Нежность и Верность

Все, что можно было сказать о дне океана – что там тихо. Умиротворенно. Спокойно. Ужасающее давление прекрасной водной массы не позволяло любопытным и неподготовленным существам даже взглянуть на богатство дна Фонтейна – там не было ни воздуха, ни света. Лишь тишина и тьма. Крепость Меропид ничем из этого не являлась – как огромное живое существо она звенела шестернями и стонами заключенных, прорезая тьму вокруг себя автоматическими прожекторами, выискивая жертв и нарушителей. Вокруг нее тишина и мрак, а она – бьющая жизнью голодная тварь, чье чрево наполнялось лишь все большим и большим количеством душ и все, как один, были доставлены е г о вердиктами. Нёвиллет тихо вздохнул откидываясь на прекрасном герцогском троне, строчки дела перед глазами почти расплывались в нечитаемую гниль, намекая Гидро дракону, что даже его божественная природа не даст ему отсрочек от истощения. Судья мычит про себя, точно пытаясь подобрать мелодию в такт сердцебиению Меропида, и в тонких пальцах мужчины формируется изящный бокал – бесцветная жидкость на дне отливает перламутром и Нёвиллет устало улыбается. Почти идеально. Почти. Но скоро будет совершенно – особенно когда он слышит как раскрываются тяжелые ставни входа в кабинет Его Светлости и Судья не церемонится, отпуская изящную посуду с рук, та разлетается на тысячи частиц и исчезает без следа, когда счет шагов заканчивается на последней ступени, замирая. Документ шуршит, Нёвиллет окончательно откладывает тот на поверхность и закидывает ногу на ногу – сегодня, наконец-то, он не собирается уделять внимание ничему, кроме человека, что замер на входе в свою же собственную обитель. Судья тонко улыбается пришедшему, позволяя всем своим мыслям и чувствам отгородиться от всего мира – сердцебиение шестерен сужается до ровно одного, что рвано стучит в чужой груди, пока Ризли устало смотрит на…гостя. - Какая честь приветствовать Верховного судью в своем же собственном кабинете. Я, надеюсь, Вы себя изволили угостить? - Не сомневайтесь в Ваших способностях к гостеприимству, Мой Герцог, - изящно кивает Нёвиллет, так и не моргая, всматривается, питается видом, - Вода была с прекрасным оттенком застарелой ржавчины и бризом соли. Вашей Светлости стоит хорошенько отругать людей занятых третьим фильтром. - Даже не начинай, учел, понял, запил виной и совестью. Которой нет, кстати, - так же подергивает в ответ Ризли и вся его поза расслабляется прямой, высокий стан сужается до наклона плеча вперед, а острый внимательный взгляд рассыпается…в другое. Не мягкое, нет. И Нёвиллета затапливает чувством, которое ему придает сил и душит в этом океане. Доверие. Бескомпромиссное, полное, чистое – лишь Ризли способен на него смотреть так будто он вверяет ему не просто свою жизнь, но и сердце с душой на закланье. Будто реши Нёвиллет утопить весь мир в пенной смерти, Ризли будет первым кто подставит руки. Судья не выдерживает и закрывает глаза, давая себе передышку от этого вида – сердце, к сожалению, не бьется птицей в груди, еще нет, но он просто не найдет в легких места для следующего вдоха если посмотрит еще секунду. Его Светлость, как всегда, пользуется этим и прежде чем… - Ризли, - мягким укором звучит голос Судьи, когда тот изволит открыть глаза, - Мы договаривались. - Да, да, борец за мои коленные чашечки, - мужчина недовольно фыркает, точно получившая по носу собака, и привстает с колен, начиная снимать тяжелые высокие ботинки, - Я ведь тут единственный скучал и страдал на дне морском, а месье Нёвиллет все изволит не жаловать мои старания. - Мы уже говорили об этом, - приязненный кивок головы, когда обнажается накачанное бедро, - Твое благополучие, физическое и ментальное, на первом месте, а долгая стойка в присяди приводит… - Да, да, папочка, не поучай, - в конце концов нетерпеливо рычит Герцог, сверкает…не злостью. Раздражением. Знает ведь, что все равно сделает так, как хочет судья. Всегда делает. Вот и сейчас, даже аккуратно складывает снятые сапоги в сторону, вновь тяжело припадая на колени. Ползет на четвереньках точно собака – в своей Крепости, в своем кабинете, к своему Судье…но Ризли как всегда плевать. Ему не стыдно показывать как двигаются мышцы и напрягаются икры, слишком скучал, настолько, что уже не видит берегов. Нёвиллет не может сдержать нежной улыбки, когда его колено грубо отпихивают, сменяя позу и на освободившееся место тут же бухаются грудью, Ризли жмется к чужой ладони, почти обжигая щекой холодную плоть старшего мужчины и смотрит. Всегда смотрит – беззастенчиво, чисто, преданно. Ему не нужно знать, что сделает следующим Нёвиллет, он доверяет ему просто сделать ему хорошо. Судья делает – целует чужие, такие преданные, глаза, перетекает прикосновением ладони с щеки на скальп расчесывая черные с сединой волосы, кладет чужую голову на колени, окончательно уничтожая рычаги контроля. И Ризли, ох Ризли, всегда поддается без секундной задержки – обнажает шею, опускаясь щекой на чужое бедро, тихо, спокойно дышит, не выдавая ни единого подергивания – лишь доверие, бесконечное, пьянящее доверие. На какое то время они остаются такими – Нёвиллет смотрит на коленопреклонённую фигуру рядом с собой, расчесывая чужие волосы, а Ризли дает ему делать с собой все что заблагорассудиться – потому что устал. Устал нести на себе чужие грехи, устал смотреть в глаза заключенным и быть на шаг быстрее них – ведь в таком месте Герцог всегда должен быть идеален – всякая слабость будет признаком к нападению, революции, убийству. От его силы зависят жизни, от его власти зависит порядок и поэтому сейчас, только сейчас, он весь в руках у Нёвиллета, позволяет отпустить всякую смуту, силу – в данный момент у Гидро дракона в руках жизнь не целой нации, но существование ровно одного человека. И Судье хочется его утопить. В груди все сжимается и покрывается желчью от такого чистого, незамутненного доверия – Нёвиллет уверен, что если он прикажет Ризли обнажить грудь и возьмет нож, Герцог лишь уточнит по какое ребро. Он не чистый, он весь, весь грешен как и всякий фонтейнец, и Нёвиллету страшно, что, когда придет время, его смоет, душа Ризли уйдет от него. Он и так уйдет от него – смерть не щадит даже лучших представителей людской расы, так почему бы ему не сохранится в… - Давай, хватит, иди ко мне, - Судья пытается потянуть своего любимого выше, но Ризли впивается пальцами в чужие штаны, рычит, точно волк у которого отбирают добычу. - Еще чуть-чуть... - Будет, Ризли. Иди ко мне, - мягко увещевает Нёвиллет, обхватывая лицо Герцога, целует щеки, глаза любимого, смывая тень усталости и боли. Ризли кряхтит поднимаясь с колен, чтобы тут же быть втянутым на чужие, привычно устраиваясь поудобнее – Судья не отказывает себе в довольствии опустить руки на мощные бедра Стража, с силой сжимая упругие мышцы и ловит чужой веселый взгляд. Но, слава океану, Ризли ничего не говорит, лишь расслабляется в хватке, растекается на чужих ногах, позволяя любимому позиционировать мощное тело как тому душе угодно – и он вновь не отказывает: тянет чужую голову себе на плече, вжимает грудь в свою грудную клетку делясь и сердцебиением и воздухом. Хорошо. Хорошо. Их тон сердца привычно успокаивается в единый ритм, а через пару минут выдох и вдох будут совпадать до идеального – Судья закрывает глаза, плотнее притягивая Ризли к себе. Да, так можно, на одно короткое мгновение представить, что они одно целое – что сердце у них одно, легкие спаяны друг с другом и всякая еда будет поделена поровну. Что капилляры общие, что он не руками чувствует талию, а сам дышит животом. Это неправильно, не с человеческой точки зрения – они два разных человека, даже находясь в отношениях, Нёвиллет первым же разорвал бы их союз, если бы Ризли стал терять свою личность и огонь, но он, Нёвиллет, живое существо. Он имеет право на мечты, на глупые фантазии – и в его фантазиях он и Ризли делят жизнь, тело и грех на двоих. Делят боль, усталость и страдания, воют от ран и смеются от счастья. Представляет, как бы его божественная кровь растворяла бы в себе горячую, человеческую, как плоть вздувалась бы от невыносимой силы. Внутри что-то лопается и Судью накрывает приступ невероятной нежности – он целует и ласкает все, до чего дотягивается и Ризли, ох Ризли, все ему позволяет – оттягивает шею, разводит бедра, приподымает рубашку открывая больше доступа – но Нёвиллету мало, все мало – он хочет его утопить и задушить в своей нежности, хочет любить до такой степени, что всякая боль и несчастье будут жалкими отголосками в толщине кокона. Но всякий прилив в конце концов отступает и Судья оставляет последний поцелуй на кончике носа, заставляя Герцога весело фыркнуть и раскрыть таки глаза, встречаясь с чужим взглядом. Нёвиллет видит преданность. Ризли видит нежность. Судья вновь тяжело выдыхает, кивает сам себе и подхватывает чужие бедра, давая пару секунд зацепится поудобнее – что Герцог делает, обнимая дракона за шею, оставляя дразнящие поцелуи выше ворота. Нёвиллет лениво мычит любимую оперу Ризли, когда пинком запускает механизм, открывающий дверь в покои Герцога. Пара скрывается в тьме проема, оставляя Меропид и Фонтейн на одну жалкую ночь.