***
— Нашел те сундуки, которые искал? — Адевале помогает забраться Эдварду на борт «Галки». Он знает, конечно, он знает. — Не повезло, Аде. Я этого не делал. — отвечает Кенуэй, избегая зрительного контакта с квартирмейстером. Он встает за штурвал и уводит свою «Галку» подальше от Сантанильи — ее призрак будет преследовать Эдварда вечно. — So a long goodbye to all you dears With a heave-o, haul! Don't cry for us, don't waste yer tears Good mornin' ladies all!Часть 1
7 ноября 2023 г. в 19:05
— Мы здесь по какой-то причине, Эдвард? — осторожно спрашивает Адевале, глядя на маленький остров, к которому приближается «Галка».
— Я слышал о паре сундуков, которые хотел бы заполучить, — отвечает Эдвард, собираясь сойти с корабля. — Я скоро вернусь с золотом для всех вас, парни!
При этих словах его люди кричат от счастья и бросают якорь, начиная как обычно распевать одну из своих шанти:
— We are outward bound for Mobile town
With a heave-o, haul!
An' we'll heave the ol' wheel round an' round
Good mornin' ladies all!
Эдвард вздыхает, улыбка медленно гаснет, когда он вспоминает настающую причину, по которой вернулся сюда, в Сантанилью; он подозревает, что, вероятно, Адевале осведомлен об этом поводе — квартирмейстер не глупый человек.
Но, по крайней мере, у него хватило порядочности не сказать ни слова остальной команде: они бы не поняли своего капитана.
Как только Кенуэй оказывается на берегу, направляется к величественному храму майя.
Погода быстро меняется: облака закрывают солнце, все становится слишком похожим на тот мрачный день.
Эдварда там никто не ждет, даже зверя для охоты нет; сильный ветер проносится сквозь деревья, отчего те шевелятся, прогибаются в ту сторону, в которую он дует.
Кенуэй смотрит направо и безошибочно узнает мачту «Бенджамина»: шхуна стоит там до сих пор, со своими изодранными парусами.
— Ты все еще хочешь это сделать? — тихий голос спрашивает Эдварда в его голове, голос напоминает ему кого-то, кого он когда-то знал, кого он когда-то называл другом. — Друг? Теперь мы были просто друзьями? — саркастически спрашивает голос. — Не знал, что ты спал со всеми своими друзьями, Эдвард.
— Заткнись, — бормочет Кенуэй и продолжает идти, дрожа на ветру.
В этот раз забраться на храм майя легче: там нет ни солдат, желающих убить пирата, ни старых друзей, выкрикивающих приказы, готовых к приходу Эдварда.
— Должен признаться, ты застал меня врасплох. Вонзил мне нож в спину. Буквально. — несколько иронично шепчет голос в голове.
— Ты был первым, кто предал нас, повернулся ко мне спиной после всего, что мы сделали вместе! — Эдвард кричит в небо, ударяя в стену перед собой. — Ты предатель, Бен, а не я.
И все же голос не умолкает:
— Ты чувствуешь себя виноватым.
Эдвард стискивает зубы, перелезая через стену, пытаясь отогнать неизбежные печальные воспоминания, которые преследуют его ночью — они, Кенуэй и Хорниголд, опьяненные ромом и похотью, целующиеся и кусающиеся, их сердца бьются сильно и быстро, кожа прижимается к коже…
— Да, — голос смеется над этими образами. — ты скучаешь по мне, мой мальчик, скучаешь по своему старому Бенджамину.
— И что? — Эдварду приходится быть острожным, поскольку он взбирается все выше и выше и точно не хочет упасть. — Я не скучаю по тому, кем ты стал в конце. Я сделал то, что должен был сделать. Я поступил правильно.
Раздается громкий раскат грома, сотрясающий воздух, и вскоре после этого начинается дождь — но для Эдварда это не имеет значения, он почти достиг вершины, ему негде укрыться, и приходится терпеть.
— Как «правильно»? Так скажи мне, почему ты снова здесь, если у тебя нет горя? — голос издевается над ним. — Не говори мне, что теперь собираешься охотиться и за моей душей. Или что тебя беспокоит?
— Мне пришлось вернуться, вот и все, — Эдвард кряхтит от усилий, когда наконец достигает вершины, стоит на коленях, ему нужно отдышаться.
— О, посмотри туда, Эдвард.
Кенуэй знает, куда смотреть, просто не может забыть — на серой каменной плитке нечто красное.
— Ты хотел бы, чтобы она была ненастоящей, не так ли? — комментирует голос. — В тот момент, когда лезвие вонзилось мне прямо в спину, хлынула кровь, ты хотел бы, чтобы это был просто сон. Ты хотел бы просыпаться со мной, как это было давным-давно.
— Оставь меня в покое, Бен, — бормочет Эдвард, не сводя глаз с красного пятна, являющегося кровью Бенджамина.
В тот день они были так близки, тело, склонившееся над телом, так интимны: вот только времени на любезности и доброту у них не было.
Он убил его.
— Разве жизнь не жестока, Эдвард? Ты пришел сюда в поисках денег и славы, чтобы дать что-то своей семье. И вот однажды ты встретил меня, человека по имени Бенджамин Хорниголд и, о, разве это было не забавно, что в конечном итоге ты заботился обо мне? Ты верил, что нашел свое место, не так ли?
— Уходи!
— Ночи, проведенные за распитием рома и пением шанти, смехом и танцами. Это был рай, Эдвард, ты помнишь, как мы были счастливы? О боже, однажды мы даже целовались, забыв о наших сладких девочках — и вскоре обнаружили, что проводить время вместе было намного приятнее.
— Не надо.
— Но, к сожалению, всему хорошему приходит конец. И Нассау начал превращаться в отвратительное место! Повсюду распространялись болезни, женщины и дети умирали. Ты не мог ничего сделать, только смотреть, как я пытаюсь спасти его!
— Заткни свою пасть! — Эдвард сердито кричит в слезах, ударяя кулаками по каменной поверхности, и у него начинают болеть руки.
— Что вы делали с тех пор, как Нассау пал? Ничего, кроме убийств и хаоса. Если бы вы только поняли меня, если бы только выслушали то, что могли предложить тамплиеры… Может быть, мы могли бы снова быть вместе, плечом к плечу. И, возможно, ты бы сказал, что любишь меня.
— Хватит!
Раздается еще один раскат грома, дождь обрушивается на жалкую фигуру Эдварда; голос замолкает, и Кенуэй плачет, всхлипывает, схватившись за грудь.
— Я скучаю по тебе, Бен.