В мелочах

Хинате никогда не доводилось слышать, чтобы Какаши Хатаке, Шестой Хокаге, произносил три простых слова о любви, которые заслуживает его жена. В ее жизни признания в чувствах были разными и, как правило, случайными, случающееся не по ее воле — сплетницей, в конце концов, она не была, но судьба из раза в раз преподносила ситуации, непрошенной свидетельницей в которых она становилась. Первым был Сай, которого Хината встретила по пути домой через парк. Не нужно было быть гением, чтобы понять: под слоем научных фраз из статей и учебников по психологии скрывалось неумелое признание любви сидящей рядом Ино Яманака, распахнувшей глаза и быстро заткнувшей уходящий не в ту сторону монолог поцелуем. Даже Наруто, густо краснея, преподнёс добытую из череды миссий золотую жабу. — На удачу, — сказал он, — тебе и… э-э мне. И тут же вытащил из другого кармана вторую жабью фигурку. — Понимаешь, ты… я… — в попытках подобрать слова он еще больше растрепал и так растрепанные волосы, запустив в них пятерню — точь-в-точь как его сенсей. Отличие было лишь в нахмуренных бровях и предательски красных щеках, которые передавались и ей самой, когда она поняла, что хочет сказать Наруто. Это было крайне смущающее признание, неловкое и по-детски наивное, но откликающееся внутри ее сердца, а после — громкое, услышанное даже в небольшом закоулке от радостного Наруто, получившего взаимность. В те минуты он напомнил себя двенадцатилетнего, улыбающегося от уха до уха, готового раскрасить лица Хокаге. Вот только красная краска на сей раз приняла бы вид «Я люблю Хинату», однако Наруто уже не двенадцать, из-за чего герои, высеченные на скале, должны быть благодарны. — Потому что люблю тебя, проблемная ты женщина, — слышала она от Шикамару, обращавшегося к своенравной Темари на одном из совместных вечеров, которое любезно устроила Ино. А от Какаши Хатаке не было ничего. Не было ни громких слов на всю округу, ни еле слышного шепота. Однако Сакура не выглядела расстроенной. Ее улыбка была широкой, глаза искрились счастьем. Она напоминала скорее распустившейся бутон под должным уходом, нежели опечаленную супругу; яркая, по-матерински добрая, напоминающая Хинате Куренай, в то время, как Шестой выглядел устрашающе, как и подобает шиноби его уровня, несмотря на беззаботный вид, который он показывал всем — легкий прищур глаз и нарочито неуверенное пожатие плечами. Первым делом бросались во внимание его стальные глаза, а затем — выправка, которую невозможно скрыть даже в образе, и такой же стальной голос, отдающий приказы. Он не выглядел, как человек, который будет петь серенады под окном или же пытаться объясниться с помощью учебников по психологии. Какаши Хатаке призраком стоял позади Сакуры, как телохранитель, которого наняли защищать самое ценное — ни больше, ни меньше. Однако, если знать, куда смотреть, все приобретает другие полутона и оттенки. Как Шестой аккуратно отодвигал Сакуру от несущегося мимо Боруто, оставив руку на ее плечах; как он невесомо касался ее спины, когда никто не видит; появившаяся из ниоткуда чашка горячего чая и свежая выпечка в тот момент, когда Хината во время второй беременности вместе с Сакурой заходили в ее кабинет; как доверчиво Сакура, смеясь над чем-то, прижималась лбом к его плечу; как нежно он заправлял выбившийся из прически локон, слегка мазнув кончиками пальцев по уголку губ, и его последовавший за этим взгляд. Его любовь была в мелочах, не требующая слов для ее выражения. И именно тогда Хината поняла: их Хокаге не любил Сакуру. Он ее боготворил.