ЗаконоМерно

      Никто и никогда не смотрел в его душу так, как тварь, засевшая у Луиса в груди. Она росла, набиралась сил, питаясь своим носителем, и смотрела на него с интересом.       А Леон точил нож. Это выглядело полнейшим безумием, но не безумнее преступлений корпорации «Амбрелла». Не осталось времени размусоливать теорию и практиковаться на крысах. Нужно было действовать. Быстро. Точно. Ювелирно. В последнем Леон сомневался особенно сильно.       Корпорация «Амбрелла» никому не прощала предательств. Даже если прекратила своё существование, всюду имела необходимые рычажки, глаза, уши и длинные руки с острыми, как бритва, когтями.       — Побудь со мной ещё немного, — вдруг тихо попросил Луис.       Попросил. И тут же улыбнулся. Испуганно и жестоко одновременно.       — Ты никого не спасёшь. Ты не сможешь, — губы изогнулись в саркастической ухмылке, а немигающий взгляд кофейных глаз впился в его лицо, не давая двигаться.       Премерзкий звонок будильника вытащил Леона из жуткого сна, оставившего четкое осознание того, что ничего не кончено. Его жизнь, как и жизнь Эшли — лишь чья-то великая милость, крохотная передышка.       Он и не заметил, как миссия, сложенная всего из трёх слов: «спасти», «дочь», «президента» превратилась во что-то личное. Он дрался за Эшли, за Луиса, за Майка, которого знал всего несколько минут в гуще страшного боя. За надоедливую Ханниган, которая всегда выходила с ним на связь в самый неподходящий момент.       За Аду… Аду ли? Должно же быть хотя бы имя настоящим у этой изворотливой тени, периодически приходящей на выручку, а после — ускользающей либо в чёрную бездну, либо на железных крыльях вертолёта в янтарный закат.       Янтарь… застывший в нём вирус Лас Плагас. Луис, который знал о нём всё.       Леон помнил, как пытался за ним угнаться, но Луис легко уворачивался от любых вопросов. Шутил и увиливал, даже прижатый за горло к стене.       Время действительно играло против них и на «лишние вопросы» его не хватало. Луис просил о доверии «здесь и сейчас», и Леону пришлось поверить, как когда-то Аде. А потом… впервые вдруг стало настолько плевать, кто и на кого работал в этой дыре, доверху набитой вирусом в яркой и заманчивой обёртке религиозного культа!       Леон привык работать один. Так проще. И это его конкретно достало. Это Ада научила ни к кому не привязываться и никому не доверять. Но случившееся на острове вывернуло его наизнанку эффективнее любого вируса.       Леон оказался один против целого мира, слепым котёнком, не знающим и половины всей правды, по ноздри в дерьме и лжи. Да плевать, о чём молчала Ада. Откровенно похрен на то, что Луис Серра работал на Лос Илюминадос. Важно было только то, что враги у них были общие, и за каждого из них Леон Скотт Кеннеди готов был рвать сектантов голыми руками. Не желая слышать никакой другой правды, кроме собственной.       Леон видел в Луисе сильного и отчаянного человека, ставшего ему верным союзником за короткое знакомство. Другом, благодаря которому они с Эшли живы и которого у него забрали. И забрал человек, бывший для него настоящим примером чести.       С этого мига в Леоне что-то оборвалось, будто бы до этого он бегал по зараженному острову с пеленой на глазах. Или наоборот — был слишком обнаженным.       — Крысенышей убиваю, — безразлично сказал Краузер, вынув из Луиса нож, словно просто поднял его с пола.       Этот образ ворвался в сознание и крепко засел в нём, словно Леон ещё спит и снова на проклятом острове. Прошлое не хотело его отпускать, ни во сне, ни наяву. Прошлое смеялось, хотело что-то сказать и трепало психику.       Намного ли Луис был старше тех мальчишек, которых Краузер оберегал и с которыми два года назад сражался за свою страну? Они были такими же, как он. Верными, пылкими, горящими верой в справедливость, профессионалами, готовыми к любой угрозе, но никак не ожидающими, что любимая страна попросту пустит их в расход и заметет все следы. Сотрёт их лица и имена, заткнет всех, кто рискнёт узнать правду. Ударит в спину, как теперь и сам Краузер.       Он хотел боя один на один, так кичился превосходством, дарованным существами под именем «плага», но так скоро и позорно бежал, осознав: Луиса он не добил.       «Ты ведь спасёшь, ты всех спасаешь», — читалось во взгляде.       Только не смел и предположить, что достоин этого.       — Побудешь со мной ещё немного?       Леон и не собирался уходить. В таком месте умирать в одиночестве не пожелал бы и самый твердый.       Не мог издать и звука. Не потому, что совсем не время даже на сочувствие и поддержку. Он злился. В груди закипала ярость, бессильная, но острая, как клинок Краузера. Как нечто незримое, но смертоносное, то, к чему достаточно лишь поднести зажженную спичку.       Щёлк. Щёлк. Щёлк.       Позолоченная зажигалка Луиса упрямилась просьбе прикурить.       Щёлк. Щёлк.       С этим звуком убегали последние секунды жизни Луиса, а заодно последние нервные клетки Леона, уже заполнившие до краёв чашу терпения.       Щёлк.       Леон осторожно поднёс к сигарете пламя, приняв зажигалку из слабеющей ладони. Гнев немного поутих, спрятался где-то в горле на все замки, и так захотелось покоя!       А на улице дождь, казалось… простой такой. Обыкновенный, привычно успокаивающий распаханную землю, дарующий тишину.       — Скажи мне, Леон, люди меняются?       Его волновало всего одно: успел ли он? Искупить всё содеянное в прошлом, отплатить убийцам той же валютой.       Сгусток крови застрял между губ. Взгляд блеснул, вторя какой-то виноватой улыбке.       Леон не смог ответить. Лишь опустился рядом, вложил в ладонь позолоченную зажигалку и крепко сжал его руки своими.       Кофейные глаза спрятались под такими же прядями волос.       Какое горькое совпадение. «Дон Кихотом» ведь в детстве зачитывался. А теперь тот самый Дон Кихот сидел рядом с ним и будто бы спал, выронив ещё горящую сигарету.       Ничего. Санчо Панса достойно отомстит.       И он отомстил, с последним ударом вспомнив о нём.       — Хороший бой… Леон, - теперь Краузер выглядел иначе и дело не во внешней форме. Рука мертвой хваткой вцепилась в армейский нож.       В его голосе читалось признание напарника, как равного. Уважение, которое всегда пряталось за изнуряющими тренировками, но всегда чувствовалось. Таким Леон любил его когда-то — настоящего командира, человека чести, того, перед которым было стыдно скулить от боли и усталости. Того, кто не щадил их так же, как самого себя. В последний свой миг Краузер был настоящим. Прежним.       А, быть может, Леон просто придумал его таким?       — Да. Хороший.       И когда всё скатилось в полнейшее дерьмо?       Он взломал десятки замков, оставил за спиной горы трупов, чтобы спасти Эшли Грэм. Вырвать из лап чудовищ и вируса, который они разносили. Он нашёл её. Измученную, бледную, не сломленную, но практически безвольную.       — А где Луис? — спросила она, очнувшись.       Это имя начинало его злить. Леон не понимал почему. Потому что не спас? Потому что защищает доброе имя человека, работавшего на треклятую корпорацию?       — Он дрался за тебя. Пока мог.       Эшли затихла, прикрыла глаза. Села на койку, хотя минуту назад готова была бежать.       — Покончим с этим, — твёрдо произнёс Леон.       — Да. За Луиса, — кивнула Эшли.       И это был последний раз, когда он слышал имя друга в положительном ключе.       По возвращении из мясорубки оно, брошенное кем-нибудь вслух, вскрывало его, как консервную банку. По сантиметру, по капле, тупым ножом в неумелых руках.       Вот тебе раз: не успел вернуть Эшли отцу, а уже ползут слухи и легенды. Крепкие, продуманные, «истины в последней инстанции».       Похоронил он Луиса. Похоронил. Нет его, как и половины острова! Не ворошите прошлое, не кляните никого, не имея представления о правде.       Даже сейчас, собрав дорожную сумку и выйдя на улицу, незамеченным не остался.       — Леон! Леон, подожди!       Он вгляделся в стену дождя и увидел знакомую фигурку. Спустя короткое время после возвращения домой он понял, как сильно ненавидит дотошных журналистов. Но Клэр… Клэр была ему другом ещё с печально известного Ракун-Сити.       — Привет.       — Ты уезжаешь? — спросила она и укрыла своим зонтом. — Я хотела передать тебе кое-что. Подумала, ты должен знать.       Клэр протянула большой увесистый конверт.       — Здесь всё о расследовании случившегося на острове. И ещё, — она замялась и тут же обаятельно улыбнулась. — Ты сам узнаешь, когда прочтешь.       — Хорошо.       — Леон, — Клэр подошла ближе. — Знаю, сейчас, наверное, неподходящее время, но я бы очень хотела с тобой поговорить. Не ради интервью. Просто. Как человек с человеком. Время идёт, а случившееся в Ракун-Сити… мне не с кем это обсудить. Он мне снится, понимаешь? Мы с тобой смотрим, как он горит.       В часы короткого сна Леону тоже являлась яркая вывеска в полицейском участке. Несколько разноцветных флажков, окропленных чьей-то отравленной кровью: «Добро пожаловать, Леон!»       Какой же он всё-таки везунчик. Проработал — если это так называется — в том самом участке целый день. А именно, отстреливал заражённых коллег, пытаясь понять, в какой дыре оказался и можно ли вообще с этим что-нибудь сделать?       Знал ли он, кто за этим стоял? Теперь — догадывался. Пытался не думать. Хотел бы не знать. Он присягал на верность совсем другой Америке, а была ли она другой? Почему в ней рождались такие люди, как… да тот же Краузер, до того, как поехал крышей? Такие, как бравые солдаты его отряда? Словно сам Бог дарил раз за разом этой прогнившей стране шанс, а она убивала их в угоду туго набитому кошельку.       — Поехали со мной, — вдруг сказал Леон.       — Работа, — опустила голову Клэр. — Но ты береги себя, ладно? И возвращайся.       — Мы ещё увидимся.       — Правда? — прищурилась Клэр.       — Я обещаю.       Автомобиль набрал скорость, унося Леона всё глубже за дождевую завесу.       — Давай выживем? — спросил в голове голос Клэр. Она ведь тогда в Ракун-Сити его совсем не знала, но доверилась. — Вместе.       В этот раз Леон Скотт Кеннеди покидал город один.