудрейшую» она, кстати, зря так обиделась, поскольку без дальнейших пояснений сообразив, куда клонит лисух, с готовностью умчалась в дом. Пестунье жаль было бесценной склянки и содержимого оной, но у всего есть своя цена.   Спустя четверть часа, получившая испытательное задание: не возвращаться покуда не доведёт до сватовства первого княжьего сына, Ластя шагала обратно в Верхашки. Прижимая к груди полный «волшебства» фиал.