***
Лайт просыпается в спальне своего родного дома, зная, что сегодня день его смерти. Он много об этом думал или, если точнее, не думал вовсе. Краски его жизни настолько потускнели, что другого выхода просто нет. Этой ночью Лайта мучили странные сны, и поэтому он не очень хорошо спал. Но сейчас, когда он идёт на вокзал, стоит такая прекрасная погода, что это делает его счастливым. Мысль о том, что скоро всё закончится, приносит облегчение, и Лайт рад, что совершает свою последнюю прогулку при хорошей погоде. Шагая к вокзалу, он вдыхает аромат цветущей вишни, а сидя в вагоне, наблюдает, как небо меняет свой цвет с лазурного на бирюзовый. Поезд номер четыреста семнадцать привозит Лайта к отелю для свиданий. На его крыше полно окурков и пустых пачек из-под сигарет. Лайт подходит к самому краю, окидывает взглядом раскинувшуюся внизу панораму Токио, снимает ботинки. Дверь за его спиной распахивается с таким грохотом, что Лайт, подскочив на месте, круто разворачивается. Какой-то парень, ввалившийся на крышу, теперь стоит, согнувшись и уперев руки в колени, жадно хватая ртом воздух в попытках отдышаться. Он весь какой-то взъерошенный, с дикими глазами. Лайт окидывает его недоумённым взглядом. Парень, немного восстановив дыхание, поднимает лохматую голову: — Привет. — Э-э, привет… — неуверенно отвечает Лайт. Парень выпрямляется, кладёт ладони на поясницу и прогибается назад, разминая спину, а потом, шумно выдохнув, идёт к Лайту. — Сигаретки не найдётся? Взгляд Лайта смущённо мечется между своими одетыми в носки ногами и валяющимся на бетоне мусором. — Извините, нет. — Не страшно, я просто спросил, — подойдя ближе, парень прислоняется спиной к стене. — А что ты тут вообще делаешь? — Да так… — Лайт лихорадочно соображает, что соврать. — Любуюсь видами. Решил немного проветрить голову. — Я тоже люблю ходить босиком, — сообщает парень, указывая на его носки. — Снимаю обувь при каждом удобном случае. — Да, я тоже, — хихикает Лайт, выдавая очередную ложь. — Погода сегодня чудесная, да? — Ага. — Я Эл, — представляется парень, протягивая руку. Лайт нерешительно её пожимает, пытаясь в то же время совместить этого, нарочито беззаботного человека с тем, что минуту назад буквально ворвался в двери. — Я Лайт. — Приятно познакомиться. Твоя подружка уже ушла? — Подружка? — Ну, это же отель для свиданий. Я подумал, что ты здесь с кем-то. — А, да. Ей пришлось рано уйти на работу. — Отстой. У меня то же самое. Ну, мы хотя бы выспались, да? — Точно, — вежливо отвечает Лайт. — Слушай, не пойми меня неправильно, — дружелюбно улыбается парень, — но я терпеть не могу завтракать в одиночестве. Составишь мне компанию? За мой счёт. Одному мне ужасно скучно. Что этот парень задумал? Пытается что-то подстроить, типа ограбления или продажи наркотиков? Внутри Лайта глухо ворочается тревога, которую он не в силах объяснить. Тот факт, что парень прервал его попытку самоубийства, выглядит довольно жутким, но Лайт понимает, что это лишь паранойя. Этому типу совершенно неоткуда знать, что происходит. — Мне, вообще-то, уже пора на работу, — врёт Лайт. — Я и так уже, наверно, опаздываю. — Тогда, может быть, позже? — Спасибо, правда, но… — оттолкнувшись от стены, Лайт принимается натягивать ботинки. — Надеюсь, ты… Парень вдруг хватает его за руку, и Лайт застывает в испуганном шоке: чужие пальцы сжимают его, словно тиски. Чувствуя, как сердце колотится где-то в горле, Лайт инстинктивно пытается выдернуть руку. — Что ты делаешь?.. — Пожалуйста, позавтракай со мной. Лайт всё же вырывается и, спотыкаясь, отступает назад. — Ты меня пугаешь. — Прости, я не хотел. Просто это очень важно, — настаивает парень, и в его голосе слышится нотка отчаяния. Словно он тоже куда-то опаздывает. — Прости, но… Мне пора, — говорит Лайт, и парень позволяет ему уйти. По дороге на вокзал Лайта всё ещё трясёт. Что это было? Поразмыслив, он, кажется, начинает понимать. Тот парень поднялся на крышу, чтобы тоже покончить с собой. Вот в чём всё дело. Но он не был твёрд в своём решении, и когда вдруг столкнулся с Лайтом, попытался сблизиться с ним. Он, должно быть, понял, что Лайт там по той же причине. Может, это переключило что-то в его мозгу и заставило передумать. Шагая под поезд, Лайт надеется, что этого парня ждёт светлое будущее.***
Лайт просыпается в спальне своего родного дома, зная, что сегодня день его смерти. Он много про это думал или, если точнее, не думал вовсе. Стоя на крыше отеля для свиданий, Лайт разглаживает рубашку на своём животе и набирает полную грудь воздуха. Возможно, последний раз в жизни наполняет лёгкие сладким кислородом. Когда он прыгнет, то, наверно, будет кричать так сильно, что уже не сможет вдохнуть. И это нормально. Но сейчас ему хочется насладиться этим безмятежным моментом. Когда дверь на крышу с грохотом распахивается, Лайт испытывает странный момент дежавю. В поле его зрения появляется смеющийся, тщедушный парень возрастом не намного старше его самого. — Ей-богу, меня уже тошнит от этого дерьма, Лайт Ягами, — говорит он. — Простите? — изумлённо застывает Лайт. — В первый раз я плохо соображал, и это была моя вина, но сейчас я начинаю думать, что ты нарочно всё усложняешь, — парень подходит ближе. Лайт пятится к парапету, вжимается в него: — Я вас знаю? — Нет, и это бесит больше всего, — фыркает парень. — Я тебя тоже совсем не знаю. Вернее, когда я понял, что твоя смерть является спусковым крючком, я провёл кое-какие изыскания, так что теперь мне известны конкретные подробности твоей жизни, но мы никогда по-настоящему не общались. Не совсем. Лайт не знает, что ответить. Понятно, что этот парень псих, но что теперь с ним делать? Попытаться как-то заболтать, успокоить? А зачем? Лайт всё равно хочет умереть, так что… Он, правда, не собирался умирать в жестокой драке, но… — Слушай, я попробую быть с тобой откровенным, — снова говорит парень. — Ты вряд ли мне поверишь, но попытка не пытка, верно? — По-моему, вы меня с кем-то перепутали. — Сегодня в 10:02 утра ты должен был умереть. Самоубийство путём прыжка с крыши отеля для свиданий. То есть, это в случае, если я тебя не остановлю. Если же мне удаётся тебя остановить, ты совершаешь самоубийство в 10:34 на вокзале, шагнув под поезд, и результат тот же. Лайт, не в силах вымолвить ни слова, таращится на парня в полной растерянности. — В любых других обстоятельствах мне было бы всё равно, — усмехается парень. — Убивай себя, сколько влезет. Но каждый раз, когда ты умираешь, это, похоже, запускает цепную реакцию, и спустя тринадцать дней после твоей смерти происходит конец света. — Света?.. — одними губами шепчет Лайт. — Тогда умираю уже я. И чёрт бы с этим — хуже всего то, что каждый раз, когда миру приходит конец, я вновь оказываюсь здесь, прямо перед твоим самоубийством, — парень зло сплёвывает. — И вот это меня уже достало. Это невыносимо. Так что нам с тобой нужно это исправить и, насколько я могу судить, очень важно сделать так, чтобы ты не умер. По крайней мере до тех пор, пока я не смогу подтвердить, что твоя смерть не связана с концом света. — Ясно, — бормочет Лайт, чувствуя, как колотится сердце. Этот парень — псих. — Чего конкретно ты хочешь? — спрашивает он, пытаясь сообразить, как слезть с крыши, не пострадав в процессе от этого фрика. — Ничего. Я лишь прошу тебя отложить самоубийство на две недели. Не такая уж большая просьба, верно? — Э-э… — Лайт незаметно косится в сторону двери. — Если я соглашусь, ты оставишь меня в покое? — Да. — Тогда ладно, — Лайт досадливо прищёлкивает языком. — Я подожду. — Спасибо, — фыркает парень, и в его голосе слышится раздражение пополам с крайней усталостью. — Мне, вообще-то, уже… — Ещё увидимся, Лайт, — обрывает его парень и покидает крышу, захлопнув за собой служебную дверь так ужасающе громко, что Лайт вздрагивает. Озадаченный сверх всякой меры, он спешит надеть ботинки. Он всё ещё хочет умереть, очень хочет, но он слишком напуган, чтобы оставаться здесь дольше. Всю дорогу от отеля до дома Лайт нервно ждёт, что этот псих появится снова. И что это вообще сейчас было? Послание Вселенной? То, что парень сумасшедший, совершенно ясно. Но ведь мир подчас ведёт себя непредсказуемо. Может, это знак, что в жизни Лайта всё скоро наладится? Он ждёт двадцать четыре дня, прежде чем возвращается на крышу.***
У Лайта есть сталкер. Или ангел-хранитель. Откровенно говоря, не будь это так сюрреалистично, это бы жутко пугало. В поле зрения Лайта то и дело мелькает человек с тёмными волосами и острым носом. Такое ощущение, что между ними двумя есть что-то вроде духовной связи. Двадцать дней назад Лайт поднялся на крышу отеля для свиданий, чтобы покончить с собой. Но едва он начал снимать ботинки, как ему помешал какой-то человек. Ворвавшись в двери, он выругался себе под нос, после чего достал мобильный телефон и начал очень громко с кем-то разговаривать, чем перебил Лайту весь настрой. Поняв, что уходить парень в ближайшее время не собирается, Лайт отправился на вокзал. На вокзале он сделал попытку шагнуть на рельсы, но едва занёс ногу, как кто-то схватил его за рубашку прямо между лопаток и с силой дёрнул назад. Лайт грохнулся на платформу, так больно ударившись затылком, что его даже затошнило. Две женщины, подошедшие, чтобы помочь ему встать, хором утверждали, что какой-то «странный, грубый тип» дёрнул Лайта за рубашку, словно специально желая сбить его с ног. К тому времени, как Лайт смог подняться, тип уже смешался с толпой, но женщины продолжали твердить, что это было сделано намеренно и что Лайт должен сообщить об инциденте в службу безопасности вокзала. Но у него, честно говоря, не было никакого желания это делать. Лайт пытался убедить себя в том, что это совпадение. Даже, может быть, знак от Вселенной? Как бы то ни было, случай настолько сильно его встряхнул, что Лайт на целую неделю с головой погрузился в учёбу. Потом, в один из вечеров, когда его родители и сестра на всю ночь уехали из дома, Лайт отправился в аптеку, чтобы купить отпускаемые по рецепту таблетки обезболивающего. Этот рецепт остался с тех времён, когда у его отца болели зубы. Лайт рассудил, что если принять все таблетки разом, это его убьёт. К его раздражению, препарата в аптеке не оказалось, и его попросили прийти завтра. Лайт проверил ещё две ближайшие к дому аптеки, но и там нужное лекарство отсутствовало. Мистика, да и только. В ответ на возмущение Лайта фармацевт лишь развёл руками. — Моему отцу сейчас очень плохо. — Я понимаю, и мне очень жаль. Крайне неприятная ситуация. Вчера нам сообщили, что с одной из партий что-то не так. Все таблетки оказались небезопасны для употребления, и теперь придётся ждать новую поставку. Это просто не укладывалось у Лайта в голове. Опять? Как это может быть? Вернувшись домой, он лёг спать. Четыре дня назад Лайт заткнул пробкой ванну и начал наполнять её водой. Он решил не снимать трусы, чтобы родители потом не обнаружили его в ванне голым. Включив в розетку сестрин выпрямитель для волос, Лайт приготовился бросить его в воду, но ванна не успела наполниться и на пять сантиметров, когда весь дом погрузился в темноту. — Что случилось? — спросил Лайт, выглядывая в коридор. Его мать только проворчала что-то в ответ: она как раз смотрела свой любимый сериал. — Весь город отключили! — крикнула Саю из прихожей. — Даже фонари не горят. Так продолжается несколько месяцев, заставляя Лайта думать о том, что ему, наверно, не суждено умереть. Ведь как ещё это можно объяснить? Но проходит время — неделя, месяц или два, и Лайт пробует снова. Он просто не в силах побороть эту глубокую пустоту внутри себя, пустоту, которая высасывает из него все краски. Это тигр, который преследует его, гонится за ним, и каждые несколько недель Лайт поддаётся ему и пробует снова, даже если его попытки выглядят нелепо. Сегодня, когда он бросается под колёса машины, его ничто не спасает.***
Лайт стоит на крыше отеля для свиданий, намереваясь покончить с собой, и когда на той же крыше вдруг появляется человек, у Лайта возникает неуловимое ощущение, что они знакомы. Он мог бы поклясться, что никогда прежде не видел этого парня, но какая-то чужеродная часть его мозга уверенно кричит об обратном. При одном только взгляде на него Лайт отчего-то чувствует раздражение. Посмотрев друг на друга, они одновременно начинают говорить, но… — У тебя когда-нибудь было чувство, что ты уже умирал? — спрашивает парень, и Лайт, сам не зная почему, отвечает: «Да». — Давай об этом поговорим, — этой фразой парень словно предлагает перемирие между двумя давно враждующими народами. Лайт неожиданно для себя кивает, и они оба, босоногие, бок о бок усаживаются на бетон. — Меня зовут Эл, — снова говорит парень. — А ты Лайт. Лайт не спрашивает, откуда он это знает — это кажется само собой разумеющимся. — Это странно, Лайт, но весь мир погибает спустя тринадцать дней после твоей смерти. — Даже если я умираю не сегодня, а завтра? — Даже если через шесть недель, — устало говорит Эл. Лайт обнимает руками колени. — А как всё заканчивается? — Трудно сказать, — вздыхает Эл, опуская плечи. — Никто из тех, кто мог бы мне это объяснить, не выживает. Я даже не знаю, касается ли это только нашей планеты или всей вселенной. Но мы все умираем, это точно. Если бы я попытался это описать, то сказал бы, что солнце взрывается. — Это не должно иметь ко мне отношения. — Ты прав, не должно. — Тогда каким образом?.. — Я не знаю. — И? — Я проживаю одно и то же, — говорит Эл. — Уже сбился со счёта, сколько раз. Но я начинаю думать, что единственный способ с этим разобраться — это разгадать твою загадку. — Но почему ты? Почему я? — Если бы я знал, нас бы здесь не было, — снова вздыхает Эл. — Ты ничего не помнишь, но наверняка чувствуешь, не так ли? Словно моя память передаётся тебе. Оставляет на тебе шрам всякий раз, когда мы общаемся. Что-то такое, что проходит через все воплощения. Лайт опускает подбородок на колени, пытаясь обдумать услышанное, но логическая часть его мозга сбивается с пути, и мысли разбегаются во всех направлениях, плутая, будто в крысиных ходах. — В последнее время мне так неспокойно, словно близится мой крайний срок. — Буквально. — Всё ещё трудно поверить, что моя смерть может так сильно повлиять на всех остальных. — Я и сам не могу этого понять, — заверяет Эл. — Временная петля, в которой всё завязано на тебя — это полная бессмыслица. Но я продолжаю оказываться здесь. Это реальность, и думаю, что ты где-то в глубине души тоже знаешь, что это реальность. С каждым новым циклом ты всё дольше со мной разговариваешь. — Так что теперь? Мне просто продолжать жить? — А это так ужасно? — Думаю, нет. — Но ты хочешь умереть. — Да, очень сильно. — Почему? — с нажимом спрашивает Эл. — Не знаю. И чувствую себя из-за этого круглым дураком, но у меня нет лучшего ответа, — признаётся Лайт. — Я люблю свою семью и у меня светлое будущее. Я не подвергаюсь насилию, не живу в нищете, не умираю от неизлечимой болезни. Так почему мне так сильно хочется умереть? — А всё это: твоя семья, будущее — ты не хочешь увидеть, чем всё завершится? — Я не смогу это понятно объяснить, но такое ощущение, что у мира нет цвета. Нет вкуса. Словно все мои чувства мертвы. Я ничего не хочу делать, меня ничто не волнует. Даже если бы ты вдруг сказал мне, что я могу делать, что угодно, получить всё, что захочу, не думаю, что мне стало бы интересно. — Хочешь попробовать? — предлагает Эл. — Попробовать? — По счастью, у меня много денег, — поясняет Эл. — С их помощью я дёргал за ниточки, чтобы сохранять тебе жизнь. Но может, нам использовать их, чтобы найти тебе смысл для жизни? — Даже если я его найду, — с сомнением говорит Лайт. — Я что, какая-то опорная балка для вселенной? — Ты о чём? — Есть ли разница, умру я от самоубийства, несчастного случая или от старости? Вселенной в любом случае конец? Дело в самоубийстве или в самом факте моей смерти? — Интересный вопрос, — хмурится Эл. — Признаться честно, я про это не думал. — Тогда, почему бы тебе меня не убить? Эл, моргнув, поворачивается к нему. — Я хочу умереть, — настойчиво говорит Лайт. — Может быть, если ты меня убьёшь, то это спасёт мир? И моё желание тоже исполнится. Думаю, попробовать стоит. В худшем случае мы просто снова окажемся здесь, на крыше, верно? Эл, кажется, поражён этим предложением не так сильно, как Лайт ожидал. Хотя, после того, как Лайт столько раз умирал, после стольких временных циклов Эл, должно быть, видит в нём не личность, а, скорее, макгаффина. Сюжетный ход. И Лайт ничуть против этого не возражает. — Знаешь, я изучил твоё тело, — признаётся Эл. — Потянул за пару ниточек, чтобы добиться твоего вскрытия. Исследовал в тебе всё, что только можно. Даже нанял экстрасенса и самопровозглашённую ведьму. — Что-нибудь обнаружилось? — Биологически? Ничего, — Эл в очередной раз вздыхает. — А эти два шизика заявили, что тебе суждено умереть молодым и что у тебя, якобы, есть незаконченные дела. Как по мне, это полная чушь, потому что если бы у тебя было незаконченное дело, ты бы не хотел покончить с собой. — Тогда, думаю, тебе следует меня убить. Это стало бы лучшей проверкой, какую мы только можем провести в данных обстоятельствах, тем более что ты сумеешь всё замять и избежать ареста. Это могло бы дать тебе полезную информацию. — Я никогда ещё никого не убивал, — тихо бормочет Эл. — Думаешь, что не сможешь? — Нет, я уверен, что смогу. Просто очень странно, что ты разрешаешь мне это сделать. — А тебя пугает собственная смерть? — спрашивает Лайт, больше интересуясь тем, каково это. — Теперь уже нет, — отвечает Эл. — Я был бы рад окончательно сгинуть вместе со всем остальным миром, но каждый раз я оказываюсь здесь. Проживаю эти тринадцать дней снова и снова. Это настоящий ад. Я больше не хочу этого делать. — Тогда убей меня. Эл тяжело вздыхает: — Хорошо.***
Лайту кажется, что он уже тысячи раз бывал на крыше этого отеля для свиданий. Он стоит на самом её краю, но не торопится разуваться. Ещё не время. Ему кажется, что сначала должно случиться что-то ещё. И потому, когда на крыше появляется человек по имени Эл, он ни капли не удивляется. Объективно он верит тому, о чём Эл говорит. Какая-то часть его разума помнит это, и хотя Лайт не может вытащить эти воспоминания на свет, они идеально заполняют лакуны в его мозгу. — Значит, ты меня убил? — Мы поехали ко мне, — кивает Эл. — Я застрелил тебя. — Это было быстро? — Ты встал на колени, чтобы я мог всадить пулю тебе в мозг. Ты хотел быстро, и при всей дерьмовости ситуации это казалось милосердным. — И не сработало. — Нет, — сокрушённо вздыхает Эл. — Миру всё равно пришёл конец. — Что будем делать теперь? — Думаю, мы должны найти тебе причину жить. Как бы банально это ни звучало, но только здесь нам пока не удалось достичь успеха. — Меня, в общем-то, ничто не держит, — пожимает плечами Лайт. — Нет никакого достаточно прочного якоря. Так что, если мне придётся какое-то время побыть в твоей компании, что ж… — Мы проведём тебе психотерапию. Очень хорошую, — решает Эл. — Это не повредит. И вообще, можем делать всё, что ты хочешь. Есть место, где ты всегда хотел побывать? — Ты был когда-нибудь в Лондоне? — Вообще-то я там вырос, — усмехается Эл. — Мне хотелось бы увидеть Лондон. — Значит, едем туда. Они избавляются от мобильника Лайта, сбрасывая его настройки до заводских и выкидывая сим-карту вместе с порезанными банковскими картами. Себе Лайт оставляет только паспорт и ноутбук — больше из чувства долга. Эл совершает пару телефонных звонков, после чего они покидают крышу отеля и садятся в частный автомобиль, на котором добираются до аэропорта. В машине Лайт знакомится со стариком-водителем по имени Ватари. Лайт удаляет все свои аккаунты в социальных сетях, оставив лишь анонимные, после чего им с Эл остаётся дождаться посадки на рейс. Они пьют чересчур сладкий кофе, и Лайт без каких-либо особых эмоций наблюдает за тем, как садится, а затем взлетает их самолёт. Это должно вызывать волнение, хотя бы небольшое, однако Лайт не может отыскать в себе даже крохи энтузиазма. Полёт в первом классе комфортен, но даже на высоте еда по-прежнему имеет странный вкус. На следующий день они заселяются в принадлежащий Эл пентхаус в центре Лондона. Лайт покупает себе новую одежду и туалетные принадлежности. Эл даёт ему кредитку с напутствием ни в чём себе не отказывать, но, похоже, они оба знают, что это ничего не даст. По крайней мере, ничего существенного. Эл находит для Лайта психотерапевта, очень именитую специалистку со сдержанным, спокойным голосом, принимающую его в стильном кабинете. Когда Лайт не ходит к ней, он посещает музеи и различные места для туристов. Психотерапевт поощряет его найти себе творческое хобби. Лайт находит сразу три, и некоторое время посвящает изучению языка. Эл и Ватари — приятные соседи, хотя между ними и Лайтом присутствует дистанция. Когда Лайт куда-нибудь уходит и возвращается, Ватари каждый раз любезно его приветствует, однако у них нет ничего общего. Эл всего себя посвящает работе и всякого рода изысканиям, и, похоже, не может понять, как с Лайтом разговаривать. Лайт следит за тем, как в Японии расследуют его пропажу, но дело в конечном итоге угасает. Когда японская полиция выходит с ним на связь, Лайт убеждает их, что с ним всё в порядке, однако на просьбу позвонить родным отвечает отказом: с восемнадцати лет он имеет законное право оставаться пропавшим. Конечно, у него не было необходимости так надолго затягивать драму со своим исчезновением, но Лайт надеялся, что если увидит, как родные оплакивают его, то что-нибудь почувствует. Хоть намёк на эмоцию. Этого не происходит. Психотерапевт поочерёдно пробует давать Лайту все возможные препараты от депрессии; сканирует его мозг на предмет отклонений, но в конечном итоге приходит к выводу, что проблема кроется не в химии. Еда на вкус по-прежнему, как картон. Солнце всё так же нудно встаёт каждое утро. Психотерапевт поощряет Лайта заводить друзей. Он вступает в несколько местных клубов, делает себе имя в городских викторинах и конкурсах по решению головоломок. Люди, с которыми он общается, довольно милы, и Лайт с ними вежлив, но в целом они не производят на него никакого впечатления. Не имеют реального веса. Они просто существуют. И он просто существует. Засовывая пистолет себе в рот, Лайт задаётся вопросом, что Эл скажет ему в следующий раз. Станет ли вообще посвящать его в то, что было? Лайт знает, что технически этот пистолет его ещё не убил. Не в этой жизни. В этом цикле Лайт и пистолет встретились впервые. Но его холодная жёсткость кажется глубоко знакомой.***
Лайт стоит на крыше отеля для свиданий и думает о смерти. Он готовится спрыгнуть, но сначала должен дождаться кое-чего другого. И когда к нему присоединяется незнакомый человек, он вовсе не кажется незнакомым. А когда он бьёт Лайта по лицу с такой силой, что разбивает ему нос, Лайт странным образом чувствует, что этот удар полностью заслужен. — Что с тобой не так, мать твою? — кричит незнакомец, тряся его за воротник. Лайт же в этот момент лишь досадует, что никак не может запомнить его имя. Это было бы проще, чем каждый раз его спрашивать. — Я уже умирал, да? — Мягко сказано, — зло цедит парень и разжимает руку, отчего Лайт падает на колени. Откинув голову назад, он пытается остановить текущую из носа кровь. — Я просто не понимаю, — продолжает тем временем парень. — Что, думаешь, ты настолько важен, что каждую минуту должен быть счастлив? — Я не счастлив и не печален, — отвечает Лайт. — Я никакой. — А мне наплевать, если ты умрёшь, — рычит парень. — Так почему вселенная продолжает просить, чтобы я тебя спасал? — Прости. Если бы я мог избавить нас обоих от этой проблемы, я бы так и сделал. Если бы я мог стать счастливым, я бы так и сделал. Исправился бы. Если бы я мог просто умереть и оставить тебя в покое, я бы так и сделал. — Меня это достало, — парень устало трёт лицо ладонями. — Такое ощущение, что я вот-вот взорвусь. — Делай то, что должен, — предлагает Лайт. — Я в любом случае ничего не почувствую. В этой жизни Эл умирает первым, в возрасте восьмидесяти девяти лет. Лайт восемьдесят четыре года своей жизни проводит в пустой, безликой комнате с мягкими стенами, получая пищу через щель в двери. Никаких столовых приборов. Ничего. За годы заточения он дичает, становясь скорее животным, чем человеком, забывая обо всём, кроме самых базовых потребностей. Он разговаривает сам с собой: его разум больше всего на свете жаждет стимуляции. Но спустя время это тоже отмирает, как опухоль, и Лайт день за днём тихо раскачивается из стороны в сторону, до тех пор, пока у него не сдаёт сердце. Он не уверен, где именно его похоронили. Возможно, рядом с Эл.***
Лайт сидит на крыше отеля для свиданий и ждёт. Вскоре к нему присоединяется Эл. Он не задыхается от быстрого бега, потому что на этот раз поднимался на крышу спокойно, зная, что Лайт будет ждать его. Так же, как ждал все последние циклы. Лайт не помнит подробностей того, что происходило раньше, но знает, что уже был здесь. Он не хочет здесь находиться, точно так же, как и Эл, пусть его нежелание и выражается совсем иначе. Он знает, что вопреки всему они продолжают встречаться на этой крыше, и знает, что, как бы сильно ему ни хотелось умереть, он не сможет. Эл испускает тяжёлый вздох: — Мне начинает казаться, что это неизбежно. — Моя смерть? — Твоя смерть, смерть вселенной, всё это. — Ты правда так думаешь? — Ты как-то сказал, что, возможно, ты — это своего рода опорная балка. Предохранительный механизм, защищающий структурную целостность реальности. Когда ты умираешь, умираем все мы. Чем больше я об этом думаю, тем больший смысл это для меня обретает. — Если это правда, и если моя смерть заранее запрограммирована каким-нибудь божеством, как элемент отключения реальности, тогда… — Лайт вздыхает. — Тогда почему мы продолжаем оставаться в кольце? Почему ты здесь застрял? И почему всё помнишь? — Возможно, я тоже часть программы. Вроде средства контроля. — Контроля? — Я думаю, что всё это может быть симуляцией, — объясняет Эл. — Ты умираешь, и реальность заканчивается. И кто-то запускает это с помощью программы. Я — компьютер. И моя задача, моя цель заключается в том, чтобы попытаться разобраться со всеми переменными, чтобы программисты потом могли написать свой отчёт. Мне важно помнить каждый сценарий, чтобы в следующий раз знать, что я уже пробовал и избегать повторений. — Это объяснило бы мою непреклонность. Я так запрограммирован. Я запрограммирован искать все возможные способы умереть. Эл упирается головой в стену: — Я так устал. — Если мы в симуляции, это когда-нибудь закончится? — Полагаю, что нет. — Мне жаль, что ты так измотан. — Ты тоже, не так ли? — Да. Но от этого ещё хуже.***
Лайт сидит на крыше отеля для свиданий и ждёт кого-то. Он ждёт появления этого человека больше, чем собственной смерти, и узнаёт его сразу, едва видит. Парень, шаркая ногами, подходит и садится рядом. — Снова здорово, — устало говорит он. Лайт опускает голову ему на плечо: — Привет. — На этот раз я пытался заморозить тебя криогенным способом. Я умер в девяносто два года. Должно быть, установка, в которой ты хранился, в конечном итоге вышла из строя. Из-за отключения электричества? Ядерного холокоста? Кто знает. — Это несправедливо. — Я мог бы сказать тебе то же самое. — Нет, в смысле… — Лайт вздыхает. — Это нереально. Кто-то там очень сильно хочет, чтобы я жил. Но я ведь обычный человек. Что бы мы ни сделали, но рано или поздно я умру: от старости, социальных катаклизмов или тепловой смерти вселенной. Я умру. — Кто-то ищет ответ на проблему, которая не имеет решения, — медленно кивает Эл. — Может быть, я здесь для этого? Я же детектив. Самый лучший детектив. Они хотят, чтобы я разгадал загадку твоей смертности. — Это полнейшая глупость, — шипит Лайт. — Почему они не сдаются? — Может, мы должны их найти? — И как бы мы стали их искать? — Не имею ни малейшего представления, — признаётся Эл. — Но могу поработать над этим вопросом. — Снова меня заморозишь? — Я взял бы тебя с собой, но ты неуравновешен. Если мы тебя обезопасим, у меня будет больше времени на поиски. — Всё нормально, я нисколько не обижен. Я опасен сам для себя. Это моё… — Проклятие? — Предначертание, — пожимает плечами Лайт. — Предначертание, — повторяет Эл. — Кто-то с этим явно не согласен.***
Другая жизнь, та же самая крыша. — Это бог, — говорит Эл. — Бог? — Или его эквивалент. — Значит, ты по-прежнему считаешь всё это симуляцией? — Это имеет наибольший смысл, — отвечает Эл. — Несмотря на то, что я застрял во временном кольце, мне трудно поверить в то, что магия реальна. С моей стороны это смешно? — А с чего бог так заботится именно обо мне, а не обо всех прочих? — Не имею понятия. — Если это симуляция, то мы её сломаем. Она должна сломаться. — Думаешь? — Я не помню предыдущие циклы. Не в полной мере. Но на мне хватает шрамов, чтобы тот факт, что я сижу здесь с тобой, не казался мне странным. Ты не считаешь, что такого не должно происходить? Похоже, что машина перегружена. — Если она перегружена, как нам её сломать? Как освободиться? — Должен быть способ, — бормочет Лайт, и у него в голове вдруг промелькивает мысль. — Что произошло в первый раз? — В первый раз? — В первом цикле. Эл закрывает глаза, и Лайт видит на его лице напряжённую работу мысли. — Я не… — Не помнишь? — Их было так много. — Мне кажется, что именно там, в самом начале, кроется подсказка. Эл морщится, изо всех сил напрягая память. — Все циклы сливаются воедино. — Это даже забавно. Мы заперты в моменте. Он длится вечно, но мы не в силах его покинуть. — Даже не знаю, что бы я сделал, если бы это закончилось. — Мы обязаны выяснить, — с нажимом говорит Лайт. — Мы? Ты просто хочешь умереть. — Да, но я хочу, чтобы ты мог жить, по-настоящему жить, — негромко говорит Лайт. — Чтобы ты не был заперт здесь, со мной. Я хочу, чтобы ты мог отдохнуть. Чтобы смог освободиться. Эл прижимается к нему, и они очень долго сидят вот так, вместе, наблюдая за тем, как по небу движется солнце.***
Лайт идёт к отелю для свиданий, чтобы совершить самоубийство, когда всё происходит. Это падает прямо на него. Зашипев и схватившись за голову, Лайт сердито смотрит себе под ноги. На тротуаре перед ним лежит тетрадь. Лайт поднимает взгляд вверх, но над ним нет даже балкона, только пустое, чистое небо. Опустившись на колени, Лайт берёт тетрадь в руки. ТЕТРАДЬ СМЕРТИ Застыв на несколько секунд, Лайт открывает её на первой странице и обнаруживает там правила пользования, написанные по-английски. «Человек, чьё имя будет записано в эту тетрадь, умрёт». Лайт прижимает тетрадь к груди, внимательно оглядывается по сторонам. Улица совершенно пуста. Что это за штука? И откуда это странное чувство, что ему нужно вернуться домой? Он не поднимается на крышу отеля, и вместо этого, сунув тетрадь в сумку, отправляется домой. Сидя за столом в своей спальне, Лайт водит ладонями по пустым страницам. Непонятно почему, но он всё время ожидает обнаружить на них списки из множества имён. Он пролистывает страницы до последней, но они все абсолютно пусты. Закрыв тетрадь, Лайт открывает её снова. И вновь просматривает каждую из ста шестидесяти восьми страниц в поисках имён. Их нет ни одного. Он закрывает тетрадь. Она действительно работает? Нет, Лайту даже не нужно спрашивать себя об этом. Его рука лежит на обложке, и он знает, что тетрадь работает. Почему она здесь? Что это значит? Лайт не может сказать точно, почему, но чувствует… нет, знает, что должен был сегодня умереть. Это не входит в сценарий. Или же входит? В намного более старую версию сценария. Пальцы Лайта скользят по буквам на обложке. — Я знаю тебя, — шепчет он. — Но не думаю, что твоё появление здесь к добру. Это… «Отклонение», — подсказывает ему мозг. Это не входит в план. В чей план? Лайта? Нет. Возможно, в божий? Внизу раздаётся звонок в дверь. Лайт прячет тетрадь в ящик стола, запирает его и спускается вниз. В дверь звонят ещё дважды, заставляя его поторапливаться. На пороге стоит всклокоченный, мокрый от пота парень. Лайт узнаёт его с первого взгляда, только вот имени не помнит. — Я… — начинает парень, неловко переминаясь с ноги на ногу. Лайт даёт ему время собраться с мыслями. — Кажется, вы что-то забыли в отеле для свиданий, — осторожно говорит парень. — В отеле для свиданий? — переспрашивает Лайт, зная, что о его планах покончить с собой никто знать не может. — Извините, но вы, должно быть, ошиблись. Я в последнее время там не был. — О!.. — парень вдруг начинает смеяться, и его облегчение настолько сильно, что, кажется, выражение его лица на миг разбивается вдребезги. — Прошу прощения. Должно быть, я… Извините, что побеспокоил. — Никакого беспокойства, — отвечает Лайт, зная, что лжёт. — Вы же хотели, как лучше. Надеюсь, вы найдёте, кого ищете. — Спасибо, — парень делает шаг назад, сходя с крыльца, и едва не спотыкается. — Счастливой вам жизни! Продолжая смеяться безумным, почти хмельным смехом, он быстро уходит вниз по улице и вскоре пропадает из виду. Лайт не помнит его имени, но уверен — парень искал его, потому что знал, что Лайт должен был сегодня умереть. Что-то пошло не так. Что-то изменилось. Или перезагрузилось? Что-то не так. Закрыв дверь, Лайт снова поднимается к себе. Сидя за столом с тетрадью на коленях, он отчего-то чувствует, что должен записать на её страницах имя этого парня. Он не знает, почему. Ему просто кажется, что так будет безопаснее. Однако, как он ни напрягает память, имя парня не вспоминается, несмотря на то, что Лайт уверен — он слышал его уже тысячи… нет, миллионы раз. Что-то происходит, и чем бы оно ни было, Лайт сомневается, что это к добру. Поезд сходит с рельсов. Тот поезд, который Лайт уже давно принимает, как должное.***
Когда он появляется, Лайт лежит на постели в полной темноте. — Ты уже несколько дней на неё таращишься. Разве не собираешься использовать? Опустив тетрадь смерти, Лайт видит нависшее над собой существо — бога смерти. — Ты не должен здесь быть, — бормочет он, прижимая тетрадь к груди. — Чего?.. — изумлённо моргает существо. Несколько мгновений в комнате царит тишина, после чего бог смерти растерянно чешет подбородок. — Э-э… Честно признаться, я ожидал немного другой реакции. — Как тебя зовут? — больше из вежливости спрашивает Лайт. — Рюк. — Ты мне отчего-то знаком, — говорит Лайт. — У меня очень странное ощущение, что такое уже случалось прежде. Но это не должно было повториться. — Прежде? — переспрашивает Рюк, озадаченный всем происходящим даже больше, чем Лайт. — О чём это ты? — Это ты мне её подкинул? — Лайт снова поднимает тетрадь смерти над головой, держа за края обложки страницами вниз. — Я вовсе не специально или вроде того, — уверяет Рюк. — Просто хотел посмотреть, что будет. — Тогда ты, должно быть, разочарован. — Ты её даже ни разу не использовал, — обиженно фыркает Рюк. — Большинство людей не в силах устоять перед искушением. — А какие у нас варианты? — небрежно интересуется Лайт. — Я убью всех преступников? Всех миллиардеров? Всех мировых лидеров? Что бы я ни сделал, всё в конечном итоге приводит к одному единственному результату. Всё это… — он колеблется, но потом позволяет себе договорить: — Рано или поздно всё это надоедает. Рюк дёргается, корчится, как будто у него припадок. Лайт поднимает на него взгляд. — Такое уже происходило, да? — шепчет Рюк. — Много раз, — отвечает Лайт, откидывая голову назад. Рюк замирает на месте и какое-то время стоит, глядя в угол и о чём-то задумавшись. Возможно, пытается вспомнить то, что вспомнить не в силах. Когда он наконец решается возобновить разговор, на часах уже довольно позднее время. — Кажется, это… было очень давно? — Да, — отвечает Лайт. — Думаю, я убивал себя. Но сегодня ты подкинул мне тетрадь прежде, чем я успел. — Но то, что я подкидываю тетрадь… Такое тоже случалось часто, верно? — В старой версии сценария, — предполагает Лайт. — Объясни. — Я думаю, что мы застряли во временной петле, — говорит Лайт, чувствуя почти стопроцентную уверенность в истинности своих слов. — Мне кажется, что в течение последних нескольких циклов я умирал, но похоже, что мы находимся в кольце гораздо дольше. Возможно, что до начала моих самоубийств мы зацикливались на этом. Или на чём-то ещё. Но когда-то прежде тетрадь определённо попадала мне в руки. — И как долго мы в этом кольце? — Так долго, что, кажется, забывали и вспоминали всё это уже много раз, — негромко отвечает Лайт. — Вот ведь… — шипит себе под нос Рюк. — Это чёрт-те что. — Только вот почему? — задаётся вопросом Лайт. — Тетрадь смерти могла быть частью первого цикла? Или целой серии циклов, происходящих в самом начале? — Не имею понятия. — И даже если так, — продолжает размышлять Лайт. — Да, это… Могло ли именно это запустить серию циклов с самоубийствами? Возможно, мне так надоело развлекаться с тетрадью смерти или ждать её, когда она вдруг перестала появляться, что я стал самоубийцей? Вот что произошло? Рюк меряет шагами комнату, трясясь и подрагивая, как сломанная стиральная машина. — Мне это не нравится. Я чувствую себя… — В ловушке? — договаривает за него Лайт. — Вот именно. — Мы оба… нет, мы трое пойманы в эту ловушку. — Трое? — Есть ещё один человек, — Лайт проводит языком по зубам. — В тот день, когда ты уронил тетрадь, он ожидал, что я умру. — Но ты не умер. — Нет. Рюк, продолжая вышагивать, стучит костяшками пальцев по своему черепу, словно пытаясь выстучать что-то из глубин своего мозга. — Похоже, так и есть, — говорит он. — В смысле? — Должен быть ещё один человек, — ворчливо поясняет Рюк. — Он важен. Кажется. — И что нам теперь делать? — спрашивает Лайт. — У меня такое ощущение, что независимо от того, воспользуюсь я тетрадью или нет, мы в конце концов всё равно вернёмся сюда. — Ты должен её использовать. — Думаешь? — Она не просто так появилась снова. Это возможность. — Или временные кольца замыкаются сами на себя. Начинают повторяться периоды. — Нет-нет! — настойчиво восклицает Рюк. — Это шанс. — Шанс на что? — вздыхает Лайт. — Даже если мы умрём, то просто вернёмся сюда. — Выход существует, — бормочет Рюк, продолжая стучать пальцами по своей черепушке. — Он должен существовать. Это выход. Рюк повторяет это снова и снова, отчего у Лайта создаётся впечатление, что он не в ладах с головой. Возможно, Рюк с самого начала едва держался. Мощь этой машины, чем бы она ни была, перемолола их всех в труху. Оттолкнувшись от кровати, Лайт пересаживается за свой рабочий стол и открывает тетрадь. — Что ты делаешь? — резко оборачивается Рюк. — Хочу кое-что попробовать.***
«У вас бывает ощущение, что вы уже умирали? Хотите вырваться из этого нескончаемого существования? Отправьте своё полное имя и фото на [СКРЫТО] и Кира покончит с этим за вас».***
Ещё до окончания первых суток почтовый ящик Лайта завален тысячами запросов. Его обращение становится вирусным, и письма начинают приходить не только от азиатских, но и от европейских пользователей. На следующий день Лайт садится за стол и начинает писать. — Лайт, тебе разве не нужно на занятия? — спрашивает его мать. — Не сегодня, — отвечает Лайт, и это самая неубедительная ложь, которая когда-либо слетала с его ядовитых губ. К его удивлению, мать лишь с улыбкой кивает и закрывает дверь; в её глазах на мгновение промелькивает невероятно измождённое, тусклое выражение. — Ты видел? — шепчет Рюк. — Такое не только с нами, — говорит ему Лайт. — Они все это чувствуют. Они чувствуют натяжение петли, даже если не осознают этого. — Да, — кивает Рюк. — Всё верно. Лайт продолжает писать.***
Проходит всего два дня, и подключаются СМИ. Они публикуют опровержения и протесты, выводят какие-то невнятные теории заговора, но, несмотря на все их старания, электронный адрес Киры распространяется повсеместно, и на Лайта обрушивается ещё больший поток писем. Мир трещит по швам. Мир хочет умереть.***
Лайт заходит в продуктовый магазин, чтобы купить яйца. Людей вокруг мало — меньше, чем можно ожидать. Занятия в университете отменены «до дальнейшего уведомления» в связи с массовым увольнением большей части преподавательского состава. Масштаб происходящего достигает национального уровня. Даже школа Саю закрыта. Люди просто не выходят на работу, и продуктовый магазин напоминает город-призрак. За последние дни почтовый ящик Киры дважды намертво зависал. Многие люди, понимая, что их очередь наступит ещё не скоро, и не желая ждать, начинают убивать себя сами. Трупов на улицах становится столько, что в некоторых районах Токио не хватает бригад скорой помощи на то, чтобы их убирать. Мэр даёт распоряжение закрыть доступ на крыши, но его приказ почти некому выполнять. Можно бы подумать, что при такой катастрофической нехватке полицейских преступность резко пойдёт в рост, но люди настолько устали, что у них нет сил даже на это. Лайт слышал о синдикате якудза, члены которого приготовили себе коктейль из яда и алкоголя и, произнеся последний тост, совершили массовое самоубийство прямо в своём логове. Когда Лайт возвращается из магазина, то обнаруживает, что его мать, которая прежде почти постоянно находилась дома, отсутствует. Он не знает, где она. Не знает даже, где она была последние несколько дней. Отец говорит, что собирается пойти на работу, но Лайт в это не верит. Мать, по крайней мере, не придумывает настолько жалкую ложь. Лайт готовит себе омлет, но порция получается слишком большой. Разложив еду по двум тарелкам, он оставляет одну перед дверью в комнату Саю. Она почти не выходит из комнаты, слушая на повторе альбомы поп-музыки, и Лайт не уверен, что она станет есть, но какая-то искра сострадания заставляет его оставить для сестры еду. Лайт садится за стол и пишет. Имя за именем, имя за именем… Ему приходится разделить каждую страницу на четыре столбца и писать очень мелко. За окном давно ночь, когда раздаётся звонок в дверь. Поначалу Лайт не обращает на него внимания: вряд ли за дверью сейчас стоит тот, кого он захотел бы видеть. Однако звонок настойчиво звучит ещё трижды, и Лайт, вздохнув, идёт открывать. Он проходит половину пути вниз по лестнице, когда кто-то разбивает окно рядом с входной дверью, чтобы открыть задвижку и войти. Это тот самый парень. Лайт откуда-то знает это ещё до того, как видит его. — Привет, — говорит он. — Привет, — хрипло отзывается парень, разматывая пальто, которым защищал руку от осколков стекла. — Ещё раз, как тебя зовут? — Эл. Кусочек головоломки встаёт на место. — Что ты здесь делаешь? — Вся эта затея с Кирой. Это ты, — утвердительно говорит Эл. — И что? — спрашивает Лайт, кутаясь в хлопковый халат. Ему кажется, что когда-то давно он встречался с Эл в более благопристойной обстановке, а не в домашнем халате и босиком. Но он забыл, как беспокоиться о своей внешности. — Я думал… — Эл качает головой. — Думал, что мы прервали цикл. — Знаю. — Думал, что-то исправилось. — Это не только с нами, Эл, — говорит Лайт. — Даже если сознательно никто ничего не помнит, они все чувствуют это. И они тоже устали, точно как мы с тобой. — Я до сих пор не понимаю, кто это делает. И зачем, — бормочет Эл, проводя ладонью по лицу и зарываясь пальцами в волосы. — Давай присядем, — приглашает Лайт. Эл разувается, и они устраиваются в гостиной. — Мы уже играли в эту игру, верно? — говорит Эл. — Ты получал оружие, эту смертоносную штуку, становился Кирой, и мы сражались. — Да, похоже на то. — Почему ты перестал её использовать? — Оружие какое-то время перестало попадать мне в руки. — Но почему? — Почему, почему… — Лайт сворачивается на диване калачиком, кладёт голову на подлокотник. — Какая разница? — Лайт, даже с учётом использования тобой этой штуки, цикл рано или поздно всё равно перезапускается. — А ты не думал о том, что бог — это ты? — Что? — изумляется Эл. — Я умираю, миру приходит конец, ты его перезапускаешь. — Если бы я был богом, мне не нужно было бы это делать. — Может, как раз нужно. Потому что ты — бог, а я — нет, и в конечном итоге я перестаю существовать. Но если ты снова и снова будешь закольцовывать время, мы дольше сможем оставаться вместе. Губы Эл шевелятся, но сквозь них не прорывается ни единого звука. Какое-то время он сидит очень тихо, опустив плечи. — Я тебя едва знаю, — говорит он, наконец. — Едва помнишь, — поправляет его Лайт. — Возможно, когда-то, в более ранних циклах, мы были знакомы лучше. Может быть, мы любили друг друга, может быть, ненавидели, но всё это давно минуло. Воспоминания стёрлись. Мир истончился. Петля растянулась так сильно, что… — Всё начинает разваливаться, — мягко договаривает Эл. — Попытки сохранить тебе жизнь, провести рядом с тобой больше времени в процессе разрушили всё остальное. — Я думаю, теперь слишком поздно, — негромко говорит Лайт. — Даже если прервать цикл сейчас, я не уверен, что мир когда-нибудь восстановится. Возможно, только при условии, что вымрет целое поколение. Возможно, через сотни лет. А может, и никогда. — Какой я, должно быть, ужасный бог, — горько смеётся Эл. — Разрушаю всю вселенную ради тебя. Ради нас. — Мы так долго ходим по замкнутому кругу, что даже не можем вспомнить ту любовь, что изначально привела нас сюда. Смех Эл становится громче, а потом внезапно сменяется слезами. Лайт не помнит времени, когда они были близки. Не помнит, что было в начале. Он даже не помнит, когда в последний раз целовал Эл. Но, поднявшись с места, пересаживается к нему на диван, притягивает его к себе. Эл устраивается в его руках, обнимает в ответ, и они сбиваются в тесный комочек. — Я не знаю… — шмыгает носом Эл, — не знаю, как тебя отпустить. Это по-детски, но… — Всё в порядке, — Лайт гладит его по волосам, прижимается носом к виску. — Всё в порядке. — А если я тебя отпущу, тогда это наш последний раз. И что потом? — Что-то новое. Не обязательно хорошее, но что-то другое. Что-то совершенно особенное. Правильное. Здоровое. То, что по-настоящему сможет жить. — Вот, значит, каково это — горевать? Лайт хмыкает, кивает ему в волосы. — Ты не можешь продолжать, даже зная, что нужен мне, — понимает Эл. — Ничто не длится вечно, — отвечает ему Лайт, и где-то внутри него шевелится что-то давно забытое. Это почти эмоция. Любовь. Нежность. Сострадание к Эл — чувство более сильное, чем желание продолжать. Извинение за то, что Эл придётся жить дальше, а Лайта не будет рядом, чтобы помогать ему, понимать его. — Если не начать двигаться вперёд… Эл не должен объяснять, чем это закончится. Они оба знают. — На самом деле, ты уже мёртв, — шепчет Эл. — Всё, что я любил в тебе, было стёрто бесчисленное множество циклов назад. Ты — всего лишь обрывки воспоминаний, скреплённые вместе липкой лентой и бечёвкой. — Знаешь… — Лайт обнимает его крепче, — я любил тебя. И навсегда останусь твоей частью. Но я больше не могу находиться здесь. Я знаю, какое-то время тебе будет одиноко, но… — Как бы ужасно это ни звучало, но мне, похоже, надоело об этом думать. Думать о тебе. Я так устал горевать, что кажется, будто я забыл тебя совсем по-другому. — Твоя любовь ко мне, память обо мне станут крепче, когда ты начнёшь жить заново. Когда у тебя появится что-то ещё, появится настоящая жизнь, ты начнёшь больше ценить те моменты, что были между нами, и то, что делало их особенными. — Особенными, потому что они не были вечными. — Именно. — Прости. — Нет, не извиняйся, — Лайт утыкается носом ему в волосы, водит ладонью по спине. — Кто бы отказался подольше остаться рядом с самым важным в своей жизни человеком, чтобы дать ему возможность погоревать? — Надеюсь, я не причинил тебе страданий. Тем, что заставлял тебя жить. — Тому, что от меня осталось, невозможно причинить страдания, — заверяет его Лайт. — Всё лучшее, что во мне было, теперь живёт в тебе. Эл притягивает его ближе. — Можно мне ещё пять минут? — Да, — отвечает Лайт. — А потом… — Потом... — шмыгает носом Эл, и Лайт, прижавшись губами к его волосам, баюкает его в своих объятиях.