I Wrote in Blood

Балдурианская ночь была такой, как ей нравилось: тёплой, с редким ветерком и звуками города, достаточно громкими, чтобы немного скрасить одиночество. Ведь её спутники ушли. Большинство из них были далеко за пределами города. Они не привыкли и не стремились научиться жить так, как она. И хотя некоторые остались в его пределах, встречи были редкими. Учитывая все обстоятельства, она должна была быть рада. Они пережили невозможное. Каждый из них — живое доказательство настойчивости… или же чуда. Она покрутила вино, оставшееся на дне бокала, и сделала глоток. Терпкость растеклась по языку. Она щёлкнула им, и малиновая капля упала на её белую сорочку. Несмотря на ничтожное количество, казалось, что жидкость распространилась и начала жить своей собственной жизнью. Тёмно-бордовые прожилки росли вниз, пропитывая ткань, пока она не стала почти… Она закрыла глаза, тяжело выдыхая. Когда она открыла их, её платье оказалось не испорченным, если не считать капли. Но иногда и одной капли было достаточно. Когда она с Астарионом пришли во дворец Казадора и вырвали власть из его рук, не было никакого обычного беспорядка. Убийство почти невероятно чистое. Пока Астарион не выплеснул всю свою боль. Все страдания и гнев, а также, казалось, облегчение вылились в бессмысленные колющие удары и увечья кинжалом и в конечном итоге, неизбежно зубами. То, что было всего лишь каплей на его идеально бледном лице, превратилось в кровавую резню: кровь капала и текла, кружилась на каменном полу, смешиваясь с грязью и впитываясь в трещины. А затем он поднялся с воем. Слёзы смешивались с кровью. Он, наконец, был свободен. Свободен, но не удовлетворён. Осознание этого ударило её так сильно, что чуть не сбило с ног. После он заверил её в своих благих намерениях, отбросив нож и взглянув на алтарь; шрамы на его спине выглядели ещё более зловещими, чем когда-либо. Астарион был на пути к столкновению со своей судьбой, хотя она молилась, чтобы он согласился на меньшее. Ни её слова, ни её всевозможные просьбы не удержали его. Это было для них, сказал он, держа её лицо в своих руках, кровавые отпечатки обжигали её кожу, — для неё, чтобы он мог защитить её от всего и вся, обрести силу, которая защитит её. Должно быть, он даже в это верил, попутно оправдывая свою жажду стать чем-то бóльшим. Она застыла на месте. Её конечности отяжелели, разум затуманился, кожа была покрыта холодным потом. Он не заметил этого, слишком поглощенный тем, что теперь было на расстоянии вытянутой руки. И он потянулся, не оглядываясь назад, позволяя ритуалу восхождения завершиться. Она почувствовала, как её разум очнулся от этого кошмара и закричал, чтобы она бежала и не оглядывалась назад. И она побежала. Побежала так быстро и так далеко, как только могла, молясь, чтобы расстояния между ними хватило. И его хватило на несколько месяцев. Глядя на раскинувшийся внизу город со своего балкона, она знала почему. Хотя она слышала бесчисленное количество раз, что ей будет безопаснее уйти настолько далеко, насколько позволят её ноги. В Балдурианских Воротах царило лживое чувство безопасности. Город, в котором она выросла и который знала как свои пять пальцев. Ей было легко спрятаться, особенно если её верным другом была магия. Хотя она слышала пару слов от Уилла, который, несмотря на многочисленные угрозы в его адрес, так и не раскрыл её местонахождение. Если она когда-нибудь и перестанет прятаться, то исключительно ради безопасности своих друзей. Она взяла бокал и вошла внутрь, закрыв за собой балконную дверь. По привычке она наложила на неё защитное заклинание, как и на входную. Конечно, это не помешало бы проникнуть внутрь никому, кроме самых слабых врагов, но это точно дало бы ей несколько драгоценных секунд, чтобы подготовиться к схватке. Поставив бокал, она отправилась в ванную. Пятно на её платье действительно было небольшим, но вино было трудно отмыть, если не сделать это немедленно. «Как и кровь», — подумала она. Она мельком увидела себя в зеркале, когда потянулась за самым крепким из своих мыл. Последние месяцы не пощадили её. Её кожа была бледной, тело стало худее, чем когда-либо, а в глазах не было блеска — мрачный эффект ещё больше усиливался тенями, облизывающими каждую впадину её лица. Причина была очевидна — она скучала по нему, как бы нелогично это ни было. Она была в шаге от жалости к себе, когда почувствовала, как воздух вокруг изменился. Её печать сломана. Бесцеремонно. День, когда его отродья найдут её, рано или поздно должен был наступить. Менее трагичной это ситуацию не сделало. Ей придётся переехать ещё раз. Стереть все следы. Стать осторожнее в будущем. Деревянный пол в другой комнате заскрипел. Звук был почти нетерпеливым, однако она не придала этому большого значения. Хотя должна была. Потому что отродья не стали бы её подгонять в нетерпении. Они бы пошли к ней. И когда она вышла в комнату, готовая к бою, там был он. — Наконец-то, дорогая, — сказал он небрежно, — как долго должен тебя ждать, а? Пока он говорил, её сердце остановилось, возобновив бешеное биение только через секунду. Астарион улыбнулся, на мгновение обнажив клыки, прежде чем разразился самодовольным смехом. — О, ты выглядишь ужасно, — промурлыкал он. — Я так понимаю, ты не меня ожидала увидеть? В отличие от неё, он выглядел именно так, как ему хотелось. Одет в тончайший чёрный шелк и кожу. Мягкие белые волосы вьются вокруг его лица. К сожалению, её сердце все ещё скакало при виде него. Он был потрясающе красив, каким она его помнила, но ему чего-то… не хватало. Тепла? Человечности, предложили ей мысли, и она тяжело сглотнула. В его глазах, казалось, не было ничего, кроме обиды, несмотря на то, что улыбка так охотно украшала его лицо. Это выглядело гротескно. И она сделала шаг назад, отчётливо почувствовав в нём хищника. — Не подходи ближе, — предупредила она. Что-то зловещее мелькнуло в его глазах, но улыбка осталась. — Я и не собирался. Ты подойдёшь ко мне сама. — Ты считаешь меня одним из своих отродий? Побегу к тебе, как послушная собачка, потому что ты так сказал? — её голос был тихим, несмотря на лёгкую дрожь, сотрясающую её тело. — Но ты была такой послушной, — сказал он так, как будто это была самая очевидная вещь на свете. — Тобой легко манипулировать. Такая легковерная. Глупая, если выражаться грубо, любовь моя. Ты позволила мне пить твою кровь. Взять всё, чего я хотел. Ты была моей. — На последнем слове его голос стал жестче. — И когда я хотел отдать всё взамен… — теперь его лицо исказилось угрюмым выражением. — Ты оставила меня. Она больше не знала, какую игру он ведёт, но не могла позволить унижать себя и манипулировать собой. Больше никогда. — Ты действительно ожидал, что я останусь? После того, как ты стал таким… — Таким? — голос его становился резче, взгляд острый. — Перестал быть марионеткой Казадора? Перестал быть бесполезным отродьем без толики силы? Обрёл свободу? Сейчас я куда больше, чем он когда-либо был, и ничто, никто не отнимет это у меня. — Ты пытаешься убедить в этом меня или себя? Вопрос повис в воздухе, пока он не рассмеялся. Причём звук был не таким лёгким, как он, скорее всего, планировал. Он провел руками по куртке, гладя её, и когда заговорил снова, его голос был почти мягким. — Я готов забыть эту ссору маленьких влюблённых, если ты подойдёшь ко мне сейчас же. Однако, если мне придётся заставить тебя… Его полное отсутствие уважения было ошеломляющим. Чужим. — Подойти к тебе? — спросила она с отвращением. — Нас больше нет. Нас нет с той ночи во дворце Казадора, — как бы трудно ни было произнести эти слова, они вылетели. Астарион проигнорировал их так же легко, как и всё остальное. — О, тебе нужно время. Я могу это понять. Не каждый день кто-то убивает своего хозяина и возносится, — он махнул рукой, как будто это было пустяки. — Но твоё место рядом со мной, — внезапно его тон перестал быть мягким. — Хорошо это или плохо, но я хочу тебя. Я никогда не думал, что буду так относиться к какому-то смертному маленькому существу вроде тебя. Но кто я такой, чтобы отказывать себе? Нежная дрожь, пробежавшая по её спине при его словах, не остановила гнев, который вспыхнул где-то глубоко внутри неё и рос, пока не вылился на кончик её языка. — Пошёл ты, — выплюнула она. — К чёрту тебя и твоё вознесение. Я лучше умру, чем… В мгновение ока он оказался на её стороне комнаты. Его левая рука крепко сжала её горло. Правая направила лезвие ей в живот. Когда он наклонился, чтобы заговорить, в воздухе разлился мягкий аромат бергамота. У неё закружилась голова от близости, даже если эта близость была ни чем иным, как угрозой. — Ни слова больше, любимая, — пропел он. — Как бы я ни любил кровопролитие, я бы предпочёл не вскрывать эти внутренности, — его голос понизился почти до шёпота. — Кроме того, ты знаешь, какое действие на меня оказывает твой аромат. Его слова были непристойными и жестокими в том, как они исказили их взаимное влечение. Их было достаточно, чтобы она смогла сориентироваться. Она выкрикнула заклинание, прежде чем он успел прикрыть ей рот. Волна энергии оттолкнула его. К её удивлению, он выдержал это, поставив ноги так, чтобы только споткнуться, а не упасть. Вознесение действительно сделало его сильнее, и он это знал. Он наслаждался этим даже сильнее, как только убедился, что она даст ему бой. Вместо этого она попыталась удержать его. Заклинание, однако, ничего не дало, и осознание того, что он может защитить себя и от этого, и, без сомнения, от большинства других атак, заставило её голову закружиться. Насколько глупой она была, полагая, что они могут быть лицом к лицу, как если бы они всё ещё были товарищами в бою и путешествии, а не хищником и добычей, заключенными в ловушку, созданную ею же. — Ты только что поняла, не так ли? — поддразнил он, делая шаг в её сторону. — Что ты не сможешь победить меня. Меня не обогнать, — ещё один мягкий шаг и её кровь похолодела. — Думаю, я проявил достаточно терпения, учитывая все обстоятельства, не так ли? Теперь он стоял прямо перед ней, максимум в дюйме между их телами, и тон его голоса был манящим. Почти чувственным. Он поднял руку, позволяя пальцам скользнуть по её щеке, и, несмотря ни на что, её тело отреагировало. Сердце забилось сильнее в груди, как будто она собиралась наклониться для их самого первого поцелуя. Нет. Её тело — это одно, а разум — совсем другое. Она не позволит этого. И всё же, когда он наклонился и сократил расстояние, что-то глубоко внутри неё шевельнулось. Она почти на цыпочках приблизилась к его лицу. Поистине смертельный инстинкт. — Любимая моя, — промурлыкал он, — если ты хотела поцелуя, тебе достаточно было попросить. Вместо этого она схватила его за рубашку, заставив его встретиться с ней посередине. Их губы соприкоснулись, и там, где она ожидала горечи, появилось ощущение, которое она слишком хорошо знала. Шипящая сладость, которая начиналась там, где встретились губы, и распространялась по её телу, пока не начала покалывать в пальцах рук и ног. Он тоже не ожидал этого. Приглушенный стон вырвался из его рта, когда он обнял её и приподнял. Он языком открыл ей рот, с безумием проникая внутрь, пока его пальцы впивались и запутывались в её платье. Всё, что она могла сделать, это, в свою очередь, отдаться, позволяя рукам пробежаться по его мягким-мягким волосам. И когда, наконец, Астарион позволил ей перевести дух, нежно коснувшись её губ своими, она укусила его. Он вскрикнул, когда его кровь пролилась ей на язык. Чужой привкус не помог ей обрести самообладание. Несмотря ни на что, её здравый смысл победил, и она быстро потянулась к клинку, который спрятала в полах платья именно для подобного случая. — Может быть, я не смогу убежать от тебя, — сказала она, задыхаясь и прижимая острый край к его шее, — но я могу достаточно тебя покромсать, чтобы замедлить. Астарион на мгновение показался впечатленным, пока что-то мерзкое не мелькнуло в его глазах. Его хватка усилилась, из-за чего ей стало ещё труднее дышать, не говоря уже о том, чтобы двигаться, когда её ноги просто свисали. — Покромсать меня? — спросил он, и на его губах скользнула невесёлая улыбка. — Пожалуйста, попробуй, дорогая. Ты меня уже удивила. Не могу дождаться, чтобы посмотреть, что ты сделаешь дальше. Злясь на его слова или, может быть, опасаясь, что она сделала что-то, от чего не могла бы отказаться, она позволила лезвию вонзиться в его кожу ровно настолько, чтобы кровь пузырилась по краям. Но когда она увидела, как красный цвет стекает по его воротнику, что-то в её сознании сломалось. Воспоминания о той ночи нахлынули обратно, заставив её ослабить хватку на клинке. — Пошёл ты, — закипела она, пытаясь восстановить самообладание. — Ты, конечно, попыталась, — сказал он, облизывая губу, возвращая её внимание к тому месту, где она первоначально пролила кровь. У неё перехватило дыхание. — Не могу сказать, что мне это не понравилось. Скорее, думаю, мне это даже симпатизирует. С этими словами он бесцеремонно схватил её за запястье, выкручивая до тех пор, пока она не вскрикнула от боли, а лезвие упало на пол. А затем он развернул её, заставив её голову закружиться, ведь у неё не было твердой опоры, которая могла бы удержать её на месте. Когда она сопротивлялась, она была сродни дикому животному, которое пиналось и толкало локтями наугад. — Отпусти меня! — она закричала, пытаясь высвободиться из его хватки. — Не трогай меня! — Я никогда раньше не слышал такого от тебя, — подразнил он, убирая её волосы и обнажая шею. Осознание того, что он собирался сделать, поразило её, и она закричала громче, вцепившись в руку, державшую её. — Хватит, — пробормотал он, опуская её на землю. Он быстро накрыл её рот рукой, откинув её голову назад. — Ты свирепая маленькая тварь, — сказал он, глубоко вдыхая запах её шеи. — Я бы сказал, что ненавижу видеть тебя подавленной. Но это было бы ложью. Она пробормотала что-то непонятное из-за его руки, но это было бесполезно. — Расслабься, дорогая, — прошептал он. Его дыхание обтекало её шею, оставляя мурашки по коже. — Я выпью ровно столько, чтобы ослабить, а не убить. Он вонзил клыки ей в шею. Жгучая боль пробежала по её венам. Она вспомнила, что так было всегда, но потом он всегда успокаивал её словами или языком, пока боль не утихала и не превращалась во что-то получше. Теплее. Глубже. Она не ожидала этого сейчас. Ногти впились в его руку, пытаясь успокоить неприятные ощущения. И всё же его хватка на её лице ослабла, пальцы коснулись её губ, а не впились. Его большой палец прижался к уголку её рта. Затем его язык начал успокаивать раны нежными касаниями, когда он крепче прижал её к своему твёрдому телу. Яркий признак его возбуждения находился прямо над её задницей. Её тело покраснело и дрожало. Румянец окрасил её щёки и грудь. Между её ног скапливалось тепло. Это напугало её. Она не должна была чувствовать себя так. Не после всего. Не тогда, когда он питался ею, чтобы заставить её подчиниться. Это было дикостью. Просто почувствовать это, насладиться его близостью, его телом и ароматом. То, как он держал её и пил из неё. То, как его невероятно твёрдый член прижимался к её копчику. С этой мыслью она начала вырываться, умоляя отпустить её. К её удивлению, он это сделал. Она отшатнулась, прикрывая колотые раны рукой. Она чувствовала, как кровь стекает по её пальцам, тёплая и липкая. Мало чем отличалось от того, что она чувствовала между ног. Капля возбуждения пробежала по внутренней стороне её бедра, заставив стыд глубоко вцепиться в её грудь. Она повернулась к нему лицом. Его рот был красным от засыхающей крови. Одна рука сжалась в кулак, пальцы сжимались и ослаблялись, словно от беспокойства. И всё же его глаза всё ещё были голодными. Более голодными, чем тогда, когда он впервые вонзил в неё свои клыки. Может быть, это произошло из-за выражения его лица, а может быть, из-за стыда, но она сразу же дала ему пощёчину. Звук резонировал в совершенно тихой комнате. — Ты монстр, — выплюнула она. Прежде чем она успела сказать ещё слово, он положил руку ей на затылок, притягивая её к своему телу. — Ты злишься, потому что я тебя укусил? — спросил он. Тембр его голоса был хриплым. — Или потому что это именно то, чего ты жаждешь? Чтобы я тебя запятнал? Взял то, чего я хочу? Поглотил тебя? — он почти шептал. Его голос становился более грубым и угрожающим с каждым словом. Она не могла найти на это ответа. Она не могла произнести ни слова или фразы, чтобы ответить на его вопрос. Не сейчас, когда внутри её тела бушует пожар, а голова кружится, когда она смотрит ему в глаза. Возможно, это и было ответом, который он искал. Астарион прижался своими губами к её, покончив с любезностями. Не было никаких нежных уговоров или же мягких покусываний. Казалось, так он целовал её в другой жизни. Было только необузданное желание, прикосновение к её нижней губе, а затем укус. Его язык прошёлся по маленькой ранке, которую он создал, а затем скользнул в её рот, неся за собой медный вкус. Она приняла это бесстыдно, позволив ему поглотить её так, как он этого хотел, погружаясь в поцелуй без всякой осторожности. Каким-то образом её руки уже были вокруг его шеи, маня его ещё ближе. Её тело дрожало, когда она прижималась грудью к его груди. Всё вокруг неё казалось размытым, то появляясь, то исчезая из поля зрения, когда он намотал прядь её волос на свою руку, оттягивая её голову назад. Он лизнул её кровоточащую губу, из его рта вырвался тихий стон, а затем и её шею, посасывая и еле задевая зубами, но так и не вонзив их в неё. Она хотела, чтобы он это сделал. Хотела снова почувствовать его укус, боль и удовольствие, переплетающиеся, пока она не достигнет критической точки. Эта мысль должна была испугать её, но она уже прошла точку невозврата. Её будущее неясно, если вообще не обречено. Она стала добычей гораздо более сильного хищника. Как не уступить ему сейчас, по сравнению с тем, что ждало впереди? Если и можно было сбежать, то она не могла воспользоваться этой возможностью сейчас. Астарион отпустил её волосы и вместо этого коснулся её талии. Он поднял её и, не говоря ни слова, понёс к дивану. Впрочем, его взгляд говорил достаточно. Когда он усадил её, он сделал шаг назад, снял куртку и рубашку, позволив им скользнуть по ногам. Мышцы его шеи подёргивались, когда он смотрел на неё сверху вниз. Не зная, чего он ожидает, но определённо охваченный похотью. Она начала стягивать платье. — О, нет, — его голос был хриплым. — Нет, моя маленькая любовь. Позволь мне. С этими словами Астарион встал перед ней на колени, раздвинув её ноги, чтобы освободить место для своего тела. Он провёл холодными руками от внутренней части её икр к месту соприкосновения её ног, а затем поднял её платье. Его глаза были на уровне её промежности, блестящей от смазки. Это действие было достаточно грязным, чтобы заставить её покраснеть. Поймав её взгляд, он наклонился и непристойно облизнул её половые губы. Последовал хриплый стон с её губ. Он поднял её платье ещё выше, поманил её снять верхнюю часть, и вот она: растянулась перед ним обнажённая, наблюдая, как он хватает её за бедра, чтобы притянуть ближе к своему рту. Он вдохнул её аромат, его зрачки превратились в щелки, а затем снова лизнул её от входа до пульсирующего клитора. В прошлом он, возможно, пытался соблазнить, дразнил её, пока она не стала умолять его прикоснуться к ней. Но сейчас… Теперь он был изголодавшимся мужчиной, терзающим её вагину языком, впивающимся пальцами в мягкую кожу её бедер, чтобы она не тряслась. Потому что её трясло. Удовольствие не нарастало, а ниспадало каскадом, грозя покончить с ней тут же. Но он пока не позволял этого, становясь мягче с ней, играя с её гладкой плотью, покусывая и облизывая, покрытый её соками от кончика носа до подбородка. Она ахнула, когда его пальцы дотронулись до её входа, играя с липкой влагой. Всё, что она могла почувствовать — это тупая боль от того, как её внутренние мышцы сжимались. Только тогда он ввёл пальцы внутрь. Пальцы, потому что она была достаточно податлива, потому что, возможно, он хотел увидеть, как она растягивается. Он провёл языком вокруг них. Костяшки пальцев чуть ли не ударялись о чувствительную кожу её входа, пока она не застонала, а заныла, без всякого изящества толкая бедра в его сторону. А затем мягкий поцелуй на внутренней стороне её бедра, облизывание того места, которое качало больше всего крови. Наконец, укус. Пока он продолжал трахать её пальцами, подталкивая её к экстазу. Острая боль и сладчайшая эйфория смешались, заставляя её сердце заикаться. Пальцы её ног подвернулись, когда она невероятно сильно сжалась вокруг его пальцев. Когда он поднял голову, чтобы посмотреть на неё, она увидела только похоть. Похоть и кровь стекали по его подбородку, а затем и по её влагалищу. Пока он пил из этого места, его язык заменял пальцы и входил-выходил из неё в том же ритме, в каком большой палец касался её клитора. Ей было жарко, очень, очень жарко. Её тело было напряжено и натянуто, как стрела, приближаясь к пропасти наслаждения. Когда оно пришло, она не смогла его просто принять. Он продолжал лизать её, несмотря на дрожь и вздохи, усиливая удовольствие, пока слезы не собрались в уголках её глаз. Только тогда он поднялся, увидев полную картину её изможденного тела. Он выглядел… дерзким. Тем более, когда он полностью разделся, демонстрируя набухший член. Она тяжело сглотнула. Невероятное возбуждение снова вспыхнуло внутри неё. Она не совсем знала, что делать — двигаться или сидеть неподвижно, но ей было не о чем волноваться, потому что в мгновение ока он оказался рядом с ней на диване, подталкивая её прилечь. Астарион расположился над ней. Его тело было твёрдым и тяжёлым. Оно идеально подходило для неё, будто она была создана, чтобы принять его. Похоже, он тоже так думал, раздвигая её ноги своими бедрами, позволяя члену скользнуть между её половыми губами. Он наклонился, чтобы поцеловать её. Он жадно проникнул в её рот, позволив ощутить на вкус всё, что он уже сделал с ней, глотая стоны, вырывавшиеся из её горла. Её бёдра дернулись, приглашая его войти, и он с радостью принял это. Он медленно толкнулся в неё. Она сомневалась, что он делал это, потому что ей нужно было привыкнуть. Скорее, чтобы дать ей почувствовать каждый дюйм, почти невыносимое давление, когда он растягивал её сильнее, чем могли бы его пальцы. Каким-то образом она наслаждалась этим ощущением. — Это, — произнёс он, со скрежетом зубов, начиная двигаться, — моё. Тепло твоего тела. Твои маленькие стоны удовольствия. Дрожь твоих ног, — он наклонил бёдра именно так, чтобы лобковая кость терлась о её клитор в ритме его тяжелых толчков. Она проглотила стон. — Я причиняю тебе боль, любовь моя, но я могу доставить тебе гораздо больше удовольствия. Она не могла с этим не согласиться, учитывая то, что он был так глубоко внутри неё. Он провел рукой по её бедру, закинул её ногу за спину и, казалось, толкнулся ещё глубже, несмотря на то, что её тело уже напряглось и пульсировало от вторжения. Её дыхание было прерывистым, тонкий слой пота покрывал её тело. Астарион не занимался любовью, а трахал её, входя и выходя из её спазмирующей дырки, с неослабевающим ритмом ударяясь о неё почти до грани болезненности. И ей это нравилось. Нравилось, несмотря ни на что. Она пробормотала что-то неразборчивое, может быть, чтобы попросить его сбавить темп, а может, чтобы подстегнуть его двигаться быстрее. Это не имело значения, потому что слова снова затерялись между его губами. Его язык терся о её, клыки почти пронзили её мягкие губы. С болезненным стоном, его слова сорвались с языка. — Ничто за мои две сотни лет никогда не приносило такого наслаждения. Только ты. Слова затронули что-то глубоко внутри неё, подталкивая её к новой кульминации, внезапной и сильной. Её изнурённое тело омывалось ею, будто волной. В своём головокружительном состоянии она могла заметить только то, как он достиг своего пика, наполняя её внутренности семенем, пока то не начало вытекать наружу. Астарион снова толкнулся внутрь, заставляя её задрожать из-за ещё одной небольшой порции удовольствия. После этого он поцеловал её. Сладко. Властно. Он смотрел на неё нечитаемым, возможно многозначительным, но все же тревожным взглядом, и ей пришлось отвести глаза, прежде чем понять, что именно это означало. Она повернулась к нему спиной, веки отяжелели. Усталость была настолько сильная, что ей было всё равно, как он обнял её в ответ, переплетая свою руку с её. Утром она проснулась в новой реальности. Той самой, в которой её побег не удался. Она попытается ещё раз. Она попытается. Ей давно пришлось поверить, что она сможет выжить без него. Однако сейчас она погружалась в очередной сон, принимая тьму с распростёртыми объятиями.