В королевских покоях.

На улице властвовал вечер, окутывая тьмой всё что можно и нельзя. Листья на деревьях чуть колыхались, от ветра, что шёл от буйной Невы. Как известно, у водоемов довольно ветрено. Среднего размера обильню освещала одна одинокая свечка. Воск тёк под высокими температурами, а огонёк можно сказать пританцовывал, от несильного потока воздуха из чуть открытого окна. В комнате было жутко душно, несмотря на суровую зиму за стенами. Кружили снежинки в своих танцах, неизведанных человечеством, хрустел снег под ногами тех, кому не спалось, а в покоях уединились две столицы. Александр Романов - действующая столица, Михаил Московский - первопрестольная. Чуть дрожащие руки расстегивали бордовый мундир, небрежно откидывая его в сторону, из-за ненадобности, пока что. Сашенька находился на столе, перед своим возлюбленным и любимым - Мишей. Сказал бы кто в восемнадцатом веке, что Михаил и Александр будут заниматься непотребствами через век-другой, голова бы была поодаль от самого тела, что валялось на эшафоте, залитого кровью. Изящные руки, с длинными, но такими холодными пальцами блуждали по торсу Москвы, облаченного в рубаху. Михаил был прекрасен. Гладкие, блондинистые волосы, подстриженные под каре, которым завидовала бы каждая девушка. Два алмаза вместо глаз. А его телосложение. В меру есть мускулы, но не бодибилдер. Саша любил проходиться пальцами по его шрамам, что находились на спине. Своими касаниями он будто размазывал заживляющую мазь, что могла бы избавить Мишу от этих напоминаниях о прошлом, что было не сладко. Мундир был снят и с Петербурга. Вскоре, рубахи также откинулись в сторону, оголяя тела влюбленных. Москва чуть толкнул Романова на стол, чтобы тот лег на спину. Он и сделал это. Для всех он грозный Александр Петрович, что может высосать твою душу с помощью одного лишь взгляда, а с Мишей когда как. Сегодня он предпочёл отдать честь доминировать Московскому. Губы первопрестольской припали к шее столицы, к её лебединой кожи, оставляя багровые метки, покусывая. А Александр чуть ли не скулил. Тому виной его чувствительность. Мишенька зацеловал укусы оставленные им же, будто извиняясь, а в его плечи впивались ноготочки любимого. Эрекция у обоих была ярко выраженная, и приносила боль из-за бездействия. Мягкие, прерывистые стоны доносились изо рта Александра от каждого прикосновения, от каждого слова, что говорил горячим шёпотом Миша на ухо. — Михаил Юрьевич, можно я.. — начал говорить Сашенька, начиная выпутываться из оков-объятий. Юноша спустился со стола, вставая на коленки перед любимым. Пальцы игриво поглаживали бедра Мишеньки, бугорок, что явно выпирал. Брюки шибко давили, не давая нормально вздохнуть. Столица расстегнул две заветные пуговицы, а затем стянув тонкую ткань вместе с нижним бельём, взору открылся колом стоящий член: весь в венках, словно извилистые реки с высоты. Во что-то теплое и мокрое погрузился орган Москвы, а из его рта вылетел полувздох-недостон. Одной рукой он стал придерживаться о дубовый стол, а другую он положил на головушку Александра Петровича. Саша старался взять в рот весь половой член Миши, убрать зубы куда подальше, чтоб не причинить дискомфорт, но из глаз потекли маленькие слезки, скатываясь вниз по щекам. Голова двигалась взад-вперёд, пока столица чуть ли не задыхался пенисом любимого, так как тот давил на глотку, вызывая рвотный рефлекс, а дышать было тяжело. — Александр Петрович, я сейчас.. — сказал парень, находясь близко к экстазу. На это, младший вынул ствол изо своего рта, чуть сжимая его у основания, не давая излиться тому. На последок тот провёл язычком по всей длине, вгоняя первопристольскую в краску. — что же вы творите, мг.. — вздохнул Московский, помогая встать, а затем сразу толкая на перину и вжимая в неё. Губы прижимались к чужим, покусывая их, языки сплетались в невиданных танцах, а руки похабно-интимно, ходили по разным частям тела. Пальцы Михаила водили хоровод на соске Александра. Губы уже оторвались от друг друга. Из-за этого события, старший стал опускаться с поцелуями ниже и ниже, оставляя засосы где только возможно. Губки остановились на другом соске Саши, а язык вылизал его, на что изо рта императора вылетали тихие стоны. Присутствовал страх что их поймают, обвинят в мужеложстве, а дальше и думать не хочется. Негоже королевской семье таким заниматься. Михаил стал спускаться поцелуями к поясу, оставляя удовольствие Романову. Любое прикосновение Московского пропускало искорку сквозь кожу молодого человека, на что тот то и дело вздрагивал. Каждое прикосновение, вздох, или просто движение отдавалось в животе приятной болью, завязывая узел возбуждения Александра ещё сильнее и сильнее. Михаил был уже удовлетворён, а Саша нет, так что пришла очередь младшего, да и началась основная часть соития. Брюки с Романова уже чуть ли не сорвали, в нетерпении начать. Вмиг Саша оказался в довольно откровенной позе — его поставили раком. Нижнее бельё стянули оголяя упругие ягодицы, а также колом стоящий член. Заботливо подготовленная баночка с маслом стояла на столе, так что пришлось чуть оторваться, чтоб забрать необходимую как кислород, на данный момент, вещь. Пробка с характерным звуком открылась, а Московский чуть-чуть вылил масло на ладонь. Спустя пару секунд в нутре младшего оказался один палец, на что тот издал тихий стон. Палец осторожно поглаживал мягкие стенки, раздвигая их, пока организм выталкивал инородное тело. Саша сжимал губы, кусал их, желая не издать лишнего писка, дабы их не заметили. К первому пальцу присоединился второй, раздвигая стенки ануса, а затем и третий. Растяжка продлилась не очень долго, из-за их опыта, что был хоть и мал, но имелся. Александр сам уже насаживался на пальцы, но вдруг, их убрали. Вместо пальцев оказалось что-то чуть массивнее, теплее. На это младший отреагировал распахиванием своих очей, и стоном, заглушенным подушкой. Это Миша вошёл в него, предварительно обильно смазав свой член маслом. Руки первопрестольной сжали талию действующей столицы, на которой явно останутся следы, что будут напоминать о непотребствах. Тягучее желание наконец-то начало начало исчерпывать себя, но понемногу, помаленьку. Страсть бушевала между ними, в них, в их сердцах. Спустя с минуты две, начались пробные толчки. Нежные, мягкие, старающиеся не причинить боли партнёру. Александр продолжал заглушать своих стоны, вскрики, вздохи утыкаясь лицом в подушку. Толчки же стали увереннее, быстрее и глубже, из-за чего Московский так быстро нашёл нужную точку. Нежную кожу на спине Романова разукрасили засосы, да укусы, на что тот наверняка будет бурчать, даже орать, но кому не плевать? Оргазм, чувство эйфории накрыло их слишком быстро, не давая в полной мере насладиться. Александр излился на чистые простыни, а Михаил на его спину, выходя, чувствуя скорый оргазм. — может, повторим? — хотел вам предложить тоже самое. На следующий день, когда на улице стало светло, и свет бился в окна Зимнего дворца. Младший о чем-то разглагольствовал со старшим, и они то смеялись, то пребывали в спокойствии, то в траурном настроении; в общем, испытывали весь спектр чувств и эмоций. За короткое время они стали для всех хорошими друзьями, а для себя, для их личных встреч, любимыми людьми. Разговор перешёл в рабочее русло, как вдруг к ним подошёл один из слуг со словами: — Александр Петрович, извините что перебиваю, но я вчера слышал из вашей комнаты какие-то странные звуки. Все ли у вас в порядке? Все, пиздец.