Из моего окна // Елизавета Макарова

– ЕЛИЗАВЕТА МАКАРОВА — Когда я просыпаюсь, я чувствую что-то теплое рядом со мной, прикосновение кожи к моей руке застает меня врасплох, затем я поворачиваюсь и вижу ее. Глаза закрыты, длинные ресницы покоятся на скулах, она медленно дышит. Выглядит такой нежной и хрупкой. К горлу подкатывается ком и мешает дышать. Резко встаю с кровати, отстраняясь от нее и почти задыхаясь. Мне нужно выбраться отсюда. Мне нужно держаться от нее подальше. О чем я думала? Взяв с пола одежду, быстро надеваю белье и шорты. Выхожу из комнаты осторожно, чтобы не разбудить ее, не хочу сталкиваться с ней, не могу сталкиваться с ее надеждами, чтобы снова разбить ей сердце. Не могу снова заставить ее плакать и смотреть, как она уходит от меня, только не снова. Тогда вернись. Совесть упрекает меня, но я не могу этого сделать. Я не могу дать ей то, что она ожидает, или то, что ей нужно. Не могу играть в отношения с кем-то, когда я не верю в это дерьмо, потому что рано или поздно я сделаю ей больно и разрушу красивую девушку, которая этого не заслуживает. Если я знаю, что не могу дать ей то, что она хочет, почему я продолжаю притягивать ее к себе? Почему не могу ее отпустить? Потому что я чертова эгоистка, вот почему, потому что моя кровь вскипает от мысли, что она может быть с кем-то другим или другой. Я не могу быть с ней, но я не даю ей быть с кем-то. Бегом спускаюсь с лестницы и хватаю ключи от машины. Беги, ты, эгоистичная трусиха. Я почти берусь за дверную ручку, когда слышу, как кто-то кашляет. Поворачиваюсь и вижу Дашу, она сидит на диване в спортивной одежде, видимо, вернулась с утренней тренировки. – Куда так нарядилась? И я осознаю, что на мне только шорты, нет даже обуви. – Никуда, – быстро отвечаю я и кладу ключи на место, не хочу выглядеть идиоткой. – Сбегаешь? – Нет, просто все еще не проснулась. Даша бросает недоверчивый взгляд, но больше ничего не говорит, и когда Клаудия спрашивает меня, что сказать Лие, я могу только шепнуть ей: – Скажи, что мне пришлось уйти и что буду поздно. – Я сжимаю ключи в руке. – Скажи, чтобы шла домой. Разворачиваюсь и выхожу из дома, сажусь в машину, но не завожу, просто упираюсь лбом в руль. Не знаю, сколько проходит времени, но когда поднимаю взгляд, вижу ее. Лия... Я вижу, как она выходит из дома в мятом и сыром платье, волосы завязаны в неаккуратный пучок. Мое сердце обрывается. Она дрожит, вытирая мокрые от слез щеки. Она плачет. Боже, что же ты делаешь, Лиза? Я смотрю на ее ноги и замечаю, что она босая – наверное, не нашла босоножки и не захотела оставаться, чтобы их поискать. Не могу оторвать от нее глаз, пока она медленно уходит. Я вжимаю руки в бока. Я направляюсь за ней, но, когда моя рука касается дверной ручки, столбенею. Что я ей скажу? Как буду оправдываться? Если пойду за ней, то наговорю чего-нибудь и сделаю только хуже. Я сижу без движения, в абсолютной тишине, и не знаю, как скоро выхожу из машины и смотрю на пустую дорогу, по которой ушла Лия. Почему я не могу ей объяснить? Почему не могу рассказать о своих чувствах? Почему эти слова застревают в горле? Что со мной не так? Как будто отвечая на мои вопросы, подъезжает черный бронированный автомобиль, заднее стекло опускается, и в нос бьет запах дорогих духов. – Что ты здесь делаешь, милая? – спрашивает мама, и я изображаю улыбку. – Вышла на пробежку. – Как всегда на спорте. Заходи домой, я скучала по вам. – Конечно же ты скучала по нам. – Мама делает вид, что не замечает мой сарказм. – Пойдем. Стекло поднимается, и машина заезжает на парковку. Скрепя сердце, в последний раз смотрю на улицу, по которой ушла Лия, и возвращаюсь в дом. Это к лучшему – убеждаю себя снова и снова. Я должна поздороваться с родителями, с теми, кто сделал меня такой, с теми, кто виноват, что я не могу сказать девушке, которую только что потеряла, что чувствую к ней, и это первый раз, когда я чувствую себя так. – А! Черт! – Я в отчаянии пинаю воздух и захожу в дом. – ЛИЯ — Я отчетливо помню, как проснулась и пыталась её найти, подумав, что она пошла за завтраком. Я как раз собиралась спуститься по лестнице и услышала, как она разговаривает с Клаудией. – Скажи, что мне пришлось уйти и что буду поздно. – На её лице раздражение. – Скажи, чтобы шла домой. Больно... Мое лицо корчится от боли, когда я чувствую, что подо мной горит земля, но эта боль несравнима с той, что внутри. Я была такой дурой. Я плачу и не могу остановить слезы, чувствуя от этого себя еще более жалкой. Я думала, что на этот раз все будет по-другому, я искренне поверила. Как я могла быть такой глупой? Она наговорила бы что угодно, чтобы залезть мне в трусы, другого она не хотела, только использовать меня и выкинуть на следующий день. Почему я снова позволила ей? Я вспоминаю её искреннюю улыбку, как мы болтали и смеялись вчера в её постели, играя в эту глупую игру, что мы делали потом. Я доверилась ей. И она растоптала мое доверие у меня на глазах вместе с моим сердцем. Она и правда умеет делать мне больно. Ей даже не хватило порядочности, чтобы сказать мне все в лицо, я такого не заслужила. Она просто приказала своей домработнице избавиться от девушки, которой попользовалась  накануне. Лиза умеет делать так, чтобы я чувствовала себя особенной и самой счастливой девушкой в мире, но в то же время она может легко растоптать мою самооценку и достоинство. Она умеет делать мне больно, как никто другой, но я сама виновата в том, что дала ей такую власть надо мной. Лиза знает, что я без ума от неё, и пользуется этим, потому что она идиотка. Но этого больше не повторится, до этого я не хотела вычеркивать её из своей жизни, давала ей шансы и верила её глазам, надеясь, что за красивой внешностью есть что-то хорошее. Больше нет. Когда подхожу к дому, я вижу, что Ви стоит у входа и звонит в дверь. На ней свободное летнее платье, солнцезащитные очки, длинные черные волосы собраны в хвост, ей не нравится ждать, потому что она ненавидит жару. Пытаюсь позвать ее, но не могу, я чувствую комок в горле, и еще больше хочется плакать. Мои губы дрожат, когда она поворачивается и видит меня. Она снимает очки, и ее лицо становится беспокойным. Она быстро подходит ко мне и берет меня за плечи. – Что случилось? Ты в порядке? Сил хватает только кивнуть. – Боже, пойдем в дом. В своей комнате я больше не могу сдерживаться, не могу. Я валюсь с ног, сажусь на пол у стены и плачу. Виолетта садится рядом со мной и молчит, она просто рядом, и мне больше ничего не нужно. Мне не нужны слова поддержки, мне нужно, чтобы она была рядом. Мне нужно отпустить, вырвать эту боль из груди, и я чувствую, что слезы могут вырвать ее навсегда, чтобы мне больше никогда не было так больно. В рыданиях есть что-то лечебное, спокойствие, которое овладевает тобой после. Виолетта приобнимает меня, чтобы я могла положить голову ей на плечо. – Не сдерживайся, я здесь. Я плачу, пока не становится легче, пока не заканчиваются слезы и пока нос не забивается настолько, что становится трудно дышать. Виола целует меня в голову. – Хочешь поговорить об этом? Я отстраняюсь от нее, выпрямляю спину, прижимаюсь к стене. Вытираю слезы и шмыгаю носом. Дрожащим голосом я все ей рассказываю. Лицо Виолетты краснеет от злости. – Чертова мудачка, сука! Чертиха! Я ничего не говорю. Она ругается, сдувая с лица непослушные волосы. – Я хочу вдарить по её тупой роже. Можно? Один удар, и я убегу, она даже не заметит. – Ви... – Я научилась одному крутому удару на занятиях по самообороне, знаю, что ей будет больно и что можно бить не только по интимному месту. О да, думаю, я ударю её так. Ее безумие вызывает у меня грустную улыбку. – Я ценю твою заботу, но... – Или я могу попросить Даниэля, они в одной футбольной команде. Попрошу его случайно задеть Лизу. – Виолетта, ты не можешь заставить своего брата задеть Лизу. Даниэль слишком дружелюбный. – Но в то же время очень заботливый, я просто скажу ему, что Лиза тебя обидела, и бах! – Лиза получит по заслугам. Даниэль – старший брат Виолы, он ходит в ту же частную школу, что и Лиза, только ради футбольной команды. – Я против насилия, и ты об этом знаешь, тем более она девушка, а твой брат девушек не бьет. – Ладно! – она фыркает и встает. – Я принесу мороженое, а ты поищи самый романтичный фильм, который только есть в интернете. – Не думаю, что... – Молчи! Мы справимся с этой болью, сегодня ты будешь плакать, ругаться на экран и говорить о том, как несправедлива жизнь, потому что с нами такого не происходит. – Она кладет руки на талию. – Мы будем ночевать вместе, а завтра ты проснешься новым человеком, оставив все позади. Я пытаюсь улыбнуться. – Не думаю, что смогу пережить это за одну ночь. – Хотя бы попробуй, а потом мы пойдем на вечеринку с девушками. Ты развлечешься и поймешь, что эта идиотка не единственная девушка на планете. Ясно? – Да, сеньора. – Я тебя не слышу. – Да, сеньора! – Хорошо, а теперь поищи фильм, я сейчас вернусь. Я вижу, как она уходит, и улыбаюсь, как дура, благодарная ей за то, что она рядом, иначе я бы сломалась. Думаю, что больше всего меня огорчает то, что, даже зная, что моя мать пережила с моим отцом, я все равно повелась на эту идиотку, как очередная безмозглая девушка, ослепшая от любви. Я разочарована в себе как в женщине, и за это больнее всего. Включаю компьютер и открываю браузер, чтобы найти фильм. Instagram открывается автоматически, пока я ищу в Google. Я слышу звук нового сообщения, и мое сердце сжимается, когда я вижу её имя. Елизавета Макарова: Прости. Я грустно улыбаюсь и оставляю сообщение прочитанным, продолжая поиски. Приходит новое сообщение, и я открываю его: Мне правда жаль. Я открываю настройки и блокирую её, чтобы она больше не смогла мне писать. Прощай, греческая богиня.