May you be mine?

Фремине знал — это неправильно. С какой стороны ни посмотри — так быть не должно. Это просто нечестно, даже, можно сказать, несправедливо. И все равно в груди появлялся раздражающий комок чувств всякий раз, как он видел Итэра. Когда Лини притащил в их дом знаменитого путешественника, Фремине, по большей части, было все равно. Он просто стоял в сторонке, не пытаясь приблизиться, и наблюдал, как брат отчаянно флиртует и неудачно подкатывает к Итэру, раздражая своим чрезмерным вниманием. Лини всегда был таким — учтивым джентльменом, который, однако, не видел меры в своих ухаживаниях. Но в то же время был милым и забавным. Наверное, именно это в итоге и заставило Итэра стать более благосклонным, и он все чаще появлялся в их доме, что неизбежно приводило к встрече. — Привет, Фремине! Как дела? — Каждый раз говорил ему Итэр и ослепительно улыбался, но его взгляд оставался пустым. Он будто смотрел сквозь него. Фремине молчал, и путешественник, уже привыкший к этому, просто протягивал ему коробку каких-нибудь сладостей в качестве угощения. А потом уходил. Возвращался к Лини, который интересовал его намного больше, и они могли несколько часов болтать обо всем и ни о чем одновременно. Фремине не любил пустую болтовню, да и общество других его утомляло, поэтому он просто уходил в свою комнату, не забыв взять подарок. Несмотря на то, что он был того же возраста, что и Лини, Итэр все равно всегда относился к нему как к ребенку, младшему брату хорошего друга. Даже разговаривал как-то снисходительно, избегал шероховатостей и острых тем. Не воспринимал всерьез, может, даже в качестве потенциального собеседника не рассматривал. Когда Фремине начало это беспокоить?.. Может, все и правда началось с этих несчастных конфет? Или на него так действовали слова Лини, который в прямом смысле не затыкался и только и делал, что говорил-говорил-говорил о путешественнике, заставляя Фремине видеть то, чего нет? А возможно, все дело в том, что Итэр, весь такой странный и даже немного загадочный, не из этого мира? А впрочем, кто из людей может с уверенностью и точностью сказать, что именно ему нравится в другом человеке? В любом случае, Фремине захотелось что-то сделать. Уйти в свою комнату не сразу, подольше задержать взгляд на златовласом путешественнике, перекинуться парой слов тут и там. Итэр любил рассказывать о своих подводных впечатлениях, показывать морские находки и жаловаться на то, как неудобно на глубине использовать силу стихий. И в такие моменты Фремине чувствовал какую-то особенную связь между ними. Что-то общее, из чего вырастало взаимопонимание. Ни Лини, ни Линетт так его не понимали, хоть и были самыми родными людьми. Фремине еще долго помнил такие короткие разговоры. Специально воспроизводил в памяти и подмечал что-то новое, чего раньше не видел. А море все больше ассоциировалось с путешественником. До этого он не замечал, что ромарин похож на кристальную розу, и не думал о том, что темнозвездник может быть настоящей звездой, упавшей с неба много лет назад и оставшейся жить в море Фонтейна. Многие бы посмеялись над такими словами. Но не он. И ему захотелось узнать путешественника лучше. Хотелось спросить, что он видел, где был, кого повстречал на своем пути. Какое в Инадзуме море? Есть ли в Сумеру бронекрабы? Похожи ли небесные звезды на темнозвездники? Но Итэр не замечал его робких попыток начать разговор. На редкие вопросы отвечал односложно и все норовил отдалиться, отойти. Вернуться к Лини. Фремине плохо помнил, какое у путешественника лицо. Но зато хорошо запомнил, как белый шарф иногда открывает обнаженную спину, повинуясь движениям головы. Тогда он впервые ощутил тяжесть одиночества. И тяжесть зависти. Впервые он завидовал Лини — его харизме, легкости характера, смелости. Он видел — еще чуть-чуть, и путешественник сдастся и примет ухаживания. И тогда все его странные и необычные чувства станут нечестными по отношению к брату. Но пока они еще не вместе, у него ведь есть шанс? Возможно, сами Архонты благоволят ему, когда Итэр внезапно приходит в их дом раньше, чем Лини и Линетт успевают закончить очередное выступление. — Я подожду в гостиной, ничего? Если я вернусь в гостиницу, то мне тут же придется возвращаться обратно, — путешественник немного натянуто улыбается ему, чувствуя неловкость. Они наедине, больше никого нет, и от одного этого обстоятельства немного кружится голова. Фремине слегка кивает и отводит взгляд, но не торопится уходить. Ему слишком многое хочется сказать, еще больше — спросить. Но он забывает обо всем, и в голове остаются только одни слова. — Что ты обо мне думаешь? Итэр не ожидал этого вопроса. Да и того, что Фремине будет себя так вести, тоже не ожидал. Поэтому сейчас удивленно хлопает глазами и смотрит на него так, будто видит впервые. — Ну… ты брат моего друга. Хм… что еще я могу думать?.. От этих слов становится больно. Он — не больше чем «его брат», даже не приятель, не простой знакомый, не житель Фонтейна. Наверное, путешественник даже в мыслях не может представить его отдельно от Лини и Линетт. Он — всего лишь дополнение к другим людям. Обычно Фремине все равно, как воспринимают его другие. Но сейчас ему остро хочется, чтобы Итэр заметил его. Именно его. Поэтому он делает быстрый шаг вперед и оказывается почти вплотную к путешественнику. Золотые глаза слегка округляются от удивления, рот приоткрывается в попытке спросить что-то, а чужое тело напрягается, готовится сделать шаг назад и вернуть комфортную дистанцию. Но Фремине ему не позволяет. Кладет руку на плечо и подается вперед, слегка касается чужих губ своими. Почти невесомое ощущение, но ему кажется, что он целует огонь. Приятный ожог держится на чувствительной коже даже тогда, когда он отступает назад. Интересно, что сильнее — лесной пожар или подводный водоворот? Щеки Итэра горят, и он держится за губы. Но его глаза… Впервые Фремине видит в них себя. Путешественник смотрит прямо на него и наконец замечает. Замечает, что под кровными связями есть человек. Личность со своими чувствами, страхами, привязанностями. Замечает, что Фремине действительно существует. И он прямо здесь, рядом с ним, держит в кулаке всю силу воли, чтобы поддержать этот странный контакт. — Я не хочу, чтобы ты видел во мне только его брата. Фремине не хочет соперничать, ругаться, ссориться. Но молчать о своих чувствах уже невозможно. Итэр не успевает ответить — входная дверь внезапно открывается и раздается голос Лини. На несколько долгих секунд все внимание путешественника обращено на иллюзиониста. Когда он поворачивается в сторону Фремине, то видит только его спину, исчезающую в темноте его комнаты. Что-то подсказывает ему — это только начало.