*Полтора года спустя*
Ким Минсок прибывает в начале третьего ночи. И в сумраке тускло освещенная лунным светом база, уже не кажется такой покорёженной, не видно провалов стен и крыш в небоскребах. И пустые улицы в такой час кажутся само собой разумеющимся зрелищем, а не потому что населения здесь всего семь тысяч. И даже черное неровное кольцо у крепостных стен, покрытых крюками с зазубринами, не напоминает о толпах мертвых тел, выцветшими глазами пялящихся в темноту. Да водящих носом по ветру — чтобы учуять так близко стоящих людей. Он краем глаза отмечает закаменевший профиль Бэкхена, своего помощника, и коротко хлопает его по напряженной ладони, мужчина только плечом ведет в ответ. Самолет немного потряхивает, он скрипит натужно, но посадка проходит гладко — на крыше местного госпиталя, мокрой от прошедшего дождя. Ким спрыгивает на покрытый лужами асфальт с мелкими трещинами, и кутаясь от ветра в военную куртку, спешит к ждущей его делегации. Под мышкой надежно зажат портфель с документами. — Доктор Ким, — кивает головой встречающий, из-под воротника которого выглядывает краешек халата, — Добро пожаловать. Доктор Бён, рад встрече. Идемте внутрь, сегодня ветрено. — Я заведующий лаборатории, Ким Джеджун, — представляется мужчина, пока они спускаются по ярко освещенной лестнице, указывая дорогу, — Это доктора Пак Ючон и Ким Джунсу, они занимаются непосредственно разработкой вакцины. — Наслышан, — кивает Минсок, оказываясь наконец в теплом помещении. Небольшая комната со скромно жмущимся у окна столом, и узким диванчиком напротив. Стеллажи с бумагами, и небольшой генератор в углу. — Присаживайтесь, — Джеджун кивает на потрепанный диван, сам оказываясь за столом. Небрежно бросает куртку на спинку стула, и внимательными глазами разглядывает новоприбывших. Минсок смотрит в ответ с любопытством. Ким Джеджун живая легенда среди научного сообщества, как и его команда, обосновавшаяся на краю Корейского полуострова. Приморский городок, упирающийся в море с двух сторон, оказался самым надежно защищенным местом. Крепостные стены на протяжении последних двадцати лет постоянно укреплялись, став в конце концов непреодолимым барьером для зомби- 80% населения полуострова. Здесь располагалась одна из военных баз, насчитывающая четыре тысяч военных, занимающихся зачисткой территорий, пятьсот человек научных сотрудников, представляющих ядро борьбы с пандемией «живых мертвецов», здесь именно под руководством Кима был выделен вирус Z — зомби, и разработана вакцина, применение которой в первые полчаса после укуса гарантировало 60% шанс остаться человеком. Остальные жители занимались сельским хозяйством, инженеры военного направления — ремонтные цеха для вертолетов, машин, а также небольшой завод по производству вооружения — пули были самым необходимым. Многое сырье они получали через морские пути с континента и от союзников, в обмен на вакцину, производили которую здесь же. Минсок работал в лаборатории вирусологии в Сеуле и занимался усовершенствованием вакцины, однако случился беспрецедентный случай, который скрывали полтора года. Правительство было не совсем довольно, и Ким прибыл на базу с завуалированной проверкой и расследованием — объявлять открытое недовольство автономному городу со своей армией и лабораторией, посчитали не уместным. А вот прикрыть налетом сотрудничества очень даже. Джеджун не выглядел взволнованным, скорее просто уставшим. И для своих тридцати лет, слишком взрослым — отпечаток войны и смерти. Минсок о деле слышал в общих чертах, но обвинять доктора в чем-либо не спешил. Бэкхён сидел тихо, разглядывал темный кабинет, и иногда охрану у дверей. Двое высоких парней, скучающе подпирали косяки, весомо уложив руки на оружие. — Итак, начнем работу, или желаете отдохнуть после полета? — вежливо поинтересовался Ким Джеджун. — Работа прежде всего. Отдохнем позже, — решает Минсок, чем быстрее они войдут в курс дела, тем быстрее уберутся отсюда подальше. Джеджун понимающе кивает и поднимает со стола толстую папку. — Доктор Ким, — говорит он медленно, словно обдумывая будущую реплику, — Я знаю о вас достаточно, чтобы предположить, что для вас важнее жизни тысяч людей, чем выслужиться перед начальством. Здесь, — он потряс массивной папкой, подходя вплотную, — Настоящий прорыв. Минсок тянется за предложенной папкой, но её играючи вытягивают из-под пальцев. Джеджун улыбается уголками пухлых губ, но глаза все ещё источали холодное недоверие. — Я предлагаю вам составить контракт. Разумеется, вашему начальству в Сеуле о нем знать нежелательно, — он бросает взгляд на Бекхена, но тот всем видом показывает, что его не трогают эти взгляды и вообще он тут, чтобы на стуле посидеть и уехать, — Прочитайте внимательно. Вы занимались вакциной, а господин Бён поддержанием зомби в одном из этапов их…эм жизненного цикла, предотвращали от разложения и прочих последствий их смерти. И ваши знания в этой области нам необходимы. — Для начал я бы хотел ознакомиться с делом, — Минсок встал, устав смотреть на Кима снизу-вверх. Джеджун отходит к столу, опираясь на него бедром, и прикрывает глаза на секунду, все ещё удерживая документы при себе. — Его зовут Шим Чанмин, был одним из наших лучших солдат подразделения зачистки и отлова девиантных особей, — говорит он, изо всех сил стараясь скрыть личные интонации из слов, — В одном из рейдов, его укусили, как вы уже догадались. Вскрыли живот, однако он не умер сразу, его напарник принес его на базу, обколов вакциной. Минсок красноречиво приподнял брови на такое вопиющее нарушение всех возможных правил безопасности. — Вакцина бы ему не помогла, прошло около часа с момента заражения, поэтому раненого не доставили в мед блок. Я не буду говорить о причинах и методах того, как его команда и весь медицинский персонал скрывали это происшествие — вы поймете, когда прочтете личное дело этого человека. Поняв, что начались необратимые процессы этот человек покинул город сам. Но суть в том, что после заражения, прошло три дня. Обычные люди через 12 часов уже готовые зомби, он все это время находился в своей квартире, под присмотром своего напарника. Бэкхён за спиной изумленно вдохнул, округляя глаза. — Спустя три дня он покинул квартиру, даже из милосердия никто не посмел его задержать. И поблагодарим господа, что это так, — усмехнулся Джеджун, начиная расхаживать по кабинету и играясь со страницами папки, — его уход подтвердили на блокпосте. Грамотно пущенные слухи доходили и до меня — мол, видели его за стеной, там ходил, здесь ходил. Однако, весь этот год Шим Чанмин находился в городе. В одном из подвалов, и шесть месяцев находится в лаборатории под моим личным наблюдением. Его напарник разжалован и заключен в тюрьму столько же. — И. в каком он состоянии? — Минсок едва не подпрыгивал от нетерпения, ему передавали что этот зомби исключителен по всем параметрам. Ему необходимо увидеть труп. — Увидите сами, если подпишете соглашение, — улыбается Ким подобно демону искусителю. Минсок читает соглашение и находит его вполне соответствующим своим целым. — Согласен.***
Минсок срывается в лабораторию, едва заканчивает с бумагами и меняет одежду. Бэкхен идет следом, молча, он обижен, что его начальник так легко подписал им обоим приговор. Они никогда не выйдут из этого города, не теперь, когда им показали святую святых — лабораторию, набитую запрещенными видами оборудования, и образцами людоедов всех мастей и стадий разложения. На базе им проводят ускоренную экскурсию — здесь был так называемый виварий — большой бункер с камерами — пятнадцать камер — с пятнадцатью отловленными зомби. Опытные образцы для испытания вакцин, Ким Джунсу, проводящий экскурсию, немного посетовал, что все зомби «старые» с большим сроком от смерти, новеньких добыть неоткуда, люди умирали от их зубов с течением времени умирали редко, чтобы проследить этапы заражения, и мутации, и его красноречивый взгляд на новеньких так и кричал- что в любая утечка информации — это билет стать опытным образцом. — Наши военные хорошо защищены, прокусить их броню нереально, — делиться ученый, стоя вплотную у одной из комнат-камер из толстого стекла. Отстранено смотрел в глаза зомби прилипшего к стене с той стороны и скоблящего зубами на уровне лица доктора. — Это Пак Нам Джун, третье подразделение, укусили пятнадцатого мая четыре года назад, — делится он, разглядывая фактически голые кости черепа с высохшей пленкой кожей. Почти мумифицированное тело — явно работа местного гения Ынхёка. Мужчина предложил мумифицировать тела зомби по технологии египтян, органы же давно стояли заспиртованными в лабораториях. Минсок приятно удивился оснащенности подземной лаборатории, добротные камеры, система фильтрации воздуха, множество мощных электрогенераторов, обеспечивающих беспрерывный поток электричества. — Чем вы их кормите? — Бэкхён хмуро оглядывает оставшиеся клетки и спешит прочь, стараясь не смотреть на маленькую девочку, царапающую стекло костями. — Кровью. Люди умирают не настолько часто, да и тела в основном кремируют. После случая, как парочка восстала из могил. Плоть отрезать мы не можем, а вот сцедить по стаканчику в неделю легко. Им хватает чтобы вконец не озвереть и не «спать». Сон — это состояние так же впервые наблюдали здесь — зомби, оставшиеся надолго без еды, теряли подвижность, застывая в одной позе до тех пор, пока не чуяли добычу. Человека. После их проводят по основным помещениям лаборатории, знакомят с персоналом, план эвакуации и правила безопасности долбят около часа и лишь после появляется Ким Джеджун. Вместе с доктором Минсок отправляется дальше, а Бэкхён вызывается штудировать все записи о состоянии подопытного зомби и показания того самого напарника — Чон Юнхо, зомби на листах бумаги воспринимались им намного лучше, чем живые. Минсок облачается в защитный костюм, напоминающий плотную пижаму с перчатками до локтей, сверху прорезиненный, тяжелый халат и самое странное — маска, полностью скрывающая голову, с сеткой на лице. Перчатки жесткие с трудом дают согнуть пальцы, а доктор Ким берет еще и небольшую металлическую тарелку, наполненную темной кровью. — Время покормить его, — по голосу слышно, что Джеджун улыбался. — Почему костюмы? Он не заперт? — Минсок не хочет верить предчувствию. — Нет, он довольно спокойный, когда не чует запаха людей, поэтому у него большая комната, даже с травой и растениями. Они ему нравятся, — говорит мужчина, и они выходят из кабинета в небольшой коридорчик, одна стена которого сделана из толстого стекла. Минсок мысленно присвистывает — ради одного зомби целая оранжерея, по-другому не назовешь увиденное. Зеленые заросли по периметру просторной комнаты с небольшими окошками под белым потолком. Много ламп. Небольшой помост в центре, к своему восторгу Минсок видит стол и стул, и какой-то хлам. — Идемте, — говорит Джеджун, отрывая тяжелую бункерную дверь на пароле, и они заходят. Здесь есть вымощенная из мягкого материала тропинка сквозь траву, а у дальней стены так и вовсе несколько больших кустарников и деревце. Джеджун идет уверенно, но неторопливо. Минсок всей кожей ощущает нетерпение, неверие. Адскую смесь любопытства с трепетом, он оглядывается, но видит лишь, как слегка покачивается трава от кондиционеров на стенах. Джеджун поднимается на помост по ступеням, и сдвинув в сторону листы с карандашами, ставит миску на стол. Отходит на пару шагов. Минсок тем временем поднимает со стола лист- кривые беспорядочные буквы вызывают в нем восторг. — Он пишет?! — благоговейно спрашивает он, оглядываясь на Джеджуна. Сквозь решетчатую маску не видно лица, но оно и не надо. — А кстати, где он? — запоздало интересуется Ким, и Джеджун манит его к себе. — Стойте тихо, — просит он, указывая на заросли кустарников в углу, — гуляет. Минсок ждал, чего угодно, но не этого. Зомби он видел лишь на экране телевизора, и очень смутно в детстве, по профессии контактировал только с их биоматериалом, но никак не целиком. И сперва принимает темный силуэт за здорового человека, ошибочно. Он выходит из зарослей медленно, словно сомневаясь. Обычная больничная пижама, босые ноги утопают в редкой траве. Минсок едва дышит, когда смотрит на голову — темные каштановые волосы, запутанные, но без проплешин. Бледное, но не синюшное лицо, слегка розовые губы и темное пятнышко на шее. Словно синяк. Кто бы мог сказать, что этому трупу полтора года?! Но тут зомби весь вздрагивает, ведет носом и совсем по-привычному ковыляет к столу. Нет, он бежит. Быстро, сгорбив спину и припадая на один бок. Видимо на тот, где располагался укус — причина инфекции. Минсок вздрагивает, а Джеджун вцепляется в его локоть, заставляя стоять на месте, преодолеть закономерное желание отойти подальше от опасности. Вблизи он выглядит…как очень больной человек, Минсок все ловит его глаза, но видит лишь макушку и как хватают трясущиеся руки с парочкой темных ногтей тарелку на манер пиалы. Минсок вздыхает восхищенно, когда, закрыв глаза, зомби распрямляется, прижимая тарелку к губам. Он слышит трудные глотки, быстрые и жадные. Видит, как капает кровь по бледному подбородку. Зомби ставит тарелку на стол, пустую с потеками крови на стенках, но не вылизывает её, а совершенно человечным жестом стирает запястьем кровь с подбородка и смотрит. Прямо на Джеджуна своими темными, карими глазами. — О, боже! — вздыхает Минсок, едва ли не немея от зрелища. — Садись, Чанмин, — вдруг говорит Джеджун и зомби отодвигает стул. Садится, смотрит тяжелым взглядом на костюм Минсока. — Как вам, доктор Ким? — с усмешкой спрашивает Джеджун, и Минсок невнятно мычит. — Он слушается вас? — Минсок не отрывает взгляда от парня напротив, что совершенно по-человечески кладет руки на стол. Тянется к листкам и мнет их руками, тут же потеряв интерес. — Пока сыт, некоторые фразы понимает. Короткие слова воспроизводит. Но вот когда голоден… Он кидается на сотрудников, и что вас также поразит: он не кусается сразу, а пытается снять защиту. — Он…думает, анализирует. Вы делали МРТ мозга? — Минсок хочет подойти ближе, но пока стоит на месте, жадно впитывая, как зомби мнет бумагу в скучающем жесте. Складывает ровно, край к краю и ногтями проводит четкую линию на сгибе. Того и гляди, начнет журавлей собирать. — Конечно. Все есть в бумагах, закончим свидание и пойдем знакомиться подробно с его физиологией. — Вы его вскрывали? — Минсок делает крохотный шажок и тут же замирает. Чанмин смотрит на него. Неотрывно, приоткрывает губы и шепчет неслышное «мх». — Зомби не реагируют на анестезию, а судя по биопсии тканей и проведенным тестам, у него сохранилась частичная иннервация кожи. Ему будет больно, доктор Ким, так же как и нам. — И вас это остановило? — Минсок покрывается потом от того, что на него все еще смотрит частичный труп. С не такими живыми образцами наверняка не церемонились. — У вас есть брат доктор? — Джеджун усмехается краешком губ, — Моя мама вышла замуж повторно, когда мне было два года. А теперь мой братишка, которому я подогревал кашу и которого учил ходить, мог бы съесть мой мозг, если бы не этот костюм. Зомби выбирает именно этот момент, чтобы агрессивно фыркнуть и подняться из-за стола. — Но мы оперировали его живот — вычистили мертвые ткани на месте укуса, удалили значительную часть кишечника, одну почку, вставили поддерживающие протезы из титана вместо сломанных ребер. Наложили кожный лоскут на место раны, его кожа прижилась хорошо, — продолжает как ни в чем не бывало Джеджун, и Минсок понимает эту его привычку склоняться, если ему все же больно, а препараты не действуют? — Вскрыть его череп, значит его убить, — продолжает мужчина дальше, — Чанмин. Зомби как-то незаметно оказался уже на краю помоста, собираясь то ли прыгать, то ли перевалиться через перила, когда Минсок отвлекся на разговор. А теперь от обращения замер. Обернулся. — Подойди, у тебя еще обследование, — вздыхает Джеджун и ставит на стол чемоданчик, который до этого держал в руках. Зомби стоит не шевелясь, только грудная клетка иногда вздымается, как при дыхании. — Дышит? — Ритм 53 вдоха в минуту. Его мозгу нужен кислород, — Джеджун идет к своему подопечному и медленно обхватывает запястье пальцами. — Идем, — говорит он, и зомби идет следом. Минсок наблюдает за всеми манипуляциями — забор крови из вены на сгибе локтя — Чанмин чуть дергается в руках Джеджуна в момент укола, и тот видно, что привычным жестом, успокаивающе гладит плечо. Джеджун меряет сердечный ритм, а Чанмин смотрит на него, хлопая руками по столешнице. — Сиди тихо, — вздыхает Джеджун, когда Чанмин пытается встать, но его придерживают за плечи. — Хён! — выдает зомби хриплым голосом, мотая головой, когда Джеджун просвечивает фонариком зрачки. Минсок смотри из-за плеча, как сужается зрачок на свету. — Хён! — Чанмин жмурит глаза, совсем как ребенок, будто капризничает, — иГа.а.стл.хчать! Мма.мма.етолплик. На такую длинную бессвязную тираду звуков Джеджун лишь вздыхает и складывает приборы в чемоданчик. Он привел сюда Кима не для того, что бы тот любовался их семейными сценами, когда взрослому Ким Джеджуну хочется рыдать от каждого хриплого «хён» или причесать спутанную шевелюру. — Идемте, доктор. Минсок выходит последним, и пока Джеджун набирает код на двери, видит, как зомби машет им рукой. Прощается, еле шевеля губами. Ким всматривается в движения губ секунду, но выходит с твердым намерением изучить все, что касалось этого случая.***
Около недели Минсок изучал наработки по этому случаю, безвылазно поселившись в лаборатории, и почти не появляясь в квартире, что им выдали на двоих с Бэкхёном в местном общежитии ученых. Вместо вскрытия местными учеными были проведены многочисленные УЗИ брюшной полости, сердца, легких, биопсия и пункции тканей внутренних органов, как мертвых, так и функционирующих, изучен весь состав крови, антитела. Мозг только МРТ, проводились психологические тесты. И по всему выходило, что перед ними полу труп. — Мы обнаружили несколько видов антител к вирусу в его крови, в крови омертвевших органов не было даже следов, — помогал разобраться в накопленном материале Джеджун, устанавливая препараты на предметный столик микроскопа, — Они похожи на антитела, что мы используем в вакцинах, для связывания вируса, они располагаются на его эритроцитах, препятствуя их заражению, а значит переносу в другие части тела. Они синтезируются новыми клетками — ни у одного человека их нет — мы назвали их клетками-смерти КС67, они находятся в его костном мозге. Посмотри — у него сильно понижены показатели тромбоцитов в крови. Лимфоциты упали до катастрофических процентов, а вот эритроциты увеличены в объеме, и они колючие, как новогодняя ёлка. Однако он не болеет. Мы заразили его гриппом — и ничего, после суток наблюдения даже следов пребывания вируса не обнаружили. Делать переливание мы не рискнули, боясь нарушить установившийся баланс в его теле, это может привести к полному заражению, поэтому берем кровь на тесты с другими вирусами и с кровью других инфицированных. — Мутация? Новая, но как? — Скорее всего она случилась в момент укуса, возможно позднее, потому что мы проводили медицинское обследование военных каждый раз после рейда. В его старых образцах нет этих клеток. Мы пытались прижить эти клетки мышам и потерпели крах, — Джеджун подтянулся и вытащил с одной из полок еще одну папку, пощелкал мышкой включая видео, — Все мыши погибли через полторы минуту после введения сыворотки крови, введение очищенных клеток КС67 в костный мозг привело к тому, что иммунные клетки организма-реципиента начали бороться с ними и уничтожили. — Животные не становятся зомби, они не восприимчивы к вирусу, — покачал головой Минсок. — Мы вполне ожидали этого. — А еще мы вводили его эритроцитарную массу одному из зомби в блоке, — Джеджун включил следующее видео, на котором в жутких судорогах дергалось уже мертвое тело, — Точнее она убила этого зомби окончательно. — Зависимость от стадии введения? — Минсок вопросительно изогнул бровь, пролистнув папку. — Не доказано. Заражать намеренно здоровых людей, не имея достаточной теоретической, не то что доказательной базы я не посмею, а вы? И это никак не поможет тем, кто уже зомби или только начался процесс. — Мертвых не вернуть, — качает головой Минсок, и Джеджун соглашается. — Я хочу попросить тебя. Нам нужны недавно зараженные, со всего полуострова, помочь переправить их в кратчайшие сроки сюда, если это возможно. — Достанем, — кивает Ким, — Мы на пороге открытия я сумею выбить нам парочку трупов уж точно. — Также мы отметили, что площадь очага омертвевших клеток с вирусом по продвижению к голове уменьшается. То есть отследить путь появления КС67. У Чанмина обширное омертвение части брюшной полости и одна почка, левое легкое — пятно где-то на пять сантиметров, мышцы шеи слева небольшими волокнами, задет височный отдел мозга, поврежден центр речи, лобная доля — поэтому писать ему дается сложно. Мозжечок, средний, промежуточный мозг функционируют, но иннервация по телу пострадала. Передний мозг…картинка странная, я не могу сказать, что он мертв, он мыслит, пытается писать и говорить, и это не остаточные импульсы. Однако он людоед, и фактор вызывающий голод это запах. Если я не пахну, он не воспринимает меня пищей. Психологические тест показывают какую-то чушь. Один момент он как шизофреник самой тяжелой формы, то он гений. Он не интересуется музыкой, картинками, книгами. Он пишет иногда, рвет бумагу, ходит кругами и прочее. Мы записываем каждый его день, но он понимает речь. Ты видел, он выполняет, то что я ему говорю. — Это поразительно, — Минсок возбужденно трет сухие руки, и с благоговением смотрит на экран одного из мониторов. Прямо сейчас Чанмин стоял у прозрачной стены и водил по ней руками. Словно ощупывал, или искал что-то. — Мы должны найти причину его особенности, вдруг мы найдем еще людей с такой предрасположенностью. — Сможете провести секвенирование генома? Минсок согласно кивнул. Он выбьет самые лучшие технологии для этого дела, он положит на это всю свою жизнь.***
Помимо тестов с самим зомби, Минсок не забывает про еще одну существенную часть этого происшествия. Он уже отправил Бэкхёна заняться этой частью дела, изучить показания Чон Юнхо. Он был уверен, что Ким Джеджун вытряс из него всю душу за брата, но все же надеялся, что своим свежим, трезвым взглядом, сможет узнать что-то новое, найти в его словах какую-то зацепку, что приблизит их к разгадке этого феномена. Возможно они смогут создать лекарство. Бэкхён обозвал его затею идиотской — поскольку все показания были записаны, а даже если тот парень о чем-то и умолчал, так уже забыл об этом, прошло больше полу года все-таки, а тюрьма ни на кого хорошо не влияла, но поручение исполнять ушёл. Этот человек удерживал Шим Чанмина на грани смерти целый год в подвале: без оборудования, без ресурсов, без чьей-либо помощи (если не считать, что некоторые люди замалчивали эту крайне опасную ситуацию). Он сам остался жив. У Ким Минсока определённо есть вопросы. — Может ты мне расскажешь? — спрашивает он шутливо, сидя на помосте в тяжелом костюме, наблюдая как Чанмин наворачивает круги вокруг него. От звука его голоса он останавливается, и долго смотрит так, словно один из них идиот и это явно не он. — Юнхо, — произносит он наконец, чтобы продолжить ходить вокруг. — Ага, спасибо, — кивает Минсок. Он убеждается ещё раз в том, что нужно сделать, только Ким Джеджуну это не понравится. Ким Минсок любит правила. Они делают работу простой и систематичной, исключая фактор неожиданности, а с его работой это едва ли не основополагающий фактор. Бён Бэкхён был этим самым фактором неожиданности и в нынешнем деле, он показался ему наиболее подходящим напарником. Ким Минсок будет смотреть на всё с ракурса «как правильно и логично», Бэкхён же увидит те не очевидные мелочи, до которых додуматься простой логикой будет невозможно. В строгой лаборатории Сеула было безопасно, но скучно такому хаосу эмоций и действий, как Бэкхён, о чём он с постоянством напоминал, поэтому внезапная робость на предложение была более удивительной. Бэкхён не особо горел желанием ехать в этот округ. Городок с вояками без инстинкта самосохранения и сумасшедшими учеными, что поднимают каждое воскресенье краном по одному зомби на возведённые стены для очередных экспериментов? Весело, но нет, спасибо. И всё же он приехал, и оценив масштабы защитных систем, немного успокоился и занялся делом. Ким как раз обедал в местной столовой, не блещущей вкусами, но зато богатой на морепродукты, когда Бэкхён подсел к нему — достаточной взвинченный, чтобы понять, что ночью он совсем не спал. — Чон Юнхо был приговорен к пожизненному заключению в тюрьму за то, что впустил инфицированного в город и поставил под угрозу жизни населения. Это был трибунал — на момент происшествия он занимал должность командира третьей группировки отлова особых особей — местный ученые выдают цель, разведка находит, зачистка уничтожает или собирает, как взбредет в голову умникам. Шим Чанмин был его замом. Помимо Чона под суд отдали сержанта из приграничного гарнизона — он давал ложные показания, что лично пропустил Шима за ворота на третий день после происшествия, и сделал подлог записей камеры, санитара медицинской службы на контрольном пункте — он пропустил их обоих в город, зная о ране Шима. В свою защиту дал показания о халатности — не проверил рану, доверился командиру, так как тот был на хорошем счету. Был убежден что рана — это царапина, сохранил две использованные ампулы вакцины Шима — по регламенту должен был закрыть его в карантинный блок на сутки, до появления симптомов, но вместо этого каждый шесть часов в течении суток заходил к Шиму в дом, утверждает, что тот не подавал никаких признаков заражения. И это действительно так. Чон Юнхо настаивает, что симптомы появились на третьи сутки, но даже так рана, полученная Шимом не соответствует даже трем процентам вероятности положительного исхода! — Они нарушили правила, только потому что Чон Юнхо на хорошем счету? — скептично приподнял бровь Ким Минсок, на что Бэкхён снисходительно потрепал его по плечу. — Если бы ты прочитал их личные дела, а лучше пообщался с ребятами из отряда ты бы понял. Чон Юнхо местный святой, отец всей третьей группировки, честный, порядочный, его отряд даже сейчас только хорошее о нём говорит. Понимают почему он так поступил, не оправдывают, но и не осуждают. У него выживаемость на миссиях была 97%, потому что не пускал никого в поля без тренировок и четко выученных команд. За ребят своих горой был. Вытащил одного из разведчиков из огромной задницы, покусанного — вколол вакцину и сидел с ним под воротами пока не пришли отрицательные тесты и не открыли карантин. Пацан выжил, с разведчиков ушел, остался на пункте работать. — Только не говори, — тянет Минсок, уже зная ответ. — Ага, он и впустил их, — кивает Бэкхён, закидывая в рот немного еды чужими палочками, — а теперь разжалован, отсидел полгода и отправлен в пожизненное увольнение со службы. В показаниях Чон Юнхо есть белые пятна, я бы сказал он фактически ничего не сказал — сухие факты признательные: да провел в город, да держал в подвале, никого не скормил, сам не пострадал, вину признаю. Мало того, он исправно работал в части как инструктор, ни разу он не пропустил свои рабочие дни, кроме отпуска в семь дней после того, как заявил, что Шим Чанмин покинул город. Никто и представить не мог, посочувствовали его потере, дали время прийти в себя. Это странно, я ждал больше эмоций в показаниях, не каждый день между целым город и одним человеком, выбираешь одного. И как это Ким Джеджун не выпытал из него все подробности содержания зомби в подвале, что выглядит как с курорта? Либо он просто нам не говорит и подчистил записи. — Виделся с ним лично? — К нему нужен ордер, запрос подал в Сеул, но тут за всё Ким решает и его связи, не знаю сработает ли, — Бэкхён зевает, на что Минсок тепло треплет его по макушке и отправляет отдыхать. — Иди спать, я займусь Ким Джеджуном. Тот находит его сам через пару дней. Хмурый, наверняка наслушавшийся, как засыльные собирают информацию по углам, и надумавший всякие неприятные вещи. Казалось он с трудом терпел их присутствие, хоть они и работали над решением одной и той же загадки. Минсок сильно не наглел, позволяя Джеджуну чувствовать себя хозяином положения, не предлагал радикальных методов исследования, но было у него чувство, что Чон Юнхо и он скрывают нечто очень важное. В рыжих лучах заката, Джеджун оценивающе прищуривает глаза на его решительную походку и зажатую в руках папку, ни капли волнения или нервозности. Минсок кивает дежурному, за эти несколько недель его уже узнают в лицо, и выходит на узкую улицу. Джеджун идет за ним. — Я знаю, что ты думаешь, — говорит он тихо, но Минсок все равно слышит. В такой поздний час на улицах не видно ни одной души, кроме часовых на вершинах стен, нет смысла шептать. Но Минсок понимает — тема слишком тяжелая для Кима. — Слишком мало деталей, — кивает Минсок, мысленно обращаясь к показаниям, что взял у Бэкхёна прочитать самому. Сухо. Скупо. Слишком обезличено, для человека, который удерживал в подвале своего друга год, каким-то чудом удержав от полного безумия зомби. — Нет нужды спрашивать его. Достаточно знать, что это его вина, — жестко говорит Ким, сжимая челюсти от с трудом сдерживаемых эмоций, слишком свежо в памяти, как выглядывал знакомое лицо в гуще инфицированных за стенами, — Я целый год оплакивал брата, видел этого ублюдка на протяжении этого времени и он смел молчать, лгать мне в лицо, что выпустил его за ворота! И еще смеет требовать чего-то! — Требовать чего? — Минсок останавливается, вглядываясь в чужое разъяренное лицо, свет фонарей делал черты резче и глубже. Горе оставалось таким же свежим, будто и не прошло больше года. Может потому что обычно напоминание о такой потере лежит в земле и улыбается только на фото, а не ходит каждый день перед носом? — Хочет его увидеть. Я не позволю. — Так у него есть информация? Как они пережили этот год и Чон Юнхо остался человеком, если утверждает, что никогда его не приковывал и не обездвиживал? Чем он его кормил, где брал мясо и кровь наконец, пытался ли как-то лечить или тормозить разложение? — Не знаю. Он говорит подробно, только о том, как все произошло. Что он делал с ним этот год…- Джеджун прикрывает глаза, потирая переносицу, вдыхает глубоко стылый воздух пытаясь унять гнев, — Это его вина. — Вы пытали его? — спрашивает Ким Минсок прохладным тоном, слегка ежась на ветру. Джеджун вскидывает на него ледяной взгляд. Его голос не дрожит и не колеблется, когда он признается: — да, и все что он сказал: позволь мне его увидеть. Минсок кивает отстранено, продолжая путь в сторону общежития. — Я поговорю с ним. Завтра. И если информация от него будет полезной, я решу соглашаться ли на его требование, — это точка. Минсок смотрит в глаза разгневанного Джеджуна, давая понять — это не обсуждается. Минсок их единственный шанс на то, что Шим Чанмин останется здесь, а не будет перевезен в Сеул для испытаний. От него зависит поддержка этого проекта. Это был шанс для Чанмина. В глазах Джеджуна почти ненависть. Он сжимает кулаки. — Он увидит его только, если я буду рядом. — Конечно, — Минсок кивает и чуть улыбается, — конечно.***
Чон Юнхо содержат в полуподвале недалеко от военного корпуса, но окон в его камере нет. Ближайший человек часовой в начале длинного коридора, и чтобы докричаться нужно приложить немалые силы. Запах здесь стоит тошнотворный — мочи, давно не мытого тела, и тухлой еды. Воздух влажный и липкий, а под ногами сырой бетон, едва начнутся заморозки будет настоящий каток. Если этот Чон Юнхо ещё жив, это будет явно не заслуга его тюремщиков. Джеджун на красноречивый взгляд только пожимаем плечами. Будь его воля он бы сбросил этого человека со стен и смотрел, как его сожрут живьем. Минсок, заметно морщась, доходит до конца коридора и замирает напротив решетчатой двери. В нужной камере темно, лишь немного тусклого света из коридора подсвечивает пол у самых дверей и Джеджун щелкает включателем на стене. Резкий всполох обжигает глаза даже ему, а Чон Юнхо наверняка провел в темноте не мало времени. Минсок разочаровывается в Ким Джеджуне немного больше, чем хотел, но и сам не знает, как бы поступал с человеком из-за которого потерял брата. В камере так же сыро, нет никакой мебели кроме груды тряпок в середине, подальше от отсыревших стен, и источающего невиданную вонь ведра. Груда едва шевелится от резкого света. — Сколько он уже здесь? — спрашивает Минсок, вытягивая из кармана ключи, — Чон Юнхо? Тряпки внезапно резко оказываются на полу, и человек, что пытался под ними согреться, с трудом поднимается на ноги. Его дрожащие руки держатся за мокрые стены, но выглядит он лучше, чем Минсок ожидал. Даже подходит к решетке на два шага и, прислонившись к стене плечом, обводит своих визитеров вполне ясным взглядом. Исхудавшее, грязное и заросшее лицо, в вороте тонкой кофты видно острые ключицы. Человек изможден. Мыться его явно не выводят, как и судя по всему не выносят туалет, лишь приносят еду, чтобы не умер. Зомби в лаборатории выглядели лучше, чем он. К чему такая жестокость, даже с таким обвинением? — Что с Чанмином? — спрашивает хриплым голосом осужденный, обращаясь к Джеджуну, и взгляд у него становится из спокойного совсем больным и тревожным. Минсок переключает его внимание на себя представляясь, не забыв упомянуть все свои должности для оценки перспективы сотрудничества. Про активный интерес правительства к случаю Чанмина, а живые и здоровые зомби в него не совсем вписываются, главное результат. Чон Юнхо весь подбирается, пока он обрисовывает ситуацию, словно способен как-то защитить Шим Чанмина, если ему взбредет в голову подвесить странного зомби прямо тут в коридоре и выпотрошить во славу науке. — Я курирую это дело, и хочу узнать кое-какую информацию. Вы в силах пролить свет на некоторые нюансы, а я в силах смягчить ваше наказание. — Мне не это нужно, — качает грязной головой, улыбаясь снисходительно, — не делайте ему больно. Он живой. Все чувствует, не нужно мучить его. Я понимаю, что, — он заходится внезапным гулким кашлем, сотрясаясь всем отощавшим телом, отчего на воспаленных глазах выступают слезы, — он это шанс для человечества, что в науке нет места жалости, но он человек. Не делайте ему больно, если вам нужен подопытный для экспериментов, то я прямо перед вами, — его голос страшно сипит к концу фразы, а сам он сжимает костлявыми пальцами прутья решетки со всей возможной силой. — Мне нужны не вы, а ваши показания. Всё, что происходило в этот год в мельчайших подробностях, чем больше подробностей, тем больше шансов на его невредимость. Если они окажутся полезными, я договорюсь о смягчении вашего наказания, — Минсок подбрасывает ключи в руке, но этот человек даже не смотрит на них, только бросает вопросительный взгляд на Джеджуна. — Позвольте его увидеть, я расскажу все что захотите. — По рукам. Дежурный! Минсок даёт Чон Юнхо сутки чтобы отмыться, привести себя в порядок и более-менее отоспаться — беседовать с потекшим от недосыпа, так еще и с неприятным душком, мужчиной нет никаких сил. Ким Джеджун не выглядит довольным, но хотя бы не мешает. Сверлит отмытого преступника ненавидящим взглядом из своего угла, куда забился в обнимку с табельным оружием, пока Минсок устраивается за столом для беседы-допроса. Нужно было забрать у него оружие, во избежание. Комнату выбрали уединенную, в другом корпусе от лаборатории с виварием, на лице Юнхо можно прочесть немного признательности, хотя вряд ли его волновал свой облик. В комнатке зарешеченные окна, но много свежего воздуха — охрана ждет за дверью, Бэкхён в роли стенографиста по важным вопросам, сидит чуть в стороне чтобы не мешать беседе и контролировать Ким Джеджуна. Диктофон включен, свежая вода в стаканах, Минсок приготовился узнать сегодня всё самое важное. Чон Юнхо после душа и еды выглядит намного лучше, на худом лице больше нет клочками висевшей бородки, он сидит на стуле увереннее, чем стоит на своих двоих, но нервно заламывает пальцы и все бегает глазами до двери — он явно хочет быть не здесь. — Где он? — спрашивает у застывшего напротив Джеджуна. Ему он явно доверял больше, чем Минсоку: во всяком случае касательно сохранности жизни и общего состояния Чанмина. Но тот игнорирует его вопрос, складывая руки на груди. — В своем блоке, — отзывается миролюбиво Минсок, — у него он большой, много зелени, стол и всё для письма. Минсок не видит на чужом лице облегчения от такой позитивной информации, только въевшаяся в каждую морщинку усталость. Это наводит на мысли. — Он свободно передвигается, никто его не связывал, вы увидите сами, — продолжает Минсок, и вот теперь Чон перестает выворачивать пальцы на суставах. — Ты ублюдок, держал его в подвале намного меньшем, на цепи, как скотину, что строишь из себя? — выплёвывает Джеджун из своего угла, словно задетый его молчаливым подозрением. Юнхо опускает глаза. — Полагаю, что не будь у нас системы защиты и отдельных камер, мы бы так же, — начинает в его защиту Минсок, но замолкает на тихом и уверенном ответе. — Я ни разу не заковал его в ту цепь, ни разу. Она была там, потому что Чанмин…- он тяжело сглатывает, зажмуривая глаза, — он сказал, что, если я не думаю о себе, есть еще люди там наверху. — И был прав, — вставляет до этого молчавший Бэкхён, за что получает предупреждающий взгляд от начальства. — Думаю, он сам заковывал себя, когда я уходил, но каждый раз, как возвращался он уже был без неё, — продолжает Юнхо, будто его и не прерывали. Но все знают, что зомби до сложных движений тугодумы- долбиться в закрытые стены и окна максимум их интеллекта. — Это было в те два-три дня, до начала симптомов? — уточняет Минсок. — Так было всегда. Они все смотрят на него удивлено, но никто не верит ему. Юнхо даже смотреть не надо, чтобы понять. — Этот год мы жили вместе. Он не был прикован, — и это жили вместе сказано так интимно, что нет сомнений речь не о простом о соседстве человека и его ручного зомби. Словно Шим действительно жил в полном смысле этого слова. — Чанмин никогда не нападал на меня, ни разу не укусил. Даже…- он резко замолкает, скрывая едва не слетевшее личное, впивается жестким взглядом в Джеджуна, — что с ним сейчас? Что вы делали? Какой.он сейчас? Бэкхён выглядит ошеломленным, но других двоих так просто было не пронять. Слова — это слова, Шима они видели буквально вчера, с трудом вериться, что он жил полной жизнью в подвале и Чон обходился без защиты. Они переглянулись, и Джеджун повел плечом — делай как хочешь. — Начните с самого начала. Юнхо смотрит на Минсока покрасневшими глазами, его почти трясет, хотя они еще и не начинали, как следует. Тюрьма доконала или просто не осталось сил сдерживаться, но Чон Юнхо выглядит человеком на грани истерики. — Дайте его увидеть, — хрипит он. — Снова по кругу? — фыркает Джеджун глумливо. — Умоляю, — надломленно продолжает Юнхо, но смотрит только на Ким Минсока, что задумчиво крутит карандаш в пальцах, — умоляю. Минсок поднимает не наго оценивающий взгляд, краем глаза отмечая, как охранник у двери, наводит оружие в их сторону, одними жестами показывая, что готов к действиям, если осужденный выкинет что-то из ряда вон. Чужое отчаяние было слишком насыщенным, почти доведенным до края. — Он хотел уйти за стену, — хрипит Чон, не моргая уставившись в чужие глаза, — взял с собой стальной нож. Не пистолет даже. Это был второй день. Едва не рехнулся пока бежал за ним по лестнице, он же в одной майке пошел, бинты все спали. Его бы увидели и пристрелили на месте… — Как вы прошли осмотр после операции? — спрашивает Минсок немного раздраженный. — Нас все знали. Я притащил его к самым воротам со стороны причала, там наши друзья были в карауле. Снял всю одежду в крови еще в депо, забинтовал туго, надел свою защитную куртку. Он не в себе был, все трогал и трогал живот, и… -голос Юнхо срывается, он сжимает свои колени с силой, сгибается в спине, заставляя себя говорить, — смотрел на меня так, будто я мог помочь. Я вколол ему вакцину — двойную дозу, сразу как прирезал последнего из этих вокруг него. Он. Лежал на рельсах… куртка вся в лохмотья, живот… я не сразу понял, что сработай вакцина — он бы умер там же. Они же раскурочили его всего. Минсок молчит, буквально видя в чужой фигуре весь ужас — Юнхо словно снова сидел над телом друга, и глазами смотрел такими же. Полными ужаса и неверия. — Пока бежал туда только и слышал, как он кричит моё имя. Кричит и кричит. Я вернул всё на место, что мог, — слегка бледнея, с долгими паузами говорит он, — бинтовал и говорил, что все хорошо. Что мы вернёмся домой и Дже поможет. Только держись за меня… Смыл с его губ кровь всю, руки отмыл, взвалил на спину и понес домой. Юнхо замолкает. Джеджун даже не дышит, уставившись глазами куда-то в пустоту. — Где-то через час пути, он пошёл сам. Собранный, как и всегда. Мы не говорили ни о чём. На посту я не дал санитару его осмотреть, сказал царапина, показал пустые шприцы от вакцины. Мне поверили, но санитар приходил каждые шесть часов, Чанмин сам открывал дверь — когда вышли все сроки, а Чанмин всё ещё не превратился и все так же открывал дверь с улыбкой, он успокоился. Радовался как ребенок. Но мы оба знали… Он прощался со мной тогда. Вены на его животе почернели и появился запах… я не открывал окон, так боялся, но как идиот надеялся, что если его разум при нём, то все поправимо, что он справится. Он двое суток был рядом, понимаете??? Двое суток он отчитывал меня, ругал, кричал и повторял «это не твоя вина», конечно я надеялся, что так и останется — даже когда все признаки были на лицо, он все ещё…был теплым. Был собой. Я держал его в руках пока засыпал, сшил рану, менял его бинты, говорил с ним, спорил. Но он…что-то чувствовал, знал раньше меня, что это конец. Собрался уходить, но я не мог отпустить. Я подговорил Чо Кюхена и наш отряд, все они сказали, что да — Чанмин ушел за ворота. — Как ты заставил его остаться? — Джеджун опять вмешивается, и Минсок подходит к нему и ровным тоном предупреждает — либо он заткнется и слушает, либо выметается за дверь и всё что здесь будет озвучено, он будет читать по бумажкам. Джеджун шипит проклятья, но кивает. Юнхо впервые смотрит на него так прямо. Он знает, что последует за дальнейшим рассказом, а потому не хочет быть откровенным. Все эти люди никогда не поймут, то отчаяние, что завладело ими тогда. Что в ту ночь, в наглухо закрытой квартире, он не просто помогал своему другу, что он держал его в руках и целовал, целовал его губы, глаза, щеки, лоб, что клялся в любви, как помешанный, и умолял не умирать. Не так. Он готов был себя на растерзание отдать, только бы это спасло Чанмина. — Ты с ума сошел, — сказал тогда Чанмин, обнимая его лицо руками, прижимаясь своими губами к его лбу в ответ в горьком поцелуе, обнимал и баюкал как ребенка, — нашел момент для признания, еще и целуешься с мертвецом. Смеялся, хотя прекрасно знал, что момента больше не представится. Что признать свои чувства Юнхо заставила скорая смерть, он чувствовал её тлетворный запах, самого от себя тошнило, а Юнхо обнимал так крепко и совсем, совсем его не боялся. Он почти ушёл, если бы Юнхо просто не скрутил его как слабака какого-то и не унес обратно в квартиру. — Что ты сделал? — ещё раз спрашивает Джеджун. — Пригрозил, что пойду за ним. Сниму всё снаряжение, и никто не остановит. Что брошусь под чьи угодно зубы, если он оставит меня. — Урод. — Это было жалко и бесчестно, знаю. Он колебался. Я знаю, как было правильно — убить его. Самому. Пока он еще был в своем уме, пока он мог принять это решение, не обрекать его на мучения из-за своих эгоистичных чувств. Ты бы смог? — Юнхо смотрит прямо в глаза Джеджуна, уже зная ответ, — прямо сейчас смог бы? — Я бы не допустил, чтобы он пострадал! — орет Джеджун, подлетая к сидящему человеку и хватая его за грудки. Вздергивает вверх так резко, что наручники лязгнули. — Если бы не ты, он бы никогда туда не пошел, это тебя должны были выпотрошить! Сукин ты сын! Он замахивается для удара, но охрана в пару движений обездвиживает его и вытаскивает за дверь, все еще выкрикивающего проклятия. Бэкхён смотрит на Юнхо задумчиво, будто бы оценивающе. — Это всё конечно интересно, но мне нужны факты. Чем он питался эти два года, как вы его содержали, какие признаки интеллекта он сохранил, как происходили изменения, — Юнхо на такие фразы Минсока только морщится, но кивает. — Нас не искали особо, обычно после рейдов мы берем около недели на восстановление. После слухов об уходе Чанмина, меня вообще перестали трогать. Я сказал, что в рейды больше не пойду. Меня поняли, думаю и выглядел я не лучше. На третий день Чанмин сказал, что у него болит в груди. Его тошнило едва он пытался глотнуть воды, бросало то в жар, то в холод. Он не мог спать, только лежал с закрытыми глазами, начался бред. Юнхо закрыл глаза: Чанмин был там, на смятой постели их новой обители, мокрый от пота, с синюшными губами, смотрел на него и шептал, что кажется умирает. Юнхо тогда возненавидел себя и, подняв Чанмина на руки, прижал к груди. Чанмин что-то шептал ему, глотая половину слов. Взволновано спрашивал сколько прошло времени, словно терялся в пространстве и времени, замирал каменным изваянием на его груди и смотрел, не моргая, в пустоту. На пятый день, он начал беспокоится, что сейчас ещё немного и укусит его «красивую шею». Почему именно так? Юнхо тогда не мог смеяться, сейчас это казалось смешным в своей нелепости. На шестой день Юнхо отошел буквально на пол часа, а когда вернулся, Чанмин кинулся на него — обхватил всего и повалил на пол. Обнюхал шею как животное и прижал зубы к его бешено бьющемуся пульсу на горле. Они лежали так целую вечность. Юнхо гладил его мокрые, пахнущие мылом волосы — Чанмин только вышел из ванной, где тщательно вымылся и надел чистое, когда его нагнал этот странный приступ, — и ждал. И ждал. — Почему ты не сопротивляешься? Он спросил это у меня, так и не прокусив моё горло. Спокойно так спросил, а у самого руки тряслись. Он в те дни постоянно мылся, запах преследовал его. Я знаю, что он срезал отмирающую кожу в ванной и сшивал края снова и снова. Бэкхён вздрогнул, переводя недоверчивый взгляд на Минсока. — Я предложил позвать Дже, но он попросил пристрелить его. Юнхо помнил, как сейчас, тяжесть его тела — запах гнили и мыла — когда приподнялся немного над полом и достал пистолет из-за пояса. Приставил к мокрому виску. Помнил, как сделал судорожный вдох Чанмин, сжимая вторую руку Юнхо своими пальцами в знак поддержки. — Я не смог, — говорит Юнхо, смотря на мигающую лампочку записи, — он больше не говорил об этом, взял с меня обещание защищаться и всё. — Ты сказал ранее, что он никогда не нападал на тебя, — напомнил Минсок. — Разве это было нападение? — Юнхо невесело усмехнулся, — Ему становилось хуже, и я сделал то единственное, на что точно был способен. Да, господин Бён не смотрите так, я накормил его своей кровью. Раз в неделю на протяжении этого года — его тело застыло в одной фазе, его разум…я не знаю, что с ним сейчас, но могу сказать, что тогда он …изменился. Ему стало тяжело говорить, он смотрел на меня, и я видел ужасное мучение в его глазах, он писал мне записки, если хотел что-то сказать. Он почти не ходил, лежал или сидел на постели в одной позе, и только когда я возвращался с работы, он подходил ко мне, трогал мое лицо, улавливал тончайшие запахи на мне, не знаю, что они ему говорили, и слушал о том, что происходит снаружи. Я убивал его. Я обрек его на страдание более сильные, чем вирус. Джеджун прав — я ублюдок, у меня нет права его видеть. — Только ваша кровь? — недоверчиво спросил Минсок, — крысы или мыши в этом подвале были? Как он ел? Как вы спали, зная, что он рядом? — Только кровь, я уверен. Он не требовал, не кусался, ждал пока я наберу ему кружку крови — этого хватало. Выпивал её осторожно, не проливая и капли. Потому и спал, что он был рядом. Буквально. Я привык к запаху, но люди стали замечать, меня даже на осмотр отправляли. Только я здоров. — Вы останетесь здесь, мне нужно взять все ваши анализы, — решает Минсок, возбужденно поднимаясь на ноги и быстро подходя к двери. — В тот день, когда его укусили, у нас было всего две вакцины из четырех. Потому что две из них за пол часа до этого, он вколол мне, — слова бьют в спину Минсока, как нож. Он разворачивается и смотрит почти с гневом. — Меня укусили в тот день, — продолжает Юнхо, — Я был в другом отряде, мы зачищали депо в паре километров отсюда — там гнездо, а он уже за стеной, снял форму, ждал очереди на осмотр. Я запросил помощь и вакцину — он всегда ругал меня за забывчивость: оставил её в сумке, а сумку отдал ему перед тем, как мы все разошлись. Пол часа… Он же примчался ко мне. С вакциной и без защиты. Уже поздно было, а он нашел меня и засадил сразу две. Пихал в спину, пока мы неслись по перрону в сторону ворот, а потом его просто не оказалась там. Его стащили с перрона на пути у меня за спиной. И я заметил слишком поздно. Когда нас осматривали на входе укуса на мне уже не было, а я так боялся за него, что совсем забыл про себя. Он пил мою кровь. — Блядь, — рыкает Минсок, хватая его за руку и выдергивая за дверь. — Джеджун! У Чанмина регресс за эти два месяца, так? Быстро набери с этого крови и накорми! У него в крови была работающая вакцина, он напоил ей его! Юнхо сдает кровь и, уже никем не останавливаемый, идет прямо к блоку. За толстым стеклом он видит, как Джеджун одетый в защитный костюм заходит в блок, действительно полный зелени, и ставит миску с его кровью на стол. Все внутри него леденеет, когда он видит Чанмина. Тот появляется словно из ниоткуда и, сильно хромая, несется к чашке с его кровью, словно уже давно утратил разум. И внезапно замирает у самого стола — Юнхо не видит его лица и глаз, но замечает, как он вздрагивает всем телом и подносит ладонь к губам. Джеджун стоит на помосте, берет миску в руку и протягивает ему, но Чанмин словно бы отшатывается прочь. Стремительно разворачивается, чтобы тут же безошибочно найти его глазами. — Чанмин, — вздыхает Юнхо, прижимаясь к стеклу, — Чанмин. Он видит его растерянное выражение лицо, как он так знакомо мнется на месте, прикрывает щеку рукой, будто стыдится своего лица. А затем бежит к нему, припадая на один бок, едва не врезается в стекло, оказавшись напротив. Льнет руками и прижимается лбом — Юнхо тянется следом, и если бы не стекло, они бы уже коснулись друг друга. Рука к руке. Чанмин смотрит на него и стекло запотевает от его близкого дыхания. Юнхо буквально может слышать, как он повторяет раз за разом его имя. — Впустите меня, — хрипит Юнхо пробираясь к дверям, — впустите! К черту ваш костюм, — отмахивается от лаборантов, но его крепко держат. Чанмин стоит на месте, словно в ступоре, потом говорит что-то одними губами. — Надень костюм и иди, — говорит Минсок, но Юнхо плевать на костюм. — Он меня не тронет. — Откуда тебе знать?! Ты можешь быть слишком ценным. Надень ебаный костюм. Или я прикажу тебя увести. Юнхо под неотрывным взглядом Чанмина влезает в резиновое нечто. Лаборанты тщательно выправляют костюм, и Юнхо спешно заходит внутрь. Чанмин стоит и ждет. Юнхо знает, что ждет, а потому не мешкая подходит ближе. В этом костюме он слишком громоздкий и нелепый, не может даже на колени упасть как следует. — Прости меня. Прости. Это моя вина. Это все я. Умоляю. Прости. Даже ближе подойти не смеет. Чанмин вдруг трясет головой и несколько раз с силой бьет себя по голове. — Что ты делаешь, Чанмин?! — пугается Джеджун, едва не расплескав всю кровь. — Юнхо, — шепчет Чанмин, уже более уверенно подходя ближе. Так болезненно уязвимо заглядывает в глаза. Юнхо кивает, тянет к нему руку и Чанмин подходит совсем близко, тычется лбом в его проклятую каску и вздыхает часто-часто. — Чанмин, прошу, тебе нужно поесть, слышишь? — умоляет Юнхо. — Н-нет, — шепчет совсем рядом. Он мог бы чувствовать его тепло, если бы не этот костюм. — аа-А-а н-нт, — Чанмин морщится и снова заносит руку над своей головой, но Юнхо неловко перехватывает её в тяжелой перчатке, — аА бшся? Юнхо. — Прошу тебя, я сниму костюм, слышишь? Я никогда тебя не боялся, умоляю, — Юнхо до ужаса раздражает костюм, и он тянется руками к своему шлему. — Не смей! — шипит Джеджун, но Чанмин вдруг скалит на него зубы и тот вздрагивает испуганно. — Юнхо, — говорит Чанмин ещё раз и, прихрамывая приближается к Джеджуну, то и дело оборачиваясь назад. Берет миску в руки и смотрит на густеющую кровь. — Ешь, — говорит Юнхо за его спиной, и он, кивнув, начинает пить. Все до капли. Не пролив и не испачкав одежду. Он ставит миску на стол и оборачивается. Юнхо улыбается ему через решетку на шлеме. — Он не тронет меня, Дже. Помоги мне снять костюм. — Не делай этого. — Это Чанмин. — Ты идиот! — Юнхо-о, — так непривычно тянет Чанмин, — не. Паа.л.ссс Он рычит и дергает себя за волосы, вдруг хватает карандаши со стола и водит по листам снова и снова. Юнхо спешит оказаться рядом, перехватывает его руку, он бы хотел поцеловать каждую костяшку, но не может и просто прижимает к своей груди. На листах каракули, Чанмин смотрит на него уязвлено, сжимает пальцы на его груди в попытке удержать, но лишь скользит по гладкому материалу. — Я очень скучал, — говорит Юнхо тихо и надломленно и Чанмин прикрывает глаза. — Они думают ты такой из-за моей крови. Чанмин распахивает глаза, выглядя совершенно беспомощно, пытается что-то сказать, но горло совсем его не слушается. Бессвязный лепет раздражает Чанмина, это они могут понять. Юнхо рассматривает его как в первый и последний раз в жизни, изучает заново каждую черту лица и тела. — Тебе не больно? — Нет. — Прости меня. — Юнхо. — Джеджун я могу остаться? Ненадолго. Побыть с ним еще немного? — Юнхо готов умолять, если нужно. Но чего он не ожидает, так это что Чанмин схватит его за руку и дернет к себе, становясь преградой между ним и Джеджуном. — Мой. У Джеджуна нет выбора.