Changes

      У Саймона трещит башка и дрожат руки, как у наркомана во время прихода. Он хочет размозжить свою черепушку об асфальт и унять бесконечную головную боль, преследующую его хрен знает сколько. Он медленно бредёт по улице, опустив голову. В ушах этот мерзкий звон, который становится всё громче и громче. Отвратительная мелодия с одной-единственной нотой пиздец. Именно такой нотой. Все эти ми и соль - хрень полная. Вот происходящее в башке Саймона сейчас - вот это и есть высокие, чёрт возьми, ноты.       Он останавливается, прислонившись спиной к стене. Его ужасно знобит. У него болят ноги от долгой ходьбы, а во рту отвратительно сухо, будто он неделю был в запое, а сейчас вдруг внезапно протрезвел и ощущает все последствия.       С тихим вздохом он медленно скатывается вниз по стене, садясь на холодную землю. Он проводит рукой по лицу, закрыв глаза. Он устал. Невероятно сильно. Всё тело ломит от бесконечных ран, оставленных тварями. Жутко тошнит и клонит в сон. Саймон был бы рад сейчас просто лечь на землю и пялиться в тёмную пропасть неба, пытаясь увидеть хоть какие-нибудь звёзды. Но ему надо идти дальше. На какой чёрт? Да хрен его знает.       Но Саймон не спешит подниматься на ноги. Он просто сидит и разглядывает грязный асфальт и мусор на нём: вот обёртка от шоколадки, вот смятая банка от газировки, тут разбитая бутылка, а чуть дальше чей-то зуб. Чудесная картина.       Саймон закрывает глаза, медленно дыша. Усталость быстро поглощала его без остатка, словно голодная псина, пожирающая кусок мяса. В воздухе витал неприятный сладковатый аромат, будто сгнившие на солнце ягоды. От приторности хотелось блевать. Внутренности неприятно колыхнулись, словно готовясь вот-вот вытолкнуть гадкую смесь воды и желудочного сока. В груди с жутким стуком о рёбра ударялось сердце, болезненно и почти тяжело, вызывая очередную порцию неприятных ощущений. В горле рос ком чего-то тягучего и горького.       Саймон шипит тихое "блять". Зрение расплывается грязными пятнами, словно капли акварели на бумаге. Он жмурится, пытаясь отогнать мерзкое ощущение.       Глок выпадает из его руки, с глухим стуком ударившись об асфальт.       Состояние чем-то напоминает ломку. Но он не наркоман. Не-а. Точно нет.       Где-то в тёмном углу слышится рык. Саймон открывает глаза, стараясь разглядеть очередную тварь в углу. Но зрение расфокусировано. Цвета становятся мутнее и смешиваются друг с другом. Голова идёт кругом, словно карусель. "Пиздец", — думает он, пытаясь нащупать пистолет где-то возле себя.       Тварь громко рычит, медленно приближаясь к нему. Резким движением она вцепляется клыкастой пастью в его предплечье, вонзая кривые зубы в плоть сквозь ткань толстовки. Саймон кричит, дёрнувшись.       И вдруг всё исчезает. Нет больше ни тёмного неба, ни грязных улиц, ни глока, ни твари. Саймон обводит взглядом пространство вокруг: это его собственная квартира. Он сидит на полу, прислонившись спиной к кухонным ящикам. Его инвалидное кресло перевёрнуто на бок в метре от него. Очередные галлюцинации.       Он поднимает руку, разглядывая его предплечье, куда всего минуту назад вонзала свои клыки какая-то тварь. Не то чтобы Саймон думал, что его галлюцинации действительно могли вредить ему таким образом. Просто хотелось убедиться…       Он вздыхает. Что дальше? Он понятия не имеет, как именно ему встать. Самостоятельно ему не забраться на его кресло. Он десять раз перевернётся и столько же убьётся о всё, что можно и нельзя. "Пиздец", — снова думает Саймон, пялясь на собственные ноги. Прошло уже полгода с того дня. И каждый чёртов день он жалел, что выжил. Подобная жизнь - невероятная мука. Инвалид-колясочник - ну что ж за чудо, а? Вечные жалостливые взгляды и печальное молчание, будто его хоронят. "Да лучше б хоронили", — Саймон вздыхает, хмурясь. Он снова потерялся во времени. Как долго у него были эти сраные галлюцинации? Несколько часов? Или буквально пара минут.       Саймон нередко теряет связь с реальностью, иногда пропуская мимо себя множество часов. Может быть, он просто теряет часть своих воспоминаний, ведь все его дни - копия копии копии. Может быть, он действительно отключается, будто после нескольких бессонных ночей. Что бы это ни было, Саймону кажется, что он начинает сходить с ума.       Внезапно мёртвую тишину квартиры прерывает хлопок входной двери. Чудесно блять.       Саймон молча сидит на полу. В квартире не горит свет, из-за чего создаётся почти жуткая темнота. Слышится громкий стук падения чего-то тяжёлого на пол и тихая ругань. — Да кто тут эту херню ставит…       Дэвид. Опять он. Приходит каждую неделю, принося всевозможные продукты и строя из себя чёртову мать Терезу.       Саймон искренне ненавидел Дэвида. У него и так жизнь была полным дерьмом, а Дэвид похоронил всё его желание жить окончательно. Вбил последний гвоздь в крышку гроба, так сказать.       Он по-хозяйски заходит на кухню, включая свет. Саймон недовольно цокает языком, жмурясь. Свет неприятно режет привыкшие к темноте глаза. — Хэй.       Саймон поднимает хмурый взгляд на вошедшего на кухню Дэвида. В руках у него снова пакет с продуктами. Как подношения к могиле приносит, честное слово.       Сам Дэвид выглядит не лучше Саймона: пятидневная щетина, тёмные мешки под глазами, растрёпанные волосы… Слегка покрасневшие глаза.       У него недавно был трип. — Надоело сидеть в кресле, так решил пересесть на пол, а?       Саймон молчит. Он искренне не понимает какого чёрта Дэвиду нужно от него. Он не раз и не два говорил ему пойти нахуй и не возвращаться, но Дэвиду, похоже, глубоко плевать на желания Саймона, потому что он каждую неделю приходит снова. У него даже собственные ключи есть. — Хватит молчать. Подавай хоть какие-нибудь признаки жизни, а то и так на мертвеца смахиваешь.       Дэвид ставит пакет на стол, повернувшись к Саймону и скрестив руки на груди.       Саймон хочет ударить его по лицу и наорать на него. Но он всё равно продолжает молчать. — Эй, ты вообще слышишь меня или опять отключился?       Дэвид подходит к нему, глядя на него сверху вниз.       Саймон пялиться в пол, ощущая призрачный холод улицы на коже. На самом деле, он предпочёл бы сейчас снова оказаться в том мерзком городе, пробираясь сквозь тварей его воображения… Да где угодно, лишь бы подальше от Дэвида. — Чё тебе надо, а?       Голос у Саймона хриплый и тихий. Он прокашливается, сжав пальцами горло. Чертовски сильно хотелось пить, но он слишком гордый придурок, чтобы сказать об этом Дэвиду. Или хотя бы попросить его помочь сесть обратно в кресло. — Слушай, я понимаю, что… ну, друзьями нам не стать, но давай хотя бы попробуем… разговаривать.       Саймон хочет сказать "иди нахуй со своими разговорами". Саймон вообще много чего хочет сказать, но он продолжает молчать. — Ты бойкот решил объявить?       Да подавись ты уже, а.       Дэвид вздыхает, хмурясь. Ему не нравится односторонность их диалогов, которые больше напоминают монологи.       Он переворачивает кресло на оба колеса и помогает Саймону сесть.       Какой блять понимающий.       Саймон расслабленно выдыхает. Ощущение беспомощности на долю уходит. Теперь он может хотя бы укатиться в другую комнату.       Между ними повисает молчание. Никто не решает заговорить. Один варится в отвратительном коктейле из чувства вины и раздражения, а второй тихо бесится.       Обычно, приходя, Дэвид пытается начать диалог. "Сегодня хорошая погода, а?" или "Твоя соседка - милейшая женщина". Саймон же, в свою очередь, лишь закатывает глаза и молчит, заставляя Дэвида разговаривать с самим собой. Подобное сильно действует тому на нервы, так как ему правда жаль за произошедшее, но Саймону будто бы всё равно на бесконечные извинения и попытки Дэвида хоть как-то загладить свою вину перед ним. — Тебе нужно… с чем-нибудь помочь? — начал Дэвид, глядя в сторону и упорно избегая зрительного контакта, — С уборкой или типа того…       Саймон чувствует, как у него задёргался глаз. Не нужна мне твоя сраная помощь. Хочешь сделать что-нибудь хорошее? Катись отсюда прочь и больше никогда не возвращайся. Я и без твоей тупой помощи справлюсь, — хочет думать Саймон. Но на самом деле это было не так. Он чисто физически не мог делать практически всё. Даже банальные базовые потребности были для него крайне тяжёлой задачей… Дэвид, наверное, был единственным, кому всё ещё не плевать на его жизнь. И из-за этого Саймон чувствует себя ещё более жалким. Он ненавидит и Дэвида, и себя. — Нет, — сухо отвечает Саймон, хмуро глядя в пол и сжимая пальцами подлокотники. Говорит он это лишь из глупой вредности, потому что не хочет признавать, что ему нужна помощь.       Дэвид вздыхает, проведя рукой по лицу. Из раза в раз ответ не менялся. За все эти полгода у них ни разу не было нормально полноценного диалога: лишь периодические споры, да короткие перебросы фразами. И это действительно… задевает его, ведь он искренне старается изо всех сил. Это злит его.       Саймон медленно вращает колёса, подкатившись к раковине. Он берёт стакан и тянет руку к крану… Но он не дотягивается. Буквально пара сантиметров мешает ему налить себе чёртову воду. Саймон бесится, но продолжает свои бессмысленные попытки дотянуться.       Дэвид выхватывает стакан из руки Саймона и сам наливает ему воду. Он протягивает ему стакан. Его руки слегка дрожат. Вода так и норовит пролиться за край на пол. Но Саймон не спешит принять помощь Дэвида. Он лишь мрачно и, очевидно, недовольно глядит ему в глаза снизу вверх. "Пошёл к чёрту", — читается в его взгляде.       Прошло несколько секунд.       И Дэвид срывается. — Да что блять с тобой не так? — грубо говорит он, дёрнув рукой. Вода всё же немного проливается на пол, — Я из кожи вон лезу, чтобы помочь тебе и извиниться, а ты ведёшь себя как сраный неблагодарный мудак!       После каждого своего трипа он был крайне эмоционален. И вывести его из себя не составляло особого труда. Его слегка потряхивает от злости. — Мне, чёрт возьми, жаль! Я был в говно, понимаешь? Я едва контролировал себя! И мне жаль! Я сотни раз извинялся за тот день. Но тебе похуй на это! Какого хрена!?       Его голос срывается на крик. Дэвид швыряет стакан в сторону. Он с громким звуком разбивается, и осколки падают на пол, поблёскивая в луже воды. Саймон вздрагивает, слегка сжав пальцами подлокотники. — Что с тобой не так, а!?       Он хватает Саймона за плечи, глядя на него так, будто готов вот-вот убить его.       Снова тишина.       Саймон застывает. Он затаил дыхание, наблюдая за действиями Дэвида, стараясь не ухудшить ситуацию ещё сильнее.       Всё ещё сжимая руками плечи Саймона, Дэвид начинает медленно успокаиваться. — Прости, — тихо говорит он, после чего опускает голову, как провинившийся пёс.       Саймон слегка кивает, тоже опустив голову. Он немного побаивается тех моментов, когда у Дэвида его эпизоды нестабильности. Ведь он даже убежать не сможет в случае чего.       Дэвид, наконец, отпускает плечи Саймона. Он делает шаг назад, виновато глядя в пол. Его всё ещё слегка потряхивает. — Я… всё уберу.       Дэвид быстро уходит за тряпкой, оставив Саймона наедине с его мыслями.       Он пялится в пол, глядя на осколки стакана у стены. Вода растеклась огромной лужей и оставила пятно на обоях.       Тишина.       Дэвида не слышно. Возможно, сейчас он пялится на собственное отражение в зеркале и пытается осознать то, что он снова сорвался.       В ушах снова появляется звон. Кажется, Саймон слышит собственное сердцебиение.       Вдох-выдох-вдох-выдох-вдох-выдох.       Как учил.       Дыши.       Вдох.       Шум становится громче. В глазах начинает темнеть. Холодно. В животе будто застрял огромный камень, сдавливающий внутренности.       Дышать тяжело. Состояние напоминает то, как ты проваливаешься под лёд. Безжалостное объятие холодной воды, окутывающей тело, проникает в самые глубины существа, вызывая острую агонию. Ощущение, словно ты погружён в холодное пекло, неотвратимо проникает в каждую клеточку, заставляя сердце замирать от боли. Ты пытаешься кричать, но твоё горло резко заполняется водой, не давая тебе не издать ни звука. Воздух уходит, поднимаясь наверх и растворяясь. И ты ничего не можешь сделать, ведь конечности немеют. Лишь смотреть, как твоя жизнь растворяется прямо перед тобой маленькими пузырьками. Вода с противным ощущением стекает вниз по пищеводу, хлюпая в желудке и обжигая его до самого дна. Под ледяным покровом, который теперь стал тюрьмой для твоего тела, время замедляется, словно издеваясь над тобой. Секунды превращаются в вечность, а боль становится всё более невыносимой. Всё, что ты чувствуешь - дикий холод и ужасную боль. Ты сам становишься не более чем огромным болезненным пятном.       Вдохвыдохвдохвыдохвдохвыдох. — Эй, ты в норме?       Саймон вздрагивает, поднимая взгляд на вернувшегося Дэвида.       Дыши.       Выдох.       У Саймона бешено колотится сердце, а дыхание неровное и медленное. Свет кажется слишком ярким. Чувство тошноты застряло в горле. Кажется, будто он и вовсе потерял голос. — Ага…       Саймон кивает, пытаясь вернуться к реальности. У него слегка кружится голова. Внезапно появившаяся сонливость давила на плечи.       По углам копошились тени. Маячили тут и там, появляясь в радиусе зрения лишь на долю секунды, а после застывали, словно и не двигались вовсе. Будто одни из тех тварей, которые подходят к тебе, чтобы разорвать на части, пока ты не смотришь.       Саймон лениво наблюдал, как Дэвид убирает осколки стакана и вытирает воду.       Он думает о том, что Дэвид может убить его во время очередного своего срыва. Не то чтобы Саймон возражал, если быть откровенным. — Я куплю тебе новый, — быстро говорит Дэвид, выкидывая осколки в мусорное ведро.       На самом деле, это не первый стакан, который он разбил. И далеко не второй… Половина посуды Саймона была заменена новой, которую купил Дэвид. — Посмотрим телевизор?       Саймон кивает. Честно говоря, ему всё равно. Он не хочет ничего делать. Вспоминаются те глупые лекции его терапевта о том, что нужно иногда пересилить себя и попытаться заняться хоть чем-нибудь. Чем угодно. Но Саймон слишком устал для этого. Поэтому он просто соглашается с предложением Дэвида, ведь так будет легче.       Он позволяет ему отвезти его в другую комнату и пересадить на диван.       Тут тоже темно, ведь Саймон особо никогда не беспокоился о том, чтобы включать свет. В любом случае, он даже не дотягивается до выключателей.       Дэвид включает телевизор, садясь на диван возле Саймона.       Показывают какой-то фильм, но Саймон не стремится вникнуть в суть. Он наблюдает за происходящим на экране, но не улавливает связи. Будто кадры исчезают из его памяти, как сгорающие в огне фотографии.       Хочется спать. В комнате царит мрак, освещаемый лишь телевизором. Атмосфера идеально подходит для того, чтобы вырубиться и не просыпаться часов эдак десять.       Дэвид вдруг опускает свою голову на плечо Саймона, вырывая того из его "мыслей". Он едва не вздрагивает, переведя взгляд с экрана на него. Дэвид напоминает провинившегося щенка, который пришёл к хозяину и тычется мордой в ногу, пытаясь заслужить прощение.       Саймон устал от собственной злости по отношению к Дэвиду. Это всё сжирало его с потрохами, выматывая из раза в раз. От костра злости остались лишь тлеющие угли безразличия.       Поэтому Саймон позволяет ему это. Не то чтобы это как-то мешает.       По-настоящему он удивляется, когда Дэвид вдруг берёт его руку в свою. И на этом моменте Саймон впадает в состояние близкое к шоку. Что за…       У Дэвида тёплая рука, что является полной противоположностью почти трупному холоду Саймона. Это в какой-то степени приятно. Наверное, он весь такой тёплый…       Ему всё равно, на самом деле.       Всё, что ощущает Саймон - безразличие. Словно туман, оно покрывает душу и окутывает её своим холодным покровом. В нём нет места для эмоций, лишь пустота и равнодушие. Всё это - лишь серая густая масса, покрывающая разум. В безразличии нет места для любви или страсти.       И всё же он не стремится вырвать свою руку из руки Дэвида.