***
Иногда Лао Мао действительно кажется, что он тупой и заторможенный, как все о нём говорят, не всегда понимает чувства и эмоции других людей, медленно реагирует на шутки, но Кей… Кей одним своим присутствием заставлял обостряться все его игровые навыки в реальной жизни: он больше внимания уделял незаметным вещам, чаще стал ходить в качалку, себя самого уговаривая, что делает это ради фанаток и всеобщего внимания. И он убеждает себя, что слова Кея ему лишь померещились сквозь полудрёму, а когда джанглер не приходит на помощь в игре окончательно убеждается в этом. В отношении Кея вообще сложно было что-то сказать наверняка – он же вечно молчит как партизан: только сдаться и отстать приходится. Поэтому-то Лао Мао научился подмечать мелкие паттерны его поведения. Кеевская первая обсессия с бесконечными походами в душ и ночными кошмарами стала следствием его очередной ссоры с родителями. Тогда они всей командой решили удалить родительские номера с телефона Кея и просто надеялись, что всё наладится само собой. И все радовались, когда так и случилось – для всех это было просто делом времени. Но не для Кэта, он-то приложил к этому много усилий, хоть и безответных. Поэтому несложно было выстроить логическую цепочку между вновь изменившимся поведением Кея и объявлением отношений между лидером и Тун Яо. О том, что поведение его тиммейта стало меняться чуть раньше – Лао Мао старался не думать, а потом и вовсе списал на излишнюю наблюдательность Кея. Наверняка нельзя было и сказать, что Кей был очевиден в проявлении своих эмоций. Он всегда делал именно то, что говорил, но его слова и поступки – часто шли вразрез с истинными намерениями. Да и чуйка Лао Мао перед игрой притупилась, когда поведение его соседа наутро ничуть не изменилось, а в автобусе он досыпал, уютно устроив голову на плече вместо подушки. Катастрофой стало совсем не поддающееся описанию, практически разрушающее Кэта проявление обсессии. Лао Мао действительно старался это не замечать, игнорировать, но его взгляд каждый раз цеплялся, прилипал и спрятаться от этого было невозможно – Кей накладывал магическое обездвиживание, куда более сильное, чем игровое на полторы секунды. И Лао Мао решил, что это его личное проклятье: губы. Кей их постоянно кусал, облизывал, выдувал тонкие струйки воздуха в опасные моменты игры, снова цеплял то языком, то зубами, снова выпускал воздух – они трескались и покрывались тонкой коркой, Кей срывал кожу, мазал персиковой гигиеничкой (Кэт это запомнил сразу же, когда по ошибке назвал её цвет морковным). И снова кусал, теребил языком и резко выдыхал. Лао Мао умирал от каждого этого действия, старался не обращать внимания, сосредотачивался на игре, но боковым зрением ловил эти движения снова и снова. Иногда по вечерам Кей выходил из ванной с сахарным скрабом на губах, едва заметными движениями губ напевал прилипшие к памяти песни и иногда поддевал языком сахарные кристаллы. От этого уж точно было некуда сбежать – потому что было бы уж слишком странно. И Кэту оставалось только прятаться за экраном телефона или ноутбука, пока это безобразие не заканчивалось. – Ты запал на подружку Тун Яо? Ну так я тебе напомню: она занята, зря стараешься. – Лао Мао, ты точно дурак. – Ну а для кого ты ещё? Кого ты пытаешься этим впечатлить? Вместо ответа Кей просто прячется за дверьми в ванную, не забыв напоследок громко хлопнуть.***
На помощь в аналитических терзаниях, как ни странно, приходит Тун Яо. На тренировке Кей несобранный, уже четвертый раз умирает, терзает губы и царапает свои ладони короткими ногтями, почти тянется к крему, но вспоминает, что оставил его в комнате, очередной раз выдыхает и закусывает нижнюю губу. Лао Мао умирает – в игре и жизни. – И давно это с ним? – Тун Яо спрашивает в лоб, пока Кей убежал за кремом и все разбрелись после игры по своим делам. – Не знаю, не уверен… Недели три? Я думаю, он пытается кому-то понравиться. Тун Яо прячет спешок в стаканчик с кофе, оценивающее смотрит на Кэта и иронично тянет: – Кому-то… Лао Мао, ты дурак. А что он ещё делает? – У нас вся комната пропахла его ванильным этим… Биттером, ещё гигиеничка с персиком пахнет невыносимо сильно, маски для лица, скрабы для всего по отдельности и ещё шампуни, бальзамы, гели, пенки. Я вот одним шампунем всего себя могу помыть. Зачем ему столько? Ну, я конечно люблю ваниль, но не когда ею пахнет постоянно, понимаешь? И персики тоже. И для кого это всё – вообще не понятно. – Ну… Может, его цель ближе, чем ты думаешь. Может, ты что-то упускаешь? Сам же сказал, что любишь ваниль и персики. – Ты думаешь, его цель – я? – Лао Мао, идешь на тренировку? – Кей появляется из ниоткуда. Медитировать в зале всегда удобнее: туда почти никто не заходит, там тихо и спокойно, можно удобно расстелить коврик для йоги и сидеть, сколько душе захочется. Кей проигрывает самому себе, когда зовёт Кэта с собой. Можно закрыть глаза, чтобы не видеть, как перекатываются мышцы под кожей, как стекают капли пота по шее и вздувшимся венам на руках – но нельзя закрыть себе уши (потому что медитировать в наушниках попросту не удобно), чтобы не слышать тихие стоны от очередного рывка и импульсивной, тянущей боли каждого нового повторения. Главное – сосредоточиться на своём дыхании, не думать, не отвлекаться, не обращать внимания. Не думать о Лао Мао, не отвлекаться на капли пота на шее Лао Мао, не обращать внимания на стоны Лао Мао. Не открывать глаза. Не слушать. Игнорировать. И когда Кей почти погрузился в свое сознание: – Ты это всё делаешь ради… Меня? Кей распахивает глаза, глубоко вдыхает. Снова проиграл себе. – Я занят. Когда Лао Мао понимает, что честным путём ему ответов не добиться, то решается на нечестную игру: пока Кей занят своими вечерними душевыми делами, он крадёт его гигиеничку, крутит её в руках и, полагаясь на свои знания и подсчёты, за несколько секунд до того, как дверь из ванной откроется, несколько раз проводит ею по своим губам, оставляя плотный, липкий слой. Он даже пробует на вкус, и отмечает, что это – действительно вкусно; где-то на задворках сознания проскальзывает мысль, что на губах Кея это было бы вкуснее в сотни раз. Как и ожидалось, первым делом Кей ищет свою гигиеничку. – Не это ищешь? – Кэт ловко перекатывает на пальцах маленький тюбик и для пущего эффекта чуть показывает язык, дотрагиваясь до верхней губы. – Отдать не хочешь? – Когда получу ответы. – Ладно, – Кей вновь скрывается в ванной и спустя минуту возвращается со скрабом на губах. Война так война. Кей не хочет призваться, потому что боится до дрожи на кончиках пальцев, что его отвергнут, будут смеяться, но самое страшное – Кэт от него отдалиться, а после и вовсе перестанет общаться. Боится, что Лао Мао станет противно делить с ним одну комнату, одну команду. Но, с другой стороны, если из него так откровенно и упорно тянут ответы, то, может, есть шанс? Единственный вариант убедиться: получить ответ первым, не отвечая ни да, ни нет. Поэтому, он просто садится в позу лотоса на своей кровати, всем корпусом поворачиваясь к Лао Мао. – Вкусно? – Он кивает на губы Кэта, когда замечает на них липкий блеск. – Могло быть вкуснее. Кей в ответ только мычит, поддевает сахарный кристаллик со своих губ, улыбаясь прикрывает глаза и ждёт. Сквозь опущенные веки наблюдает, как его собеседник принимает зеркальную позу, прячет гигиеничку под бедром и языком собирает почти весь блеск с губ. – Если будешь так часто облизывать губы, то никакое средство не поможет, – снова поддевает кристалл на своих губах и улыбается. – Кто бы говорил. У тебя за месяц это уже четвертый по счету. – Не знал, что ты считаешь. – Считаю, – Лао Мао не остается варианта кроме как признаться, что он довольно тщательно следил всё это время за своим соседом, – отвечать не будешь? – Почему это тебе так важно и какой ответ ты хочешь услышать? Глаза в глаза, нет права на ошибку и отступать некуда никому из них. – Потому, что я не люблю загадки, а ты их подкидываешь всё больше и больше. – Почему? – Потому, что мне не всё равно, что с тобой происходит. – Почему? Кей и мертвого заставит говорить своей непробиваемостью. И Лао Мао совсем не обязательно знать, что у его соседа голос не дрожит только благодаря титаническим усилиям, но от взгляда не утаивается, как Кей сжимает свои ладони в кулаки и снова ведёт языком по губам, собирая ещё несколько кристалликов сахара. Кэт просто вздыхает. – Какой ответ ты хочешь от меня услышать? – Кей решает зайти с другой стороны. – Правду. – Почему? – Лао Мао снова протяжно вздыхает. – Потому, что ты точно знаешь, что я до одури люблю и персики, и ваниль, и используешь именно эти ароматы. Я хочу знать, случайно это или нет. И если нет, то зачем всё это? Почему нельзя просто сказать? Вместо ответа Кей включает аромалампу и тянется за своим биттером, пряча победную улыбку в стену. Он медленно растирает средство в руках и массирует свои лодыжки и, наконец, подает голос: – Потому, что ты дурак, Лао Мао. Как бы ты отреагировал, если бы я просто в лоб сказал что-то такое? – Ты ещё ничего “такого” не сказал, – он прячет слова в вербальные кавычки и ловит взгляд Кея. – Как бы ты отреагировал? – Не скажешь – не узнаешь. – Я боюсь, – Кей наносит на свои локти больше биттера, чем нужно, и улыбка с его лица медленно уходит, когда он понимает, что буквально признался. На его кровать прилетает несчастная гигиеничка и следом рядом приземляется Кэт, поддевает излишки крема с локтей и растирает по своим. – Не бойся, – шепчет тихо-тихо, словно молитву, – а пахнет правда классно. Не приторно так, даже свежо. Мне нравится. – Что нравится? – Ой, не начинай это снова. – Что не начинать? Кэт только стреляет глазами и в качестве предупреждения опускает руку на бедро, крепко сжимая. Кэй замирает, даже не дышит и решает, что хуже уже не будет. – А то что? Если я начну? Что ты сделаешь, Лао Мао? Рука ослабляет хватку и перемещается на пару сантиметров выше. – У меня есть и другие способы получить ответ. – Ну ты-то точно не боишься. Кей мажет языком по губам, собирает почти весь скраб, не замечая несколько из них на границе нижней губы. Кэт бессознательно тянется пальцами, собирая их, и только при контакте с нежной кожей понимает, как это выглядит и что он не хочет останавливаться, зачем-то шепчет: – Не всё собрал, – ловит Кеевский нечитаемый взгляд, пока по кончикам его пальцев проходится острый язык. – Теперь всё? – Теперь да. А что дальше? Пальцы убирать от губ не хочется, но хочется заменить их на что-то другое. На что-то более нежное, трепетное и запрещённое. На свои губы – при идеальном раскладе. Лао Мао просто тычется лбом в ключицу Кею, как настоящий кот. Пальцы перемещаются на подбородок, и Кей больше не может терпеть. Это всё для него похоже на сладкую пытку или самый желанный кошмар. Вот сейчас он поцелует Кэта, взаимно, долго, желанно и трепетно, а затем проснётся в своей кровати, сжимая остывшую грелку. Или её хуже – это окажется реальностью, а затем Лао Мао всем растреплет этот поцелуй и все будут долго и издевательски смеяться. Нет, Лао Мао так точно делать бы не стал. Тогда пусть это будет сном, пусть это будет хотя бы во сне. Он аккуратно ведёт рукой по скуле Кэта и, решаясь, наклоняется для быстрого поцелуя. Когда же он нехотя отстраняется, пальцы на его подбородке сжимаются крепче, Лао Мао улыбается в губы: – Куда собрался? И целует в ответ, долго, напористо, чувствует сахарную сладость, дарит в ответ персиковый привкус и улыбается, улыбается, улыбается. Наконец, отстраняясь, упирается лбом в лоб и изучает улыбку на лице Кея. – Теперь не боишься? – Боюсь, что это сон. Лао Мао щиплет его за бок, а затем и немного щекочет; Кей задыхается от смеха и ощущения пальцев на своей талии, цепляет руками по рукам, вырывается и одновременно с этим не хочет, чтобы это прекращалось. – От такого ты бы точно проснулся. – Да, точно, – Кей падает на свою подушку, и Лао Мао пристраивается рядом, обнимая. – На свою кровать не хочешь? – Боюсь проснуться и осознать, что это было сном, а если я усну здесь, то наутро точно не перепутаю реальность со сном. – Кей в ответ щиплет его за бок, – только вот как это всё объяснять всем? – А зачем? – Кей устраивает голову на груди, – всё равно никто не заметит. – Тун Яо заметит. – Так вот кто тебе помог! – Спи давай. Лао Мао напоследок целует в макушку и довольно улыбается. Об остальном можно позаботиться и на утро.