Влюблен

Соня невероятная. Игорь смотрит на нее — а как будто на солнце. Так ярко сияет ее улыбка, что слепит. И сердце в груди часто-часто бьется, словно птичка маленькая, которая впервые почувствовала тепло — и сразу безрассудно бросается в огонь. Игорю кажется, что он тоже бросается в огонь — так жарко становится, когда ладошка Сони сжимает его ладонь, дрожащую, холодную и влажную. Игорь замирает, перестает дышать, едва уловимо проводит большим пальцем по ее тонким пальчикам, гладит. А в голове — пустота, и мягкий шоколад Сониных глаз льется-льется-льется… Игорь тонет. По ощущениям — неминуемо, не спасти уже. Соня по-хозяйски падает на кровать, вытягивает длинные стройные ноги, хохочет, мелодичный ее голос складывается в очередную смешную историю про сестер, а Игорь не может отвести глаз от темных кудрей, рассыпавшихся по его подушкам. Холодное зимнее солнце разливается золотом в ее волосах, и Игорь думает: «Пусть подушки сохранят ее запах, пожалуйста, пусть! Тогда можно навечно остаться в кровати, и больше никогда-никогда не вставать». Игорь влюблен. Влюблен в нее бесповоротно и до конца — так, как умеет любить только пятнадцатилетний мальчишка. А Соня только смеется и, кажется, совсем-совсем не замечает, как дрожат его руки, когда он ее обнимает, и как предательски заливает неровным румянцем щеки. Рома другой. Рома уверен в себе, а это злит. Он позволяет себе по-свойски закидывать руку на Сонино плечо, ухмыляться ей и грязно шутить. Игорь думает, что Соня вот-вот его осадит, пошлет куда подальше как-нибудь остро, как она умеет, но она как будто не видит, не замечает… Проводит с Ромой все больше времени, пытается ему понравиться и тащит Игоря на его дурацкий стэндап. У Игоря внутри буря. Рушится все с оглушительным звоном, стоном и криками. То ли бабочки умирают (фу, как банально), то ли здравый смысл из-под обломков пытается докричаться: «Такой, как ты, ей не нужен, очнись, Игорюшка!» И он правда будто приходит в себя, стоя у выхода клуба, и впервые картинка четкая, не слепят золотом кудри, не топит шоколад: Соня уходит с Ромой в обнимку. Игорь смотрит им вслед и думает: «Пожалуйста, обернись — и я прощу, честно, прощу. И буду любить тебя дальше, любить так, как он не будет. Пожалуйста, обернись». Но Соня не оборачивается. И Игорь чувствует, как стремительно он ее теряет. В комнате без ее смеха пусто. Даже солнце, кажется, перестало заглядывать в морозные окна. Игорь прижимается щекой к подушке, листает галерею, сплошь состоящую из их фотографий, и ловит последние нотки ее духов. Скоро Сони совсем у него не останется. Теперь Рома будет ее обнимать, слушать истории про сестер, держать в руках ее тонкие пальчики, дышать ее духами… Зависть и обида ехидно скребут прямо по раненому сердцу. У Игоря есть два дня, чтобы смириться с отсутствием Сони в своей жизни. Придется выходить из дома раньше, обходить тридцать вторую квартиру, не покупать Сонин любимый персиковый сок, пересаживаться за другую парту… Вся жизнь рушится — и Игорь не знает, как это пережить. Трель дверного звонка вырывает его из мыслей о мрачном будущем. Наверняка мама пришла с работы и ей лень доставать ключи. Игорь плетется в коридор, два раза поворачивает ключ, открывает дверь. Сердце трепыхается и тянется навстречу Соне, стоящей на пороге. У нее щеки заливает румянцем то ли от холода, то ли от бега, а в глазах — кажется Игорю — застыли слезы. Он не успевает даже удивиться, как тонкие ее руки обнимают его за шею. Игорь чувствует Сонино горячее дыхание кожей и не может пошевелиться. — Игорь, прости меня, прости-прости-прости, я такая дура! Соня плачет, и ее слезы прожигают в груди дыру, капают прямо в сердце. Игорь не спрашивает ничего, просто поднимает руки и прижимает Соню к себе. Он гладит ее по спине, прижимается щекой к пушистой макушке, вдыхает ее запах и закрывает глаза. Игорь влюблен. Влюблен в нее бесповоротно и до конца — так, как умеет любить только пятнадцатилетний мальчишка. Поэтому он прощает ее — и всегда готов прощать.