Их воспоминания.

Ветер тихим эхом плыл между деревьями, огибая шершавые стволы, играл с зеленой листвой. На секунду стало слишком тихо; теперь лишь один мужчина стоял здесь. Он запрокинул голову назад. Рука невольно сжала письмо. *** С момента первой встречи Санеми и Масачики прошëл год. Шинадзугава успел освоиться в новой жизни: теперь он каждый день посвящал себя тренировкам, порой изводя своë тело до изнеможения, привыкал нормально питаться (правда, выходило не очень), а еще старался не думать... о произошедшем тогда. После случившегося с его семьёй, юноша предпочëл утопить себя в практике в боевом искусстве и в тренировках. Он принял решение отречься от обычной жизни, посвящая всего себя демонам. И какое-то время Масачика не понимал, почему так происходит. Шинадзугава не отличался особой общительностью, так что парень ждал, ждал, а потом в один момент рискнул и спросил: — М-м... Санеми, - начал было Масачика - Прости, но откуда у тебя шрамы на лице? Второй мальчик застыл на месте. Вопрос явно застал его врасплох. Он думал, что если закроет (попытается) на это глаза, то проблемы исчезнут. Хотя бы на время. Последние два года его распирали сильный гнев и глубокая обида, перемешанные с жуткой ненавистью, он был буквально пропитан ими. Но ничего не говорил, не делился, а блокировал эмоции, продолжая убивать себя тренировками. Ему и в голову не приходило, что можно кому-то высказаться вот так... А можно? И нужно ли вообще, есть ли в этом нужда? А если есть, тогда, получается, он - слабак? От такого умозаключения парень пошатнулся. Стоял он так минуты три. Уже плохо. — Не твоë дело. - не совсем то, что хотел сказать Шинадзугава, но по-другому выразиться не смог. Он отвернулся, чтобы не видеть лица товарища. Другой мальчик понял, что это личное, но отступать не собирался. Если Санеми не выскажется сейчас - будет делать себе ещë больнее, Масачика это понимал. Они сделали остановку и присели на траву в лесу. — Ну... За всë то время, что я тебя видел, ты всегда был таким отстранённым... А ещë твои методы тренировок до-потери-пульса меня пугают! - на лице Кумено читалось искреннее волнение. Увидя это, Санеми поëжился. — Я же вижу, что тебя что-то тревожит. Пожалуйста, доверься мне и расскажи. Подул слабый ветер. На какой-то момент стало тихо и спокойно. Но совсем на чуть-чуть. Он рассказал. Начиная от отца-тирана, заканчивая потерей братьев и сестёр и убийством матери. Это было тяжело. На некоторых моментах его тело предательски дрожало, становилось то жарко, то холодно, он говорил с большими паузами. В конце своего монолога он не знал, что чувствовать: то ли облегчение, ведь он наконец рассказал об этом кому-то, то ли боль, ведь он так старался скрыть тяжелое прошлое, но в итоге... Масачика сам отвернулся. Было слышно его всхлипы, но тот старательно вытирал глаза и уже спустя минуту повернулся и сказал: — Мне так тебя жаль... - прикусывая губу, чтобы не зарыдать, Масачика крепко обнял друга, отчего Санеми непроизвольно приобнял того в ответ. Такая реакция выбила его из колеи. — Прости, эм... Ты не должен был это знать и... — Нет! - Кумено (случайно) громко возразил, глядя прямо на Санеми. Тот немного испугался. — Не извиняйся, пожалуйста. Ты ни в чëм не виноват, совсем... Пожалуйста, всегда рассказывай мне всë, нельзя так вот держать подобное в себе, - он обнял Шинадзугаву еще крепче, уткнувшись тому в плечë. И снова повисла тишина. Сам Санеми был ошарашен происходящем, он хотел плакать, ему было больно, но Масачика его спас, уже второй раз... Но стало легче, чувствовалось тепло и комфорт. Мальчики сидели на траве, обнимаясь. Это воспоминание осталось у обоих на всю жизнь. — Хорошо, эм... Спасибо тебе.