Фонтан фантазий

Лёша не помнит, правда не помнит, когда они с Нурланом виделись в последний раз: совместных съёмок не было давно, случайные встречи в пределах работы тоже стали редкостью, неформальные встречи — редкостью ещё большей. Многое изменилось, у каждого свои проекты и свои дела, в круговороте событий стало как-то не до поиска встреч друг с другом. Вот и сейчас Лёша смотрит на старого друга, замечая в нём и «того самого Нурика», с которым связано столько весёлых и прекрасных моментов жизни, и какого-то нового Нурлана, будто не так хорошо знакомого Лёше. Этот новый Нурлан возмужал ещё больше, его мышцы стали ещё более крепкими и выдающимися, он и в целом стал чуть шире и даже, кажется, чуть выше. И более уверенный, и более приземлённый, и более таинственный. А в глазах его остался тот же огонёк, который и зацепил в своё время Щербакова. Зацепил, увлёк, заставил привязаться, даже в некотором смысле полюбить этого строгого, неприступного казаха. И Лёша до смерти рад вновь увидеть этот огонёк сейчас, спустя столько времени и столько событий, сквозь все изменения, будто перед ним всё тот же любимый и весёлый Нурик. Приятно снова встретить столько старых и добрых приятелей на съёмках нового шоу, приятно с ними поговорить и посмеяться, интересно рассмотреть каждого, чуть изменившегося по-своему. Но взгляд почему-то раз за разом возвращается именно к Нурлану, который, между прочим, на Лёшу почти и не смотрит. И Лёша внезапно этому рад, потому что так он может разглядывать казаха с ног до головы, вдоль и поперёк и не напрашиваться на ненужные вопросы, на которые и сам не знает ответа. Лёше просто хочется смотреть. Просто почему-то очень хочется снова и снова блуждать взглядом по этой статной фигуре и хорошо знакомому лицу, хочется уделить внимание каждой мелочи, заметить каждую деталь. Насколько отросли волосы, как они уложены, с какой стороны выбилась прядь. Взгляд стал казаться более суровым, потому что чуть углубились морщины? Или потому что Нур не в лучшем расположении духа? А когда он делает глубокие вдохи, на его груди туго натягивается ткань рубашки. И Лёше почему-то нравится. А теперь он наклонился, оперевшись руками на стол, стоит почти спиной к Лёше, чуть боком, и Лёша видит, как выгодно подчёркивает натянутая ткань брюк линии ягодиц. Надо же, Щербаков никогда бы не подумал, что станет вот так просто глазеть на мужскую задницу и находить это довольно приятным занятием. Но какая разница? Это же задница Нурика, не чья-нибудь! С Нуриком всегда отношения были более близкими, а контакты более тесными, и ни одного, ни второго это никогда не смущало. Вот и сейчас смущаться Лёха не будет, лучше посмотрит, что там ещё есть интересного на сабуровском теле. Закатанные по локоть рукава рубашки открывают вид на крепкие предплечья с заметно выпуклыми венами и тёмными волосками. А если поднять взгляд выше, то в глаза бросаются мускулистые плечи, которые, конечно, не в силах скрыть тонкая белая ткань. Лёша эти мускулы сразу заметил. На самом деле, это первое, что он заметил после фразы Сабурова: «Здорово, Лёх!». То есть первым был искренне радостный взгляд и такая же улыбка, а вторым — мускулистые плечи. Это было минут 15 назад, и с тех пор Щербаков примерно столько же раз облизал их взглядом. Нет, ну не облизал, конечно, такая метафора способна вызвать лишь отвращение… Но у Лёши почему-то не вызывает. Именно такая формулировка и крутится в его голове, пока он со всем вниманием разглядывает каждый сантиметр нуровского тела. «Я его прям как будто облизываю взглядом. Ну а хули нет, это же Нурик! Нурика можно…» — И продолжает «облизывать». Пальцы у Сабурова длинные и тоже крепкие. Вообще, всё в нём источает силу. Сама мужественность, сама надёжность. Лёша, наверное, тоже такой? Или нет, наверное, Лёша совсем не такой… Неважно! Речь ни о Лёше! На чём он остановился? Пальцы… Ладони большие, опять же сильные и надёжные, как и всё остальное, как и предплечья и плечи. Боже, эти его руки, наверное, сводят с ума всех женщин! Особенно тех, которым посчастливилось буквально побывать на этих руках, в этих руках. А Щербаков и не замечал, какой он, оказывается, ценитель сильных мужских рук. Ладно, что там ещё? Спина, бёдра, ноги… Да, всё это Лёша и раньше видел много тысяч раз. Видел, но рассмотреть всё равно хочется. Ткань ещё так натягивается… Нурлан встаёт в какую-нибудь позу, делает какое-нибудь движение или даже просто наклоняет голову, смеётся, а его одежда как будто издевается над всеми присутствующими! Там натягивается, тут облегает, а кое от куда вообще не мешало бы её убрать… Ну, просто Лёше интересно, насколько Нур накачал плечи за то время, пока они не виделись. Лёша вот не накачал, Лёша вообще не изменился, а так Нурик, может, тоже бы его разглядывал, кто знает? Ну а если уж совсем откровенно, то хочется не только посмотреть на эти плечи без рубашки, но и потрогать, понажимать на них. Чтобы понять, действительно ли они такие каменные, как выглядят. Волосы тоже, кстати, так хорошо смотрятся, такие густые, тоже хочется потрогать. Хм. Странно? Странно! Но всё равно хочется. Щербаков отталкивается от стены, на которую опирался всё это время, и неторопливо идёт в направлении Сабурова, стоящего в кругу других ребят. Хотя на самом деле Лёша бы поторопился, но его тормозит неверие в то, что он, кажется, действительно собирается сделать. Он подходит, Нур всё так же стоит к нему почти спиной, чуть боком, и Лёша так просто и естественно кладёт ладонь ему на спину, в самый центр позвоночника, и плавно ведёт вверх. Ладонь останавливается только на шее, когда кончики пальцев достают до волос. Сабуров уже повернулся одной головой и по-доброму смотрит, молча и не понимая, чего Лёша от него хочет. Потому что впечатление такое, что Лёша хочет просто потрогать, но это же бред? А Щербаков тем временем, лишь на секунду бросив на Нура собственный улыбающийся взгляд, возвращается глазами к своей ладони, которая теперь так же плавно скользит левее, переходя на плечо и несильно сжимая бицепс, затем трицепс. — Пять минут до мотора! По местам, ребят! «Блять…» — Лёша с искренним сожалением опускает руку. *** На следующий день встречаются на съёмках того же шоу: Нурлан улыбается и кивает Лёшиному отражению в зеркале. Щербаков, зашедший в гримёрную только что, сразу видит своего друга, с которым уже работают стилисты, и приветственно кивает в ответ. Через 5 минут русый и сам оказывается в кресле перед зеркалом, за него берётся молодая, позитивная и болтливая девчонка с длинными волосами, собранными в объёмный пучок на самой макушке. В её руках тут же появляется много самых разных заколок и невидимок, которые вскоре, одна за другой, оказываются в Лёшиных пока ещё лохматых волосах. — Нереальные пробки сегодня, ты видел? — Начинает лепетать девушка, не глядя в лицо Щербакова. — Я не удивлюсь, если половина ребят приедут к самому началу съёмок. Но я готова, если что, я уже так ко всему привыкла, что с закрытыми глазами каждому из вас супербомбическую укладку сделаю за 5 минут! Веришь, Лёш? А я сделаю!.. Щербаков с привычной улыбкой что-то отвечает, поддакивает, а сам смотрит перед собой — в зеркало, где отражается Нур, лицо которого сейчас покрывают пудрой, чтобы избавить от блеска в кадре. Сам Сабуров смотрит в экран своего телефона, держа его на уровне глаз. Девушка рядом с ним, молчаливая и внимательная, с сосредоточенным выражением лица орудует большой мягкой кисточкой, добавляя пудры по чуть-чуть. Опять это странное желание — встать на её место и сделать Нуру укладку своими руками, осторожно пройтись по его лицу этой кисточкой… Лёша столько раз проходил через эту процедуру, что наверняка смог бы воспроизвести её с кем-то, чьё лицо и волосы ему очень хорошо знакомы. И справился бы, наверняка бы справился не хуже своей болтливой и весёлой стилистки, продолжающей рассказывать ему что-то о том, как она добралась сегодня до работы. Лёша бы тоже болтал без умолку, если бы стоял лицом к зеркалу, а перед ним сидел бы Нур, доверивший ему свою укладку. О, как это было бы интимно! Трогать, и трогать, и трогать его волосы! Вплетаться в них пальцами, массировать кожу под ними, перекладывать на одну сторону, затем на другую, вдыхать их запах, пшикать всеми этими фиксаторами… В смысле, конечно, никто из гримёров не вплетается пальцами в волосы артистов и не делает массаж головы, но Лёша почему-то представил это именно так. И ещё… всё-таки, Лёша не болтал бы без умолку, как подумал сначала, скорее он был бы как стилистка Нура — молчаливым и сосредоточенным. Потому что наслаждающимся. Наслаждающимся каждым моментом каждого прикосновения, каждого вдоха, каждой встречи взглядов в зеркале… «Да чё началось-то опять?..» Но это правда, правда хотелось бы. И сейчас Щербаков смотрит на отражение профиля своего друга и думает, что, если бы так было можно, если бы вдруг однажды не хватило гримёров или что-нибудь такое, Лёша бы взялся! Ох, как бы он взялся за Нурика! За его волосы, за его лицо, ну и там… Массаж бы тоже сделал, например. А почему нет? После многочасовых съёмок иногда до смерти хочется просто лечь и позволить кому-то долго-долго-долго массировать всё твоё тело, от шеи до стоп. Уж это Лёха знает не понаслышке. И точно так же Лёха знает, что Нурику тоже хочется такого блаженства после многочасовых съёмок, которые, кстати, ждут их сегодня. Конечно, Лёша и сам будет уставший и вымотанный, но, скажем, на полчасика его бы хватило. Полчасика он бы помассировал Нурику и шею, и спину, и плечи. А если брать не съёмочный день, то в целом… В целом, да, Лёша сделал бы Нуру массаж всего тела, даже если бы это заняло часа два. Сделал бы с вот этими маслами ароматными или с чем там ещё? В спокойной обстановке, чтобы им обоим не надо было никуда спешить, чтобы вообще это был их общий выходной. Чтобы Нурик просто лёг на живот, расслабился и даже уснул бы, если бы захотел, а Лёша разминал бы все его мышцы, медленно, тщательно. С пристрастием. Добавлял бы и добавлял какое-нибудь тёплое масло и всё такое. Сначала размял бы шею, потом плечи, конечно. Плечи долго бы разминал, ну и руки в целом. Потом спину, тоже долго, спина у Нурика большая и широкая, кстати, чтобы как следует её размять, на него пришлось бы забраться, буквально сесть верхом. Ну, верхом садиться, да ещё и на задницу, Лёша бы не стал, так просто упёрся бы коленями в матрас или кушетку (на чём там Нурик бы изволил разлечься?) и периодически переносил бы свой вес на руки, наваливаясь, чтобы тщательней все мышцы проработать. Поясницу бы размял. Потом ноги, ноги тоже надо обязательно: бёдра, голени, стопы. Да, Нурик бы ему за такое до конца жизни своей был бы должен. А Лёша и вовсе был бы в двойном выигрыше, потому что щупать Нурика 2 часа это, извините, не каждому позволено. А Лёша бы хотел. Почему-то. — Лёша, ты слышишь? Беги давай, ты тут у меня не один хочешь быть красавчиком перед камерами! — Голос усмехающейся девушки возвращает в реальность, где нет ни матраса/кушетки, ни ароматных тёплых масел, не расслабленного Нурика… Нурика, кстати, вообще нет, даже в отражении. Видимо, он уже на съёмочной площадке, а кое-кто так размечтался, что выпал из действительности. Лёша надеется, что хотя бы ненадолго. *** — Привет, Лёх! — Нурлан оказывается рядом внезапно и ровно в тот момент, когда Щербаков делает глубокий вдох, из-за чего его нос улавливает нотки сабуровского парфюма. «Как же пиздато» — проносится в мыслях Алексея, старающегося теперь вдохнуть ещё глубже, но на это не способны человеческие лёгкие, и мужчина вынужденно приходит в себя. — А ты чё тут? — Интересуется Лёша, пожимая руку казаха, которая до этого на секунду легла на его плечо. — Тоже на съёмки, что ли? — М-м, — Сабуров отрицательно качает головой, — я по делу, по контракту, — и улыбается. И как это он так улыбается? Вроде как-то даже лениво, просто уголки губ немного расползаются в стороны, а у Щербакова чуть ли не мурашки бегут по коже. Нет, ну тут надо сказать, что у Нурлана и взгляд чего стоит! Добрый, таинственный и с огоньком. Вообще, «таинственный и с огоньком» — так Нур смотрит на многих, а вот «добрый» достаётся далеко не каждому. Честно говоря, Лёша даже и не помнит, видел ли он, чтобы Нур ещё на кого-то так смотрел кроме него. Вроде не помнит. А может, внимания не обращал. — Что, Лёш? — В том же взгляде карих глаз мелькает непонимание, но доброта и огонёк никуда не исчезают. — Что? — Лёша и не замечает, что опять готов был покинуть реальность, теряясь в мыслях о том, на кого ещё так смотрит Сабуров. — Почему ты так смотришь? — А… задумался. Ничего! Нурлан усмехается. По-доброму. Затем хлопает Алексея по плечу и уходит в своём направлении. А Щербакову теперь стоять и смотреть ему в спину, на его походку, на уверенные и твёрдые шаги и улавливать ещё витающий в воздухе аромат одеколона. Почему-то этот запах хочется ощущать чаще. *** Наконец-то! Наконец-то неформальная встреча, где не надо отвлекаться на камеры, сценарий, режиссёров, гримёров… Лёша не помнит, сколько недель назад они виделись в последний раз, но чувствует всем сердцем, что соскучился. Хотя до этого момента явно не осознавал. До момента, когда Нурлан снова не посмотрел на него своим добрым и горящим взглядом, пока не улыбнулся, не дотронулся, не окутал в свой запах и не сел за другой край стола, где, однако, Щербакову его очень хорошо видно. И видно, и слышно, и нотки парфюма доносятся. За столом их семеро, сейчас Нур, конечно, закажет кальян, алкоголь уже на столе, позже принесут какую-то еду. А Лёхе опять сидеть, смотреть на это всё и веселиться под чистым здоровьем, потому что ну правда и так ему весело, и давно уже ни у кого нет с этим проблем. А кое-кто ещё и норовит использовать это в своих корыстных целях, с чем тоже ни у кого нет проблем. Более того, сейчас Щербаков осознаёт, что хочет и ждёт того момента, когда Сабуров обратится к нему с просьбой подвести его пьяного до дома. Такого сильного, мужественного, самоуверенного и нуждающегося в Лёхиной помощи. И Лёха подвезёт, и они снова будут болтать и смеяться всю дорогу, как это было в давние времена, когда такие встречи случались чаще. Как же, оказывается, Лёша по ним скучает! Но понимает это только сейчас, когда сидит почти напротив своего друга, видит его улыбающиеся глаза, слышит его смех и низкий голос, невольно отмечает, как идёт ему его чёрная классическая рубашка. Конечно, идёт! В сочетании с почти чёрными волосами, такими же бровями и ресницами, в сочетании с этим тембром голоса, с ароматом парфюма, да и вообще с тем фактом, что это Нурлан Сабуров!.. Боже, да ему бы всё пошло! Всё, что бы он на себя ни надел! Дорогие сорочки и пиджаки, бесформенные футболки и мешковатые худи… Главное, что под всем этим всегда было и остаётся одно и то же. Лёша видел Нурлана без одежды, но так давно, что сейчас его воображение будто с чистого листа рисует себе очертания сабуровского торса. Да ведь и сейчас-то Нур изменился, стал больше, крепче. Что там, под этой чёрной тканью его рубашки? Господи, что там? Две изящные ключицы, плотные и выразительные грудные мышцы, два коричневатых соска, дорожка тёмных волос, берущая своё начало примерно от центра живота, проходящая через пупок и сгущающаяся книзу. Твёрдый и плоский живот. Естественный запах кожи. Ничего лишнего. Почему так хочется всё это увидеть? Почему так хочется ко всему этому прикоснуться? Почему хочется узнать, как всё это пахнет? «Потому что соскучился…» Лёша не верит сам себе, но времени на анализ у него нет, потому что фантазия уже разыгралась и теперь блуждает где-то там, под нуровской одеждой, несмело «ощупывая» каждый сантиметр и желая только одного — ещё! Сабуров, будто подстёгивая Лёшину фантазию, не отвлекаясь от общего разговора, начинает закатывать рукава своей чёрной рубашки, открывая взгляду всё больше и больше голой кожи. И Щербаков смотрит на эту кожу жадно, мысленно пробираясь выше и возвращаясь туда, где, опять же мысленно, был только что. Затем снова глазами — к предплечьям. Смотрит, как двигаются под кожей мышцы, как выпирают вены, как ловко длинные пальцы закручивают края рукавов. Чёрт, эти руки… Это произведение искусства, ей-богу! Лёша не уверен, чего именно ему хочется от этих рук, но совершенно ясно, что взгляд оторвать от них он не может. Перестать фантазировать о том, что у Нура под одеждой, он не может. Объяснить себе собственные мысли не может тоже. Да что он вообще может?! Сидеть, смотреть в упор и рисовать у себя в голове уже почти неприличные картинки, напрямую связанные с его хорошим другом и, на секундочку, мужчиной? Странно? Странно! Но факт. Внезапно Сабуров наклоняет голову и буквально вторгается в поле зрения Щербакова своим пристальным взглядом. Боже, он что, смотрит на Лёшу? И как давно? Всё это время? Нет, Лёша бы заметил. Но он точно смотрит последние несколько секунд или больше, потому что вполне осознанно привлекает Лёшино внимание движением головы. Щербаков осмеливается и встречается со взглядом карих глаз. Казах вопросительно поднимает одну бровь, русый на это едва заметно пожимает плечами и качает головой. Сабуров берёт в руку, своими изящными пальцами, телефон, показывает его Лёше, а после направляет в Лёшину сторону кончик указательного пальца. Алексей понимает, что друг просит его посмотреть в свой телефон, и пока Лёха лезет в карман, тот набирает сообщение. Нурлан: Будешь моим трезвым водителем? Щербаков усмехается одним уголком губ и, убирая телефон обратно в карман, кивает Сабурову. Сабуров улыбается, и оба остаются очень довольны. *** Нурлан уже минут 10 что-то рассказывает и лениво смеётся на соседнем сиденье, но Лёша, сидящий за рулём слева от него, не слышит ни слова. Он думает о том, что он… думает. В смысле, почему он думает о Нурике в таком ключе? Какого чёрта ему вдруг стало интересно, что там у него под одеждой и как это всё пахнет? В связи с чем он, Лёша, просидел 2 или 3 часа в классной компании близких людей и, как последний болван, ни разу не уловил суть ни одного разговора, гораздо больше увлечённый собственными мыслями? Хотя что уж там, никакими не мыслями, а полноценными фантазиями о голом торсе другого мужчины. Друга. Нурика. «Потрясающе, блять!» Кстати, сейчас происходит ровно то же самое: Сабуров что-то говорит, а Щербаков ни в зуб ногой, сидит опять и думает о том, кто сидит рядом. Вот же он! Почему бы ни взять и не насладиться этим моментом, не посмеяться вместе? Щербаков ведь соскучился по такому времяпрепровождению, разве нет? Почему даже сейчас он сидит и думает о том, что в голосе Нурлана после алкоголя появилась некая сексуальная хрипотца? Что запах его одеколона смешался с запахом дыма и всё того же алкоголя, а Лёхе всё равно нравится? Что ладонь Сабурова так расслабленно лежит сейчас на бедре, иногда похлопывая по нему, а иногда поглаживая? И вот бы… вот бы на Лёхином бедре лежала сейчас эта ладонь… вот бы его, Лёхино, бедро она похлопывала и поглаживала. А Нур при этом мог бы точно так же говорить что хочет. Вот бы!.. Впрочем, Лёша не полностью отсутствует в этой реальности, время от времени он выдаёт и смешки, и кое-какие реакции, больше интуитивно кажущиеся ему уместными, и даже выдавливает из себя словосочетания и целые фразы, но это совсем редко. Пьяный Нур не требует от друга слишком многого, он как будто просто говорит ради того чтобы что-то говорить, не претендуя на полноценную беседу. Но скоро и это ему становится делать лень, последние минут 20 едут в полной тишине. И если в голове Сабурова в это время витает такая же тишина, то в голове Щербакова плещется фонтан мыслей и, как ни крути, фантазий, связанных всё с тем же человеком. Странно? Ещё как… *** К сегодняшнему дню Лёша уже почти забыл и готов был отречься от собственных непонятных фантазий, но не теперь, потому что теперь Нурлан снова стоит перед ним во всей своей мужественной красе, с мускулистыми руками и прочими бонусами. Их по-прежнему редкие встречи стали с некоторых пор какими-то яркими, правда, наверное, только для Лёши. Хочется ли Щербакову видеть Нурлана чаще? — Да. Думает ли Щербаков о нём каждую минуту, пока они не видятся неделями и месяцами? — Определённо нет. Скучает ли Лёша? — Да. Может ли он справиться со своим фонтаном фантазий, разыгрывающимся каждый раз при виде Сабурова? — Нет. Пытается ли Лёша с ним справиться? — Нет. И сейчас не будет пытаться. Потому что рассматривать Сабурова и домысливать, что происходит под его одеждой, оказалось совершенно новым, ни на что не похожим и щекочущим нервы удовольствием, в котором Щербаков пока не видит ничего плохого. Или не хочет видеть. Например, сегодня на Нурлане широкая длинная футболка и широкие штаны, из-под которых едва заметны кеды. Ну просто раздолье для Лёшиной фантазии! Ведь под такой свободной одеждой, ничего не обтягивающей и не подчёркивающей, может быть какое угодно тело: размер мышц какой хочешь, живот любой степени «подтянутости» и так далее. Правда, Щербаков примерно знает, что там на самом деле, и представляет ровно то, что видел раньше, ровно тех же размеров и степеней «подтянутости». Сабуров находится на расстоянии нескольких метров от Лёши, он разговаривает и жестикулирует, на его голове надета кепка козырьком назад. А Лёша следит за его руками и мечтает только о том, чтобы никто ему не мешал, поэтому стоит Лёша чуть в стороне от всех, делая вид, что что-то смотрит в телефоне. На самом же деле его взгляд прикован к длинным пальцам и большим ладоням, к крепким предплечьям, переходящим в локти, едва заметным под длинными рукавами серой футболки. Вот одна из кистей резко опускается, ныряя в карман штанов и извлекая оттуда мобильный, вот она так же резко поднимается обратно, чуть цепляя край футболки. Край задирается и на какое-то время открывает Лёшиному взору небольшой бугорок, скрытый под тонкой тканью штанов. Нет, это не новость, что у Нурлана Сабурова есть половой член, но Лёшу в этот момент словно прошибает током. Край футболки тем временем вернулся на прежнее место, прикрывая собой бугорок, но Щербакова это уже не спасёт. Кажется, его уже ничего не спасёт. Потому что теперь он невидящим взглядом смотрит в одну точку, а его воображение рисует тот самый бугорок. И, слава-тебе-господи, пока ещё под тканью штанов. Но и это, кажется, ненадолго. Лёша противится сам себе несколько секунд, пока не без интереса (но и не без ощущения стыда) позволяет своей фантазии забраться в штаны друга и… для начала разузнать, какого цвета его трусы? К чёрту трусы! Какой у него член? Какого он размера, когда он расслаблен? Какого он размера, когда напряжён? Может быть, он обрезанный? Какой формы головка? Есть наклон в какую-нибудь сторону или он прямой и ровный? А какие яйца? Большие, маленькие, средние, заметно несимметричные? «Ёб-твою-мать-ёб-твою-мать-ёб-твою-маааать…» Щербаков резко зажмуривается и понимает, что нарисованная воображением картинка идеального сабуровского члена никуда не делась. Тогда Лёха так же резко открывает глаза и специально смотрит в другую сторону, на других людей, на кого угодно. Но воображение неумолимо стоит на своём. И в этом воображении пенис просто расслабленно висит, что, однако, не делает его менее идеальным, но хотя бы на капельку смягчает общее восприятие ситуации и удерживает от паники. Лёша нервно сглатывает. С того момента, как он открыл глаза прошла лишь секунда, а вот сколько времени он стоял, как придурок, уставившись невидящим взглядом в пах Нура, — это вопрос. А сколько времени и усилий теперь ему потребуется, чтобы прогнать из мыслей проклятый образ идеального члена своего друга — вопрос ещё более серьёзный. Взгляд будто сам собой, будто нехотя и через сопротивление, но возвращается к прежнему месту — к небольшому бугорку под штанами, прикрытому вдобавок и краем футболки. Но какая разница, прикрытый-неприкрытый, Лёша уже видел! И ему хватило какой-то жалкой секунды, чтобы, видимо, сойти с ума! До безумия странно и до дьявола стыдно, но Щербаков уже втайне мечтает, чтобы Нур ещё раз зацепил край своей футболки, будь она проклята, и хоть на мгновение показал свой блядский бугорок, чуть выпирающий сквозь ткань ебучих штанов. Лёша ловит себя на том, что кусает губы, как бывает на нервной почве. То есть он кусает губы и напряжённо смотрит в упор в область члена другого мужчины. Да что происходит? Непонятно, что заставило Щербакова отмереть, но он вдруг решил сделать над собой усилие и поднять взгляд выше. На самом деле он хочет отвести взгляд хоть куда-нибудь, но именно наверх — по телу Нурлана — его потянуло магнитом. Там, наверху, его и поджидает сюрприз: Сабуров смотрит. «Боже! Чёрт! Блять… Кому молиться?!» Лёша, конечно, понятия не имеет, как долго Нур вот так стоит и наблюдает за тем, как его друг средь бела дня и при всём честном народе бесстыдно пялится на его член и кусает губы. «Вот же ж блять…» И Лёша уж точно не может выдержать сейчас этот озадаченный и тяжёлый взгляд, поэтому не находит ничего лучше, чем медленно опустить собственный взгляд обратно. Обратно, блять! «Ну, это же как будто я задумался! И как будто я сам не раздупляю, куда смотрю, потому что весь в своих мыслях, типа… Похоже?» На риторический вопрос самому себе Лёша даже тихонько кивает и уже действительно не понимает, куда он смотрит. Однако в этой отвратно-паскудной ситуации тут же находится и плюс — картинка с идеальным членом Сабурова улетучилась из мыслей. Дай бог, навсегда. *** Алексей боялся этой встречи и уже давно признался себе в этом. Он понял, что боится её в тот самый момент, когда картинка идеального члена вернулась в его мысли в третий раз после того самого случая, когда он на одну секунду увидел этот проклятый бугорок под сабуровскими штанами. Лёша понял, что боится следующей встречи, когда не смог совладать со своей фантазией, желающей «увидеть» этот член в боевой готовности. Лёша понял, что боится следующей встречи, когда картинка идеального и возбуждённого члена стала преследовать его везде, где бы он ни находился и чем бы ни занимался. Лёша понял, что ему пиздец. И Лёша мог бы поклясться, что отменил бы эту долбанную следующую встречу, если бы располагал такой возможностью, но встреча была не случайной, не короткой и сулила большие деньги. Совместные многочасовые съёмки стали тем ещё испытанием для Щербакова и его фантазии. А Нурлан как ни в чём не бывало подходит со своей доброй улыбкой и озорными глазами, со своим «привет, Лёх» и крепким тёплым рукопожатием и даже не подозревает… А Лёха в это время уже готовится к электрическому разряду, который вот-вот пройдёт через его тело, запущенный этим банально-привычным рукопожатием. И так оно и происходит, хотя русый и старается не подавать вида. Ему страшно копаться в себе. Точнее, страшно ему было все предыдущие недели, которые он провёл с «той самой картинкой», а сейчас, когда Сабуров снова оказался перед ним, Лёхе вроде как-то и не до этого. Потому что блядская фантазия требует подзарядки, а Щербакову бороться с ней не под силу, в чём он убедился уже раз 100 со времён последней встречи с Нурланом. По крайней мере, Лёха постарается не смотреть ниже пояса. Так или иначе, но первое, что делает Алексей, когда разрывается их рукопожатие, это опускает взгляд ниже пояса. Да и как ему этого не сделать? На его друге строгий классический костюм, в меру облегающий, и если любимые крепкие плечи скрыты сейчас под рукавами пиджака, то ставший родным за последние недели бугорок ненавязчиво выпирает из-под тонкой ткани брюк. Все щербаковские шутки на сегодняшних съёмках связаны с «хуями» и «пидорасами». Любой подтекст и любое движение сводится к фаллической символике. И Лёша это неспециально! Всё это само по себе выплёскивается из него фонтаном, и он не знает, борщит ли он безбожно, или все воспринимают его юмор так же, как всегда. Лёша не знает, но ответ есть. Он борщит. Борщит безбожно. После примерно сотни его шуток о членах Нурлан устаёт закатывать глаза. А сам Лёша чувствует, что как будто немного возбуждён. В сексуальном плане. Странно? Странно, блять, но так и есть. *** Если бы Лёша знал, что на этой вписке будет Сабуров, отказался бы от приглашения. Он и сейчас ещё торгуется сам с собой, уехать или остаться, потому что смотреть весь вечер на расслабленного и весёлого казаха в не самых свободных футболке и джинсах это, извините, выше Лёшиных сил после всего, что между ними было в его фантазии. Ладно, прям между ними ничего не было, но зато Щербаков мысленно уже слишком хорошо знаком с каждой выпуклостью и впадинкой на сабуровском теле, и ни о какой одежде при этом «знакомстве» вообще не идёт речи. И одно дело, когда ты такой лежишь в своей собственной кровати или едешь в собственной машине, то есть наедине с собой, где никто не прочитает по глазам твои не совсем пристойные мысли, где никто не упрекнёт тебя во внезапно начавшем подниматься члене. Странно и стыдно, конечно, но ещё куда ни шло. И совершенно другое дело, когда объект твоих грязноватых фантазий сидит прямо перед тобой, такой весь из себя раскованный, сексуальный и довольный жизнью. Да, Лёша уже не спорит с тем, что считает Сабурова сексуальным. Не спорит с тем, что ему нравится снова, и снова, и снова, и снова, и снова… представлять сабуровксий член, точнее рисовать его в своём воображении. И уж точно не спорит с собственным заключением о своей невменяемости. Но когда Лёша видит Нурлана, в нём просыпается тот самый фонтан фантазий, которые точно будут преследовать его недели и месяцы до следующей встречи. И Лёша ничего, ничего не может с этим поделать. А время только всё усугубляет. А Сабуров тем временем подходит к Щербакову вплотную и закидывает на его плечи свою большую руку с каменными мускулами, и мало того, он ещё и наклоняется, чтобы сказать почти на ухо: — Я знаю, о чём ты думаешь. Лёшу бросает в жар, во-первых, от близости Нура, во-вторых, конечно, от услышанного, но он не так прост, и говорит спокойно: — Что ты знаешь? — Ты хочешь уехать, говнюк. Но ты останешься. Щербаков выдыхает, но тело его не охлаждается, ведь Сабуров всё ещё стоит вплотную. И каким-то шестым чувством Лёша ощущает и ту самую улыбку, и тот самый взгляд, адресованный всегда только ему. — Я побуду, может, час… — начинает, было, говорить Алексей, но Нурлан прерывает его. — Нет, душнила, ты заебал. Давай ты расслабишься и повеселишься, у тебя получалось раньше. Невольно усмехаясь, Лёха выскальзывает из-под сабуровской руки и тут же жалеет об этом. — Посмотрим, — бросает он напоследок, спеша уйти. И об этом жалеет тоже. Потому что теперь он чувствует аромат того самого парфюма прямо на себе. Теперь его левый бок и левая рука пока ещё хранят тепло, подаренное чужим телом. А над левым ухом будто ещё звучит низкий бархатный голос: «…У тебя получалось раньше». «Знал бы ты, что у меня ещё получалось раньше…» Это Лёша о том, что раньше у него получалось не думать о Нуре каждый день по много часов, не фантазировать, как выглядит его член в расслабленном и в напряжённом виде, не скучать по запаху… Ой, да всё! Теперь не получается! А после этого мимолётного контакта, который Лёша сейчас хочет вернуть больше всего на свете, щербаковская фантазия, наверное, окончательно сойдёт с ума и подкинет что-нибудь вроде… ещё одного контакта. Ну, например, если бы между ними произошло всё то же самое, но без одежды? Если бы Нур подошёл с этим своим членом, так же бы закинул свою груду мышц на Лёхины плечи, так же прижался бы к его левому боку… и членом задел бедро… «Что?! Нет, серьёзно? Боже…» Самое странное и неприятное, что Лёшин член, очевидно, вовсе не против таких фантазий, потому что прямо сейчас подаёт уверенный импульс. Щербаков суёт обе руки в карманы джоггеров и, угрюмый, подходит к окну, игнорируя всех присутствующих. Он знает, что полёт воображения уже не остановить и что придётся «смотреть» дальше. Если бы они оба были без одежды и, разумеется, одни в этой квартире, и если бы Нурик вот так подошёл, закинул руку на Лёшины плечи, а член Нурика коснулся Лёшиного бедра… Лёша бы вздрогнул. Точно вздрогнул бы, но не отошёл. Куда там, впереди столько интересного! Так что Лёша стоял бы, и стоял, и стоял, чувствуя лёгкое прикосновение головки к своей ноге. Стоял бы, стоял… а потом взял бы этот член в руку и ощупал бы его уже как следует! А то сколько можно рассматривать, пора, в конце концов, и ощутить! Хотя бы рукой. Или двумя. В общем, Лёша взял бы его двумя руками, и член, конечно, начал бы твердеть. Ну и логично, что пришлось бы тогда его подрочить… «Что логично, отдрочить мужику? В натуре? Пиздец, блять…» С другой стороны, а как не подрочить, если в твоих руках такой большой и прекрасный член, который ты сам, между прочим, взял? Тут можно было бы не только подрочить, но и сделать это так, чтобы ещё и рассмотреть каждое движение: как натягивается тонкая кожица и оттопыривается головка, как набухают по всему стволу вены, как из наружного отверстия появляется первая капелька смазки, хватит ли этой капельки, чтобы увлажнить всю головку… Ну и да, чтобы всё это увидеть, пришлось бы, конечно, приблизиться лицом — и вот Лёха уже мысленно стоит на коленях перед своим другом, мастурбируя его член обеими руками. «Воображение, пощади, а?» И член так близко к его лицу. А вот и та самая капелька так заманчиво блестит на самом кончике, и Лёша, не задумываясь, размазывает её большим пальцем. Да, определённо её хватило, чтобы увлажнить всю головку — теперь заманчиво и соблазнительно блестит вся головка. Особенно приятно скользить подушечкой большого пальца по влажной раскрасневшейся уздечке, но чтобы продолжать, необходима ещё одна порция предэякулята. Вот и вторая капелька, такая же аппетитная, как первая, но вроде бы немного больше. Щербаков мысленно тут же размазывает её по уздечке, затем по краям головки и снова возвращается к уздечке. Головка блестит теперь ещё сильнее и выглядит ну очень соблазнительной и манящей… «Только не в рот! Только не в рот! Только не в рот!..» Лёша высовывает язык, тянется им к члену и после первого же небольшого прикосновения обхватывает губами головку, в следующее мгновение проталкивая её глубже в свой рот. Губы в это время скользят по стволу вниз до тех самых пор, пока солоноватая нежнейшая кожица не ощущается прямо гландами. Но там впереди ещё сантиметров 10 нетронутого горячего полового органа, до них обязательно надо добраться, рвотный рефлекс точно можно победить, а в фантазиях это ещё и невероятно легко. Так что Лёша побеждает и пропускает головку дальше, вглубь собственного горла, языком ведёт по стволу, а губами и носом упирается в лобок. Задержаться в таком положении на 3-5 секунд вполне реально! К тому же, Нурик явно доволен. «Не надо приплетать в это блядство Нурика! Он не виноват, что я ебанутый псих! Пусть это будет просто какой-то независимый член! Ничей! Просто какой-то член, который я почему-то сосу, господи-помоги-мне…» Нет, это точно член Нурика! «Ну пожалуйста…» Без вариантов и без компромиссов! Это член Нурлана Сабурова! И Нурлан Сабуров смотрит на Лёшу сверху тем самым взглядом, адресованным всегда только Щербакову, и шумно дышит ртом. Кстати, самое время вспомнить, что Лёша тоже голый, и его собственный член стоит будьте-здрасьте. Лёша продолжает глубоко и плавно сосать, поглядывая вверх, заглядывая прямо в карие глаза, горящие огнём удовлетворения и наслаждения. И Лёша слышит стон, тяжёлый, вырвавшийся наружу словно без спроса, но сдержать его у Нурика не было сил, потому что Лёша внезапно оказался первоклассным минетчиком. «Заебись… Буквально с детства об этом мечтал…» Мысли позволяют увидеть картинку, но не дают возможность ощутить вкус или запах, однако Лёша, кажется, всё прекрасно ощущает. Собственные фантазии выглядят настолько реальными и правдоподобными, что в действительности Щербакову приходится сглатывать чуть ли не каждую секунду из-за слишком обильного слюноотделения. А в воображении он сосёт уже так, как будто в мире есть только один член и один рот, созданные, конечно, с одной единственной целью. И, как в действительности, так и в воображении, Лёша знает, что очень скоро фантазия создаст для его вкусовых рецепторов ещё один образ, который в воображении ему ещё 100% понравится, блять. «Похуй уже, хотя бы скорее покончим с этим…» Нурлан кончает. Немного в глотку, немного на язык и (ну разумеется!) ещё немного оставляет для лица. А Лёша в это время по-прежнему стоит перед ним на коленях, голый, как полный пидорас, да ещё и с высунутым языком, как, опять же, полный пидорас. А Нур что-то ему говорит, шлёпает членом по его лицу, разбрызгивая и размазывая сперму, и что-то говорит… Лёша не может разобрать. Видимо, фантазия решила, что здесь будет крайне уместна какая-то высокая речь? Но не определилась какая? Или какие-то грязные, похабные словечки, но всё равно не определилась какие? Или для Лёши это не так уж и важно, потому что теперь на первый план выходит потребность в собственном удовлетворении… — Пиздец, ты очнёшься сегодня, Лёх?! Щербаков приходит в себя. В реального себя, стоящего лицом к окну с руками в карманах, одна из которых уверенно вцепилась в пенис, пребывающий в максимальной степени возбуждения. Буквально не хватило 10-15 секунд до полного позора посреди квартиры, переполненной людьми. — Лёха? — Серёга Орлов озадаченно и осторожно касается ладонью щербаковского плеча, пытаясь заглянуть в глаза. Щербаков вздрагивает. Он слухом оценивает обстановку ровно одну секунду: тот же гул из смешанных голосов, очевидно только один Орлов обратил на него внимание. — Мне надо ехать. Не спрашивай. — Коротко отвечает Лёша, резко разворачивается и уходит прочь из этой чёртовой квартиры, в которой радуется своей чёртовой жизни этот чёртов Нурлан, пока Лёшина чёртова жизнь, кажется, уже вовсю катится к чёртовым хуям. Или к одному конкретному и самому чёртову хую. *** После примерно недели сопротивления Лёша таки позволил себе дрочить на свои фантазии. *** Весь последний месяц Лёше прекрасно удаётся избегать встреч с Сабуровым, тем более что они по-прежнему не такие частые, если говорить о рабочих, а избегать личных не составляет большого труда. Весь последний месяц Лёша чувствует себя больным извращенцем, погрязшем в навязчивых развратных мыслях, от которых его никто не спасёт. Да и кто может спасти человека от его собственных мыслей, как ни он сам? А Лёша не может, Лёша вечно занят возбуждением и дрочкой, ему некогда искать в себе силы справиться с одуревшей фантазией и усмирить свой изобилующий фонтан. Никогда в жизни он не чувствовал себя бОльшим шизофреником, чем сейчас, потому что ему одновременно хочется застрелиться и подрочить, причём по одной и той же причине. И судя по тому, что снова и снова перевешивает вариант «подрочить», Лёша скорее извращенец, чем шизофреник. Вот такие неутешительные умозаключения. Сегодня у Щербакова почти полностью свободный день: он сходил в спортзал, поработал над материалом для сцены, пообедал и, как только почувствовал очередной «приступ» фантазии, громко выругался, сел в сою машину и помчался за город. Скорость, стремительно меняющийся за окном пейзаж, панк-рок и шум ветра из открытого окна — всё это обычно оказывает терапевтический эффект, избавляя от ненужных мыслей, возвращая голове и телу лёгкость и желание жить. И Алексей не впервые прибегает к этому методу в поисках спасения от себя самого — на какое-то время и правда спасает. Спасло и сейчас — спустя полтора часа Лёша выходит из машины в каком-то неизвестном ему поле с абсолютно пустой головой. Ему снова кажется, что нет в его жизни нерешаемых проблем, нет трудностей, с которыми ему было бы не по силам справиться, нет ничего такого, из-за чего следовало бы портить себе настроение или бежать от самого себя. Даже вот эта непонятная история с Нуром и фантазиями не более чем собственные загоны. Ну рассмотрел его Лёша пару-тройку раз, ну нашёл его в чём-то привлекательным, но дальше-то самый обычный интерес! Лёшина природная любознательность, которую он выкрутил до какого-то абсурда, окрестив себя и извращенцем, и шизофреником. А настоящего внимания стоит лишь тот факт, что все те странные мысли и картинки не выходят за пределы Лёшиной головы. И пока это так, значит, он ничего плохого или постыдного не делает. Сейчас Лёша уверен, что, случись что-то подобное в реальности, эти истории имели бы совершенно другое развитие. Увидь Лёша в реальности член Сабурова, расслабленным или напряжённым, у него бы точно не возникло желания взять его в руку и тем более в рот. Окей, рассмотреть — возможно, хотя и это большой вопрос, но всё остальное точно нет. А в мыслях это происходит… ну просто потому что у Лёши всегда была хорошо развита фантазия и образное мышление! Потому что он всегда был любознательным и всегда имел непреодолимое желание делать то, что нельзя, что осуждается или что вряд ли возможно. Конечно! Для него эти запреты и невозможности как красная тряпка для быка! Вот он и фантазирует! А возбуждается… потому что натура у него творческая, тонкая и впечатлительная! Был бы рядом какой-нибудь умный человек, наверняка объяснил бы всё, разложил по полочкам и назвал бы подходящими словами. Сам-то Лёша не особо разбирается в глубинах человеческой психики и всяком таком, но наверняка всему, что с ним происходит, есть логическое объяснение и даже название. Фух! Даже полегчало! Да и, в конце концов, в этих фантазиях не в жопу же его ебут. «Не в жопу же он меня ебёт!..» Не в жопу же… Не в жопу… В жопу… «Нет… Блять, нет!» Щербаков с силой зажмуривает глаза, как будто это может спасти его от картинок, которые уже начинает воспроизводить заинтересованная фантазия. И рисует она в этот раз гораздо быстрее, чем обычно, наверное потому что Лёшино сознание явно настроено сопротивляться, но если успеть его увлечь, оно сдастся. Сдастся и позволит. И Лёша посмотрит эти картинки. И возбудится. И кончит. Щербаков закрывает зажмуренные глаза ладонями. Через мгновение отрывает ладони и распахивает глаза, живо оглядывая незнакомую местность и цепляясь взглядом буквально за всё по очереди, лишь бы сбить эту надвигающуюся волну грязного безумия. «Трава, птица, пень, кривые огромные корни, сухая трава, ствол дерева…» С таким размером члена в любом случае проблемно заниматься аналом, неважно, какого ты пола, но женщинам хотя бы привычнее… «Небо! Облака! Кучевые облака, похожие на мягкую вату! На сладкую вату! С сиропом…» Без смазки никак нельзя, смазки надо много и хорошей, качественной, дорогой. Пусть Нур покупает, это же он себе хер отрастил, как у коня… «Сука! Лобовуха! Капот!..» На капоте бы ему дал… Щербаков зарывается пальцами в собственные волосы и буквально воет. И вой его с каждой секундой становится громче. Нет, у него нет никаких шансов устоять против собственной фантазии, обмануть собственную фантазию. А дело-то, может, и не в фантазии? Потому что его фантазия — это, прежде всего, он сам! Да, это звучит разумно, но, ей-богу, нет времени анализировать и сокрушаться, проклятый фонтан уже брызгает блядскими картинками во все стороны. …На капоте так на капоте! Нурик мог бы спустить штаны им обоим, необязательно снимать полностью, так даже больше заводит. Конечно, у Лёши предварительно должна была быть подготовка, всё-таки это вторжение в кишечник, и она, безусловно, была! Была! Вот о ней почему-то не очень хочется фантазировать. Нурик надел бы презерватив, дополнительно нанёс бы на него смазку (качественную и дорогую, которую сам купил!), а потом ещё какое-то её количество размазал бы по Лёшиному отверстию. И делал бы он это медленно и нежно, стоя близко-близко, чтобы Лёша мог чувствовать его тепло, и его заботу, и его внимание, и его трепет… «Да чё я как тёлка?..» И даже его дыхание! Чтобы Нур стоял сзади так близко, что мог бы зарыться лицом в Лёшины волосы на затылке, и именно так бы и сделал. Они бы стояли так в этом пустынном поле, пока Сабуров чувственно размазывал бы лубрикант по Лёшиной дырочке. В конце концов она стала бы мягкой, поддатливой, и Нурик ввёл бы в неё два пальца только на верхние фаланги, просто подержав их там какое-то недолгое время. Лёша бы облокотился на капот, хотя ему бы совсем не хотелось лишать себя тёплого щекочущего дыхания на затылке, но ничего не поделаешь, того требует анал. Потом Нурик так же медленно приставил бы головку, обтянутую резиновой плёночкой, к Лёшиному отверстию и осторожно ввёл бы внутрь весь свой член. Наверное, это было бы ужасно больно, но прикол фантазий в том, что всеми ощущениями можно управлять как тебе вздумается. Так что Лёша бы для вида как-то там попыхтел, но к получению удовольствия приступил бы немедленно. «Ага…» А Нурик… Нурик взял бы его своими сильными руками за бока и натягивал бы на свой член сначала неторопливо, а потом всё резче и резче, грубее и грубее. Вонзался бы до самого основания, но, несмотря на грубые толчки, часто бы наклонялся вперёд, обвивая руками Лёшин торс, и целовал бы Лёшу в шею и в волосы. И всё это время держал бы Лёшу в своих руках, в своих больших, сильных и мускулистых руках. И на своём члене, большом и идеальном. А Лёша бы просто расслабился. Плевать на пыль на капоте! Лёша просто упал бы на него грудью и позволил бы рукам Нурика и дальше держать себя, прижимать и трахать-трахать-трахать. Хоть нежно, хоть грубо, кажется, это не так уж и важно, кажется, самое приятное во всей этой странной фантазии — это то, что они оба всецело принадлежать друг другу. Как долго Лёша смог бы продержаться в свой первый раз с мужчиной? А как долго Нурик смог бы продержаться в свой первый раз с Лёшей? У Нурика, понятное дело, не может быть никаких других мужчин. Да и с Лёшей всё, честно говоря, понятно тоже. Так сколько бы они продержались? Нурик, наверное, кончил бы раньше, и именно поэтому ещё раньше он взял бы в одну из своих больших ладоней Лёшин член, чтобы к кульминации они пришли примерно в одно время. А, на Нуре же ещё презерватив… Может быть, лучше бы его не было? Если уже определено, что никаких других мужчин у них обоих нет и быть не может, а у Лёши до этого была «подготовительная чистка», то и ну его, этот презерватив? Вот и отличненько, теперь пусть кончает прямо в Лёшу! Пусть наклоняется, прижимается животом и грудью к Лёшиной спине, крепче прижимает его к себе одной рукой, крепче сжимает его член другой и кончает. Такой большой и сильный мужчина, такой таинственный и недоступный, такой мужественный и мускулистый… кончает. В Лёшу. Глубоко в Лёшину задницу. Чтобы Лёша это чувствовал прямо внутри себя. Чувствовал и этот член, и выходящую из него густую сперму. Прямо внутри себя! Прямо внутри… Щербаков, тот, который в реальности стоит у реального капота в реальном поле, упирается левой рукой в этот самый капот, пока правая доводит его до оргазма. Кончая в траву, он не хочет открыть глаза и увидеть, что в поле на самом деле он один, что никакого Нурика со всеми его охуенными частями тела здесь нет, что всё, что произошло на самом деле, — это всего лишь очередная Лёшина дрочка на собственные фантазии. Лёша открывает глаза и чувствует опустошение. Те теории, которые он радостно строил тут 20 минут назад, разбились вдребезги. Он и извращенец, и шизофреник, но это не самое страшное. Он гомосексуалист. И он хочет натурала и своего друга. Нет других объяснений тому, что с ним происходит, а всё, что он себе напридумывал, — иллюзия, заблуждения или чистой воды враньё. Как с ним могло произойти такое на 35-м году жизни? Странно? Странно, но пиздец на то и пиздец. *** Камеры выключены, и Лёше надо бежать отсюда как можно скорее, потому что не всех встреч с Нурланом он может избегать, есть ещё рабочие, которые хоть и редки, но стали настоящей пыткой. Эта как раз такая. И она первая с тех пор, как Лёша передал своей фантазии все полномочия на управление собственным сознанием. Убежать как можно скорее не позволяет продюсер, который в течение нескольких минут толкает речь перед всеми участниками съёмки. Щербаков слушает вполуха, а взгляд то и дело перемещается на высокого темноволосого мужчину с мускулистыми плечами и таинственным выражением лица. Лёха вздыхает, отводит взгляд, но через 10-15 секунд возвращает снова, иногда встречаясь с заинтересованным взглядом карих глаз. Когда речь заканчивается и все теперь уже точно могут быть свободны, Алексей понимает, что он не может, потому что неожиданно перед ним появляется Нурлан. Нурлан не тратит ни секунды и говорит сразу, негромко, но уверенно: — Я вижу, как ты на меня смотришь. «Что бы это могло значить, блять?» — А как? — Лёша включает дурака, потому что не видит иного выхода. Сабуров на пару секунд отводит взгляд в сторону, то ли подбирая слова для ответа, то ли перебирая собственные мысли. — Помнишь Риту? — Говорит казах после небольшой паузы. — Рыженькая такая, подкатывала всё ко мне. Вот она на меня так же смотрела. В универе, помню, бегала за мной одна, тоже так смотрела. Кстати, ещё, не помню, пару лет назад… Настя вроде… замуж за меня напрашивалась и тоже так… — Окей, блять, я понял! Все, кто тебя хочет, смотрят на тебя вот так. — Именно. Нур смотрит в упор, но не жёстко, а скорее желая побыстрее получить ответ или объяснение. Лёше от этого немного не по себе, но сдаваться, не начав сражения, он не собирается, поэтому отвечает: — Но я не хочу! Я просто… фантазирую… «Блять, «фантазирую»?! А ещё палевнее можно было подобрать слово?!» Сабуров поднимает одну бровь с таким выражением лица, как будто услышал что-то, чего никак не ожидал услышать. — Фантазируешь? Щербаков закатывает глаза и следом принимает слегка скучающий вид: — Ну не фантазирую, в смысле… Да заебал, обыкновенно смотрю! — Ты сказал «фантазирую»! Что это значит, блять? О чём? — Да о чём я, по-твоему, могу фантазировать, глядя на тебя? Я просто думаю, что… мы так редко теперь видимся, вспоминаю, как раньше отдыхали вместе… Ничего такого, просто смотрю на тебя, и вспоминается всякое там… — Мм, — Нурлан смотрит недоверчиво. — Давай отдохнём вместе, как раньше? — А? Не, у меня работа щас… Занят я, в общем, в ближайшее время точно не вариант. — Что, ни одного выходного? Не пизди, ты отмазываешься. — Тогда не хочу. Нурлан смотрит с ещё бОльшим недоверием: — Просто не хочешь? Вспоминаешь, как раньше было пиздато, но просто не хочешь? Лёша не знает, что сказать. Он понимает, что попал, что с каждым новым словом он только глубже роет себе могилу. Интересно, а может он позволить себе включить режим макисмального несусветного идиота и просто замолчать, а? Или это ещё больше усугубит ситуацию? Пока Щербаков обдумывает стратегию своего поведения, он, разумеется, молчит, а ещё он старается смотреть в сторону, чтобы, не дай бог, не нарваться взглядом на мускулистые плечи, или на изящные пальцы, или на такой уже родной бугорок в штанах… — Пиздец, ты просто решил молчать? — Сабуров начинает искренне смеяться. — Лёх, охуенно тупо даже для тебя! Этот смех звучит сексуально, чёрт его дери! Лёша злится. Злится на себя и на Сабурова, на то, что не может придумать, что сказать, как выкрутиться, на то, что и правда выглядит в глазах друга полнейшим придурком. В конце концов Щербаков вздыхает и слегка раздражённо бросает: — Думай что хочешь! — И уходит, оставляя Нурлана удивляться себе вслед. *** Следующую встречу, которой нельзя избежать, смирившийся со своим положением Лёша привычно проводит на грани двух миров: реального и фантазийного. На Нурлане сегодня свободная майка и менее свободные джоггеры, волосы не очень аккуратно убраны назад, выбивающиеся пряди придают его суровому лицу нежное очарование, а его взгляд направлен… упс! Прямо на Лёшу! Щербаков хмурится и отворачивается. «Теперь ОН на меня будет пялиться? Надо взять себя в руки и не смотреть на него.» Звучит не так сложно, как есть на самом деле. Брать себя в руки надо было тогда, когда Лёшу ещё не затянуло в пучину грязных фантазий, а теперь, кажется, это стало чем-то практически невозможным. Но надо постараться. Через минуту, как только Алексей теряет концентрацию, его взгляд так естественно и будто на автопилоте быстро проскальзывает по всем присутствующим и останавливается на Нуре. Всё-таки эти выбивающиеся пряди придают сабуровскому лицу особенное обаяние, возможно, они даже стоят того чтобы забрать их в пару фантазий. Карие глаза опять резко встречаются с серо-голубыми. «Да блять!» Лёша снова хмурится и отворачивается. Нет, он определённо не доволен данной ситуацией! Нур теперь решил наблюдать за ним или что? Если так, то он не даст никакой возможности нормально себя разглядывать и фантазировать, а Лёша уже без этого не может. Лёша же избегает всех встреч, каких способен, он видит Нурлана так редко, а фантазирует о нём слишком часто, ему просто необходима «подзарядка», которую он может получить, глядя на Сабурова во время вот таких редких, рабочих встреч. Если Нур лишит его этой подзарядки… Ох, Щербаков и не надеется, что в этом случае фонтан его фантазий иссякнет, скорее в его теле, душе и сознании поселится хроническое чувство неудовлетворённости и тоски. Ну Сабуров, ну и козёл! Мало того, что он никогда не даст воплотить в жизнь все эти мечты, так теперь он ещё и мечтать по-человечески не даёт! Друг называется! Какое-то количество прожитых впустую минут Щербаков вполне осознанно не смотрит на казаха, из-за чего, надо сказать, не на шутку злится. А потом решает, что вот сейчас осторожненько можно глянуть. Выжидает одно мгновение и устремляет взгляд в известном направлении. Нурлан смотрит. И Лёша, не скрывая раздражения, «говорит» ему одними глазами: «Да чё надо-то тебе?! Хули ты доебался?». Брюнет, как будто немного удивившись, слегка приподнимает брови и еле заметно кивает. Зная Нура, его мимику и привычки, Лёха распознаёт этот жест как: «Это Я до тебя доебался?! Да ты охуел!». Щербаков закатывает глаза и снова отворачивается. Это было бы глупо, продолжать немой диалог, в котором слишком велик шанс понять неправильно. Хотя на самом деле Лёхе просто нечего сказать. Смешно: нечего сказать даже в немом диалоге, где вообще-то никто ничего не говорит. Если так пойдёт дальше, Лёша вообще не знает, к чему придут их с Нуром отношения. Вероятно, они себя изживут, их просто не станет, и извращенец Щербаков останется один на один со своей охуенной фантазией, которая уже столько времени заменяет ему личную жизнь. «За-е-бись…» *** Нурлан подходит неожиданно. Честно говоря, Лёша был уверен, что тот ушёл вместе со всеми, пока сам Лёша сначала задержался из-за разговора с продюсером, потом ещё минут 10 говорил по телефону. Гримёрка была пустая, путь до лифта тоже, а, собственно, перед лифтом и случилось то, к чему и так недовольный Щербаков вовсе не был готов. — О чём фантазировал? — Раздаётся знакомый низкий голос над Лёшиным ухом, и тот вздрагивает от неожиданности. — Блять! Нахуй так подкрадываться? — Я обыкновенно подошёл, просто, может быть, ты был в каких-то своих мыслях. Кстати, в каких? Если бы Алексей вдруг окончательно сошёл с ума и решил сказать правду, это звучало бы примерно так: «Я думал о том, как мало сегодня смотрел на тебя, и о том, как сильно я теперь буду скучать, пока мы не увидимся в следующий раз, который будет неизвестно когда. И что ты, говнюк, лишил меня возможности нормально пофантазировать о том, как ты ко мне прикасаешься, как обнимаешь меня своими огромными руками, на мысли о которых я всё никак не устану дрочить, как вставляешь в меня свой гигантский идеальный член, вставляешь его в любое из моих немногочисленных отверстий. Вот об этом я думал, а как прошёл твой день?» Но Алексей хоть и сошёл с ума, но всё же не окончательно, поэтому вместо откровений он смотрит на друга ощетинившимся ежом, получая в ответ прежний добрый взгляд с огоньком. Такой родной, господи. — Ты теперь решил докапываться до того, что у меня в голове, я правильно понимаю? — Резко говорит Щербаков. — Лёш, — Сабуров же говорит гораздо мягче, — ты ведь правда не просто на меня смотришь, ты разглядываешь и о чём-то думаешь. Если бы ты был тёлкой, я бы не сомневался в твоих мыслях вот ни секунды. Но ты не тёлка… и я сомневаюсь. Русый успевает поднять одну бровь, и в этот момент приезжает лифт. Его двери открываются, мужчины заходят внутрь, и Лёша не желает поворачиваться к Нурлану лицом, оставаясь стоять передом к зеркальной задней стенке лифта так, что Сабуров, конечно, видит его отражение. Казах нажимает на кнопку, двери лифта, к которым они оба в итоге стоят спиной, закрываются, и Нур добавляет: — Так что одно из двух, Лёш, либо я буду смотреть на тебя так, как сегодня, и научусь читать твои мысли, либо ты сам скажешь мне словами. — Либо ты пойдёшь на хуй, потому что я не должен тебе ничего говорить, — следует незамедлительно. — Почему ты так грубо отвечаешь? Почему ты раздражаешься? Ты же этим только распаляешь мой интерес, ты не понимаешь? Я же докопаюсь, Лёш, ты меня знаешь. — Я не буду на тебя больше смотреть, ты доволен? — Нет. Я хочу знать, о чём ты думаешь. Точнее, как ты сам сказал, о чём ты фантазируешь. Фантазия внезапно подкидывает Лёше картинку, каким образом Нурик мог бы заставить его дать ответ на все вопросы. Как Нурик мог бы нажать на кнопку «Стоп», сделать всего лишь один шаг вперёд и прижать Лёшу к зеркальной стенке всем своим крепким телом. О, этого было бы вполне достаточно на самом деле, Лёша сказал бы ему всё что угодно. Щербаков резко зажмуривается, чтобы отогнать навязчивый образ, возникший в мыслях, и это не остаётся незамеченным. — Лёха… — Голос Сабурова звучит теперь более озадаченно, — с тобой всё в порядке? Лифт останавливается, и в следующую секунду открываются его двери. Но, чтобы выйти из него, Щербакову нужно развернуться и обойти Нура, а он не уверен, что это возможно. Тем не менее, Лёша распахивает глаза и старается быть похожим на обычного себя. Он поднимает взгляд, встречаясь с карими глазами в отражении зеркала, и говорит больше устало, чем раздражённо, но и раздражённо тоже: — Ты можешь отъебаться? Нурлан смотрит 2-3 секунды, затем отвечает уверенное: — Да, — и делает шаг в сторону, чтобы Лёха мог выйти и даже не задеть его плечом. Благодарный за это Щербаков разворачивается и покидает лифт. Ни слова, ни взгляда, ни рукопожатия. С каких пор поездки на лифте стали такими выматывающими? *** Лёша не знает, что на него нашло, он просто увидел рояль за кулисами после своего выступления и непреодолимо захотел сесть и сыграть. Прикоснуться к клавишам, извлечь из них звук, и вообще неважно, услышит его кто-нибудь или нет. Порывшись в собственной памяти, Щербаков обнаруживает совсем немного мелодий, которые мог бы воспроизвести на рояле, но руки уже тянутся к инструменту, и он точно это сделает. Как сможет. Начинает осторожно и неуверенно, вспоминает, ошибается, начинает сначала. Первые минуты сопровождаются в большинстве своём несвязными звуками, непопаданием в ноты, но вскоре мелодия выравнивается и становится различима. Лёша не помнит, что это за мелодия, но пальцы откуда-то знают, как её играть, хоть и с ошибками. Русый проигрывает начало несколько раз, пока каждый аккорд не встаёт на своё место, а после просто продолжает, наслаждаясь музыкой, чистой и без фальши. В какой-то момент он замечает, что улыбается, замечает, что уже может не следить за пальцами, которые сами по себе безошибочно нащупывают нужные клавиши. Это приятно. Приятно играть вот так, ни о чём не думая, ни на кого не обращая внимания, быть наедине с собой и с настоящей живой музыкой. Позади сольное выступление, впереди дорога домой, а здесь и сейчас есть только он, рояль и эта мелодия. Так хорошо. Так спокойно. Жизнеутверждающе. Вот бы так было всегда. Лёша играет уже несколько минут и осторожно удивляется тому, что до сих пор никто его не побеспокоил. Вообще-то здесь темновато, за кулисами, из зала доносится фоновый шум, а прямо здесь из-под пальцев вылетает музыка, сам Щербаков сосредоточен исключительно на этом моменте. То есть, в принципе, вполне возможно, что за его спиной стоят организаторы или менеджеры, шаги которых он вполне мог не услышать. Возможно, эти люди терпеливо ждут, когда он доиграет, а после объяснят, что не нужно здесь ничего трогать. В любом случае спасибо им за то что не нарушают эти редкие минуты безмятежности. Щербаков доводит мелодию до конца и опускает ладони на колени, осознавая своё присутствие в реальном мире (что частенько с ним бывает с некоторых пор). Затем встаёт, не замечая, что на лице сохраняется та же спокойная улыбка, разворачивается, готовый ко встречи с какими-то людьми, но никого нет. Кроме одного, высокого и крепкого, стоящего метрах в 5 от самого Лёши и отделяющего этот кусочек закулисья от суеты, что бурлит ближе к гримёрным комнатам. Нурлан. Лёша удивлён. Лёша не видел его несколько месяцев, разве что на экране своего ноутбука, когда специально включал шоу с участием своего самого любимого комика. Да, он делал это, когда становилось совсем невмоготу. А теперь, оказывается, Нур не только по какой-то причине пришёл на его концерт, но и какое-то время молча стоял за его спиной и слушал его музыку. Это умиляет и, конечно, очень раздражает. Но Лёша не будет грубить, нет, он так соскучился, господи! Каждый из мужчин делает несколько шагов навстречу другому. — Привет, — Щербаков первый протягивает руку. — Что ты здесь делаешь? — Я приехал на твой концерт, — параллельно с крепким тёплым рукопожатием. — Зачем? — Хотел тебя увидеть. — Зачем? Нур пожимает плечами, но при этом не выглядит ни сомневающимся, ни осторожным: — Я немного беспокоюсь за тебя после последнего разговора. В лифте. Хочу убедиться, что ничем не задел тебя. На звонки ты не отвечаешь. Лёша слегка виновато хмурится и отводит взгляд в сторону: — Я знаю, я вёл себя странно, но всё в порядке. Ты ничем меня не задел и зря беспокоишься. По лицу брюнета видно, что он ни капельки не удовлетворён таким ответом, но напирать и настаивать не собирается. Вид у него вообще какой-то… принимающий. Кстати, на нём объёмная чёрная куртка, которая раньше Щербакову казалась смешной, а сейчас кажется красивой и родной. Запах одеколона новый, незнакомый, но тоже очень хороший. Волосы в беспорядке, но тоже очень красивом. Лёша чувствует себя безнадёжным болваном. — Так и не скажешь, что происходит? — Спокойно, без малейшего напора или намёка на претензию в голосе спрашивает Нурлан. Если бы Лёха вновь окончательно сошёл с ума и решил вывернуть душу наизнанку, он сказал бы, что с их последней встречи ничего не изменилось, что он по-прежнему регулярно и помногу фантазирует о том, как чудесно они с Нуриком могли проводить время вместе без одежды, и что эти фантазии давно уже стали вполне осознанными желаниями. Но вместо этого Лёша грустно вздыхает и говорит максимум, на который способен: — Ты всё правильно понял. Нурлан хмурится в непонимании и в ожидании продолжения, пояснения, но Щербаков молчит. — Что, Лёш? Что я правильно понял? Русый едва заметно улыбается с такой грустью в глазах, что никому бы и в голову не пришло принять эту улыбку за признак радости: — Извини, мне пора ехать. Сабуров неудовлетворённо молчит и испытующе смотрит в серо-голубые глаза, которые Лёша в очередной раз отводит в сторону. Затем Щербаков обходит своего друга и действительно уезжает, думая, что сказал много лишнего. *** Лёша берёт в руки куртку и направляется к выходу из кабинета. Он опять провёл в офисе «ТНТ» больше времени, чем мог бы, — оставаться дома наедине с собой в последнее время стало совсем невыносимо. И вовсе не потому, что безумные фантазии сводили с ума, а потому, что всё, абсолютно всё вокруг напоминало о несбыточности этих фантазий. Работа по крайней мере отвлекала. Хорошо, что её всегда было много. Лёша гасит свет и открывает дверь, но выйти не успевает, потому что в тот же момент к этой двери, только с обратной стороны, подходит Нурлан Сабуров. — Привет! — Как-то слегка вызывающе говорит он, — есть минутка? Или больше? — И прямо-таки «задвигает» оторопевшего Щербакова обратно в кабинет, закрывая за собой дверь на замок и не включая свет. — В чём дело? — Русый говорит это себе под нос, искренне озадаченный поведением друга. Пока глаза не привыкли к темноте, черты лиц различимы с трудом, настроение каждого из присутствующих больше выдаёт дыхание, его громкость и интенсивность. Именно по сабуровскому дыханию Лёша понимает, что пришло время напрячься. — Во-первых, ты меня заебал, — строго излагает казах. — Во-вторых, у меня к тебе всего 2 вопроса. И ты ответишь на них. — Чем это я тебя заебал, мы не пересекались… — Я знаю, сколько мы не пересекались! Вот этим и заебал, что я должен сидеть один и разбираться в твоих загонах! Значит так, Лёша, — Сабуров делает уверенный шаг вперёд, такой, что если бы Лёша не сделал полшага назад, они стояли бы друг к другу вплотную. — В последний раз, когда мы виделись, после твоего концерта, когда ты играл на рояле, ты сказал, что я всё правильно понял. До этого я тебе говорил, что так, как ты, на меня смотрят только тёлки, которые меня хотят. Вопрос первый: ты смотришь на меня так, потому что ты правда меня хочешь? Щербаков судорожно сглатывает: — Я уже 2 месяца на тебя не смотрю, ебанат… — Отвечай. На. Вопрос. — Да что это за хуйня?! Типа моральное давление? Запертая дверь, выключенный свет и твои дешёвые наезды! Ты пытаешься напугать меня? Да у тебя кишка тонка, я, блять, сам кого хочешь напугаю!.. Пока Лёша продолжает лить поток возмущений, Нурлан лишь ждёт удобного момента. Он знает Лёшу, знает его натуру, знает, что тот так просто не сдастся и не выложит ему то, о чём молчит уже больше полугода и неспроста. Поэтому Нур готов к обороне и нападению. В следующую секунду одна щербаковская мечта сбывается — он оказывается прямо в сильных, мускулистых руках, о которых так давно фантазирует. Эти руки хватают его, прижимают к стене, и, если бы Щербаков не оказал сопротивления, следом на него навалилось бы самое желанное им крепкое тело. Однако Лёша успевает просунуть между ними обе руки и схватить Сабурова за воротник рубашки, в ответ на это Нурлан резко перемещает одну ладонь на Лёшино горло, больше фиксируя, чем сжимая. Спиной Лёша ощущает прохладную стену, а себя самого чувствует таким маленьким и ведомым в этих сильных руках, поэтому для них обоих очевидно, что физическое преимущество, конечно, на стороне Сабурова. — Отвечай! — Приказным и суровым тоном требует казах, находясь лицом к лицу со своим другом-противником. У Щербакова всё кипит внутри, и кипит не от ужаса быть раскрытым, а от… желания быть раскрытым. Какая-то отнюдь не маленькая его часть, которая за последние месяцы разрослась до невероятных размеров, желает больше всего на свете сказать уже: «Да! Я хочу тебя, блять! Как никого никогда не хотел!». Слабое сопротивление этому оказывает страх быть навсегда покинутым и страх «другой» жизни. Но перевес с каждым мгновением становится всё очевиднее. Нурлан несильно встряхивает Лёшу в своих руках, напоминая, что всё ещё требует ответа. И Лёша сдаётся самому себе, сдаётся Нуру и, проклиная весь белый свет, кричит ему прямо в лицо: — Да! Блять, да! Ты правильно сопоставил, уёбок! Спасибо, что просто тихо не вычеркнул меня из своей жизни, а припёрся сюда и заставил сказать это! Мудак недоделанный, можешь гордиться собой! Сабуров ни на каплю не ослабляет хватку, а чтобы задать следующий, очевидно, очень важный для него вопрос, ему приходится перекричать Щербакова: — О чём фантазировал? — Хах, блять! — Русый разгорячённо сжимает сабуровский воротник, что есть силы, будто забывая, что это Нурлан зажал его между стеной и своим телом да ещё и держит за горло, и делая вид, что на самом деле Лёша сам «захватил» его. Сейчас Лёша уже точно знает, что скажет всё, а потом, наверное, просто покончит с собой. — Хочешь знать, о чём я фантазировал, когда смотрел на тебя? О твоём члене, блять, ясно?! О том, как охуенно бы ему было внутри меня! Доволен, сука?! Моральное, эмоциональное и физическое напряжение Щербакова достигло максимальной точки, и он готов ко всему: к тому, что Нур попытается разбить ему лицо или даже избить его как можно сильнее, к тому, что Нур отпрянет от него, словно ошпаренный, и наверняка больше никогда не заговорит с ним и даже не протянет руки… Но Щербаков точно не был готов в тому, что на самом деле сделал Сабуров. После совсем короткой паузы Нурлан как будто облегчённо вздыхает и торопливо бормочет на выдохе: — Слава богу! Все следующие действия он проворачивает одновременно и быстро: ладонь с горла перемещает на Лёшин затылок и крепко-крепко сжимает волосы; руку, которой удерживал Щербакова сбоку, оставляет на месте, но так же крепко впивается пальцами в ткань футболки, почти что наматывая её на свой кулак; лицом приближается к лицу напротив. А потом их губы встречаются. А потом Нурлан больно кусает Лёшины. А потом агрессивно целует их же. А потом ещё требовательно размыкает Лёшины губы своими, чтобы так же агрессивно пробраться внутрь языком. Щербаков еле-еле шевелит своим ртом, больше позволяя Сабурову «хозяйничать» там и делать всё на своё усмотрение. Щербаков ни на секунду не расслабляет собственные кисти рук, необратимо портя жёсткий воротничок дорогой рубашки. Щербаков не чувствует боли в волосах, но чувствует в них тепло чужих пальцев (странно? странно!). Щербаков, конечно, в ахуе. «Я… адекватный… вообще? Это реально происходит???» На долю секунды Нур выныривает из его рта, тихонько хлопает по Лёшиной щеке большим пальцем, отправляя затем всю ладонь обратно на его затылок, и говорит уже совсем другим голосом, в котором нет ни требовательности, ни суровости: — Давай, очнись! — И снова лезет языком в его рот. Но Лёша не может очнуться, Нур должен его понять: до этого подобные вещи случались только в его фантазии, поэтому сейчас русый откровенно сомневается в ясности своего ума. Но тело подсказывает ему, что всё происходящее — правда. Тело отмерло раньше, чем сознание. Тело чувствует каждое прикосновение, не только тепло, но и слабую боль, и вкус сабуровского языка, и то, как натягивает вторая сабуровская рука его футболку сбоку. И запах! Запах того самого, хорошо знакомого парфюма. Лёша, вообще-то, целует Нура в ответ неуверенно, но сам едва это осознаёт. — Ты придёшь в себя или нет? — Снова отрывается от его рта запыхавшийся брюнет, у которого тоже внутри всё клокочет. — Понимаю, ты вряд ли такого ждал… Но я правда это делаю. Сабуров неторопливо, но с чувством перемещает обе руки на Лёшины запястья, ненавязчиво требуя, чтобы тот отпустил его бедный воротник. Лёша неуверенно отпускает и дальше тоже следует за движениями Нурлана, который осторожно уводит Лёшины руки вниз. — И правда хочу… — Продолжает казах тише, при этом несколько суетливо расстёгивая пуговки на своей рубашке, пока Лёша просто стоит у стены с опущенными вниз руками и смотрит, не моргая. Глаза к темноте привыкли у обоих, и выражения лиц теперь стали вполне различимы. Хотя Сабурову вовсе нет необходимости видеть Лёшино лицо, чтобы быть уверенным, что его друг в полном ахуе. Казах сбрасывает с себя рубашку и приступает к Лёшиной футболке, задирая её и жестом предлагая поднять руки. Щербаков молча поднимает руки. Медленно. Позволяет снять с себя футболку и тоже отправить её на пол. Нур делает полшага, чтобы стоять вплотную, соприкасаясь торсами. — Лёша… — Уже шепчет близко-близко к губам, — ну поцелуй меня… И в этот момент изнывающее от неадекватности своего хозяина тело берёт всё в свои руки. Лёша целует сам, осторожно, будто давая сознанию возможность догнать тело. Целует снова, уже решительнее. В третий раз подаётся вперёд всем телом. А дальше подключает руки, которыми хватает по бокам торс мужчины напротив, и начинает целовать, наконец, полноценно. Потом насыщенно. Потом страстно. Потом голодно. С каждой следующей секундой убеждаясь, что всё происходит на самом деле, причём по инициативе Нурика. Нур отвечает тем же, но уже с меньшим напором, явно сдерживая себя, чтобы дать Лёше возможность успокоиться и осознать, что они оба в равной степени контролируют эту ситуацию. И Лёша действительно осознаёт всё больше с каждым поцелуем и каждым новым прикосновением. Его ладони уже нетерпеливо скользят наверх, ощупывая грудные мышцы, а затем плечи Сабурова. Всё такое крепкое, твёрдое и горячее, прямо как в щербаковских фантазиях, может быть поэтому Лёшу не покидает чувство, что он проделывал всё это уже много раз. Да, много-много раз, но как будто очень давно, настолько, что почти успел забыть, каково это, и вот теперь щупает эти каменные мышцы как будто впервые. «Да это же и есть впервые, господи-боже-мой! Я совсем свихнулся! К счастью, Нурик, по ходу, тоже…» В какой-то момент Сабуров, видимо, решает, что дал Щербакову достаточно времени на адаптацию, и снова начинает по чуть-чуть напирать. Сначала нежно, но крепко обхватывает ладонями его лицо, не переставая целовать. Затем перемещает ладони на его шею, затем на плечи. Ненавязчиво подталкивает его в сторону подоконника, который всего в паре шагов от них. А потом почти резко спускается пальцами к пуговице и молнии на его джинсах, вынуждая упереться ягодицами в край подоконника. Лёша, чтобы удержать равновесие, выпускает из своих рук божественно разгорячённое мускулистое тело и тоже упирается ими в подоконник позади себя. Однако в следующую же секунду одна его ладонь нервозно ложится на запястье Нура. — Трахаться? Я не готов! Нурлан на это возбуждённо улыбается и даже прикусывает нижнюю губу, как будто не хочет сказать чего-то лишнего. — Никто не собирается тебя трахать, — тихо отвечает он. — Нет? — Уже слегка разочарованно. — Сейчас! Сейчас никто не собирается. Но мы вернёмся к этому очень скоро, не волнуйся. А сейчас давай… по лайту. — Это типа… подрочить друг другу? — Как минимум… Не хочешь? — Хочу! Нурлан снова возбуждённо улыбается и заканчивает то, что начал, — расстёгивает Лёшины джинсы одной рукой, а к своим приступает второй, следя за ставшим совсем диким взглядом серо-голубых глаз. И этот дикий взгляд прикован к тому месту, где вот-вот появится самый реальный, настоящий и осязаемый член Нурлана Сабурова, которому, честно говоря, будет не так просто тягаться с членом того же Нурлана Сабурова, но из Лёхиных фантазий. Не выдерживая напряжённого ожидания, Лёша присоединяется к делу, чтобы поскорее избавить друга от вмиг вызвавших раздражение брюк. Благодаря чему штаны друг с друга они стягивают почти одновременно. И бедный Щербаков теперь не знает, куда ему деваться, потому что, с одной стороны, его взору и его рукам впервые в этой реальности предстала возможность познакомиться с «тем самым» половым органом, с другой стороны, его собственный половой орган и сам прямо сейчас впервые в этой реальности оказался в «тех самых» длинных и изящных пальцах. Да кто же это выдержит? В щербаковский мозг одновременно поступают сразу все оценки внешней ситуации с приоритетной важностью: «Охуеть, я его таким и представлял!» «Охуеть, Нурик может почти весь мой член обхватить одной своей ладонью!» «Охуеть, он, по ходу, больше, чем я думал!» «Охуеть, какое у Нурика всё большое!» «Охуеть…» Сабуров, заметивший, что его друг снова немножко завис, ненавязчиво тянет его за пенис на себя и говорит с доброй усмешкой: — Опять фантазируешь? Поддаваясь нуровскому «захвату», Щербаков делает шаг от подоконника ближе к брюнету, где его тут же втягивают в поцелуй и прижимают пахом к паху. Но спустя несколько секунд, Лёша отстраняется, чтобы снова обхватить член друга обеими руками, яро его подрочить и, конечно, посмотреть на это. Брюнет не без удовольствия позволяет ему это сделать. Но спустя ещё несколько секунд, теперь уже Нурлан возвращает ситуацию в свои руки. Этими самыми руками он вновь крепко берёт Лёшу за плечи и уверенно разворачивает его к себе спиной и всем своим телом вынуждает его упереться ладонями в подоконник, соответственно, чуть наклонившись вперёд. Щербаков мог бы занервничать, но возбуждение и эйфория от сбывающихся и сбывающихся фантазий перевешивают с заметным преимуществом, поэтому русый просто встаёт в ту позу, в которую его ставят, и покорно ждёт продолжения. — Ты сказал, — мягко шипит на ухо такой же перевозбуждённый Сабуров, — что представлял, как охуенно моему члену будет внутри тебя… Я же тебя правильно понял? Русый выдерживает волну мурашек, прокатившую по его телу, наклоняет голову набок, чтобы Нуру было удобнее целовать его в шею, и отвечает, почти мурлыча: — А как ты меня понял? Брюнет оставляет на шее друга несколько неторопливых и обжигающих поцелуев, прежде чем ответить: — Я понял, что со мной ты предпочитаешь пассивную роль… — В смысле, чтобы ты ебал меня в жопу… — Пф! — Нурлан не сдерживает смех, утыкаясь в изгиб Лёхиной шеи и при этом сильнее сжимая его торс в своих объятиях. — Я пытался смягчить… — Да хули уж тут мягчить, Нурик? Ну и… я же думаю об этом не первый месяц… Так что мне эта формулировка уже довольно привычна… Даже… ну… приятна… Но я пока не готов! — Я помню-помню… Успеем… И вопреки только что сказанному, казах стягивает щербаковские джинсы ещё ниже, пока те не спадают с бёдер, оставаясь где-то на уровне колен или ниже. Затем обильно сплёвывает себе на ладонь и проводит ею по собственному члену несколько раз. Затем сплёвывает себе на ладонь ещё раз, но теперь опускает её вниз почти осторожно, почти задерживая дыхание, и проводит ею между Лёшиных ног — от яиц по мошонке к анусу. Делает это медленно, цепляя пальцами всё, до чего они дотрагиваются, в частности яички и анус. Конечно. Щербаков выдерживает ещё одну мощную волну мурашек и чувствует, как у него подкашиваются ноги от совершенно по-новому раскрывающегося возбуждения, тёплого и жгучего одновременно. Дыхание его становится слишком неровным, ему кажется, что он снова улетает в одну из своих восхитительных фантазий, но вполне реальные ощущения чужой ладони на мошонке, чужого торса на спине и чужих губ с языком на шее напоминают, что всё это правда. Ради которой, возможно, стоило прожить все эти мучительные долгие месяцы. Хорошенько ощупав всё, что находится у Лёши между членом и копчиком, Нурлан сплёвывает на свою ладонь в третий раз, ещё раз торопливо размазывает слюну по собственному члену и направляет его туда, где только что «разведывала местность» его ладонь. Нуру приходится чуть согнуть ноги в коленях, а Лёша по инерции привстаёт на цыпочки и оттопыривает задницу, позволяя пенису друга скользить вдоль мошонки вперёд-назад, задевать головкой яйца то с одной, то с другой стороны и тереться о нежное закрытое отверстие всем стволом. Сабуров выпрямляет ноги, вытягиваясь в полный рост, тем самым усиливая нажим Лёшиного тела на свой половой орган (да и вполне хватает того что Щербаков стоит на носочках). Половой орган самого Щербакова тоже надолго не остаётся без внимания — очень скоро его бережно, но нетерпеливо обхватывают длинные изящные пальцы, способные, по Лёхиным фантазиям, на самые невероятные вещи. И вот, в очередной раз за эти полчаса в закрытом тёмном кабинете русый убеждается, что его фантазия все эти месяцы попадала точно в цель. Первая зелёная галочка — за совершенный член Сабурова, за его совершенный размер, совершенную форму и обильно сочащийся предэякулят. Вторая зелёная галочка — за действительно твёрдые мышцы на плечах и груди, вообще за всё его тело, которое на ощупь такое же, как и на вид. Третья зелёная галочка — за красивые и умелые пальцы. И это пока они просто делают приятно Лёшиному члену, а Лёша, между тем, уверен, что и по другую сторону его тела им найдётся не менее подходящее применение. Пока Лёша, стоя на носочках у подоконника с закрытыми глазами и немножко изогнутой спиной, подсчитывает зелёные галочки, честно заслуженные его фантазией, Нурлан не останавливается ни на секунду. Член его по-прежнему размашисто и не очень скользит вперёд-назад, тесно зажатый теперь между бёдрами Щербакова, который скрестил ноги, насколько позволили не полностью снятые джинсы. Одна рука по-прежнему выжимает из Лёшиного члена все соки (в самом хорошем смысле этих слов), а вторая то направляет тело друга, впиваясь пальцами в его бок, то настойчиво гладит его спину или грудь с животом, то хватает за волосы и вскоре отпускает… Щербаков же просто стоит в не самой привычной для себя позе и получает, как ему кажется, всё удовольствие на свете. А ещё он уже ни капли не нервничает, не удивляется и не стыдится, более того, он считает, что всё это заслужил. Да, заслужил за те многочисленные месяцы, которые жил одними фантазиями и верил, что его жизнь была закончена в тот момент, когда он осознал, что гей. Безответно влюблённый гей. Безответно влюблённый гей и однолюб. А теперь вот, посмотрите, пожалуйста, объект его безнадёжных фантазий стоит сзади, трётся об него своим истекающим членом максимальной степени твёрдости и вообще ведёт себя так, как будто Лёша самое сексуальное в этом мире существо. А это его «Успеем…» в отношении полноценного секса, каково, а? Это же уважение и уверенность в совместном будущем в одном лице! И Лёша тоже успеет, он успеет воплотить в жизнь все свои бесчисленные фантазии с Нуриком, успеет много тысяч раз довести его до оргазма своим ртом, своими руками, изучит всё его прекрасное тело, опытным путём разузнает обо всех его эрогенных зонах, обо всех сексуальных предпочтениях и даже таких, какие пробуют только с самым близким партнёром… А сейчас Лёша ничего не станет делать! Сейчас он будет стоять, как стоит, и получать своё законное, заслуженное удовольствие! Щербаков выдерживает третью волну мурашек, самую масштабную и интенсивную, свидетельствующую о достижении пика. Русый чувствует, как поджимаются его собственные яйца, в которые прямо в этот момент упирается мокрая головка члена его самого любимого друга. Лёша резко запрокидывает голову назад, затем почти сразу же резко опускает её максимально вниз, затем снова поднимает и запрокидывает… А потом горячее дыхание и укус на шее словно фиксируют его на месте и добавляют ту самую последнюю каплю, после которой всё тело начинает гореть и бурлить наслаждением. Сквозь божественно приятную пульсацию в области паха, отдающуюся в каждой клеточке всего организма, Лёша чувствует, что Нур ускоряет темп и усиливает интенсивность своих движений. Испачканную Лёшиной спермой руку он быстро перемещает на собственный член и тут же кончает на Лёшины ягодицы, касаясь их головкой, и отстраняясь, чтобы всё это ему было видно. Щербаков молча стоит в прежней позе с опущенной головой и улыбается. Он дышит как после забега и улыбается. Чувствует, как по его заднице, совершенно не предназначенной, как он раньше думал, для таких вещей, стекает сперма другого мужчины, и улыбается. Сабуров падает влажным лбом на его шею, и они стоят так несколько секунд в полной тишине и темноте, в которых слышно только их сбитое дыхание. Вскоре Нурлан выпрямляется, проводит пальцами по низу Лёшиной спины, размазывая свою сперму, а затем звонко шлёпает по правой ягодице и говорит с улыбкой, заметной даже по голосу: — Поехали! *** Лёша начинает говорить, как только заводит машину: — У меня много к тебе вопросов, Нурик, но я сейчас не особо могу формулировать… Но ты же и сам понимаешь, что это за вопросы! Поэтому… просто ответь. Сидящий на соседнем сиденье Нурлан усмехается подобно ленивому и довольному коту: — То есть ты веришь, что я всё-таки научился читать твои мысли? — Вообще-то… блять, да я уже ничему не удивлюсь. Они выезжают на дорогу. Машина Щербакова, а ехать решено к Сабурову — всё по классике. Казах вздыхает, не переставая улыбаться, и начинает говорить, потому что он действительно прекрасно понимает, какие вопросы задал бы ему Лёша, если бы справлялся с формулировками. — Когда я стал наблюдать за тобой, точнее за тем как ты на меня смотришь, я, хоть убей, не видел в этом ничего кроме какой-то похоти. Я долго в это не верил, но факты, как говорится… А твоё поведение только подтверждало мои догадки. Не думай, что я не замечал, как ты избегаешь меня, в какой-то момент ты даже перестал отвечать на звонки и сообщения. Только идиот не понял бы, что что-то происходит. Потом ты сказал, что я прав… и больше ничего. Дальше я просто свёл один и один, это было нетрудно. Труднее всего было поверить, что ты правда меня хочешь. Но когда я впервые всерьёз предположил, что это так… просто всё встало на свои места, всему сразу же нашлось убедительное объяснение. Какое-то время я, конечно, был в ахуе. Какое-то довольно долгое время, не буду пиздеть. А потом я понял, что эти мысли крутятся в моей голове каждый день. И когда я попытался перестать уже думать об этом… я просто не смог. Короче, если опустить всю эту хуету о сопротивлении, об отрицании, о поиске оправданий моим мыслям о тебе… В общем, в какой-то момент я понял, что боюсь того что я ошибся на твой счёт. В смысле, я подумал, что ты гей и что ты меня хочешь, но это же всё равно были только мои предположения, я не мог быть в этом уверен. И когда прошло уже хуй знает сколько времени, а я боялся и боялся, что ошибся… я понял, что всё, пиздец. И поехал к тебе. Ну, не сразу, конечно, я там… посомневался ещё… А сегодня психанул. — Надо же, как мне повезло, что ты такой психованный, — не без самодовольной издёвки в голосе ехидничает Алексей. — Заебал, Лёх… — Ты тоже меня заебал! Думаешь, я в раю всё это время… — Сказал бы как есть! Я же пытался… — Ага, блять, конечно! Чтобы ты меня убил, а потом ещё возненавидел?! На этом месте оба замолкают, переставая друг друга перебивать, и оба улыбаются, потому что всем в этой машине ясно: эффект, который вызвало Лёшино признание на самом деле, получился обратным. А главное здесь то, что все в этой машине такому повороту очень даже рады. — Так о чём ты фантазировал? — Тихо спрашивает Нурлан после недолгой паузы, наполнившей атмосферу в машине теплом и намёком на новую волну возбуждения. Щербаков непроизвольно облизывает губы и улыбается: — Я покажу тебе. Все свои фантазии по очереди. Но на это потребуется год, не меньше. — У меня есть время, — Сабуров улыбается шире. *** — Блять, Лёша! Ты переехал неделю назад, может, ты уже разберёшь свои вещи? Для кого я, блять, освобождал место в гардеробе? — Нурлан с откровенно недовольным выражением лица залетает на кухню, где Щербаков непринуждённо поглощает его запасы питьевой воды. — Я тебя спрашиваю, я долго ещё буду спотыкаться о твой чемодан? Блять, ты чё, опять всю воду выпил? Лёха, да что за пиздец, ну ёп-твою-мать?! На лице Алексея не дёргается ни один мускул, он спокойно возвращает на стол пустую бутылку воды, вытирает рот тыльной стороной ладони и говорит, даже не глядя на партнёра: — Так ты не спотыкайся, под ноги смотри и всё. Казах возмущённо поднимает брови и несколько секунд просто смотрит на своего, видимо, в край обнаглевшего сожителя. — Клянусь, у меня такое чувство, — говорит он затем, — что ты специально выводишь меня из себя. Щербаков улыбается одним уголком губ и немножко закатывает глаза, после чего всё-таки переводит взгляд на Нура: — Какой догадливый, — с небольшим вызовом говорит он. — Ну? Соображай дальше. Сабуров, после того как выходит из ступора, проходит глубже в кухню, опирается бедром на столешницу гарнитура, скрещивает на груди руки и наезжающе-вопросительно смотрит на Лёху в ожидании объяснений. Лёха, понимая, что Нурлан отказывается разгадывать его ребус, снова закатывает глаза и объясняет: — Согласно моему гениальному плану, я тебя раздражаю несколько дней, в один момент ты должен психануть, как ты умеешь, — здесь Лёша многозначительно и как-то пошловато усмехается, — и захотеть выместить на мне всю накопленную злость. Ты должен застать меня где-нибудь… например, на кухне! И выебать меня прямо на том месте, где ты на меня набросишься! Ты даже не снимешь ни с себя, ни с меня одежду и даже не скажешь ни слова. Ведь если я тебя заебу, бить меня ты не станешь, а отыграться тебе хочется, поэтому ты, конечно, выебешь. Нагнёшь меня здесь, прямо над столом, скрутишь руки, возьмёшь за волосы… И жёстко выебешь вот прямо так, в одежде, рядом вот с этими яблоками, — Лёша указывает на яблоки на столе. — И я буду немножечко стонать, а ты будешь говорить какие-нибудь грязные штуки вроде того что я охуевший и наглый, что меня надо наказать и выпороть, что я давно напрашиваюсь и испытываю твоё терпение и что я заслужил, чтобы меня грубо трахнули без смазки… Всё тебе разжёвывать, Нурик, пиздец. Нурлан осознаёт всю нелепость собственной реакции, но точно так же он осознаёт, что не может злиться и что склонен признать план Щербакова идиотским, но правда гениальным. Достался же ему этот развратник, который придумает себе что-то и, вместо того чтобы озвучить, пытается привести к нужному исходу какими-то извращёнными путями. Но «нужные исходы» Сабурову, как правило, приходятся очень даже по душе, да и Лёха умеет вовремя перевести фокус сабуровского внимания на действительно важные вещи. И Нурлан в очередной раз сдаётся, потому что, по правде говоря, ему самому каждый раз не терпится реализовать все Лёшины мысли и желания, о которых тот никогда так просто не скажет. — Обожаю твою фантазию, — хрипло произносит Нур перед нападением.