Свой страх

Он всегда приходит в сумерки, никогда не появляется днём. Иногда кажется, что этот человек - лишь плод больного воображения и его не существует в мире, он словно нечисть, выползающая по ночам. Алый пиджак на плечах, единственное цветное пятно в комнате и от этого мерзко. Свидригайлов словно имеет намерение считать себя солнцем и луной, единственным лучом в этом мрачном царстве нищеты и грязи. Родион против, он его ненавидит и каждый раз отводит глаза, лишь бы эта яркость не вызывала резь. Как только Соня купилась, как поверила, почему не сбежала сразу, как только он когда-то подошёл к ней на улице. Веточка вербная.. Самому Раскольникову до веточки далеко. Он сам себе напоминает изломанный куст терновника, которого уже давно покинуло цветение и он остался сохнуть и гнить без целебного света. — Ну здравствуй, юный друг,- звучит до боли мягкий голос, когда этот человек вновь оказывается с ним в одной комнате. Единственное облегчение было, что это не было квартирой самого Родиона, ради этих встреч мужчина снимал комнату в доме, где они впервые встретились на лестничной клетке по пути к Соне. Комната, такая же серая как все вокруг, слегка желтоватая из-за обоев и грязи, до которой нет никому дела. Даже половицы, когда-то покрытые красным лаком - теперь мерзотно коричневые, как земля в период дождей. Раскольников молчит, лишь кивает в ответ, не имея сил спорить. Ему нужны деньги не меньше Мармеладовой, не меньше чем всем тем шлюхам у пивнухи, что с такой радостью продают своё тело ради звона монет и шелеста купюр. Родион ничем не лучше их, абсолютно такой же, как не пытался быть иным. Свидригайлов подходит ближе. Он никогда не торопится, все всё делает медленно, словно ему доставляет удовольствие наблюдать за чужими мучениями. Ему нравятся юные, якобы не тронутые и Родион готов выплюнуть собственный желудок от этих мыслей и потому дёргается, когда гладкая холёная рука касается его щеки. — Что дрожишь как верба на ветру, холодно, мальчик мой?- звучит с кажущейся заботой голос Свидригайлова и ладонь оглаживает острую скулу, мягко касается пальцами линии челюсти где когда-то была рана, затянувшаяся, даже рубца не осталось. Раскольников сглатывает, пока опускается на колени и прикрывает глаза, он готов терпеть эти речи, но смотреть в глаза выше его сил. Он растерял всю свою браваду ещё тогда, в первую встречу. Пальцы скользят по его лицу, словно никогда не делали этого раньше, разглаживают складку между бровей, скользят по спинке носа, а после касаются подбородка, жёстко фиксируя и заставляя поднять голову, а следовательно и взгляд. — Что же вы, юноша, тушуетесь?- улыбается Аркадий одними губами, его взгляд холоден и блестит словно болезненно и не хочется даже знать почему в его глазах этот лихорадочный блеск. Родион поднимает взгляд красноватых от усталости глаз, покрытых лёгкой сеткой капилляров и кривит губы словно в брезгливости. — Костюм не нравится, пижонский,- проговаривает он, зная, что молчание на прямой вопрос от него не примут. Свидригайлов хмыкает лишь, пожимая плечами, его не задевают такие комментарии, не впервой слышать подобное и потому все фразочки как с гуся вода утекают в землю, не задерживаясь. — Могу позволить себе, ничего-с личного,- говорит он, сжимая подбородок парня крепче, ощущая, что дай он слабину, тот бы отстранился вмиг, если не сбежал в другой угол комнаты. Временно конечно сбежал, нужда денег все равно бы вернула его на место. Мужчина наблюдает, как змей, вглядываясь в голубоватые глаза, а после отпускает из крепкой хватки лицо мальчишки. Казалось бы студент уже, а выглядит как школьник. Пальцами поглаживая оставленный им самим красный след от хватки, а после снова касаясь сухой кожи губ, прислоняя указательный и средний пальцы с вполне однозначным намёком, и Родиона дёргает от этого, когда он как послушная собака размыкает сухие потрескавшейся губы, впуская пальцы в свой рот. Медленно насаживаясь на них, стараясь даже не думать о том, что делает, абстрагироваться от ощущения солоноватой кожи и мягких подушечек на своём языке. Пальцы медленно скользят, трогают плоскость языка, а после дальше почти до корня, упираясь костяшками в губы, до не приличного хлюпания в момент когда они слишком далеко и Раскольников давится ими, возвращаясь обратно неспешно, раздвигая их, позволяя языку смочить каждый по отдельности без возможности нормально сглотнуть слюну и она тоненькой вязкой струйкой стекает по подбородку из уголка рта, капая на серую исподнюю кофту парня. Это отвратительно, мерзко, Раскольников чувствует как дрожат его собственные руки и тело бросает в холодный пот, но делает это, старается, не отводя болезненно-красных глаз от лица Свидригайлова. Тот смотрит в ответ и это мгновение длится словно вечность, прежде чем он с чмокающим звуком достаёт пальцы из плена горячего рта, похлопывая ладонью по щеке Раскольникова. Пока тот кашляет, пытаясь вернуть себе нормальное дыхание. — Сегодня у меня есть дела-с, увидимся позже, юноша. Деньги как обычно на тумбе, - произносит он по-деловому, словно не трогал сейчас чужой язык, головой кивая на обшарпанную, некогда коричневую лакированную тумбу у двери и вытаскивая из рукава светлый платок со своими инициалами, кидая его Родиону, чтобы тот вытер рот. Поворачиваясь спиной к нему и покидая комнату. Он не знает, не видит как на него смотрит Раскольников. Как у того темнеет взгляд и сжимаются кулаки. Родион смотрит тёмным зверем, ему страшно, но он знает, что должен сделать. Ведь если он не пыль, не прах… — Я должен, я убью свой страх… - шепчет Раскольников в тишине комнаты, сжимая пальцы в кулаки до побелевших костяшек. Он чувствует что готов, что пришла пора - для топора.