Клубничный блеск, тонкие колготки и горячие поцелуи

— Будилова, а Будилова! — Носова топталась у школьных ворот, курила горькие сигареты, плевалась от их терпкости, оседавшей на языке. Оля, согнув руку в локте, привычно несла свою легенькую сумочку. У нее совсем не было желания реагировать на эту дуру цветастую (боже, ну что за юбку розовую она на себя напялила?), но она ждала мужчину, с которым познакомилась на мероприятии, и была вынуждена находиться на стоянке, недалеко от Носовой. — Че тебе, Носова? — Оля жевала жвачку и кидала на Аню злые взгляды. — Ты почему решила спать со взрослыми мужиками? — Будилова и не заметила, как Аня оказалась у ее уха и начала дышать никотином в рыжие волосы. Только махнула рукой небрежно, как бы отгоняя от себя мошку. — Вокруг столько пацанов… — Каких пацанов? — хмыкнула Оля. Без стеснения она повернула голову и врезалась внимательными глазами с запудренное белое лицо. Щека загорелась от чужого близкого горячего дыхания. — Они нищие, так, развлекуха на месяцок. — Так тебе денежки нужны? — в насмешливой манере интересовалась Аня. Оля пожала плечами, скривила губы, накрашенные розовым клубничным блеском: — А кому не нужны? Носовой стало противно. Она всячески осуждала и отвергала такие взгляды на жизнь. Спросила ядовито: — А если я тебе заплачу, ты и со мной трахнешься? — руки нервно задрожали, сигарета полетела в сугроб. Стройные олины ножки в бежевых колготочках начинали страдать от морозного ветра. — Ты столько не потянешь, — в отместку улыбнулась белозубо Будилова и отвернулась, набрав номер ухажера в пятый раз. С ноги на ногу переминалась. В этих ботиночках она скользила даже по протоптанной снежной дороге. Человек, которому она тщетно названивала, не желал отвечать. — А вдруг потяну? Олю утомлял бестолковый разговор. И хоть она часто любила щебетать о разном, но с Носовой хотелось не то что молчать — даже рядом не стоять. Будилова не понимала таких шуток — когда девочка подкатывала к девочке, а мальчик к мальчику. У них в классе таких травили, это уж точно не поощрялось. Но надо понимать, думала она, нервно закуривая тонкую длинную сигаретку и написывая сообщения, надо понимать, что Аня Носова — не от мира сего. — А если потянешь, — сказала Будилова приглушенно спустя пару минут. — То тогда тебе некуда будет меня вести. — Момент. Аня деловито прижала к уху телефон, послушала недолгие гудки и заговорила: — Хай, колючка, — она подмигнула Будиловой, а та закатила глаза, сунув красные руки в карманы короткой курточки. По крайней мере, она красивая. — Сегодня в нашем месте кто-нить есть? Ну ты мне ключи оставь, ладно? Зайду, короче. Всё, давай. Потом Аня спрятала телефон и победоносно улыбнулась, глядя на Олю оценивающе: — Слышь, Будилова, — Аня качнула головой в сторону. — Я нашла место. А ты свое слово держать умеешь или ссышь? — Носова, — устало вздохнула Оля, — на меня твои штучки не подействуют. Оля засмеялась по-птичьи — звонко и громко, так, что снег вокруг мог бы растаять за секунду. Она огляделась — машина-то не приезжала. — Нафиг иди, за мной скоро приедут. Она это сказала и понадеялась, что из-за поворота правда появится знакомая машина. Однако — увы. И хорошо было бы, отстань Аня от нее со своими глупыми шутками-разговорами. — Да никто за тобой не приедет, Бу-ди-ло-ва, — медленно проговорила Аня. Медленно и — вбивая ножи в наивное грубое сердце. Перчатками Носова поправила мягкую сумку, висевшую через плечо. — Пойдем со мной, говорю. — Иди нафиг! — прикрикнула Оля, медленно терявшая терпение. Олю до дрожи бесило в Носовой всё, каждая мелочь, каждый жест. Чего стоил только стиль Ани: все эти ее шмотки из секонда, обкромсанные как попало черные волосы, странные вызывающие макияжи. Сущность Будиловой, выросшей с матерью-парикмахершей и дружившей с модницами вроде Даши, категорически отказывалась принимать эту девицу за личность. Оля стояла, переминаясь с ноги на ногу, мерзла, краснела от холода и думала — что же она увидит, если пойдет за Носовой. Они, наверное, окажутся в паршивом гараже, где воняет едким потом и повсюду валяются бутылки. Аня тоже бесилась от вида Будиловой: от ее рыжих волос, вульгарных юбок и кофт, от позиции «я хочу быть содержанкой и не прочь заработать на новую сумочку ртом». Но в отличие от Оли, Аня умела видеть в людях две стороны медали. Одна сторона — яркая, вызывающая, кокетливая — ей категорически не нравилась. Зато другая была очень даже ничего — та, которую первая модница в классе демонстрировала редко и недолго. Иногда Носову поражало, как Будилова умела вбрасывать что-то умное и выбивающееся из ее образа красивой дурочки. Как Оля внезапно говорила про «Бегущую по волнам», Чехова, сестер Бронте. — Ты прям как Мэрилин, — сказала Носова, пнув комок снега, лежавший у ее ног. — Почему? — фыркнула Оля. Не спросила «кто?». Спросила «почему?». Аня довольно усмехнулась. — Влезла в один образ и живешь теперь в нем. — С чего ты решила, что я в образе? — Потому что ты не такая тупая. Оля опустила взгляд. Она позволила Ане увлечь ее разговором, пока ждала машинку. Но машинка не ехала, а увлеченность становилась ненормальной. Сама мысль о том, что Будиловой может быть интересно стоять рядом с придурочной Носовой — не укладывалась в голове. — Так что за место? — сдавшись, Оля перебросила сумку со сгиба локтя на плечо. Еще и без шапки. — Все-таки интересно тебе, Будилова? Аня проговаривала фамилию Оли неторопливо и с особым наслаждением. Она смаковала вот это «Буди», плавно перекидывала на «лова», катала шарик со словами от одной щеки к другой. Оля сделала вид, будто совсем не заинтригована. А когда спустя час начал названивать ее новый мужчина — она и вовсе выключила телефон, откинув его на липкий стол. Путь был долгий и мучительно молчаливый. Хорошо у них получалось только язвить друг на друга, но точно не мило беседовать. — Ты меня почему так ненавидишь? — невинным голоском спросила Аня. Этот вопрос ее мучил с тех самых пор, как она вышла с домашнего обучения. А задать его решилась только сейчас, когда поблизости, в усыпанных снегом дворах, не было лишних ушей. — Мне просто неприятны такие, как ты, — просто ответила Оля, пожав плечами. Вся продрогла. Рассчитывала ужинать в дорогом ресторане, а в итоге брела по улицам с девочкой-эмо. Хоть бы никто из знакомых не увидел… — А вообще — мне на всех пофиг. — Так мы с тобой, Будилова, одинаковые, — усмехнулась Аня, попытавшись закинуть руку на плечо Оли. Та дернулась, сморщилась неприязненно. Она — похожа на эту жалкую Носову? Глупости. — Че-е? — чертыхнулась возмущенная Оля, заскользив каблучками по асфальту, спустила сумку на сгиб локтя. — Носова, ты фигню-то не неси, а то я быстро позову своих ребят. — Каких? — ухмыльнулась Аня. Оля подумала — ну и отмороженная же эта эмо-дура. У нее и ухмылка больная, нездоровая, маниакальная. И эти чернющие глаза, волосы, закрывавшие пол-лица — это всё до жути отвращало. Аня подумала — как можно быть такой искусственной куклой? Смеяться так неправдоподобно? Делать вид, что радуешься, когда тебя хотят все парни в классе? — Слушай, Будилова, — Аня панически боялась назвать суку-стерву по имени. «Оля» — будто бы раскрывало ее щемящее тоскливое чувство, глубоко запрятанное в груди. — Тебе реально нравится, когда тебя считают просто дыркой? Оля моргнула пару раз, вынула заледеневшими руками сигарету из кармана. Она чувствовала себя теткой за тридцать. А ведь ей всего-то пятнадцать. Странно это. Ей нравилось носить мини, демонстрировать свою красоту, она наслаждалась комплиментами, желала всегда быть красоткой номер один в классе. Но всё, чем восхищались другие люди — ее внешность. Никто не пытался говорить с ней по душам (кроме Пифа), никто не пытался узнать ее личность. Сексуальная. Красивая. Глупая. Дура. — Ты ж ребенок еще, — продолжала Аня, заметив стеклянный взгляд Будиловой. — Когда взрослые мужики хотят пятнадцатилетку — это вообще жесть. Ты себя не ценишь. — Носова, — устало вздохнула Оля, выпустив дым. Она поджала замерзшие губы на секунду, остановилась напротив Ани. — Отвали от меня. Я ж тебе тресну. И всё это она сказала без шутливости. Губы ее не дрогнули в улыбке, глаза не сверкнули. Она не любила погружаться в свои мысли, чтобы жилось легче и веселее. А Аня, напротив, в последнее время только там и жила — в своих мыслях. Аня открыла дверь офиса. Оля осмотрелась, смело зашла, вздернув подбородок, а Носова смотрела ей вслед с нахальной улыбочкой. — Тебя пинают, а ты непробиваемая, да? — Будилова поставила сумку на липкий столик в чайных разводах. Аня наконец-то увидела, что кукольная Оля умеет разгибать вечно полусогнутую руку. — Да, — Аня, не снимая куртку, упала на диван, подняв за собой пыль. Оля махнула рукой перед своим лицом. — Знаешь, как меня называют в нашей тусовке? — она выразительно посмотрела на высокую Будилову исподлобья, но та не ответила, только руки сложила на груди и бровь вскинула. — Марла. — Вау, Носова, ты такая необычная, — хмыкнула Оля. — Назвалась в честь героини «Бойцовского клуба», что ли? Аня хлопнула ресницами. Удивленно открыла рот. Сердце пропустило удар. — Все-таки ты не дура, — кивнула она своим мыслям. — Почему же ты позволяешь всяким чувакам смотреть на тебя, как на вещь? — Не хочу быть, как моя мамуля. Чтоб мне ребенка заделали и свалили. — Садись, — Аня присела, похлопав по месту рядом с собой. Оля не любила такие места. Хотя кого она обманывала, когда брезгливо морщилась? Ища любви в Лехе — позволяла ему трахать себя грубо и без чувств. Ища любви во взрослых мужиках — позволяла им водить себя по ресторанам и вешать лапшу на уши, а потом отсасывала в номере гостиницы. Ей и не в таких местах приходилось бывать. Эта комнатушка — далеко не самая плохая. Оля упала, широко расставив ноги. Отпустила напряжение дня, сорвала с лица маску вечной принцесски. Стала человеком. Стала маленькой Олечкой, мечтавшей о полной семье и собаке. — Я иногда хочу просто сказать что-то, — сказала Оля, считая мелкие трещинки, оплетавшие угол между потолком и стеной. Она даже забыла, что рядом сидела Носова, а не какой-нибудь Епифанов. — Но меня никто не слушает. — У тебя просто «синдром Мэрилин Монро», — Аня вытащила изо рта жвачку и прилепила ее к столешнице. — Хочешь быть чем-то большим, чем просто красотка, а в итоге не получается. — Да-а, точно, — кивнула Оля. Может, эта Носова не так уж и плоха? Она села в пол-оборота, сняла ботинок и одну ногу подогнула под себя, а вторую оставила на полу. Аня тоже повернулась к ней. Они взглянули друг на друга, словно впервые. Увидели друг друга настоящими, живыми. Не шаблонами школьной иерархии. — Ты тоже не тупица, Аня, — Оля удивилась тому, как легко это имя сорвалось с ее губ. Она почти дернулась, ей почти резануло по ушам звучание этого «Аня». — Зачем ты так выделываешься? Знаешь, как обычно кончают такие люди? — Как? — Изгоями общества становятся. — Я уже. — И умрешь в одиночестве. — Да мне пофиг, — пожала плечами Носова. — Я уже мертва. Мне уже так плохо, Будилова, ты прям не представляешь. — Да всем плохо. Аня кивнула, поникнув. — А ты на похороны мои придешь если что? — Ты умирать, что ли, собралась? — хмыкнула Будилова. Пальцами скручивала волосы, завязанные в хвостик. — Рано тебе. — А потом поздно будет. Пока совсем не сгнил человек, лучше ликвидироваться. Оля засмеялась. Натурально. Заливисто и главное — заразительно. Аня улыбнулась, но слабо. И всё равно ее никто не понимал — даже эта Будилова, которая сама сталкивалась с жизненными несправедливостями. — Поцелуемся может, Будилова? — Аня резко подалась чуть вперед. Изумленная Оля шарахнулась назад. — Ты че? — она придержала Аню за плечи. — Совсем поехала кукухой? Я не такая. — Так и я, — усмехнулась Аня. — Просто попробуем. По приколу, знаешь. Носова обрела невиданную смелость и нависла над беспомощной Будиловой. Та не знала, куда деть глаза, куда деть руки, всё еще вяло сжимавшие анины плечи, не знала, куда деть ноги, между которыми втиснулось чужое колено. Ане давно хотелось узнать, каково это — целовать самую красивую девочку в классе? Ту самую стерву, которая над всеми смеется, но краснеет от таких вот дурацких вещей, как близкое дыхание другой девочки? Аня ухмыльнулась и припала к подбородку Будиловой. Та обомлела вся. Она искала в себе силу и желание сбежать, но находила просто желание, которое колотилось в девичьей груди. Влажный язык скользнул по скуле Оли. — Ты больная, Носова! — неохотно заверещала она, всё еще не сводя взгляда с Ани. Оля умела целоваться. Не думая о последствиях, она обхватила руками лицо Носовой и впилась в приоткрытые губы. Аня тут же ощутила на губах клубничный блеск. У нее от напряжения задрожали ноги — так долго она стояла на коленях, нависая над Будиловой. Оля резко прикусила нижнюю губу Ани, та простонала негромко. Пыль вилась вокруг них, волосы лохматились, а спины горели в куртках, но еще в воздухе витал запах горячечного желания и яркой клубники. Растрепанная, Оля подошла к зеркалу. Аня всё еще сидела на диване и прижимала к сердцу ладонь. — Это нормально, что у меня щас сердце откажет? — Конечно, — ухмыльнулась Оля, намазав губы блеском. Нет, все-таки эта Носова — жуть какая противная. Еще и одежда эта ее… — Приходи завтра! — Аня подскочила, когда Будилова собралась и уже начала открывать дверь. — Может быть, приду. И ушла, оставив после себя только тоненький аромат цветочных дешевых духов и проклятой клубники. Аня снова упала на диван.