Две чашки кофе

      — Это все равно ничего не изменит, Драко. Мы провалились. К чему это условие?       — Ты можешь уйти в любой момент, Герми… — он смешался, но тут же исправился: — Грейнджер. Как только станет неприятно — допивай и уходи. Не жди, пока будет невыносимо.       Невыносимо?..       Его голос звучал на пару тонов ниже обычного.       Невыносимо… Для кого — для него или все-таки для нее? Впрочем, так ли важны нюансы?       Прежде чем войти, Гермиона разглядывала Малфоя через стекло. Топталась на противоположной стороне улицы, минут пять, не меньше. Просто стояла и пялилась на уединенный столик в кофейне, что была через дорогу от дома Гермионы. Их кофейня. И столик тоже — их. Драко Малфоя и Гермионы Грейнджер. И Драко сидел здесь, как и сотни раз до этого утра. Правда, впервые он сидел на ее месте, спиной к двери.       Раньше Малфой предпочитал облокачиваться лопатками на кирпичную стену и острым взглядом резать умиротворенных посетителей. Раньше, в сладостном времени «до», когда Драко и Гермиона были завсегдатаями «КофеМагии». Раньше… намного, намного раньше. Хлопнула дверь, звякнула музыка ветра, от приоткрытого окна повеяло холодом, и замерзшее сердце Гермионы дрогнуло. С последней встречи с Малфоем прошло семь бесконечных недель. Семь недель, тринадцать часов и двадцать две минуты.       Переступив с ноги на ногу, Грейнджер все же уточнила:       — Я выпью свой кофе, и ты меня отпустишь? Серьезно?       Малфой отвел глаза и безразлично пожал плечами.       — Обещаю. Я буду говорить, но как только тебе наскучит, не стесняйся, сразу уходи. Тогда встретимся вечером.       Еще три минуты. Закушенная губа все-таки привела ее в некое подобие хладнокровной бывшей Малфоя. Что говорить, слизеринец всегда жил на грани провала. Гермиона пристроилась на краю резного стула с мягкой подушкой на сиденье, всем видом показывая, что она здесь ненадолго.       Вдох, выдох, и Малфой тоже сел.       Надо же… Отсюда совсем иной вид.       Кофейня проснулась едва-едва. Барная стойка пустовала, ровно как и прилавок. Только парочка вчерашних кексов сиротливо прикорнули в разных углах верхней полки, съежившиеся и сухие, никому не нужные. Лежалый товар, совсем как она и Малфой.       Гермиона невольно поерзала под его цепким взглядом. Сегодня внимание Малфоя целиком доставалось ей, и это настораживало. Обычно он лишь мазал по ней взглядом, пока делал глоток своего любимого эспрессо. Гораздо важнее Драко казалось не упустить ни одной мелочи у Гермионы за спиной. Вот звенит колокольчик, и его серые ледяные глаза пронзают очередного залетного кофемана. Постукивание пальцев о стойку — и Драко щурит взгляд, отмечает, кто нынче забрал последнюю корзиночку с кремом. Он часто прикладывал пальцы к губам в молчаливом приказе… заткнуться.       Малфой вбирал разговоры людей за спиной Гермионы.       — Удобно?       — Вполне, — ложь уверенно слетела с ее губ, а кончики ушей запекло, словно их терли мочалкой целую вечность.       Хорошо, что Гермиона догадалась прикрыться кудрявыми прядями.       — Ну что ж… прошу, твой кофе.       Малфой указал на большую чашку с латте. На шапке с нежной молочной пеной была нарисована одинокая роза с шипами. Как символично, ей-Мерлин. Забота с намеком. Сам блондин отпил из своей изящной чашки. Кофе Малфоя был горьким и густым, совсем как он сам. Горьким. Густым. Отвратительным.       Вызывающим опасное привыкание.       Гермиона осторожно обвила свою чашку двумя руками и решилась на крошечный глоток сладковатого лакомства с легким привкусом корицы.       — Почему заседание назначили на восемь вечера? — робко задала она не дающий покоя вопрос. — Разве отдел расторжения браков не заканчивает в шесть?       Предплечья почти бывшего супруга напряглись. Он сделал еще два глотка и протянул:       — Я вежливо попросил их задержаться. Ну знаешь, в порядке исключения. Особая услуга чете Малфой-Грейнджер. Мне хочется пробыть твоим мужем как можно дольше.       — О.       Грейнджер помешала пенку десертной ложкой. К чему это? Прихоть разбалованного аристократа? Или он так прикрывает нежелание встречаться с вездесущими писаками из «Пророка»? Двумя часами раньше или позже, завтрашний день для них обоих будет адским. Придется явиться на работу к шести утра…       — Но теперь твоя репутация полностью отмыта. Пара часов никак на нее не повлияет.       Малфой смято хмыкнул.       — А я вижу, ты уже сняла кольцо. Ты всегда стремилась опередить меня, Грейнджер. Одна из черт, которыми я восхищался.       И никогда об этом не упоминал. Его простое кольцо из платины все еще блестело на безымянном пальце, а рядом, на среднем, мерцал фамильный перстень Малфоев. Знак принадлежности к древнему магическому роду и бездонной пропасти между ними. По затылку забегали мурашки. Комплимент от Малфоя, как странно и дико… Все три с половиной года Драко попросту избегал любых признаний в чувствах. Гермиона решила — потому что этих самых чувств не возникло. Вместо них была ширма их якобы фальшивого брака и жаркие стоны по ночам, которые они делили по обоюдному согласию.       — Зачем ты меня позвал, Малфой?       Вздох.       — Поговорить.       Гермиона засмеялась. Она не могла не засмеяться, потому что слово «поговорить» устами Драко Малфоя воспринималось как гоббледук. Малфой ведь ненавидел разговаривать. Его нельзя было назвать молчуном, конечно. Но то, что порой вылетало из этого тонкого, властного рта… Оскорбления или приказы. Тирады. Истрепанные ярлыки.       «Грязнокровка». «Заучка». «Золотая выскочка».       «В кофейне в семь тридцать, или я не подпишу».       И ей пришлось подчиниться — снова — встать ни свет ни заря после очередной бессонной ночи, полной мучительных кошмаров и черствых сожалений о провальном проекте под названием «Брак с чистокровным мерзавцем Драко Малфоем».       Малфой почти закатил глаза.       — Грейнж… а, дракл его дери, Гермиона. Я буду тебя звать по имени, пока имею на это право. Тебе смешно, я понимаю. Но что, если я действительно хочу поговорить?       — О чем, Малфой?       Она отказывалась верить, что ледяное сердце слизеринского принца вдруг начало таять. Капли стекали с его языка и остужали ее латте.       — О нас. — Кап. — Мы знаем друг друга как враги и супруги. — Кап. — Я знаю тебя интимно, Гермиона. — Кап. — Но я никогда не пытался вникнуть в тебя, что ли. — Кап. — И поэтому ты меня бросила.       — Хм. В-верно.       Кап-кап-кап-кап…. В глазах предательски защипало. И как просто оказалось подтвердить ложь вслух. Однако дальше Гермиона его не пустила. Верно,.. ее муж Драко не делился с нею волнениями, не приглашал в свои мысли.       За него делились другие, и очень подробно.       Гермиона поспешно заморгала, хлебнула еще, чтобы хоть немного помочь вдруг схватившемуся в спазме горлу. Кофе уже остыл.       — Расскажи, ты помнишь первый раз, когда я вызвал в тебе эмоции? Сильные эмоции.       Он закусил губу в ожидании ее ответа. Точно также, как и тогда…       — Когда ты зажал меня в раздевалке после игры Слизерин-Гриффиндор и потребовал отдать проспоренное желание, — против воли отозвалась Гермиона.       — На восьмом курсе? Так поздно?       — Именно в тот день я заподозрила в тебе человека.       Глаза Малфоя хищно сощурились. Он с готовностью подхватил:       — Ты была в ярости, примчалась туда и уперла руки в боки. Моя мать упала бы в обморок, глядя на такую позу. А ты едва ли ногой не топала. Считать твои мысли не составило труда. Еще бы… ты ведь верила, что святой Поттер непобедим.       Даже спустя столько лет Малфой скривил рот в самодовольной ухмылке. Вновь переживая миг своего триумфа, на восьмом курсе, уже после войны. Гермиона скрестила руки на груди и обвинила:       — Ты сжульничал. Воспользовался тем, что Гарри на полном ходу врезался в Джинни и чуть не свалился с метлы. Это была нечестная победа.       Давняя, но не забытая несправедливость разодрала ей горло. Грейнджер сжала чашку крепче.       — Ой ли? — выгнул Драко темную бровь. — Дорогая, в квиддиче можно все, покуда тебя не поймают. Впрочем, как и в жизни. А ты стояла там, рычала и облизывала губы. Мне хотелось унизить тебя.       Грейнджер отвела взгляд от его жестокого рта, из которого совершенно определенно исторгалась исповедь. Унизить. Уколоть, искромсать, разорвать… строго в соответствии с правилами чистоплюйского этикета чистокровных, разумеется.       Под тонким слоем кашемирового платья, кружевного топа и бархатистой кожи ее сердце будто скукожилось. Раньше Драко не предупреждал о своих намерениях. Просто – делал. Жалил – поступками. Осекал.       «Не твое дело, Гермиона. Я не за этим пришел, Гермиона. Не вставай с колен, Гермиона».       А она проявляла поистине не-гриффиндорскую покладистость, ведь в такой позе перед нею оказывался его великолепный… Гермиона мотнула головой, отгоняя слишком яркие картинки, наполненные ароматом смазки и мускуса.       Как сейчас она вспомнила его раскрасневшееся от бешеной погони за снитчем лицо, густой запах мужского пота и мокрую форму ловца слизеринской сборной, с надписью «Малфой» на спине. Он уже успел снять мантию и отшвырнуть ее на скамейку. В глаза бросились внезапно широкие плечи и сухие, четко очерченные мышцы лопаток. Тогда Гермиона впервые разглядела в Малфое мужчину. Жесткого, высокого. Привлекательного.       То было началом ее падения.       Потом Малфой обернулся и одарил ее гнусной издевкой.       «Грейнджер. Явилась, заучка?»       Как ни в чем не бывало он продолжил расстегивать форму, и она заметила росчерки застарелых белесых шрамов.       Сектумсемпра от Гарри.       В груди, там, где таилась ее душа, заныла дыра, снова. В тот раз Малфою ловко удалось воспользоваться своей властью над нею.       — И поэтому ты поцеловал меня.       — Приказал тебе поцеловать себя, — поправил он строго. — Кто же знал, что Грейнджер окажется такой неумехой? Пришлось взять дело в свои руки. Что ты почувствовала, когда я засунул в тебя язык?       Дыра в солнечном сплетении становилась все шире. Гермиона ощутила, как щеки наливаются румянцем, завела прядь за ухо, и Малфой проследил за ней взглядом. Почему бы не сказать ему правду? Все равно он вряд ли поймет истинное значение слов.       — Что проваливаюсь в бездну, — прошептала она горько.       Пока еще не-бывший муж кивнул.       — А меня накрыло такой похотью, что вся кровь хлынула прямиком к члену. Я ненавидел себя за то, что он встал на тебя.       — Грязнокровку.       Малфой вздрогнул. Его голос стал тише.       — Грязнокровку Грейнджер. Ты была маленькая, податливая и вкусная. И рычала как львенок. Хотелось тебе отомстить.       И он отомстил.       — Дурацкий был спор.       Повисло тяжелое молчание. Гермиона скребла ложкой по дну бокала, Драко все еще пил свой эспрессо, мелкими глоточками, его кадык под застегнутым наглухо воротом рубашки нервно дергался. Гермиона знала, что на правой ключице у Малфоя были родинки, похожие на россыпь звезд в созвездии Дракона. Проснувшись за ним замужем, три года назад, она поверила в то, что после войны Малфой изменился. Оправдывала все гадкие поступки, вечную травлю в детстве, подставы, попытки убить Дамблдора… Спорила с Гарри, с Роном, с Джинни, с доброй половиной Волшебной Британии. Она замучилась сжигать письма от поклонников — с предостережениями. Она была такой доверчивой.       Что ж, Малфой сумел все-таки оказать ей услугу.       Избавил от наивности.       И мечту растоптал.       Заскрежетала, зашумела кофе-машина, и по воздуху разнесся аромат молотого кофе, свежей выпечки, которую бариста раскладывала взамен вчерашних сухарей. Грейнджер нарочито тревожно кинула взгляд на часы. Набрала воздуха, чтобы попрощаться. Вряд ли она еще заглянет сюда, в эту уютную кофейню, кладбище ее несбывшихся надежд. Может, вообще съехать? Найти квартиру в другом районе магловского Лондона… Гермиона полезла было в сумочку за кошельком, но Драко резко подался вперед и перехватил ее запястье. Вены пронзил знакомый томный импульс удовольствия.       Святая Цирцея! Эти пальцы, сильные, нежные… Она застыла.       — Не смей. Как я уже сказал, ты пока еще моя. Жена. И я буду за тебя платить.       — Как тебе угодно.       Себе дороже с ним спорить. К тому же, от Драко явно не убудет. В семейном хранилище Малфоев, что в банке Гринготтс, хранились буквально груды золотых монет, слитков, шкатулок с драгоценностями и прочей ерунды. И она не собиралась лицемерить, не в том Грейнджер была положении. Ее платье от Твилфитт и Таттинг, туфельки из кожи венгерской хвостороги, сумочка и кошелек, даже ее шелковые трусики и бра — все было оплачено из Малфоевского наследства. Пусть так — не возвращать же ему нижнее белье, помилуй Мерлин?       — Ценю твою покорность, львенок.       Вкрадчивый, низкий голос сводил ее с ума.       — М-мне п-пора.       — Уже невыносимо? — Малфой сжал ладонь крепче.       — Сегодня много работы.       Аккуратно Гермиона высвободилась из его тисков.       Казалось, сейчас Малфой разразится привычным ворчанием о никчемности ее отдела магического правопорядка и особенно о бесполезности проведенных там дней. Мол, сидит Грейнджер с утра до ночи и носа даже в столовую не кажет… все глаза портит за чтением свода законов Волшебной Британии. А Визенгамот как бесчинствовал, так и продолжает бесчинствовать, оправдывая преступников и сажая в Азкабан невиновных.       Вместо этого Драко запустил руку в идеально уложенные волосы, дернул за прядь на макушке. В ладони осталось несколько платиновых волосков.       — Хорошего дня, Гермиона. Увидимся на минус-первом этаже Министерства.       Она с усилием сглотнула и неловко отодвинула стул, тот противно скрипнул ножкой о паркет. Пора. Пора. Пора… Грейнджер медлила. Ей хотелось запечатлеть его здесь — на ее месте в их кофейне. И она пожирала Драко глазами, чтобы его образ надежно отпечатался под веками.       Пора.       — Д-да. В восемь.       Отступила на шаг.       — А мой первый всплеск эмоций по отношению к тебе был еще в поезде, когда мы ехали в Хогвартс. Помнишь, ты искала жабу Долгопупса? Невообразимо лохматая, и чуть ли не пол кудрями подметала. Так бы и дернул за них.       — Зачем ты говоришь мне это сейчас?       Воздуха резко стало не хватать. Малфой признал:       — Просто я врал себе. Врал все те восемь лет, что мы учились в Хогвартсе, и потом еще три года, пока был женат на тебе.       Врал, врал, врал, врал, врал.       Но ей раскрыли глаза на правду.       Грейнджер круто развернулась и буквально сбежала от его неуместного красноречия.       Слишком поздно для откровений, Драко Малфой.

***

      Дел и впрямь накопилось невпроворот: как-никак, понедельник, к тому же после длительных праздничных выходных в честь годовщины победы над Волдемортом. Лучшего способа провести последний замужний день и нарочно не придумаешь. В прошлую субботу отряд мракоборцев под руководством Гарри наконец-то поймал Августа Руквуда, и Гермиона сосредоточенно проверила, правильно ли оформлен протокол допроса. Они задействовали Веритасерум. Использовать Сыворотку Правды на Пожирателе не считалось зазорным, но Визенгамот принимал показания только если преступник подписал согласие на использование такого метода. Все-таки Веритасерум мог спровоцировать насилие над личностью. Магический договор выявлял, не было ли принуждения и шантажа со стороны служителей правопорядка.       Именно Грейнджер пару лет назад предложила такую процедуру допросов и сама зачаровала пробный пергамент с условиями, которые защищали права подозреваемых. В случае признания их вины тем вполне хватало суровых стражей Азкабана, так нужно хотя бы убедиться, что в мрачную тюрьму не попадут беспомощные жертвы хромого правосудия. На разбор дела Руквуда она потратила целое утро и часть обеда. Все равно кусок в горло не лез. Гермиона поминутно цепляла взглядом изящные золотые часы на левом запястье. Тоже подарок Малфоя, на их первую годовщину. Тогда он повез ее в Рим, а потом в Венецию и вручил безделушку, когда они плыли на гондоле по каналу Скоменцера… Драко аппарировал их в отель и оставил жену в номере роскошного президентского люкса, а сам исчез на шесть часов. Якобы на встречу с важным инвестором.       Любовалась Гермиона колдографиями этого инвестора. Довелось, к сожалению. Пока она ждала его в холодной кровати под помпезным балдахином, Драко… Мерлин, к чему бередить душу сейчас. Взмах палочки, Темпус. Ровно шесть вечера.       Еще два с половиной часа — и она станет свободной.       Раздался мерный стук в дверь, и в кабинет размашистым шагом зашел Гарри. Слишком проницательные зеленые глаза Поттера обеспокоенно заметались по лицу и тонкой фигуре лучшей подруги. За стеклами по-прежнему круглых очков его мимические морщинки казались глубже.       — Ты все еще здесь. Разве ваше дело не рассматривают сегодня?       Гермиона вздохнула:       — Да, Гарри. Но заседание аж в восемь.       Поттер нахмурился и потер затылок.       — Так поздно? Почему?       — Малфой не хочет лишней суеты и внимания зевак. Договорился.       «Мне хочется пробыть твоим мужем как можно дольше».       Прочь! Брысь… Эванеско. Эверте статум. Если она приложит по своей голове молотом, голос Малфоя перестанет искушать ее разум?       — Ясно. Скользкий он, как был так и остался хорьком. Дипломат троллев. Хочешь, пойду с тобой? А до этого можем прогуляться.       Гермиона с радостью бы ухватилась за самоотверженное предложение Гарри, но ведь она никогда не отличалась эгоизмом. Пусть от сухого канцелярского языка министерских документов у нее чуть ли не песок из глаз сыпался, пару часов она еще выдюжит. Тем более что на десерт Гермиона оставила любопытное прошение усыновить мальчика-оборотня. Закон о равных правах оборотней приняли всего лишь месяц назад, вот и приходилось членам стаи чуть ли не зубами вырывать свои новые привилегии. К тому же у Поттера дома замотанная Джинни, которая ухаживала за пятимесячным Джеймсом.       Ее ангелочком-крестником, которого Малфой ни разу не видел.       — Спасибо, но я лучше еще поработаю, — деликатно отказалась Гермиона. — Завтра меня вряд ли ожидает спокойный день.       Гарри закатил глаза и виновато угукнул согласие. Уж мальчик-который-выжил точно был в курсе, насколько любили сплетничать в Министерстве. На своей шкуре испробовал, ведь Скитер до сих пор ему прохода не давала: едва всплывет громкое дело, а надоедливая журналистка уже жужжит над ухом и сует прытко-пишущее перо буквально жертве под нос. Чего Гарри не знал — так это что все три года после окончания Хогвартса Гермиона действительно жила с Малфоем. И тем более друг не ведал, почему Грейнджер все-таки разводится. Поттер крепко сжал ее в обьятиях, шепнул:       — Ты написала Рону? Что наконец-то расстаешься с хорьком?       В горле застрял сухой ком… Гермиона мотнула головой. Нет, зачем лишний раз тревожить Рона? Он примерит ее развод на себя и поймет все иначе.       Чего доброго, на свидание позовет. А ей потом мямлить и отнекиваться.       — Не мучай себя, — посоветовал Гарри. — И помни, теперь Кингсли безо всяких проволочек сможет назначить тебя своим замом. Разве ты не об этом мечтала? — От нежного, чересчур понимающего тона лучшего друга стало неуютно. Его искреннее участие вытягивало из нее жилы. — Миона, если тебе будет плохо, захочешь пореветь, да просто перекинуться словечком или пропустить по стаканчику — мы оставим камин открытым.       Она потерла нос и уперлась носками туфель в ковер на полу.       — Ага, хорошо... Спасибо, Гарри.

***

      В тишине пустого Атриума ее туфли на каблуках грохотали и разносили перестук по огромному залу. Гермиона вышла из лифта, по широкому кругу обошла скандальный фонтан из изломанных застывших тел маглов и спустилась по ступенькам вниз, в отдел расторжения браков. Малфой уже подпирал спиной стену. Бледность его выразительного лица словно отражала безликую дверь в кабинет, где родные становились чужими, а иллюзии разбивались вдребезги.       — Пришла? — пробормотал он вместо приветствия. Даже головы не повернул.       — Пришла.       — Что ж, давай покончим с этим. Устала сегодня?       Ее брови взметнулись вверх.       — Немного.       Безмерно. Драко буквально сыпал вопросами. Как странно для него. В общении с женой он предпочитал касания, а если и говорил с нею, то… языком тела.       Лениво текли секунды и превращались в обратный отсчет. Десять, девять…       — Хочешь, после всего этого… фарса… посидим в баре? — предложил Малфой скованно.       Гермиона остановилась в дверном проеме и воззрилась на мужа. В обращенном на нее сером взгляде плескалась острая боль. Она тряхнула головой. Насильно мила не будешь.       Восемь, семь...       — Не стоит, Драко, — мягко отказалась она.       — Ладно.       Шесть, пять... ноль.       Малфой опередил ее и пошел быстрее, в седьмой кабинет, распахнул дверь без стука. Толстая судья Мирелла Пламп сидела за массивным столом и сосредоточенно читала магический брачный контракт, заверенный подписями Грейнджер и Малфоя. На каждой странице была оттиснута печать с изображением фамильного герба и девизом «Sanctimonia vincet semper». Чистота всегда одержит победу.       До чего же верно.       Люциус оказался прав.       — Мистер Малфой, миссис Грейнджер, добрый вечер. Прошу, располагайтесь. — Пламп величественно махнула пухлыми пальцами в сторону двух кожаных кресел с высокими спинками. Она дождалась, когда оба устроятся на сиденьях. Тяжело вздохнула.       — Добрый вечер, — как послушная девочка произнесла Гермиона, чуть морщась от сырно-чесночного амбре. По-видимому, в ожидании Малфоя с супругой Пламп коротала время за ужином. А у Гермионы на чеснок с самого детства была аллергия… Скорее бы эта пытка закончилась. Она заметила, как мялась судья Пламп, и не могла догадаться о причине. Мозг потихоньку закипал. Насколько знала Гермиона, им с Малфоем достаточно было от руки написать о желании расторгнуть брак и поставить свои подписи. Все. Фините.       Малфой молчал, с момента захода в кабинет он не произнес ни слова, и на учтивое приветствие не откликнулся. Сложил руки перед собой, скрестил ноги и взглянул на Пламп так, будто она сдавала ему экзамен по истории магического права. Судья прокашлялась.       — Видите ли, мистер Малфой, миссис Грейнджер. Я внимательно изучила ваше брачное соглашение. В вашем случае был заключен гражданский брак.       — Да, — подтвердила Гермиона высоким голосом. Зачем провозглашать очевидное?       — И ваше имя, миссис Грейнджер, так и не появилось на семейном древе Малфоев, верно?       — Да…       Гермиона знала об этом, потому что не видела своего портрета на семейном древе Блэков, в особняке на Гриммо. Так вышло, что после пыток Беллатрисы она ни разу не переступала порог Малфой-мэнора.       — Ближе к делу, — сухо поторопил судью Драко.       Пламп потерла складку на влажном загривке.       — Как вам, мистер Малфой, должно быть известно, все-таки вы из чистокровной династии… простите, миссис Грейнджер! Так вот, брак гражданский. Однако он не может быть расторгнут, пока не будут исполнены все брачные обязательства. Мне жаль.       У Гермионы зашумело в ушах. Что?       — Какие обязательства?       — Поясните.       Они сказали это одновременно. И если Грейнджер спрашивала, то Малфой привычно требовал. Пламп шумно засопела, грузно откинулась на спинку кресла. С какой-то материнской суровой заботой она принялась читать лекцию:       — На вас наложено проклятие истинного супружества, которое начало действовать с момента произнесения брачного обета. Неважно, что брак только гражданский. Вы сплели нити своих магических ядер и силой положились друг на друга. Таким образом, ваши магии суть одно. Подобные узы благословляет сам Мерлин. Считается, и это действительно так, что связанные проклятием супруги постепенно становятся необычайно близки, истинными предназначенными друг другу половинками одного целого. Они знают друг о друге все, поддерживают, оберегают. Их тянет друг к другу. Испокон веку это происходило так. Но в вашем случае, мистер Малфой, миссис Грейнджер… вы даже не носите общую фамилию.       Взгляд узких глаз судьи рассек Гермиону. Малфой коротко усмехнулся.       — Что же нам делать? — просипела Грейнджер.       У нее закружилась голова. Рот то открывался, то закрывался, отчаяние и эйфория накатывали волнами цунами. Что вот ей делать? Как скрыться от Поттеровского «Поздравляю» и Ронового «Я же говорил». Она сама это затеяла, подала заявление на развод, установила в их с Драко гнездышке отталкивающие чары, пыталась склеить осколки своего кровоточащего сердца… А теперь она что, пленница чистокровных снобов? От этого проклятия разило темной магией. Что еще за истинное супружество? Грейнджер никогда не слышала о подобных чарах.       И… когда же Драко и она сама умудрились под них попасть?       Малфой почти невесомо царапнул ногтем сиденье.       — За три года у вас возникла лишь одна семейная традиция, что ни в какие ворота не лезет, — продолжала распекать их судья Пламп, пропустив вопрос Гермионы мимо ушей. — Вы не знаете друг о друге ничего. Ровным счетом ничего. А я о вас все знаю, потому что я вертела ваш договор так и эдак, искала лазейки, способы разорвать связь без повреждения вашего магического ядра, но все напрасно. Печать рода Малфоев не выцветет, пока вы не станете истинными супругами.       — Что за бред!       Грейнджер вскочила и потянулась к ненавистным бумагам. Да она спалит их Инсендио, и дело с концом. Малфой хлестко обронил:       — Сядь.       Ноги подкосились, и она рухнула обратно в пружинистое кресло, стукнувшись предплечьем о подлокотник. Левую руку с застарелым шрамом прошило агонией. Тролль бы побрал Министерство и бал по случаю празднования победы во Второй магической войне, и пуще всего тогдашнюю пьяную выходку Малфоя, после которой Грейнджер дала уговорить себя на авантюру с браком.       «Я буду трахать тебя без чувства вины».       Весомая причина — избавиться от вины. Стремление к искуплению Гермиона тогда сочла благородным. А потом Драко трахал ее, грязно, пошло, жестко, и очень, очень благородно. Изощренно-так-рафинированно. Пусть он был для нее первым и пока единственным, о том, что пристрастия Малфоя особенные, Гермиона догадывалась.       Она потерла запястья.       Следы веревок сошли, но истома осталась. Ох…       — Я правильно понял вас, уважаемая миссис Пламп, что чтобы освободить друг друга от брачных обязательств, мы с Гермионой должны сделать наш брак настоящим во всех смыслах? — ледяным тоном спросил Малфой.       Судья Пламп неуклюже схватила тонкую красную папку и принялась обмахивать лицо. Гермиона даже посочувствовала ей. От малфоевского снежного тона ведьм постоянно бросало в жар, а у Грейнджер и вовсе начиналась лихорадка. Она сжала бедра.       — Совершенно верно, мистер Малфой. Пока я могу помочь вам только подробным разъяснением.       — Я понял. Что ж… — он повернулся к Гермионе и вперился в нее взглядом, черные зрачки растеклись по радужке и казались стеклянными. Понятно, Драко прибег к окклюменции. — Встретимся завтра в нашей кофейне, миссис Малфой. В семь тридцать. Не опаздывай.       — З-зачем?       Ведь Гермиона уже попрощалась с прошлой жизнью.       — Обсудим все подробно, наедине. Потом напишем заявление о смене твоей фамилии. Двойная же не подойдет? — уточнил Малфой у судьи Пламп.       Та вытерла пот со лба.       — Увы.       Усмешка звучала вовсе не цинично.       — Гермиона Малфой. Броско. Скитер вцепится в это. Надо подготовиться.       Ну вот, опять. Малфой проделал это: ринулся в бой, не спросив ее. Так ли вся эта суета необходима? Стать Малфой лишь для того, чтобы опять стать Грейнджер. Знатная потеха для Мерлина и Морганы…. Ее имя проявится на семейном древе, и потом Малфои выжгут его оттуда? А, впрочем, разве не плевать?       — Хорошо, Драко.       Он уже поднялся и протянул ей руку. Трясущимися пальцами Гермиона ухватилась за манжету шелковой рубашки, сцепленную запонкой с ониксом. Грейнджер не поверила своим глазам. Эти… запонки. Ее подарок на их вторую годовщину. Гермиона тогда оставила их на прикроватном столике, наутро они исчезли. Ни разу Грейнджер не видела, чтобы Малфой носил их. Слишком… незатейливые они были для Малфоя. Дешевые.       Но зато выбраны с трепетом.       — Судья Пламп, благодарю за уделенное время. Сверхурочные я оплачу. Гермиона, идем. Миппи проводит тебя до квартиры.       Мерлин, стоило Малфою понять, что она еще некоторое время побудет его женой, как с него слетела вся шелуха притворства, уступив место надоевшим приказам.       — Но…       — Не спорь, пожалуйста. Я бы сам тебя отвел, однако у меня еще деловой ужин.       Малфой не спрашивал, где Гермиона сейчас жила. Будто знал точно, что супруга до последнего оставалась в пустующем жилище. Крохотном, но все равно огромном. А она... Догадывалась, разумеется догадывалась, какого рода у него деловые встречи, как же. Грейнджер впилась ногтями в ладони.       — Я…       — Отправишься через камин?       Они уже вышли из седьмого кабинета и снова пересекали Атриум.       — Аппарирую с главного крыльца. Ни к чему переживать, Драко.       Вместе, впервые! — они вышли из Министерства через парадные двери. Миппи возникла неподалеку, с мягким хлопком.       — Я хочу начать сегодня, и если бы не ужин… Но я все-таки начну, — глухо проговорил Малфой, не обращая внимания на то, как его личная эльфийка встопорщила ушки. — Грейнджер, Гермиона. Я думаю о тебе. Все еще. Постоянно.       Она выпучила глаза.       — Драко… — сказать что-то ему в ответ на неожиданное признание? У Грейнджер взыграла гордость. Малфой выдохнул.       — Иди.       И аппарировал прочь в звенящей тишине майского вечера.