Монстры в Париже

Глаза у оборотня были человеческими. Зелеными, с круглыми зрачками. Испуганные блестящие от слез глаза. Да и сам оборотень в человеческой ипостаси был какой-то… Совсем не грозный. Очень молодой, всего на пару лет старше их с братом, высокий, но тонкий в кости, одетый в окровавленные лохмотья. В узенькое оконце под самым потолком подвала заглянул краешек луны, и оборотень, взвыв, рванулся к Эжену, но тут же отлетел назад, усмиренный цепью. Железный ошейник перехватывал его горло. Короткие кандалы крепко держали руки и ноги. Эжен не двинулся с места. Кожаная оплетка рукояти меча в его ладони нагрелась. Рука не дрожала, но собраться с силами оказалось неожиданно трудно. Присутствие отца и брата за спиной Эжен чувствовал всей кожей, но не позволял себе к ним обернуться. Обернуться значило признать свою слабость. А он не слабый. Он уже взрослый и сильный. А потому в состоянии сам нанести последний удар. Оборотень, кажется, что-то разглядел в лице тринадцатилетнего мальчика с короткой толстой косой на плече. Лицо твари сморщилось, по щекам потекли слезы. Оборотень перекосил окровавленный разбитый рот и заскулил. В человеческом облике это звучало мерзко и надрывно. Эжен поморщился. Для его тонкого, как говорит матушка, музыкального слуха, это звучало едва выносимо. Надо было, наверно, что-то сказать. Да, точно, традиционную формулу Ордена. Но Эжену вдруг стало совершенно все равно. Так бывало в детстве, когда очень-очень долго ждешь Рождество, а потом вдруг будто огонек внутри перегорает. И хочется уже только забраться на кровать брата, подлезть Александру под руку и лежать так, слушая, как близнец негромко рассказывает слышанную им от кого-то историю, щедро украшая ее собственными придумками. Меч, специально скованный под руку Эжена, взметнулся, как змея. Свистнул рассекаемый воздух. Оборотень, явно не ожидавший такой прыти от мальчика, изумленно распахнул глаза и опустил голову, разглядывая с хрустом проломившее ему ребра лезвие. Эжен налег всем телом и почувствовал, как острие вышло из спины приговоренного и коснулось стены. Только сейчас в голове всплыла нужная фраза: −Суд свершился, и приговор исполнен. – проговорил Эжен, рывком вырывая меч и одним ловким пируэтом отскакивая в сторону, чтобы не забрызгало кровью. Отец вышагнул из темноты с этим своим извечным непроницаемым выражением бледного точеного лица. Тонкие губы были плотно сжаты, и все-таки в голубых глазах Эжен отчетливо видел улыбку. На плечо мальчику легла тяжелая теплая рука. −Ты молодец, Эжен. – негромко проговорил отец, не глядя в сторону изогнувшегося в мучительной конвульсии и тут же застывшего оборотня. – Молодец. Александр тенью скользнул к брату, сжал его свободную от меча руку и улыбнулся так солнечно, что, кажется, весь подвал осветил. Он сам прошел Испытание неделей раньше. Даже слова приговора все в точности оттарабанил. Эжен сам слышал, как брат всю ночь их твердил, чтобы не забыть. Впрочем, у Александра и Испытание получилось сложнее. Эжен был там и видел ту девочку – растрепанную, грязную, едва ли старше их с братом. Ничто не выдавало в ней оборотня. Ровно до того мига, как Александр занес руку с мечом. То жутко искривившееся детское лицо, через которое проступили очертания ощерившейся морды, Эжену потом снилось. −Такими сыновьями, как у тебя, Джошуа, можно гордиться. – негромко проговорил стоявший у самых дверей Магистр. – Ты воспитал их твердыми духом и сильными телом. Эжен перевел на него взгляд и тут же почтительно склонил голову, как это было принято в Ордене. Брат рядом тоже поклонился. Не двинулся только отец. −Благодарю за доброту, Магистр Жан. – проговорил он. – Подтверждаешь ли ты, что мой сын Эжен Делакур прошел Испытание Кровью? −Подтверждаю. Магистр шагнул ближе, и свет двух укрепленных на противоположных стенах факелов осветил его лицо с давним шрамом от ожога на правой щеке. Резкая складка губ и нахмуренные брови придавали ему вид такой грозный, что Эжену он показался страшнее всех оборотней на свете. −Подтверждаю и допускаю Эжена до Испытания Охотой. – продолжил Магистр, разглядывая обоих братьев. – Ровно через три года он должен будет показать все свое умение и мастерство перед лицом Ордена. Тогда и только тогда Орден решит, достоин ли твой сын нести наш общий Крест. Эжен невольно облизал губы. Ему сбоку было отлично видно белый крестообразный шрам у отца на шее. Точно такой же, как у мамы. Такой, какой непременно будет и у них с братом. Магистр благосклонно улыбнулся близнецам и, шелестя темным плащом, вышел, чуть склонив голову, чтобы не задеть низкий дверной проем. Отец обнял Эжена с Александром за плечи и тоже повел прочь. Кто-то неслышно вышагнул из темноты, забрав из руки Эжен окровавленный меч. −Я очень горжусь вами. – проговорил вдруг отец, когда они преодолевали длинную широкую лестницу, ведущую из подвала к жилым этажам. – Тобой, Александр, что не позволил обмануть себя невинным обликом. И тобой, Эжен, что не отступил перед монстром в человеческой шкуре. Я убежден, что три года спустя Орден получит двоих замечательных охотников. −Отец… − негромко спросил Эжен, теребя кончик куцей косы, которую с таким старанием заплетала мама. – А этот оборотень… Он успел убить кого-то? −Хвала Господу, нет. – отозвался отец. – Мы сумели выследить и поймать его раньше, чем он навредил кому-то. −А может такое быть, чтобы оборотень… − Эжен запнулся, прикусил губу, но все же упрямо договорил. – Не навредил? Шумно втянул воздух Александр. Отец остановился на середине пролета, под темным от времени портретом какой-то женщины в доспехах. Единственным ярким пятном на старом полотне были очень светлые, почти белые волосы неизвестной охотницы. Светлые глаза отца внимательно вгляделись в лицо Эжена. −Ты ведь уже взрослый, Эжен. – негромко проговорил отец. – И ты должен понимать, что под луной любой оборотень превращается в чудовище, которое ведет лишь одно желание – убивать. Разорвать, вылакать кровь, сожрать. От этого недуга нет лекарства, кроме меча. Поверь, сын, мне бесконечно жаль этих несчастных, и наш кардинал неустанно молится за упокой их несчастных душ. Но позволять им ходить по земле, среди людей… Мы не можем. На то мы и Орден Палачей, разве ты забыл? Выдерживать этот пристальный взгляд становилось все сложнее, и Эжен все-таки опустил голову. −Я помню, отец. – прошептал он перехваченным спазмом горлом. – Помню… Прости, что засомневался. Большая надежная ладонь отца легла ему на голову. Встрепала выбившиеся из косы кудряшки. −Я рад, что ты задал мне этот вопрос, Эжен. И рад, что развеял твои сомнения именно сейчас. Потому что на охоте нельзя сомневаться. Сомнение – это промедление. А промедление… −Это смерть. – хором закончили братья. Отец с улыбкой привлек обоих сыновей к себе и проговорил, глядя на портрет женщины в доспехах: −Воистину Палачи – не убийцы. Мы лишь исполняем Волю Божью, по мере наших скромных сил очищая мир от скверны и зла. Эжен крепче прижался щекой к плотной ткани отцовского камзола и скосил глаза на окно. Там, в непроглядной темноте осенней ночи, прятался в паутине узких улочек Париж. Блестящий и шумный, мрачный и грязный, полный людей и тех, кто людьми только притворяется. Тех, кто тщательно прячет под любезной улыбкой волчий оскал. Тех, за кем однажды придет Орден Палачей. Они с Александром придут.