Like Sun to the Darkest Days

      Сонхва получает звонок посреди ночи — или, по крайней мере, очень поздно вечером, и это будит его. Обычно никто из его знакомых не звонит ему в половине десятого — он может по пальцам двух рук пересчитать случаи, когда ему поступали неожиданные звонки так поздно, и уверен, что более половины из них можно отнести на счёт одного человека — их социального работника. Вздохнув, Сонхва смотрит на телефон и видит на дисплее имя их социального работника.       Он переводит взгляд на Хонджуна, который уже наблюдает за ним, вздыхает и принимает вызов. — Да? — Сонхва, слава богу, ты взял трубку, извини, что звоню так поздно, но это срочно. — Мы не можем взять ещё одного ребёнка, Чэюн, ты ведь знаешь об этом, — говорит Сонхва, сразу же проводя между ними черту. Он не хочет быть втянутым, чтобы позднее не пожалеть. — Я знаю, — начинает Чэюн. Она делает небольшую паузу, прежде чем продолжить: — Я знаю, поверь мне, но Сонхва. Этот ребёнок, я не знаю, куда ещё я могу его пристроить. Он ровесник Ёсана и остальных, даже на год не старше Чонхо. — Почему ты не можешь пристроить его куда-нибудь ещё? Я сказал тебе вычеркнуть нас из списка экстренных случаев, пятерых более чем достаточно, — возражает Сонхва. Он уверен, что его голос по-прежнему твёрд, но его решимость, определённо, рушится. Он смотрит на Хонджуна, который одними губами говорит у тебя получится и ободряюще поднимает два кулака. — Я никому не доверяю так, как вам двоим. Большинство людей в этом списке хотят детей помладше, а те, кто говорит, что готовы принять подростков, — новички или у них уже есть дети. — У нас уже есть дети, — возражает Сонхва. — Да, но я знаю вас, ребята. Я знаю вашу семью и знаю, что вы справитесь с ним. — Ты так и не дала мне нормального ответа, Чэюн, — с нажимом говорит Сонхва и слышит на другом конце линии тяжёлый вздох. — Я просто хочу, чтобы он был в безопасном месте. Там, где я на сто процентов уверена, что ему не причинят боль. Он через многое прошёл, Хва, и ты знаешь, что я делаю всё возможное, когда размещаю детей, и, возможно, я просто параноик, но он заслуживает получить место, где он мог бы чувствовать себя спокойно. Иногда приёмные семьи не так хороши, как кажутся, ты на примере Чонхо знаешь об этом, — говорит Чэюн, и Сонхва понимает, почему она так говорит — потому что он мягкий, и она знает это, она играет с ним. — Ты не можешь этого сделать, — умоляет он, но в его голосе уже нет прежней уверенности. Ещё один взгляд на Хонджуна показывает его побеждённый вид, и он закатывает глаза. — Где он сейчас? В твоём офисе? — Нет, он в больнице, но его скоро выпишут, — Сонхва клянётся, что в её голосе слышится облегчение. — Я всё ещё ничего не знаю, — ворчит он, — что с ним случилось? — Я не могу вдаваться в подробности, пока вы не скажете мне, что хотя бы подумаете, но ситуация ужасна. Последние три года он жил со своим отцом, до этого он уже некоторое время находился в системе. Он пережил много физического и психического насилия. Также он подвергся сексуальному насилию, — добавляет она со вздохом. Сонхва закрывает глаза и пощипывает переносицу. — Он агрессивный?       Момент колебания перед ответом более красноречив, чем сам ответ. — Нет. Не… это не так. Он… ему просто больно, — говорит Чэюн. — Мы не можем взять его, если он представляет опасность для других детей. Они тоже исцеляются. Сан и Чонхо не могут спать в отдельных кроватях, а Минги время от времени мучают кошмары. Я не могу рисковать их прогрессом, — он с гордостью отмечает, что снова проявляет твёрдость. — Он не проявляет физической агрессии. Может быть, если его загнать в угол, но, честно говоря, я не знаю. Он… он был привязан к кровати, когда его нашла полиция, и, судя по всему, это продолжалось некоторое время. У него истощение. Он накричал на медсестёр, правда, очень сильно. Он не хочет, чтобы кто-нибудь прикасался к нему. Я действительно не думаю, что он опасен, вы знаете, я бы не стала подвергать вас и мальчиков риску. — Он был привязан к кровати? — выдыхает Сонхва недоверчиво. — Да, и это, определённо, не самое худшее, что с ним могло произойти, — говорит Чэюн.       Сонхва смотрит на Хонджуна и чувствует, как слёзы наворачиваются на глаза — почему ему всегда нужно быть таким мягким?       Хонджун откидывается на подушку и вздыхает: — Ну, у нас осталась одна комната для гостей. Думаю, твоя мама больше не сможет навещать нас, — он пожимает плечами. Сонхва обдумывает слова мужа. — Мы можем взять его на две недели, максимум на месяц, чтобы дать тебе больше времени на поиски хорошей семьи. Мы находимся в середине процесса усыновления Сана и Чонхо, и не можем допустить, чтобы что-то помешало этому, а судья может счесть ещё одно пополнение в семье слишком нестабильным. Ты его привезёшь или мне нужно его забрать? — Спасибо, — после минуты молчания говорит она, в её голосе явно слышится облегчение,— спасибо, Хва. Я привезу его. Есть пара бланков, где мне нужно расписаться, после он сможет уйти. Спасибо. — Не благодари меня раньше времени. Если он не сможет жить с нами, доставляя мальчикам неудобства, он не сможет остаться. — Мы будем максимум через час. Я подброшу его, а завтра, если у вас будет время, мы сможем нормально поговорить, и я передам вам всю имеющуюся у меня информацию. И я вычеркну вас из списка, на этот раз по-настоящему, — Чэюн снова говорит деловым голосом, а Сонхва слегка качает головой. — Хорошо, скоро увидимся, — он вешает трубку и со стоном зарывается в грудь Хонджуна. Он скорее чувствует, как Хонджун хихикает, чем слышит его. — Пойдём приготовим комнату? — Я сам сделаю это, детка. Поспи немного, завтра тебе рано вставать, — отказывается Сонхва и снова поднимается. — Почему я не могу сказать «нет»? Мы должны были знать об этом с самого начала; нужно было дать твой номер, а не мой.       Хонджун тихо смеётся, но затем становится серьёзным: — Ты сказал «да», потому что должен был. Я не слышал всего, что Чэюн говорила об этом мальчике, но выражение твоего лица сказало достаточно. Я также не понимаю, кого ты обманываешь своей идеей от двух недель до месяца. Ты не сможешь его отпустить, да и я, наверное, тоже. — Мы этого не знаем. Судя по словам Чэюн, у него огромное количество травм. — Разве это не будет дополнительной причиной, чтобы позволить ему остаться? Откуда мы знаем, что он в безопасности и откуда мы будем знать, что он может сосредоточиться на решении своих проблем? — Мы должны думать и о других, Джун. Мы не сможем его оставить, если это навредит прогрессу других, и мы не должны принимать такое решение без них, — вздыхает Сонхва. Он знает, что Хонджун прав, но он никогда не умел отпускать ситуацию. — Посмотрим, как всё пойдёт, и обсудим с детьми, что они об этом думают. И через некоторое время оценим наше состояние ещё раз. — Я уверен, что Чэюн также ожидает, как мы привяжемся к нему и не сможем расстаться с ним через месяц. Завтра она предоставит мне всю информацию, которой располагает, и, наконец, окончательно вычеркнет наши имена из списка. — Она слишком хорошо нас знает, — смеётся Хонджун и снова ложится.       Сонхва улыбается и встаёт: — Я люблю тебя. — Я тоже тебя люблю, а теперь иди и приготовь комнату для мальчика.