Осень

Старый дракон шагает по золотым, весело хрустящим под ногами листьям. Их то и дело ворошит ветер - и Чжун Ли посмеивается себе под нос, всë больше привыкая к маленьким радостям жизни смертных, но при том позволяя себе радоваться им, будто видит в первый раз. Впереди дорога долгая, но бывший архонт в себе не сомневается - осилит, дойдëт, с его-то телом, что явно покрепче любого человеческого. Впереди - то, ради чего можно пренебречь сном, чтобы добраться быстрее; то, что успокоит взбудораженную этим небольшим приключением душу и согреет замëрзшие в пути ладони куда лучше любого костра, с неохотой разгоравшегося на начинающей промерзать по ночам земле. Дракон пообещал своему фениксу, что навестит его этой осенью. Про себя он звал это обещание контрактом, и, следовательно, и мысли не допускал о том, чтобы не выполнить свою часть сделки. Феникс обещал в ответ согреть дракона вином, старыми историями и кротким, совсем не обжигающим пламенем, пляшущим на кончиках его пальцев, когда тот бережно касался чужого лица в неожиданном для них обоих порыве нежности. Чжун Ли и это считал частью их строгого контракта, но мысленно отмечал для себя: если Рагнвиндр сумеет удивить архонта чем-нибудь ещë вместо всего обещанного, что в итоге принесëт не меньшее удовольствие им обоим, то Моракс не будет так строг к исполнению прежних обещаний. Старый дракон улыбается про себя. Хоть память и крошилась, погребая в пыли эрозии воспоминания о прежних войнах и смутах, хоть порой терялись, размывались перед глазами лица и голоса из прежней, божественной жизни, и хоть Моракс всë чаще подменял в мыслях своë прежнее имя новым, человеческим - страшно не было. Новая жизнь, наполненная совсем простыми, но греющими душу радостями, мелочами, новыми людьми... быть может, забвение прежних лет и вовсе было наградой для отслужившего своë архонта? Золотые листья под ногами отзываются на философские мысли хрустом. Чжун Ли соглашается с ними и продолжает идти, надеясь скорее разглядеть меж холмами очертания крыши винокурни.

***

От жëлтых листьев несëт сладковатой гнилью, которая оседает на языке, внутри разума, пока Моракс проклинает своë бессмертие, сжав зубы и даже не пытаясь сдержать хриплый, отчаянный рык, рвущийся из груди. Эрозия милостиво отняла воспоминание о гибели его феникса на его же руках несколько лет назад. В этом году на Чжун Ли махнули рукой. Было бесполезно и пытаться остановить старика, всякую осень уходящего в пешее путешествие до знаменитой когда-то мондштадтской винокурни и возвращавшегося с первым снегом, когда покров из опавшей листвы промерзал достаточно, чтобы согнать с земли не то человека, не то зверя, свернувшегося на ней в ожидании знакомого тепла - или окончательного забвения лица, приналежащего когда-то человеку слоем промëрзшей почвы ниже. Сырые, давно потерявшие золотой оттенок листья густой пеленой накрывают теперь их обоих - дракон не находит ни сил, ни желания встать, даже когда пальцы сковывает холодом, а глаза стекленеют, подëрнувшись пеленой. Одной зимой Чжун Ли остаëтся на винокурне.