***
Визерис взвизгивает, тянет трясущуюся бледную руку к покрасневшей щеке, и словно загнанный зверь смотрит на Дрого.
— Когда мы доберёмся до карантинной зоны… — Высокий голос замолкает, встречая холодный стальной взгляд.
Дрого смеётся, пусть и внутри. Губы кривятся в усмешке, а вокруг глаз разбегается паутинка морщинок, на мгновение смягчающая вечно хищное выражение лица.
— Что? Пожалуешься своему отцу? Попробуй пошевелить остатками мозга, и наконец понять, что деньги перестали что-либо значить. За окном конец света, мальчик. Хоть это ты должен понимать. — Дрого поднимается с корточек на которые успел присесть, когда наглый сученыш повалился на грязный пол.
Настолько картинное падение вряд ли мог бы сыграть даже профессиональный актер. Ему бы вовремя в театральное, а не тратить отцовские деньги на тачки и наркоту.
Визерис всегда был таким — в нужный момент умело прикидывался дамой в беде, падая в руки всепрощающему родителю.
Он был мастером манипуляции и знал, какие кнопки нажимать, чтобы получить желаемое. Визерис был поклонником власти и денег, всегда готовый на все ради своих амбиций и желаний. И если бы не произошедшее несколько лет назад, то непременно именно он прибрал бы к рукам семейный бизнес. Бесспорно разоряя любовно построенную династию, оставляя в нищете и пороке, уже через каких-то пару лет.
Забавно, что на телохранителя чужие спектакли не оказывали никакого эффекта. Ни до катастрофы, ни сейчас. Не зря Эйрис выбрал именно Дрого на подобную должность, хотя вокруг было достаточно других кандидатов.
Дрого бросил на юношу задумчивый взгляд. Визерис так и сидел вжавшись в угол, прижимая бутылку мутной воды к ушибленной щеке.
Перестарался — на мгновение заговорила не к месту проснувшаяся совесть. Мужчина опустил взгляд на свои руки — широкие, крепкие, сильные. Мальчишке явно повезло, что телохранитель не сжал кулаки, а ударил ладонью наотмашь.
В былые времена он бы многое отдал, чтобы хорошенько проучить наглого сосунка, который пытался всех строить, но сейчас это не приносило особого удовольствия.
Визерис был слишком слаб и глуп, от него всегда было больше проблем, чем пользы. Совершенно не приспособленный к жизни, он разительно отличался от брата и сестры. Паршивая овца, что вечно подводила все стадо.
«—И зачем я согласился за ним вернуться?»
— Какого хрена ты пялишься?
Чужой надменный тон вывел Дрого из раздумий, он принципиально не стал отводить взгляд, и будто оценивая прошёлся по чужой фигуре вверх-вниз.
От подобной наглости вечно бледное лицо Визериса налилось кровью, крылья аккуратного носа раздулись выдавая бессильную ярость. Юноша с удовольствием накинулся бы на телохранителя, вот только вряд ли Дрого настолько милосерден, чтобы отпустить его с простой пощечиной дважды.
Подобные эмоции на чужом лице доставляли радость в отличие от бесполезного избиения, но рука все ещё помнила удивительную мягкость чужой кожи и страх мелькнувший в глазах. Дрого едва ли приподнял ладонь и потер зудящее ребро, будто бы совсем невольно демонстрируя свои намерения.
Этого оказалось достаточно, чтобы поумерить чужой пыл.
Визерис истерично фыркнул и отвернулся первым.
Ещё одна маленькая победа грела душу — хоть какое-то развлечение в этом догнивающем мире. Взгляд метнулся в окно, рассматривая бледные проблески закатного солнца, которые было почти не видно из-за удушающего смога, что низко навис под некогда голубым небом.
Близилась ночь, а значит дышать станет легче. Дрого коснулся своей груди, лишь сейчас ощущая тяжесть с которой она поднималась.
— Нужно выдвигаться. — Как бы он не старался говорить спокойно, в голосе все равно сквозили командирские нотки.
Таргариен, что уже собирался устроиться здесь на ночлег — моментально вскинулся. По напряжённому лицу и поджатым губам было заметно, что новость далеко не была такой радостной, как хотелось бы.
Дрого понимал, что парнишка совершенно не приспособлен к подобной жизни, да и вообще как можно адаптироваться к медленному умиранию планеты на который ты живёшь?
Ему, бывшему морпеху, и то было тяжело, а Визерису — хилому сорняку, что вырос среди тепличных цветов и подавно. Но разве был какой-либо выбор?
Днем было опасно идти из-за смога, с трудом спасали даже противогазы. Ночью, когда мешающий дышать туман рассеивался — выходили они — ходоки, что рыскали по заброшенным городам в поисках свежей плоти.
И, о боги, как же хорошо, что эта дрянь не передавалась через укусы. Спасибо природе, что не читала книг про зомби-апокалипсис, иначе было бы совсем худо.
Все было просто: у некоторых был врождённый иммунитет доставшийся от предков, что некогда вышли из воды. Другим же повезло меньше. Хотя… С какой стороны посмотреть. Возможно, так было бы легче.
— Я не… Я не пойду. — Визериса знатно передёрнуло, недавно зажившие полумесяцы от чужих зубов красноречиво розовели на бледной коже. Тонкие пальцы потянули длинный рукав, прикрывая оставшиеся на всю жизнь шрамы.
— Пойдешь.
Чужие глаза напугано блестели через тусклые стекла противогаза. Дрого то и дело оборачивался, стараясь надолго не терять перепуганного парнишку из виду. Визерис и сам не желал отставать от телохранителя, словно преданный щенок жался рядом, но чуть позади, чтобы ненароком не пнули.
Солнце ещё не зашло окончательно, но уже сейчас стало заметно темнее. Вонь гниющей органики и ржавеющих металлов наполняла плотный воздух, но дышать стало заметно легче. Дрого потянул противогаз, снимая его с вспотевшей головы, наконец вдохнул полной грудью и резко закашлялся от трупного смрада — огромная крыса разлагающаяся на ближайшем тротуаре.
Он сплюнул с трудом преодолевая тошноту — нельзя было так поступать с немногочисленными запасами еды — нужно держать в себе.
Чуткий слух уловил ехидный смешок и Дрого не выдержал, резко поднимаясь, хватая тощего Визериса за грудки.
— Тебе смешно? Ты в курсе, что если в ближайшие время мы не доберёмся до карантина, то жрать нам останется только крыс. А с твоим проворством ты сможешь поймать только тухлятину. — Дрого встряхнул его словно тряпичную куклу, перехватил удобнее, едва ли отрывая от земли, а после стянул с перекошенного лица противогаз, желая заглянуть в глаза.
— Добро пожаловать в реальный мир. Твой папочка больше ничего не решает.
Таргариен насупился, из последних сил сдерживая обиду, что проступала на лице, благо Дрого отпихнул его раньше, чем успел заметить изменение.
Не удержав равновесие, юноша полетел на тротуар, приземляясь в паре сантиметров от упомянутой ранее крысы.
Он отшатнулся, подскочил, поскальзываясь на вытекающем из туши нечте. Худые ослабевшие ноги не смогли удержать его, подгибаясь и уводя в сторону мусорных баков.
Дрого замер, втянув голову в плечи, и на мгновение закрывая глаза. Звук чужого падения и грохот металлических баков эхом разошелся по давно заброшенному городу.
Он чувствовал, что они уже неслись в их сторону, словно сорвавшиеся с цепей оголодавшие псы.
— Поднимайся, придурок. — Вздернуть Визериса на ноги не составило труда, впрочем, как и заставить бежать.
Он пустился наутёк, совершенно не разбирая дороги, запинаясь о валяющиеся под ногами фонарные столбы, коряги, коробки. Он бежал как напуганный, только родившийся оленёнок, едва державшийся на дрожащих тонких ногах.
— Сюда. — Крепкая рука перехватила за шкирку, запихивая в темный сырой подъезд, когда ходоки были уже в нескольких десятках метров.
Таргариен послушно шмыгнул в темноту, забираясь на лестницу, перепрыгивая через ступеньки.
От прежней грации «подстреленной дичи» не осталось и следа, он словно пуля несся на верхние этажи, подсознательно понимая, что там безопаснее.
Дрого не отставал, попутно проверяя пару квартир, что были ближе всего к лестничной клетке, в надежде найти незапертую.
Они всегда могут уйти через крыши, но лучше забиться в бетонную коробку и забаррикадировать двери, чем всю ночь бежать от разъяренной голодной толпы. Вряд ли Таргариен выдержит подобное ещё хотя бы раз. Особенно, после случая подарившего ему шрамы.
Десятый — последний этаж оказался слишком близко к земле, некоторые из ходоков уже вовсю стремились к нему, преодолевая первые пять.
Визерис взвыл, цепляясь руками за люк, что никак не хотел поддаваться. Страх не давал ему разглядеть замок, что надёжно разделял его с такой долгожданной свободой.
Дрого замер, не пытаясь отцепить мальчишку от несчастной двери — так хотя бы не будет мешаться.
Пожарный топорик был на этаж ниже, и если уж он не сможет разрубить им массивный замок, то хотя бы сможет выломать дверь одной из квартир.
— Жди меня здесь.
Таргариен взвизгнул, принимаясь громко рыдать, он понимал, что если убьют Дрого, то ему не выжить и пяти минут без его защиты.
— Не оставляй меня здесь! Не бросай! — На секунду ему показалось, что мужчина спустится вниз, вскроет одну из дверей и благополучно оставит его в качестве приманки, чтобы ходоки обошли стороной его новое укрытие. Уставший напуганный мозг выдумывал глупости, принимая их за несомненную правду.
Длинные руки схватились за широкие плечи, и Дрого стоило немалых усилий отцепить Таргариена от себя.
— Хватит истерить, придурок.
Пощёчины становились все большей обыденностью в их незамысловатых отношениях, поэтому мужчина даже не обратил внимание на то что сделал. Это хотя бы подействовало, что дало шанс на спасение.
Буквально перепрыгивая лестничные пролеты, Дрого добрался до оружия раньше, чем ходоки смогли подняться на восьмой.
Забраться наверх было гораздо труднее, драгоценное время терялось, поэтому Дрого сразу же кинулся к одной из квартир, отпихивая Визериса, что стоял рядом с ней.
Пары сильных ударов хватило, чтобы выбить дверь, но по новому крику подопечного, мужчина понял, что до них уже добрались.
— В квартиру! Живо. — Размахивая топором пытался докричаться мужчина, но Таргариен замер, напуганный ходоками.
Они были слишком близко к двери, и лишь Дрого служил барьером между кровожадными тварями и дрожащей жертвой. А они как истинные хищники — шли на запах страха.
— Визерис! Мать твою. — Он с трудом отпихнул навалившихся тварей, что исходили слюной и клацали зубами прямо около его лица.
Секунда на то, чтобы схватить мальчишку и запихнуть в открытую дверь. Следующая, чтобы развернуться и получить болезненный укус в щетинистую щеку.
Громкий крик и хруст костей, что приняли на себя удар топора. Все закончилось, но ненадолго.
Им с немалым трудом удается придвинуть широкий шкаф закрывая едва державшуюся дверь.
Визерис боялся поднимать взгляд, боялся смотреть на чужое лицо, именно поэтому он уставился в окно за которым медленно начинался рассвет.
Твари затихают, расползаясь по темным углам, либо возвращаясь в местное логово — нынешнее солнце губительно как для них, так и для людей.
Юноша напрягает слух, пытаясь понять, что происходит. На пол льется вода, спустя секунду слышен треск рвущейся ткани, шелест пластырей и недовольное шипение Дрого.
— Подойди. — Звучит слишком повелительно, чтобы отказать тому, кто в очередной раз спас тебе жизнь.
Визерис бросает робкий взгляд вверх, замечая уже заклеенную рану.
— Это твоя вина. Когда я говорю идти — ты должен идти. Когда я говорю бежать, ты должен бежать. А не стоять столбом оленьими глазами рассматривая приближающуюся смерть.
Таргариен жмурится ожидая пощёчину, но ее не следует. Странный звук привлекает внимание и Визерис рискует открыть глаза, в следующую секунду отпрыгивая от Дрого, словно ошпаренный.
— Что ты собрался делать? — Выставленные вперёд руки мелко тряслись, выдавая новую порцию страха. Глаза ошалело наблюдали за тем, как чужие пальцы умело расстегивали ремень.
— Ты не мужчина, Визерис. Ты ребенок. И я накажу тебя так, как наказывают детей. — Дрого говорил спокойно, но рука, которая вынула ремень буквально рывком — показывала его истинные эмоции. И плевать, что парню скоро двадцать пять, судя по поведению он застрял где-то в районе семи. Нужно как можно скорее выбить из него всю инфантильную дурь.
— Ты не посмеешь… — Таргариен знал, что посмеет, но все же не смог содержать себя как и в любой другой раз. Не так страшная боль, как унижение, что прийдёт вместе с ней.
Голос вновь сорвался на визг, когда чужая рука ухватила сзади за шею, прижимая к узкому комоду. Ягодицы напряглись чувствуя прохладный влажный воздух, после того как с юноши стянули штаны.
— Не надо. — Он шумно выдыхает, а после тихо кричит, чувствуя, как нежную кожу обжигает широкий ремень.
Несколько хлестких ударов прошлись по телу, покрывая ноги, ягодицы и спину, оставляя после себя алеющие следы.
Но как и ожидалось боль отступила на второй план перед искалеченным самолюбием. Его избивают как какого-то школьника, а он не смеет даже просто возразить, боясь, что сделает этим лишь хуже. Он молча глотает слезы и обиду, решая наконец, не показывать своих эмоций. Не делать приятное Дрого.
Кажется, мужчина входит во вкус — ремень отлетает в сторону, уступая место тяжёлой руке.
Визерис едва ли может повернуть голову, но все же бросает косой взгляд на сосредоточенное лицо телохранителя. В эту секунду происходит что-то неправильное — Визерис с силой вжимается в комод, лишь бы только Дрого ничего не заметил.
Стресс даёт о себе знать разными способами, но почему-то именно сейчас ему нужно было подставить юношу. Шлепки по нежной заднице это не то, от чего у него могла произойти эрекция, но сейчас страх, паника и стыд — творили совершенно обратное, заставляя член напрячься.
Дрого наконец прекращает свои воспитательные процессы, без предупреждения отпуская Визериса, который тут же соскальзывает на пол. И нет бы сразу начать одеваться — руки сами тянутся прикрыть сокровенное от чужих глаз.
Долго думать мужчине не приходится. Носок ботинка легко ударивший по ладони заставил ее сместиться, являя на свет привставший розоватый член в обрамлении светлых волос.
— Серьезно, Визерис? — Дрого брезгливо кривит губы и хмыкает, отворачиваясь от этой странной картины, — Ты отвратителен.
