Всегда

Пустая квартира окутана полумраком. Только огоньки висящей под потолком гирлянды по-праздничному подмигивают мне. Гирлянду я никогда не снимаю. Она создаёт иллюзию праздника. Иногда это помогает обмануть собственное сознание и заставить себя представить, что всё не так уж хреново. Окно по ту сторону затянуто тьмой промозглой осенней ночи. Я сижу на полу и всматриваюсь в эту темноту. Затягивающую. Вязкую. Глубокую. И я жду. Жду, когда меня накроет. У меня ещё остался целый блистер. Целых десять таблеток. Их хватит дня на три, а если получится растянуть, то и на все четыре. Три или четыре дня я смогу спать. В моих снах всегда ночь. Вечная зима, холод и снег. Снег падает пепельными хлопьями с тяжёлого неба, накрывает плотным ковром мёртвый город. Город, как и ночь, — всегда мёртвый. В этом их стабильность. Огни в окнах домов горят жёлтым светом, и он кажется обманчиво тёплым. Но я знаю, что за ним кроется пустота. Пустые квартиры, в которых нет жизни. Здесь всё остановилось. Застыло на одном моменте, в одном времени. Пустой город, населённый только тенями. Я иду по заснеженному проспекту. Мне нужно домой, нужно к маме, нужно сказать ей что-то очень важное, но я боюсь, что не успею. Я уже вижу знакомый балкон и свет в окне. Попадая сюда, я всегда забываю, что здесь всё мёртвое и пустое, и не понимаю, что уже опоздал. Может, всего на минуту, а может, на целую вечность. Железная дверь, подъезд, исписанные стены, заплёванный пол. Лифт не работает. На ступеньках в углу — смятая банка и окурки. Я поднимаюсь, отсчитывая этажи, и с каждым моим шагом света вокруг становится меньше. Мне нужен пятый. Между третьим и четвёртым совсем темно. Приходится идти на ощупь. Площадка кажется слишком узкой. Я задеваю плечом стену. Шаг — и рука натыкается на вторую. Вокруг — только стены, и это тупик. Позади распахивается дверь, холодный ветер врывается в лёгкие, бросает за шиворот ледяную снежную крупу, и чьи-то руки хватают за плечи и тянут назад. — Ты выпил таблетки? — Да. Огоньки гирлянды под потолком мерцают жёлтым и белым. У меня каждый день Новый Год. Такой же, какой был вчера и позавчера. Такой же, какой продолжается уже несколько лет. Такой же, какой, может быть, будет завтра. Может быть, будет завтра. В автобусе много людей. Очень много. Я с трудом пробираюсь на заднюю площадку, пока меня совсем не раздавили. Поворачиваюсь к окну, отворачиваюсь от людей. Не то, чтобы я не хотел их видеть, я не хочу, чтобы они видели меня. Мне неудобно находиться под их взглядами, ощущать их тяжесть, чувствовать непонимание, раздражение и ненависть. Когда я стою спиной, они меня не замечают, не обращают внимания и проходят мимо. За окном темно. Снежные хлопья налипли на стекло почти непроницаемым слоем, и я не вижу своё отражение. Это к лучшему. Не вижу я, — не увидят и они. Я закрываю глаза. Вместо людей — тени. С ними комфортнее, чем с людьми, и они мне даже чем-то нравятся. У них нет лиц, только тёмные бесполые силуэты. Но иногда они принимают чьи-то обличия. Натягивают эти самые лица, достают их из прошлого, из забытых воспоминаний, из самых тёмных и пыльных глубин подсознания. Однажды один человек, переживший клиническую смерть, сказал мне, что тоже их видит. Видит мои тени. Тогда я сам их не видел, и не знал, что они всегда рядом. Всегда стоят у меня за спиной. Сейчас я знаю и вижу. Их двое и у них есть имена. Мы были знакомы, когда они ещё были людьми. Но здесь их давно уже нет. Теперь они там, где всегда холодно, в том вечно мёртвом городе, в вечной зиме, в моих снах. Автобус останавливается, и я выхожу. Из чёрной бездны нависающего купола неба медленно падают пушистые хлопья. Холодно. Зимой я всегда мёрзну. Они идут рядом. Снег тихо хрустит под ногами, вдавливаемый парой ботинок, и на белом ковре остаётся одинокая дорожка следов. На столе — чай и сигареты. В блистере — две таблетки. А под потолком праздничная гирлянда издевается над сознанием, заставляя верить, вселяет призрачную надежду. Весёлые огоньки смеются надо мной и над теми двумя, кого никто не видит. Подмигните мне ещё раз, прежде чем… Я просыпаюсь от холода. В квартире темно. Сквозь заиндевевшее стекло с улицы просачивается тусклый свет фонаря. — Ты таблетки выпил? — от прикосновения пальцев кожа вспыхивает огнём, но лучше так, чем постоянно ощущать только холод. Одеяло невесомым облаком опускается на тело, обнимает и согревает в своих объятиях. Город утопает под снегом. Он кружится в воздухе, подхваченный ветром, танцует свой бесконечный танец. Пустые дома смотрят на пустые улицы пустыми окнами пустых квартир. Мне надо к маме, надо успеть сказать что-то очень важное, и я уже вижу знакомый балкон. Но снега так много, что невозможно идти. И он продолжает падать белой пеленой перед глазами. Он становится тяжёлым и липким. Однажды меня засыплет этим снегом, как и всё вокруг. Накроет с головой, заставит остаться здесь, в мёртвом городе, где время навсегда остановилось. — Да, выпил, — слышу собственный тихий голос.

***

— Мне холодно. Почему эта зима такая долгая? — Теперь так будет всегда. Здесь всегда зима.