***
1992 — Ма-алк, — тихо тянет звонкий девчачий голосок, хозяйка которого нерешительно замирает на пороге его комнаты с большим плюшевым рыжим котом в руках — его подарок на её первый день рождения, с которым малышка не расстаётся, кажется, ни на секунду. С Марком, соответственно, тоже. Юля, к общему удивлению всех, тянется к нему едва ли не с самых первых дней: успокаивается, стоит ему оказаться в поле её зрения, делает свои первые шаги ему навстречу, падая в его объятия, а после, научившись ходить, бегает за ним хвостиком с вечным: «Ма-алк» с невыговариваемой «р». «Малк» же не против такого «хвостика» ни разу — этой крохе он позволяет буквально (в разумных пределах, само собой) всё: от катания на его плечах и поедания конфет из его запасов (обнаружив однажды маленькую воришку его сладостей, Марк только смеётся, протягивая Юле горстку конфет. Для неё не жалко) до ночных пробуждений и детских жалоб на мелочи жизни, которые в её возрасте ещё кажутся катастрофой вселенского масштаба. — Плохой сон? — Да, — хмурится малышка, силясь, чтобы не заплакать от страха. — И монстр под кроватью, — Юля ещё не выговаривает не особо поддающуюся «р», но стрательно рычит в любой удобной ситуации. — Залазь, — Марк откидывает уголок одеяла и с улыбкой наблюдает, как девочка несётся к кровати и ныряет к нему под бок, обнимая его маленькими ручками. — Так не страшно? — Не страшно, — кивает она, закрывая глазки. — Когда ты рядом, мне вообще не страшно. С ним рядом не страшно спать, не страшно учиться ездить на велосипеде, лазить по деревьям и обрабатывать разбитые коленки. С ним можно плакать, когда больно, хохотать, когда смешно, и недовольно хмурить брови, когда он чересчур умничает. Юля пока не понимает, что это значит для неё, но доверчиво льнёт к Марку, обещая себе, что они никогда-никогда не расстанутся.***
Новогодняя ночь 1993-1994 — Ты что, не веришь в чудо? — девчонка с забавно разлохмаченным хвостиком на затылке и большими карими глазами смотрит на него удивлённым донельзя взглядом. — Я уже слишком большой, — он по-взрослому хмурит брови в ответ. Если, конечно, четырнадцатилетнего пацана уже можно назвать взрослым, — чтобы верить в чудо. — За… — она хмурится, пытаясь вспомнить новое слово, значение которого узнала на днях, — зануда, вот ты кто, — обиженно надувает губы девочка, скрестив на груди руки. — В чудо верить никогда не поздно, понимаешь? Нужно просто взять и поверить. — Юлька, — парнишка щёлкает её по носу, улыбаясь уголками губ, однако Юля не реагирует на этот жест, продолжая испепелять его пронзительным взглядом. — Вот упрямая, а! — Сам такой! — фыркает девчонка, не до конца понимая значение слова. Если Марк говорит это с такой окраской, то это наверняка что-то обидное, а кто как обзывается, тот так и называется — сам такому учил, когда её дразнили мальчишки в детском саду. — Как осёл, да, — кивает он, из последних сил сдерживая смех, когда ещё не понимающая сравнения Юля хмурится. — Ладно, давай будем караулить твоего деда мороза. Смотри, не усни, мелкая! — Готов поспорить, что она уснёт раньше всех, — дразнит проходящий мимо Денис. — Бе-бе-бе, — Юля высовывает язык, дразня брата, — а вот и не усну! — Уснёшь! — фыркает парнишка. — Нет! — Хватит спорить, — хмурится Марк, наблюдая за типичной ссорой младших Паршут. — Юлька, если ты уснёшь, я тебя разбужу, когда дед Мороз придёт. — Ой, да его… — договорить Денис не успевает — Марк одаряет его слишком красноречивым взглядом, так и кричащим: «Посмеешь ей рассказать — прибью!». — Молчу, — фыркает младший Паршута, с поднятыми вверх руками отправляясь на выход из комнаты. — Мелкая, пойдём гулять, а? — А снеговика слепим, да? — Да кого угодно!***
1995 — А мне понравится в школе? А сколько я там буду учиться? — тараторит Юля, в нетерпение подпрыгивая на месте так, что вместе с ней подпрыгивают и большие белые банты, удерживающие два забавных хвостика. — А где я там буду кушать, когда проголодаюсь? А что, мне там правда-правда одиннадцать лет учиться? А я пойду в музыкалку как ты? А… — Успокойся, егоза, — смеётся мама, поправляя дочери воротник платьица, — Марк сейчас с ума сойдёт от потока твоих вопросов и убежит. — Потока? А что такое поток? — хмурится девочка, переводя взор на Тишмана с немой просьбой объяснить, что, куда и зачем. Марк в её глазах взрослый и, наверняка, очень умный — знает значения таких слов. — Это когда чего-то очень-очень много и оно куда-то несётся, — как можно разборчивее для детского понимания объясняет он, присаживаясь перед Юлей на корточки. — То есть когда я на кого-то несусь, я поток? Ты же сам говоришь, что меня иногда очень много, — Паршута задумчиво хмурит брови. — Можно и так сказать, — тепло смеётся он, поправляя бант на вершине одного из Юлиных хвостиков. — Ты — поток оптимизма и нескончаемого вдохновения. Пообещай не растерять этого. — Обещаю, — со всей доступной серьёзность кивает девочка.***
2005 Годы летят слишком быстро: вот он ведёт Юлю в первый класс, вот смотрит на её первый отчётный концерт в музыкалке, вот уезжает поступать в Москву, оставляя Юлю без своего постоянного нахождения рядом, а вот не успевает опомниться, как эта малышка уже заканчивает девятый класс. — Марк, — после короткого стука в дверь его комнаты тихо шелестит её голос, когда он приезжает в родные стены на несколько недель в гости, и у него сердце в пятки рухает от того, насколько потерянно он звучит. Юля заходит к нему в комнату спокойно, беспрепятственно всю свою жизнь, и это единственный человек, кому Марк позволяет такие вольности. И если Юля стучит прежде, чем войти, значит случилось что-то из ряда вон выходящее. И дай Бог, чтобы это была всего лишь неразделенная любовь. — Кто посмел обидеть мою принцессу? — чуть подтрунивая, тепло улыбается он, приглашая её в объятия — попытки хоть немного поднять настроение и показать, что он рядом, проваливаются с треском. — Марк, — не разделяя его настроя, вновь зовёт она, поднимая на него заплаканные глаза и тест на беременность, — я, кажется, залетела. Юле шестнадцать, Марку двадцать пять, и в тот день оба явственно ощущают, как земля уходит из-под ног. — Кто? — Тишман подскакивает с кровати, в один миг оказываясь возле заплаканной Юли. — Не скажу, — воет Паршута, утыкаясь носом в его плечо. Ткань домашней футболки в том месте намокает крайне скоро. — Юля! — с нажимом произносит он, по слогам чеканя такое родное имя. — Что Юля? — взвивается она, — что? Нотации будешь читать, что я ещё маленькая, чтобы с парнями спать? — Нет, — Марк в отличие от заводящейся с полоборота Юли, у которой переходный возраст ещё даёт свои плоды, спокоен как удав, — просто хочу разобраться в ситуации и понять, как это произошло. — Тебе рассказать, как дети делаются? — А тебя предохраняться научить? — парирует Тишман, в упор глядя на подругу детства строгим взглядом. — Спасибо, я в курсе, — Юля шмыгает носом, стараясь не разреветься ещё сильнее — тщетно. Слёзы из глаз льют двумя водопадами, почти сливаясь в единый поток, и Марк не знает, куда себя деть. — У меня знакомая гинекологом работает. Хочешь, я с ней договорюсь, она тебя примет? — Как мне это поможет? — голос звучит потерянно, надрывно, с нотками незакончившейся истерики. Этот голос звучит совсем чуждо, словно он говорит сейчас не с Юлей вовсе. Но нет, перед ним сидит та самая девчонка, которую он знает с детства, только крайне сильно истощенная обстоятельствами. — Ну, мы убедимся, что с тобой всё в порядке, дурилка моя, а дальше будем думать, как рассказать родителям и что делать, если ты всё же беременна. — Мы? — Паршута безошибочно вылавливает из речи слово, от которого внезапно ёкает сердце. — Да, мы. Не переживай, я буду рядом. Со мной ведь по-прежнему не страшно? — Не страшно, — кивает Юля, искренне улыбаясь уголками губ, и эта улыбка кажется ему человеческой версией радуги после дождя, — спасибо, что ты у меня есть, — она доверчиво, как в детстве, льнёт к нему, роняя обоих на кровать. По комнате проносится их смех, слившийся в унисон. — Спасибо, — вновь шепчет девушка, укладывая голову Марку на плечо. — Пока не за что… Мелкая, я надеюсь, этот парнишка стоил того. — На самом деле нет, но я не жалею, — грустно улыбается она, медленно засыпая на его плече. Марк драгоценную ношу прогонять даже не смеет. И когда через пару дней выясняется, что результат оказался ложным, оба выдыхают с явным облегчением.***
2007 Школу его Юлька благополучно — и даже очень: серебро, как-никак — заканчивает чуть больше года назад, поступая на филфак в ближайшем к дому университете (для неё — большой любительницы поспать и поесть в обед маминой домашней еды — это решение кажется самым правильным и целесообразным). Марк её выпускной также «благополучно» пропускает из-за работы — Паршута дуется на него почти месяц, не берёт трубки, не отвечает на сообщения в аське и проводит лето в компании мальчишек-одноклассников. За следующий после её выпускного год общение сводится к минимуму: Юля адаптируется к жизни в универе и работой ведущей прогноза погоды, Марк утопает в работе и записях песен. Меняется всё в одночасье. Трель дверного звонка по квартире прокатывается волной. Марк чертыхается, запинаясь о гору собственных вещей, раскиданных в поиске образа на отбор в «фабрику», и уже было проклинает настырно трезвонящего человека, как, открывая дверь, замечает на пороге Юлю со средних размеров чемоданом. Девушка заразительно улыбается, крепко обнимает его шею, повиснув на нем как в детстве и, закатив чемодан в прихожую, с довольным выражением лица объявляет: — Я решила тоже участвовать в «Фабрике»! — Не знаешь, почему наши встречи с тобой после долгой разлуки в последнее время заканчиваются для меня чуть ли не гранью сердечного приступа и парой седых волос? — Старость не радость, дорогой мой. Попей валокардинчика или валерьянки. Авось поможет, — Юля заливается звонким смехом, и Марка мгновенно переносит обратно в детство, когда они были рядом несмотря ни на что. В груди колет от воспоминаний и горького осознания, что то время безвозвратно утекло. Не в их силах отмотать всё назад, но они точно в состоянии не потерять то, что имеют сейчас. — Господи, Юлька, как же я по тебе скучал!***
2011 — Юль, ну, может, не стоит так торопиться? Вы же знакомы не очень давно, да и как ты там одна будешь? — У меня будет Юрка, — заливисто смеётся Юля, звонко чмокнув друга в щёку, — и я. Не заскучаю, не переживай. — Юль, ну не улетай!.. Пожалуйста, — Марк и сам не знает, почему так настойчиво просит Паршуту не уезжать, почему в голове дятлом стучит, что это очень плохая идея и что ничем хорошим эта поездка не закончится. — Ну ты чего? — Юля бережно трепет его волосы и очерчивает большими пальцами скулы, — я буду прилетать, буду писать тебе хоть каждый день, договорились? Всё будет хорошо, не переживай. — Береги себя, — заглушив внутри себя тревожные звоночки, натянуто улыбается он, ещё не подозревая, что в будущем не простит себя за такое трусливое отступление.***
2013 — Юлька! — облегчённо вздыхает Марк, замечая на пороге своей квартиры подругу, которую не видел уже несколько лет после её отъезда на другой континент. — Маленькая моя. Юля натянуто улыбается, толкая в квартиру чемодан, и, не выдержав гнета собственных эмоций, плачет. Она делает шаг из темноты подъезда, где толком не видно ни лица, ни исхудавшей фигуры, и обнимает его за шею, радуясь долгожданной желанной встрече. — Ты был прав. Не надо было улетать, — тихо выдаёт она спустя время. — А я идиотка, которой любовь замылила глаза. — Успокойся, малышка, все мы совершаем ошибки, — Тишман разрывает объятия, вглядываясь в напряжённое девичье лицо и приходя в ужас: на щеке красуется пара царапин, губа разбита, глаза зарёваны. — Пошли-ка обработаем твои боевые ранения, — он уводит Юлю в спальню и, усадив на кровать, уходит в соседнюю комнату, возвращаясь через несколько минут с аптечкой и сменной одеждой. — Надеюсь тебе подойдёт хоть что-то из этого, — он улыбается уголком губ и отворачивается, давая девушке возможность переодеться. — Спасибо. — Было бы за что. — Тебя всегда есть за что благодарить, — вымученно улыбается Юля. — Позволишь? — Марк взглядом указывает на царапины и разбитую губу. — Да, конечно, — заторможенно кивает она, позволяя ему обработать все последствия недавно разорванных отношений. — Ещё где-то есть раны? В твоих интересах рассказать обо всех. Чем быстрее обработаем раны, тем меньше вероятность всяких зараз. — На спине только синяки, да и на руках пару царапин, но они почти зажили. — Точно? — Да, всё пройдёт, не переживай, — на лице, точно бутоны первых подснежников, расцветает лёгкая улыбка. Слабая, но искренняя. Для Марка сейчас это важнее всего. Юля улыбается, Юля тянется жить дальше и вкушать эту жизнь во всех её проявлениях, а он просто будет рядом и поддержит во всем. Простая геометрия, знакомая обоим с детства. Простая, но слишком важная для обоих.***
2014 — Марк, — раздаётся со стороны двери тихий голос, и Марк, обернувшись, ловит себя на чувстве дежавю: картина замеревшей в дверном проёме Юли с плюшевым котом, прошедшим с ней за двадцать с лишним лет все счастья и несчастья, и слезами, застывшими в глазах, почти до мелочей похожа на точно такую же сцену в далёком Юлином детстве. Годы прошли, Юля выросла, кошмары выросли вместе с ней, а этот кот все так же являлся каким-то символом их единения. — Опять тот кошмар, да? — напряжённо спрашивает он. — Да, — кивает она. Других слов Марку не надо — он давно знает наизусть все её кошмары, чтоб без лишних утверждений понять, что приснилось его маленькой принцессе. Юля почти год после возвращения из Америки живёт у него, и Марк даже под дулом пистолета не признается, что такому раскладу (исключая, само собой, обстоятельства, приведшие к такому) рад безмерно. — Как в детстве, — он тепло улыбается, приглашая Юлю лечь рядом — она не медлить ни секунды, удобно устраиваясь у него под боком. — Как в детстве, — эхом повторяет она. — С тобой всё так же не страшно. — А ты всё так же поток нескончаемого оптимизма и вдохновения. Я очень рад, что ты им остаёшься несмотря ни на что. — А я рада, что ты у меня есть, — шепчет Юля, крепко обнимая одного из самых близких людей (если не самого близкого человека).***
2017 За спиной два дуэта с Юлей, после которых Марку не хочется записывать их больше ни с кем, кроме этой чудесной девочки, полтора года, проведённых бок о бок друг с другом, и множество совместных моментов, фотографиями которых забита галерея, несколько электронных носителей и десяток рамок на полках шкафа в квартире. — А я замуж выхожу, — с порога объявляет Юля. На его лицо уже автоматически натягивается не самая искренняя улыбка. Годы идут, а ни одни Юлины отношения ещё не приносили ей больше пользы, чем вреда. И что-то Марку подсказывает, что в этот раз всё будет точно так же, как и в предыдущие. — Я буду рад, если ты обретёшь своё счастье, малая, — шепчет он, мягко целуя Юлю в макушку — от этого прикосновения у неё мурашки врассыпную разбегаются по всему телу. Реакция пугает. Ещё больше пугает то, что такую реакцию её организм выдаёт исключительно на Марка. — А на свадьбу придёшь? — Прости, не смогу. Но мы обязательно посидим с тобой после. С меня твои любимые пионы. Полураспустившиеся. Белые с нежно-розовым по краям лепестков. — Ты так досконально помнишь? — удивляться такому в какой-то степени глупо — это же Марк, который знает её всю её жизнь — и странно, но Юлю этот момент поражает до глубины души. — Я помню всё, что с тобой связано, мелкая, — едва заметно смущаясь, замечает Марк, легко щёлкая Юлю по носу. — В следующий раз увидимся только на «Стране.фм»? — А может, устроим киноночь? Как раньше, а? — не особо надеясь на положительный ответ, предлагает Юля, скорчив умоляющую рожицу. — Пицца или роллы? — Юля выдыхает после этого вопроса от друга. Другого ответа даже не требуется: этот вопрос — ответ сам по себе. — И то, и то, конечно, — со смехом отзывается она, — чур, смотрим мультики. — Тётя Юля, двадцать девять годиков, — с толикой язвинки тянет Марк. — Деда Марк, тридцать восемь годиков, — тем же тоном парирует Паршута. — Ладно, сдаюсь, — Марк вскидывает руки, мысленно поднимая белый флаг. — А Саша твой не приревнует? — Если посмеет, то всё, развод и тапочки по почте, — Юля хохочет, но в этом смехе так и сквозит невысказанное: «Я больше не посмею мужчине вставать между мной и моими друзьями». — Ну а вообще, он весьма холоден в этих вопросах, мол общайся, с кем хочешь, запрещать не намерен. Но чаще просто молча кивает, когда я говорю, что встречусь с тобой. — Не боишься, что это другая сторона всё той же медали? — осторожно уточняет Марк. — Ой, да я тебя умоляю, — отмахивается девушка, — я на эту удочку больше не попадусь. В ушах эхом отдаётся: «Не попадусь… Не попадусь… Не попадусь…» — Будь осторожна, мелкая. Береги себя. — Твоя мелкая осторожна как никогда.***
2021. Май. — Ну, собственно, так и закончилась эта история, — допивая последний глоток чая, заканчивает Юля, пожимал плечами. — Мы разбежались, но мне временами так сильно хочется вернуться, что выть охота. Но я держусь. Умом не хочу к нему возвращаться, но сердце просится. — Думаешь что-то с этим делать или на самотёк пустишь? — Личную жизнь на самотёк, с Денисом попытаюсь общение возобновить, если выйдет, а то со всеми этими течениями жизни про брата забыла совсем, а вот карьерой плотно займусь, — как ни в чём не бывало рассуждает Паршута, словно не у неё в душе сильнейший раздрай, словно не она мечется между мыслью вернуться к бывшему или оставить всё, как есть. — На днях концерт, а там дальше разберусь, что, куда и как. «Маска» всё-таки неплохой такой пинок карьере дала. — Не тебе одной, — Марк ехидно посмеивается, легко пихнув Юлю локтем в бок. — Ой, не напоминай мне об этом моём позоре. До сих пор стыдно, — пряча в ладонях лицо смеётся Паршута. — Хотя, ладно, напоминай, если хочешь. Как компенсация за то, что ты ни разу после этих моих двух провальных попыток построить здоровые отношения не сказал что-то в духе: «А я же говорил!» — Юля скорчила недовольную рожицу, максимально карикатурно изображая голос Марка, которым бы он в теории мог произнести такие слова. — Хотя и мог сказать. А ты, наоборот, поддержал, помог с кошмарами справиться, вернул силы жить нормальной жизнью. Спасибо тебе, что ты, такой мудрый и понимающий, есть в моей жизни. — Совершенно не за что, мелкая.***
2021. Август Марк жалуется, что в его жизни в последнее время стало слишком много красного: множество алых сердечек в диалогах с одним конкретным человеком во всевозможных мессенджерах, красные летние платья одной конкретной особы, которые она надевает на совместные прогулки, её же красный комбинезон, в котором она сидит на соседнем кресле на съёмках нового шоу. В его жизни стало очень много Паршуты, их разговоров и традиционных киновечеров, когда попкорн или пицца съедались в кратчайшие сроки, а большинство фильмов не досматривались до конца из-за нескончаемых разговоров. Юли становится слишком много, но этого отчего-то оказывается крайне мало. — А начнём мы с человека, который волновался за тебя больше, мне кажется, даже, чем твои родители, — Юля от этих слов Тимура не может сдержать улыбку: Марк за неё всегда переживал сильнее, чем родители. Они, безусловно, за неё тоже переживали неслабо, но волнения Марка за неё обычно превышали все допустимые и не допустимые значения. — Ну как минимум потому, что он, в отличие от твоих родителей, здесь. Это твой большой дружочек — Марк Тишман. Марк, ну давай! Возможно, это последний раз, когда ты говоришь Юле что-то хорошее, — Марк усмехается не то от слов Тимура, не то от забавных пантомим Паршуты, жестами обещавшей убить его, если он решит последовать тому, что сказал Родригез. Сказать Юле что-то плохое его язык не повернётся никогда. Решение всегда защищать её и поддерживать во всем, что бы ни произошло, шло из детства, и менять его из-за какого-то шоу он не собирался ни при каких обстоятельствах. Даже под страхом смертной казни. Даже если это шоу решит его дальнейшую судьбу как музыканта. И даже если случится что-то из ряда вон выходящее, что Юля попадёт мимо всех нот, он найдёт в её выступлении что-то хорошее, ни на секунды не зациклившись на плохом — именно этому его когда-то учила стоящая сейчас на сцене белокурая девчонка, заявляя, что даже в самой непроглядной тьме всегда найдётся маленький лучик света, стоит лишь хорошо присмотреться. Юля везде и всегда ищет позитив и этот самый свет, и не последовать её примеру не представляется возможным. — Либо это последний раз, когда ты говоришь хорошее и ставишь что-то плохое, — продолжает тем временем Тимур, хитро поглядывая на Тишмана. — Либо это последний раз, когда ты представляешь меня и говоришь: «Дружочек Юли Паршуты», — смеётся Марк, в последнюю секунду осознавая некую двусмысленность фразы, а после расходится в небольшой исторической справке о записи песни, не забыв напоследок добавить небольшую хвалебную оду в честь стоящей на сцене подруги, — при том, что я тебя прекрасно знаю и был на твоих коцертах, ты удивила меня и, я думаю, всех зрителей, восхитила, зажгла. Змея forever! — Спасибо, дружочек, — звучит от Юли с насмешкой, и он абсолютно точно уверен, что это прозвище ему будут припоминать до конца жизни.*
— Ну что, дружочек, — насмешливо тянет Паршута, садясь на пассажирское сидение рядом с ним по окончании съёмок, — погнали отмечать начало нового витка в нашей карьере? С тебя по традиции квартира, чай и фильм, а с меня еда. Роллы, пицца или всё вместе? — Спрашиваешь ещё! — усмехается Марк, выруливая на проезжую часть. — Всё вместе, разумеется! Надо же ещё что-то на завтрак оставлять. — А ты-таки уверен, что я останусь на ночь? — с явной хитринкой интересуется Юля — в этом тоне можно уловить только одно — согласие в ответ на немую просьбу остаться. — Ну смотри, — усмехается Марк, тормозя на светофоре, — мы опять поболтаем полночи, ты захочешь спать, домой я тебя не отпущу, потому что время позднее и я буду сильно волноваться, а мне уже нельзя, для сердца вредно. Вывод: ты остаёшься у меня. — В твоей постели? — срывается с губ прежде, чем Юля успевает обдумать сказанное. — Ой, прости, дурацкий юмор. — Если ты так сильно горишь желанием, то я очень даже «за», — горячий шёпот опаляет ушную раковину, и по коже пробегают сотни мурашек. — Неожиданно, — Юля отмирает спустя почти минуту, когда Марк проезжает один светофор и останавливается на следующем. До квартиры на Патриарших остаётся не так много, и за эту дорогу Паршута намерена до конца прояснить неловкую ситуацию, вызванную её шуткой. — Не для тебя одной. — Давно? — Лет так четырнадцать, — жмёт плечами он, перестраиваясь в правый ряд. — С того самого дня, когда я обнаружил тебя на пороге своей квартиры с чемоданом в руках перед «Фабрикой». Пришлось, правда, за это время пережить твоих незадачливых кавалеров, которым мне до сих пор хочется съездить разок-другой по роже. — Я хотела бы что-то ответить, но мне нужно уложить это в голове, — честно признаётся Юля, стуча короткими ноготками по панели. — Я не тороплю, — Марк как можно безразличнее жмёт плечами, не отрывая взгляда от дороги, хотя внутри бушует ураган. — Поговорим, когда приедем, — выносит вердикт девушка, задумчиво глядя в одну точку. — Мне очень нужно видеть тебя и твои глаза, не занятые дорогой.*
— Ну теперь можно и поговорить, как ты хотела, — Марк старается придать голосу нейтральную, безэмоциональную окраску, но нотки переживаний всё равно рвутся наружу. — Как и ты, — парирует Юля и, не скидывая с себя ни кроссовок, ни кожанки, делает шаг навстречу Марку, впиваясь в его губы своими. Паршута целует нежно, осторожно, словно нащупывая границы, и ему от этого срывает крышу. Мужские руки ложатся на её спину, крепче прижимая к себе, медленно ползут вдоль позвоночника вверх, зарываясь пальцами в волосы, а губы с готовностью отвечают на поцелуй. Марк медленно очерчивает языком ровный ряд её зубов, углубляя поцелуй. Девичьи ладони медленно ползут под мужскую футболку, пальцы почти невесомо очерчивают поступающие мышцы, и оба тихо коротко стонут в поцелуй, наслаждаясь мгновением. — Чёрт, доставка приехала! Как невовремя! — едва раздаётся звонок в домофон, шипит Юля, нехотя разрыва поцелуй. — Не думай, что ты так легко отделался, — шутливо грозит она пальцем, — у нас ещё вся ночь впереди. — И вся жизнь, — лучисто улыбается Марк, мимоходом целуя девушку в висок.Я не буду бояться тебя отпустить.
Я не буду говорить, что ты прям мой весь.
Знаешь, ты просто подходишь мне под стиль,
И твоя мелкая ждет уже тебя здесь.
— И вся жизнь, — вторит Юля, укладывая в голове факт, что тот самый мужчина, которого она всю жизнь мечтала встретить, всю эту жизнь был рядом и поддерживал во всем, в чём только мог. Она знала его с пелёнок, лишь сейчас осознавая насколько глубоко он проник в её жизнь. Насколько давно она полюбила его так крепко, что за все эти годы не успела разлюбить ни в одном из качеств: ни как друга детства, ни как мужчину из своих мечт. Впрочем, разлюбить его она никогда и не хотела ни в одном из качеств.***
2023 — Уложила наконец-то, — устало улыбается Юля, заходя в спальню, — она не хотела спать без кота, — бывшая Паршута хрипло смеётся, оставляя на щеке мужа короткий поцелуй. — Подумать только, у неё куча других игрушек, но она всё равно выбирает этого кота. Я купил его тогда тебе в подарок, потому что это была единственная игрушка, на которую мне хватило накопленных денег. — Этот кот — самая моя любимая игрушка, потому что от Марка, — Юля передразнивает маленькую себя, нарочно не выговаривая «р», чтобы «Марк» превратился в «Малка», ровно как в детстве. — Мне было плевать, что конкретно ты мне подаришь, куда важнее, что это подаришь именно ты. И Сонюшка этот момент чувствует: это любимая игрушка мамы, которую подарил папа, отдав на это последние деньги. Чуешь всю важность? — Более чем. А что будем делать, если остальные наши дети тоже захотят этого кота, а Соня откажется делиться? — Не далеко ли Вы, Марк Иосифович зашли со следующими детьми? — тихо смеётся Юля, но даже этот еле слышимый смех переливается множеством нот, кроме известных миру семи. — Может, двоих сначала воспитаем? — Может, — пожимает плечами он, пока до сонного мозга не доходит весь смысл фразы. — Стоп. Двоих? — Да, двоих. С днём рождения тебя, дорогой!