Пленяще-уютная темнота за окном слилась с иссиня-чёрными волнами океана. Наконец, всё встало на свои места: Достоевский мёртв, мафия скоро оправится от вампиризма, даже перемотанная скумбрия была ещё жива и тяжело вздыхая, ворочалась под боком: то прижмётся к бедру, то голову на плечо положит, то уляжется прямо на колени.
— Дазай.
— М, Солнце? — Осаму расплылся в улыбке и прищурился, как довольный кот, готовый замурлыкать.
— Не называй меня так, чёртов ублюдок. — Чуя оскалился, и клык случайно вонзился в губу, из-за чего фокус раздражения неожиданно сменился. — Блять, мне теперь с ними всю жизнь ходить?
Мори-сан, явно воодушевлённый идеей закрепить всё намертво, под заливистый смех Элис переклеивал их раз десять. От его взгляда, когда клык отваливался, становилось не по себе даже Чуе. Гарантии, что следующим инструментом не будет шуруповёрт, улетали в урну одна за другой вместе с непрошедшими проверку тюбиками клея и различными гелями для фиксации протезов.
— По-моему тебе идёт. — Дазай нежно коснулся щеки, провёл большим пальцем по впалой скуле, скользнул ниже, стирая тёплую струйку крови с острого подбородка.
— Я сейчас тебе шею прокушу этими грёбаными клыками! — от прикосновения по коже побежали муражки, а за ними следом что-то зашевелилось в грудной клетке, занимая всё больше и больше места, затрепетало, сбивая дыхание, рука инстинктивно потянулась к расслабленной довольной морде. Чуя немного сам растерялся от своего жеста, не понимая, что именно хотел сделать: ответить на давно не ощущавшуюся нежность, почувствовать подушечками пальцев сухие потрескавшиеся губы, погладить прохладную кожу, приобретающую более живой розовый оттенок из-за нетерпеливого, соскучившегося и измождённого от долго расставания желания получить всё его тепло сразу, запустить кисть в пушистые спутанные волосы, перебирая, ощущая, как чужое тело остро реагирует на слабую, чуткую ласку, не пропитанную пошлостью, скорее очень правильную, компенсирующую все предыдущие страдания, или ёбнуть за самодовольную усмешку. Всё-таки внутри вспыхнула жгучая искра негодования, подначивая выбрать второе. Какого хуя он себе позволяет?! Чуя отпихнул прилипшего Дазая и отсел ближе к окну, чтоб никакой частью тела не ощущать ни бинтов, ни тюремной одежды, где только не побывавшей за последние полчаса, ни грёбаной шины, уже наверное протеревшей дыру в его голени, из-за того, что один идиот не мог ровно сидеть на месте ни секунды.
Окно. Ахуенное окно. Было бы там хоть что-то, что могло отвлечь от потока бессвязного бреда рядом, но увы и ах: ни вода, ни небо, превратившиеся в однотонную массу, не могли помочь зацепиться глазу хоть за что-то. Если бы не шум лопастей и лёкая тряска кабины, можно было подумать, что он заперт в вакууме наедине с Дазаем, который придвинулся ближе и навис сверху, уперевшись рукой в... ну куда же ещё окно.
— Ммм, как заманчиво. Так и представляю твои острые зубки на своём горле. — Осаму наклонился к уху Накахары и, обжигая дыханием, едва не касаясь губами, прошептал. — Чуя такой страстный.
Чуя нервно сглотнул. Что блять происходит? С немым вопросом он уставился в лукавые глаза, мерцающие в тусклом свете потолочного освещения. Дазай смотрел в ответ, упиваясь реакцией Накахары. Невыносимо приятно быть так близко. Чуя бы соврал, если сказал, что заметно похудевшее лицо, с тёмными, как море под ними, мешками под уставшими глазницами, простреленное плечо и сломанная нога сделали его менее привлекательным. Опасно обворожительный, по-прежнему смазливый, пошло поглядывающий из-под пышных ресниц и улыбающийся противоречиво-тепло. Он просто издевался. Электрический разряд пронзил тело, когда рука сжалась на шее, медленно стимулируя. Сука.
— Прекрати. — с губ чуть не сорвался сдавленный стон, но был вовремя прерван шипением через стиснутые зубы.
— Это говорит твой маленький мозг, а вот тело... — удар в челюсть. Дазай отшатнулся, сел рядом, но всё равно слишком близко, прижимаясь к Накахаре и упираясь локтем в плечо, обиженно надув губы. — Неужели тебе не приятно?
— Нет.
— Нет — это не приятно или нет приятно?
— Нет это нет. Заткнись. — Чую невероятно, до дрожи в поджилках раздражала происходящая дичь. Если у него недотрах, пусть терпит до Йокогамы и там рвзвлекается с кем угодно, только не с ним. Наглые, переходящие все границы дозволенного домогательства вызывали жжение в районе сердца, и отвратительный, густой осадок, смешавшийся с желанием прострелить голову на самом деле и с возбуждением блять. Он не секс-кукла, которую можно трахнуть, если приспичило всунуть, и уйти, забыв о его существовании.
Осаму положил руку на острое колено, аккуратно поглаживая, сжимая, постепенно поднимаясь выше по бедру. Разум кричал, разрывался от противоречий и умолял убить Дазая прямо сейчас, и, пожалуй, Чуе правда бы следовало послушать его, но он лишь тяжело сглотнул и повел ногой, прося перестать. На удивление его просьба была выполнена.
— Зачем? — щёки пылали, сердце готово было выпрыгнуть из груди, чтоб наконец разбиться о морскую гладь и не чувствовать грёбаного, режущего душу смятения. Чего бинтованный мудак добивается, но что более важно, почему Накахара хочет чувствовать каждой клеточкой тела его живое тепло, не погасшее в грёбаной тюрьме? Он выплёвывал каждое слово, вскипая от злости. — Зачем разыгрывать комедию? Мне не приятно, что ты доёбываешься до меня только потому, что в тюрьме было не с кем.
— С чего ты это взял? Там был Фёдор. — Дазай наклонился к рыжей макушке и легонько дунул в ухо. — Чу, я соскучился, правда.
— Я сейчас въебу тебе ещё раз и вырву твой поганый язык! — Чуя схватил белый воротник и притянул Осаму к своему лицу, прожигая тёмные глаза, пытаясь найти в них ответы на все неправильные вопросы, пока сам Дазай поднял руки в примирительном жесте и так и сиял спокойствием. — А сразу сказать это было никак?
— Ну, — Дазай немного виновато улыбнулся. — Во-первых, я не мог упустить такой шанс засмущать тебя. Во-вторых, я убедился в одном очень важном вопросе.
— Снова заговариваешь зубы. Ненавижу.
— И я тебя люблю, Чу. — тёплые губы едва прикоснулись к щеке, невесомо, почти неощутимо, но в голову ударило так, будто Чуя залпом выпил бутылку вина. Звон в ушах, лёгкая дрожь и непонимание правдивости слов. Это очередной стёб? Дазай часто это говорил, но ни разу при этом не целовал его. Не так. До этого он точно выводил его из себя, пропитывая каждую фразу пошлостью и наигранной издёвкой. А сейчас. Сейчас он говорил откровенно, неспеша, с искренностью смотря в глаза и гладя огненные волосы рукой. Что он творит? А сам Накахара, прикрывший веки и потянувшийся к приоткрытым губам, вздрогнувшим в уголках? Стоп. Важная мысль, убитая приставаниями Осаму, вдруг пронеслась в голове, заставив вздрогнуть. — Ты вколол противоядие?
— Ещё нет. — Дазай ослепительно улыбнулся, наклоняясь к лицу Чуи, но получив пощёчину, отстранился и, отмахнувшись, заверил. — Времени ещё много.
— Сколько? — Накахара не скрывал беспокойства, схватив чемодан и достав оттуда шприц с прозрачной жидкостью. — Сколько блять прошло?
— Минут двадцать восемь. Хватит, чтоб закончить наш поцелуй.
— Победил Фёдора, признался и решил умереть с антидотом в руках?
— Хороший план, не так ли? — Осаму подмигнул, перехватывая трясущуюся руку и отводя в сторону, приблизившись.
— Сука. — Чуя оттолкнул его и, резко сжав запястье, от чего Дазай сдавленно зашипел, попытался вколоть содержимое. - Не двигайся.
— Так Чуя всё-таки переживает? — Дазай дёрнулся, освобождаясь из плена горячих пальцев и выхватывая шприц. — Ну уж нет. Ты не испортишь мой прекрасный триумф.
— Отдай грёбаный шприц. — тщетные попытки выхватить его из высоко поднятой руки. — Дай сюда. Я не хочу оттирать твою радиоактивную жижу с себя.
— Знаешь, Достоевский рассказывал мне русские сказки, и там был тип, который должен погибнуть, если сломать иглу. Вот ведь ирония. — Чуя уже ощущал, как тело начинает лихорадочно трясти. Осаму ловко уворачивался от его ударов и рывков, широко улыбаясь немного пугающей улыбкой. Бездонные глаза щурились, тщательно всматриваясь в напряжённое лицо. — Ты красивый, когда злишься... да и не только. Мне всегда нравилось, когда ты засматривался в окна штаба на закат или рассвет, расслабленно вдыхая прохладный воздух. Когда словно вихрь сносил противников. Аж дух захватывало, когда я стоял рядом. Шторм, буря, а я в самом эпицентре за надёжной стеной. Я давно понял, что ты сводишь меня с ума, появляясь в поле зрения, да и вне его тоже часто зависал в моей голове, путая мысли. Я долго не мог понять, что с тобой не так, а оказалось — со мной. Твои волосы, всегда хотелось их трогать, нежно гладить, сжать и вырвать все до одного, чтоб больше не думать о них. Глаза, цвета ясного неба, всегда сияющие искренними эмоциями. Они не могли скрыть ни одну твою умелую ложь. Твоя тяга к жизни, как бы она не поворачивалась к тебе спиной, поражала.
— Заткнись. Заткнись. Заткнись! — перед глазами всплывали воспоминания, когда Дазай говорил чушь. Накахара злился, бил его, зная, что всё это было лишь для того, чтобы причинить ему дискомфорт, унизить и растоптать самооценку, но сейчас каждая фраза отдавала болью, освещая новым светом все ненавистные моменты. Собственная беспомощность и решительность Осаму душили. Липкий страх, пробравшись под кожу парализовал, заставляя неметь язык и кончики пальцев. — Ты не сдохнешь здесь.
— Ты самый странный, яркий, и живой человек, который освещал мою темноту все эти годы. Я не хочу однажды потерять и тебя. - Дазай с грустью опустил руку и протянул шприц. - Осталась минута. Я давно мечтаю уйти, и ты можешь мне в этом помочь.
Чуя забрал противоядие, зажав в ладони, чтобы больше его не смогли отобрать, но Осаму и не пытался, расслабленно разлёгшись на спинке сидения. Он ввел иглу, но его остановил тихий отстранённый голос.
— Гоголь мог и обмануть. Это может быть и антидот, и простая вода или же наоборот яд, ведь его конечной целью было убить Фёдора. — Дазай усмехнулся, потрепав кудрявую рыжую макушку, вдыхая возможно в последний раз такой знакомый и, бессмысленно отпираться, дорогой ему запах волос. — Тебе решать. Просто предупредил, чтоб не винил себя в случае чего.
Минута.
Шприц в вене. Осталось нажать на поршень, и содержимое попадёт в организм. Но. Вдруг подвох был изначально. Что если это не поможет? Что если он сам введёт яд в вену этого придурка, и Осаму, захлёбываясь кровью, умрёт на его руках? Или он остановится, и Дазай, специально заговоривший ему зубы, получит желаемое, оставив его наедине с бьющимся в агонии трупом.
Слишком мало времени.
Слишком рискованно.
Слишком несправедливо.
За что он переложил на него ответственность за свою жизнь и смерть. Обычно это прерогатива Накахары, использующего порчу и безоговорочно доверяющего Осаму, обещающему успеть. Оказывается, тяжело нести это бремя.
Сорок секунд.
Сердце бьёт в ушах, заглушая всё вокруг.
Тридцать.
Пальцы трясутся.
Двадцать пять.
Больше нельзя тянуть, иначе даже введённое противоядие не успеет подействовать.
— Прости. — едва различимый шёпот. Дазай вздрогнул, когда непонятная жидкость защипала, растекаясь по венам.
Двадцать.
Чуя, не в силах смотреть в лицо Осаму, прижался к его груди, крепко обняв. Тяжёлое дыхание. Ещё тёплое тело.
Пятнадцать.
Дазай рвано вздохнул, издав хриплый стон.
Десять.
Каждая секунда длилась вечность.Они не шевелились, ожидая неизбежного конца. Осаму это не пугало, но что-то неприятно кололо под рёбрами, когда Чуя, вздрагивал в такт его ускоренному сердцебиению.
Пять.
Тяжёлый кашель. Искажение пространства. Кажется пальцы, сплетённые с чужими начинало покалывать.
Четыре.
Чуя приподнялся, заглядывая в расслабленное побледневшее лицо.
Три.
Похолодевшие дрожащие губы обожгли скулу.
Два.
Свет стал более тусклым. Накахара взволнованно что-то зашептал.
Один.
Темнота. Оглушающая тишина. Долгожданная свобода.
Ноль.
Конец.
***
— Ты больной ублюдок! — Чуя кричал, догоняя Дазая, спрятавшегося за тумбочкой. — Что ты написал в моём отчёте?
Дазай молчал и тихо улыбался, довольный реакцией.
— Мори-сан, судя по его лицу, ахуел. И, косо на меня посмотрев, забрал бумаги. — Чуя швырнул стул в тёмный угол, служивший убежищем Осаму, слившегося с тенью. Послышался хруст дерева и крик. Парень выполз, потирая голову и сверля возмущённым взглядом пылающее лицо, обрамлённое огненными кудрями. Ну точно, как Солнце!
— Ничего такого. — Дазай, уже прижатый к полу хрупким на первый взгляд телом Накахары, недовольно ёрзал.
— Ничего такого? А почему он тогда сказал: "И это знаменитый двойной чёрный"? Такого осуждения вперемешку с самодовольным интересом, будто он с кем-то поспорил на пять тысяч иен, и выиграл, я ещё не видел. Что, ты, сволочь такая, там написал?
— Чуя хорошо выполнил свою работу, а я, отблагодарил его, поцеловав в губы, но он, застеснявшись, убил четырёх свидетелей в порыве страсти.
— Ты что? — завопил Накахара, сжимая перемотанное бинтами горло. — Какие свидетели? Ты, блять, заставил их играть в русскую рулетку пистолетом.
— Ну соврал немного, чтоб объяснить лишние трупы. Моя версия ведь не хуже. — Осаму хрипел от нехватки воздуха, еле выдавливал слова, но не переставал мечтательно улыбаться, хоть и заметно бледнел.
— Какого хуя ты это вставил в мой отчёт? — не успокаивался Чуя, продолжая душить уже судорожно дёргающееся тело. — Иди и объясняй, что эту херню ты выдумал.
— Наш... — Дазай не мог выдавить слова, в глазах потемнело. Не самый плохой вариант смерти, за исключением того, что он умрёт из-за Чуи. Вот это отвратительно. Заметив, то, что губы уже посинели, а грудь почти перестала вздыматься, Накахара расцепил пальцы и Осаму, распахнув веки глубоко вдохнул.
— Что ты там бормочешь?
— Наш отчёт. — свистя на выдохе прошептал Осаму, закрыв глаза, которые резал яркий свет. — С моим дополнением звучит не так скучно.
— Я тебя точно однажды убью. — разнеслось по кабинету перед тем, как он погрузился в холодный, липкий мрак.
***
К тому моменту, как вертолёт заглушил двигатель в Йокогаме, и прохладный воздух, перемешавшись с дымом сигарет, заполнил лёгкие, город окутала тяжёлая темная ночь. Чуя неспеша шел по пустой улице. Миссия официально завершена, но не было ни лёгкости, ни радости, ни сожалений: такая уж работа — выстилать трупами дорогу в светлое будущее, только это не отменяет того, насколько отвратительно притворяться чьей-то марионеткой, послушно исполняющей команды. Как же хотелось размозжить самодовольную черепушку Достоевского прямо там, к счастью, он удержался от этого соблазна. Гордости за проделанную работу тоже не было: очередная миссия, долг, по-другому просто никак. Весь грёбаный мир мог сгореть до тла, если произошла хотя бы одна оплошность. Однако всё прошло точно так, как предсказывал забинтованный идиот.
Серое двухэтажное здание, приветствовало двумя горящими окнами, словно жёлтыми глазами, наблюдавшими за докуривающим очередную сигарету Чуей, немного пришедшим в себя. Состояние премерзкое, будто он вчера набухался и сегодня вышел на работу с тяжёлым похмельем. Мысли путались, отдавая звоном в ушах. Сначала эта грёбаная миссия. Потом Дазай со своим
"Чай, кофе, поебёмся?". Неожиданные откровения, до конца не укладывающиеся в голове и рассудения о собственном отношении к этому всему. Неутешительный вывод: он тоже видимо дорожил этой сволочью и может даже хотел бы. А потом... То, что заставило рухнуть в одночасье всю свою убеждённость в отношении к Осаму. Ахуел ли он, когда обнимал бьющееся в конвульсиях тело? Да, это мягко сказано. Сам от себя не ожидал подобной сентиментальности по отношению к скумбрии.
Двери с тихим скрипом открылись, пропуская в тёмный коридор с запахом хлорки. Недавно прибирались. Хотя, в подобных местах сама атмосфера пропиталась им насквозь, и как ни проветривай, от него уже не избавиться. Лестница на второй этаж. Рядом с одной из дверей агрессивно перешёптывались две фигуры. В одной из них Чуя без труда узнал осунувшийся силуэт Акутагавы. В груди потеплело от вида живого и целого Рюноске, нависшего над сжавшимся силуэтом, усевшимся прямо на пол и размахивающим руками. Судя по всему это был парнишка-оборотень из агентства. Видимо им уже доложили. Завидев Накахару, они смолкли и уставились на него.
— Накахара-сан. — Акутагава поклонился. — Мори-сан отправил меня следить за сохранностью Дазай-сана.
— Ага, с чего бы? Он давно вышел из мафии. Я пришёл проверить его, а ты... — Ацуши зашипел, прожигая жёлтыми глазами, раздражённо сверкнувшими, как у кошки в свете лампы, гордо выпрямившегося мафиози.
— Помолчите оба. — Чуя подошёл к двери, заглядывая внутрь. — Можете быть свободны.
— Но... - Рюноске попытался возразить, но, получив строгий бескомпромисный взгляд, ретировался ещё раз поклонившись. — Тигр, пойдём.
— Ну не могу я. — причитал Ацуши, утаскиваемый расёмоном и отчаянно пытающийся ухватиться за стену или лавочку.
Чуя, оставив эту душещипательную картину позади, вошел в комнату. Дазай лежал на кушетке. Рядом пищал кардиомонитор. Ну идиот ведь, как есть идиот. Накахара, поправив прядь за ухо, подошел ближе и присел на белую простынь.
— Оживать собираешься? За тобой уже кортеж приехал, пока я ходил подышать воздухом. — ритмичный писк. — Как хочешь.
— Чтобы разбудить принцессу от вечного сна, нужно её поцеловать. — не открывая глаз, промурлыкал Осаму, хитро улыбаясь.
— Может старыми добрыми пиздюлями обойдёмся?
— Ну нет, так не честно. Ты не дал мне умереть, так что сделай хоть что-то хорошее.
— В таких случаях говорят спасибо. — Чуя сложил руки на груди, обиженно отвернувшись.
— Я сказал в вертолёте. — Дазай по-прежнему не шевелился, и было очень странно разговаривать с ним, неподвижным, подключённым к кардиографу, бледным и уставшим, накрытым белой простынью, но с улыбкой, расплывшейся на тонких сухих губах.
— А по-моему, придя в себя, ты распахнул глаза, посмотрел на меня, сначала удивившись, потом чуть не заржав, и тихо выдал: "блять, я жив", и снова вырубился. Ты представляешь, как я ахуел, когда труп заговорил, улёгся ко мне на колени и уснул. — у Чуи дёрнулся глаз. — Я так-то переживал.
— Всё-таки Чуя переживает. — Осаму даже приоткрыл глаза, чтобы видеть лицо, тронутое свежими воспоминаниями.
— Ну и сволочь же ты. — Чуя повернулся и, уперевшись руками на кушетку, залез полностью, садясь сверху на вздрогнувшее тело. Он наклонился ближе, рассматривая теперь зажмуренные глаза, мелкие мимические морщинки, укусы на губах, постоянно кровоточащие и обновляющиеся от нервов, и осторожно выдохнул на них горячий воздух, а потом накрыл своими. В груди зашипело тепло, сердце, покалывающее от недавних ударов, забилось быстрее. Он углубил поцелуй, мягко, неспеша, стараясь вложить всё то, что за долгие годы медленно формировалось внутри, но, словно хрупкий цветок, боящийся солнечного света, не выходило из тени. Осаму отвечал ему тем же. Приятный трепет, удовольствие, мир исчезал, оставляя их наедине, в горячих объятиях. Прикосновения. Больше, желаннее, давно забытые или не существовавшие вовсе. Руки путались в волосах, сплетались пальцами в единое целое. Они отрывались, чтобы посмотреть в искренне горящие глаза, и снова продолжали поцелуй, томный, правильный, таком необходимый им обоим. Тёплые живые тела, наконец, слившиеся сердцами, бьющимися в унисон.
Неожиданно так и не отклеенный клык зацепился за губу Осаму, и он негромко вскрикнул. Чуя провёл языком по ранке, слизывая кровь.
— Мне идёт, да. — припомнил он недавнюю сцену, на что Дазай закусил его губу, возвращая в объятия.
— Дазай-сан, у вас все в порядке? — Они не слышали скрипа двери, приоткрывшейся на шум. Ацуши, услышав крик, заглянул проверить, не решил ли Чуя по доброй памяти расквитаться с напарником-предателем, но подняв взгляд, покраснел и застыл на месте, рассматривая то одного, то второго виновника его новой детской травмы.
— Ацуши-кун, ты чуточку невовремя. — пролепетал Осаму, когда рыжее Солнце, привстало и оглянулось на шокированного Накаджиму.
— Я... я... простите. — дверь поспешно захлопнулась, и за ней зазвенели быстрые шаги.
— Не говори, что теперь всё агентство будет в курсе.
— Не только. Я уверен, Рюноске не отпустил бы его ни на шаг от себя.
— Блять. — шепнул Чуя, но снова оказался в ловушке губ Осаму. Ладно, это не такая большая проблема, по крайней мере сейчас. О ней можно будет задуматься завтра.
Луна выглянула из-за серых туч, освещая два спорящих на пустынной улице силуэта. Морозный воздух щипал нос, вызывал муражки и заставлял обоих бежать домой быстрее. Старое здание небольшой больницы осталось далеко позади, а в нём - два человека, отчаянно ненавидящие и слепо любящие друг друга, наконец признавшие это. Впереди их ждет долгий путь, но сейчас они наслаждались этим обретённым моментом.
